Жаркая ладонь ласкает истерзанную стальными когтями грудь, влажный язык притворно ласково касается края ушка. Улыбка не сходит с его лица, слишком ядовитая, слишком сладкая. Когда сталь разрывает грудную клетку и поглаживает остановившееся сердце, Лаи подскакивает в холодном поту. Красные глаза все ещё предстают в памяти живо, горят в памяти факелом.
-Господин... Господин Ассур..
Снова. Это было во сне снова - жестокая улыбка и кровь на пальцах. Страх не переставал показывать себя во всей красе.
Легкая ироничная улыбка. Взгляд из под ресниц, движение рукой. Магия движений, магия чувств. Если строить из себя милого, наивного юношу, можно рассчитывать на довольно спокойную ночь впереди. Если брать дело в свои руки - до рассвета можно и не думать о сне. Все просто - холодный расчет, и все чувства, которые можно увидеть при свете одной двух свеч в комнате для работы - всего лишь работа. Ничего лишнего, ничего кроме.
-Я знаю свое тело. Я знаю, какое оно наощупь, какая у меня кожа, я знаю, как оно работает - от и до.
Молодые ещё совсем мальчики слушают нехотя. Но это только поначалу...
-Я знаю, как надо двигаться, чтобы нравиться им. Я знаю, где надо коснуться, а где - нет. Я знаю, как им нравится, когда ты работаешь языком... Когда ты отдаешь им все свое тело.
Лаи смотрит в глаза своих 'учеников' и грустно улыбается про себя: они такие же как он. Потерянные. Мертвые. Их уже нет в списках живых, да и не надо им об этом знать. Юноша легко и изящно встает, подходит к каждому. Улыбается - чуть искренно, как у него редко получается, чтобы новенькие не потеряли себя совсем. Легкое касание к каждому протягивает нить, не дружбы, не симпатии, нет. Чего то большего.
-И вы будете знать. Но первое, что вы должны запомнить...
Наконец, в глазах зажегся интерес. Слабый, но и это неплохо.
-Вы должны любить себя. Потому что никто, кроме вас самих, любить не будет.
Слишком жестоко, наверное. Лаи спокойно смотрит на ещё почти мальчишек, тихо продолжая.
-Любите свое тело. Любите свои глаза. Любите свои волосы как родную мать. Потому что принадлежит вам только это.
Последняя надежда в глазах погасла. Это, наверное, правильно.
-Любите любить всех, кто хочет вас - сколько бы боли они не причинили. Любите любить себя сами.
В горле встал ком, голос исказился. Нет, он больше не может, перед ними всеми, перед этими невинными в своей участи людьми, говорить, каково это - больше никогда не увидеть света. Но скрипучий глубокий голос внутри усмехается с издевкой. 'Что, сдаешься, моя девочка?~ я думал, я нашел что-то хорошее~'. Ком в горле проходит. Глаза перестает щипать.
-Сядьте в пары. Так будет проще показывать вам что к чему...
Подушка мокрая от слез, но этого никто не увидит, никогда, нигде, и даже всхлипы не будут слышны при самом хорошем слухе. Он не может больше. Лаи кусает губы до крови, лишь бы не наделать шума. Ему больно, возможно, даже больше душевно. Ему больно смотреть в глаза этих мальчиков и улыбаться им, так, как он почти забыл.