Мой сосед не шумит по ночам, не делит со мной спорные полметра земли между нашими дворами и не раскидывает по лужайке пивные бутылки. Мой сосед в принципе не пьёт алкоголь, и вообще не пьёт, и не ест, и не спит. Мой сосед - зомби.
- Доброе утро, Пьер! - кричу я ему со своего крыльца и машу рукой.
Он не может ответить мне, поскольку его рот грубо зашит крест-накрест толстой чёрной ниткой, но он вежливо кивает и прикладывает два пальца к полям несуществующей шляпы.
Честно сказать, Пьер - это не его настоящее имя. Но его хозяйка, Мама Кристель, зовёт его просто "Эй, ты!", а я однажды решила, что звать его Пьером будет неплохой идеей, и он не стал возражать.
Мой сосед вообще не возражает, но иногда что-то неуловимо меняется в его лице, и мне кажется, что ему не слишком-то нравятся некоторые приказы Мамы Кристель, хоть он и беспрекословно их выполняет.
Ранним утром, едва рассветёт, Пьер принимается за работу: кормит выводок чёрных кур, пропалывает огородик магических трав, подметает двор и занимается прочими хлопотами по хозяйству. Я выхожу на крыльцо с кружкой чая, чтобы забрать свежую газету, и кричу: "Доброе утро, Пьер!", когда у него в руках метла. Это происходит каждое утро, наша маленькая добрая традиция.
Запирая дверь, я слышу, как Мама Кристель резко выкрикивает:
- Эй, ты! Иди сюда!
Пьер безропотно слушается её, несмотря на то, что он огромный, словно гора, а она маленькая и тощая, словно обезьянка. Ему хватило бы даже не удара - одного тычка, чтобы справиться с ней. Впрочем, не то чтобы у него был выбор.
Наверное, при жизни он был даже симпатичным, думаю я, наблюдая за ним через окно. Он хорошо сложен и черты лица довольно правильные, даже смерть не слишком их испортила. Только кожа из чёрной стала какой-то серой, и глаза помутнели, но если не приглядываться, то и не заметишь...
Я вздыхаю и задёргиваю занавеску. Я неисправима. Даже за Пьером мне проще наблюдать издалека, что уж говорить о других мужчинах.
Первый раз мне доводится рассмотреть его вблизи, когда в мою ванну заползает змея. Практически сразу за домом Мамы Кристель начинается болото, и змеи частые гости у нас на лужайках, но прежде ни одна не пробиралась в мой дом. Так что мне проходится пересечь пустой чисто выметенный двор, проскользнуть мимо ритуального столба, к которому привязан чёрный петух, ступить на крыльцо и постучать в дверь.
- Здравствуйте, Мама Кристель. Вы не одолжите мне вашего помощника? В моём доме змея, я боюсь с ней связываться.
Колдуньям вуду лучше всего говорить правду и только по существу. Они и так видят тебя насквозь, и лучше продемонстрировать им свою честность, они это ценят.
- Только ненадолго, - говорит Мама Кристель. - Сегодня вечером нас ждёт важный ритуал, и он ещё должен подготовить барабаны.
А потом резко оборачивается внутрь дома, отчего её дреды едва не бьют меня по носу, и кричит:
- Эй, ты!
Вблизи Пьер оказывается ещё огромнее, чем мне казалось, я даже не достаю ему до плеча.
- Пойдёшь с ней, и убьёшь змею, на которую она укажет, - командует Мама Кристель.
Лицо Пьера остаётся непроницаемым. Уже позже я узнаю, что он по-разному реагирует на приказы Мамы Кристель, но в тот самый первый раз я не придаю этому значения.
Со змеёй он справляется за какую-то пару секунд. Она успевает обвиться вокруг схватившей её мёртвой руки, вонзить свои зубы в посеревшую кожу, а потом Пьер просто берётся второй рукой за змеиный хвост и разрывает тварь на две части. Я вздрагиваю от неожиданности.
Исполнив приказ, Пьер стоит и смотрит на меня с разорванной змеёй в руках, а я говорю:
- Спасибо.
Наверное, никто не благодарит зомби. И доброго утра им тоже обычно не желают. Что ж, я всегда плохо вписывалась в общество.
- Можешь забрать змею, если она пригодится Маме Кристель, - говорю я. - Или просто брось здесь, я уберу.
Пьер кивает мне и прикладывает два пальца к полям несуществующей шляпы, прежде чем уйти обратно тяжёлой, чуть шаркающей походкой. Я думаю о том, что он почти идеальный мужчина - такой полезный в быту, послушный и тихий. Поздней ночью я слушаю грохот барабанов со двора Мамы Кристель и пытаюсь рассмотреть могучую фигуру Пьера среди движущихся вокруг костра теней.
- Доброе утро, Пьер!
Кивок, приветственный жест.
В следующий раз мне требуется передвинуть мебель. Я приношу Маме Кристель бутылку отличного рома, и она вновь одалживает мне Пьера.
За коробку сигар для Мамы Кристель Пьер чинит мне крышу. Он срывается вниз, но это нисколько ему не вредит. Он не ломается, не ранится, от падения не остаётся ни малейшего следа - он словно выточен из тёмно-серого камня.
Дорогущий шоколад, и Пьер целый день приводит в порядок мою лужайку. За те деньги, что я потратила на шоколад, можно было бы нанять целую бригаду садовников.
Я давно махнула рукой на своё жилище, и работы тут предостаточно, только приходится больше работать, чтобы оплачивать подарки для Мамы Кристель. Пьер идеальный помощник, он справляется с любыми задачами, что я ему подкидываю.
Когда дом полностью приведён в порядок, у меня вертится мысль поймать на болоте змею и выпустить её в ванну, потому что это очень хороший и ненадуманный повод, но я слишком трусливая для такого. Вместо этого я просто иду к Маме Кристель.
- Что на этот раз? - её выдох погружает меня в облако сигарного дыма. - Отделить просо от мака?
Она хрипло хохочет. Нет смысла врать колдунье вуду, поэтому, собрав весь свой характер в кулак, я спрашиваю:
- Мама Кристель, за сколько вы согласитесь продать мне Пьера?
Прищурившись, она долго всматривается в моё лицо, затем качает головой, но не отговаривает меня. Только предупреждает:
- Для этого придётся учиться вуду, девочка. И это не просто нарисовать веве и побить в барабан. Это долго и неприятно.
Я киваю. Я готова.
Несколько месяцев голова моя пухнет от новых знаний. Мы с Мамой Кристель ходим на болото, и змеи испуганно расползаются из-под наших ног. Я учусь срубать голову чёрному петуху одним ударом. Моё сердце перестраивается, бьётся в такт грохоту пяти барабанов. Мой дом заполняется сушёными травами для гри-гри, специальными маслами для ритуалов, чёрными свечами и петушиными перьями. Весь город знает, что я учусь у Мамы Кристель, со мной начинают почтительно здороваться незнакомые люди, и я перестаю от них испуганно шарахаться. Теперь я знаю, что любому, обидевшему меня, я могу отомстить так страшно, как только хватит фантазии. Я оставляю свою работу - обычную нормальную работу - теперь мне хватает для жизни того, что приносят просители.
- Бросила бы ты свою затею, - говорит мне Мама Кристель, но я настроена серьёзно.
Безлунной ночью на болоте мы вдвоём проводим ритуал: никаких помощников, никаких барабанов, никаких свидетелей, только я и она, и Пьер. Лоа легко откликаются на наш зов, соглашаются исполнить мою просьбу.
- Эй, ты! - зовёт Мама Кристель, но Пьер не реагирует. Теперь он подчиняется только мне.
- Идём домой, - говорю я, и он послушно шагает за мной.
Я не оборачиваюсь, но почти уверена, что глядя нам вслед, Мама Кристель качает головой, и её дреды колышутся, как лианы, свисающие с корявых веток вокруг тропы. Мы с Пьером возвращаемся в мой дом, во дворе которого теперь стоит чёрный столб митан, поучаствовавший не в одном ритуале.
Я никогда бы не могла подумать, что стану колдуньей вуду, но это не цель. Это просто средство.
Дверь закрывается, мы в доме одни. Мне приходится встать на цыпочки, чтобы прикоснуться губами к грубым чёрным ниткам, накрест сшившим губы Пьера.