Завтра у нас на даче будут снимать кино. Съемочная группа одного из федеральных каналов три дня искала натуру для съемок нескольких эпизодов телевизионного фильма - нужна была генеральская дача семидесятых годов. И так случилось, что кинематографисты выбрали именно нашу дачу. Дом на выделенном ему участке в полгектара построил еще в 1947 году дед моей жены, фронтовик, полковник бронетанковых войск. С тех пор уже три поколения следовали завету деда: жить дружно и дачу не делить. Таких не разделенных потомками участков в нашем поселке почти не осталось.
Кроме леса и ухоженной территории, киношникам у нас на даче приглянулся антураж комнат и террасы, соответствующий эпохе семидесятых, и потому очень подходящий для съемок их фильма. Дело в том, что мы, по какой-то стихийной традиции, никогда не стремились к решительному обновлению мебели на даче, а старались поддерживать старую в хорошем состоянии. И вот наша полковничья дача должна будет сыграть роль генеральской.
К кино у меня давно возникло особое, даже личное отношение, и поэтому предстоящие съемки меня слегка взволновали. Получается, что завтра я наконец-то увижу загадочный кинопроцесс, интриговавший меня почти пятьдесят лет. Я уже и не думал, что когда-нибудь буду наблюдать, как снимают кино. А ведь я мог стать артистом! В детстве едва не снялся в кино: в главной роли, да еще со знаменитой актрисой в качестве партнерши.
Было это в шестидесятые годы. В пионерский лагерь, где я отбывал смену, приехал молодой кинорежиссер, нам его представили по имени отчеству: Николай Михайлович. Режиссер искал мальчишку на главную роль в своем фильме, первом "полном метре", как он говорил. Девушки-вожатые, чтобы в действии показать весь пионерский контингент, устроили перед молодым и симпатичным режиссером смотр художественной самодеятельности. Я вместе с мальчишками из нашего отряда с энтузиазмом маршировал на сцене с деревянным автоматом в руках под популярную тогда песню "Куба - любовь моя". Режиссер меня заметил, потом обстоятельно поговорил со мною, и выбрал на главную роль. Фильм с рабочим названием: "Задолго до рассвета" повествовал об эпохе конца тридцатых годов и детстве главного персонажа. Потом молодой режиссер собирался снимать продолжение с другим названием и уже про взрослую жизнь героя. "Мою" бабушку в фильме должна была сыграть Татьяна Ивановна Пельтцер. Под "рассветом" подразумевался XX съезд КПСС, на котором Хрущев разоблачил культ личности Сталина.
Режиссеру было лет двадцать пять, хотя держался он очень солидно. Мне Николай Михайлович рассказал, что был женат, недавно развелся и его сыну уже пять лет. Не знаю, сам ли режиссер написал сценарий к фильму, но было видно, что сюжет волновал Николая Михайловича. После моего возвращения из лагеря он несколько раз приезжал к нам домой, и я послушно репетировал под его руководством разные сцены из фильма для кинопроб на студии. Через два месяца мое вживание в образ неожиданно закончилось, поскольку на октябрьском пленуме 1964 года Хрущева сняли, а вскоре закрыли и наш фильм, с его идеологическим рассветом.
После этого режиссер сильно обиделся на киностудию и ушел в журналистику, работал в "Пионерской правде". Сотрудничал он и с нашей районной газетой и опубликовал в ней статью про меня, слегка приукрасив действительность. Дело в том, что я много рассказывал Николаю Михайловичу про жизнь в нашем дворе, про моих друзей и недругов, про наши проблемы, вот и получился у него рассказ "Старшой". И именно так меня еще полгода дразнили в школе, но статья была хорошая, и я даже немного гордился своей кличкой и уж точно был не в обиде на Николая Михайловича. Через два года я неожиданно увидел его фамилию в телевизоре, в титрах, как режиссера моей любимой в то время передачи - "Телевизионная физико-математическая олимпиада", а в конце цикла из десяти выпусков Николай Михайлович даже появился на экране. Он совсем не изменился, по крайней мере, мне так показалось. Больше я никогда о нем не слышал.
Двух месяцев репетиций и разговоров про кино для меня, видимо, не хватило, чтобы серьезно увлечься актерской профессией, и когда я закончил десять классов, то мне даже в голову не пришло пойти учиться на артиста, а поступил я в технический институт и стал инженером.
И вот теперь, в преддверии завтрашних съемок, всколыхнулись воспоминания, и мне захотелось узнать, как же сложилась судьба режиссера из моего детства. Я помнил фамилию и нашел сведения о нем в Интернете. Оказалось, что Николай Михайлович все-таки вернулся в профессию. Поработав вторым режиссером на нескольких известных картинах, он в конце восьмидесятых сам снял два фильма по собственным сценариям. Оба фильма были о трудных подростках. Вскоре после завершения съемок второго фильма Николай Михайлович умер, было ему тогда всего 49 лет. Третий фильм по уже написанному им сценарию, поскольку задумана была трилогия, снял через два года после его смерти другой режиссер. Этот фильм тоже был о трудных подростках: видимо, у самого Николая Михайловича было непростое детство. Но главное в жизни этого человека произошло - он сделал свои фильмы, они дошли до людей и оставили свой след в их душах! В Интернете мне удалось найти отзывы о его фильмах - положительные и взволнованные.
И тут у меня неожиданно возникла озорная мысль:
- Может, завтра и я, наконец-то, снимусь в кино!
От этой фантазии я по началу даже рассмеялся.
- Ты чего? - спросила удивленно жена.
- Да так, идея смешная пришла.
Ночью я несколько раз просыпался от непонятного волнения. На следующий день с утра мы убрали сухие ветки в лесу на участке, привели в порядок площадку для автомобиля: на нее поставят генеральскую "Волгу-М24", мечту многих в нашей стране в семидесятые годы. Свою машину я переставил подальше, чтобы ее не было видно. Сыновья покосили траву, за забором мы с женой постригли разросшиеся кусты, прибрались на террасе и в комнате, где планировались съемки.
К двум часам дня к нашей даче подъехали два автобуса, газель и штук пять легковушек, из которых высыпали на участок около тридцати человек съемочной группы. Наш пес - овчарка по кличке "Лаки", запертый в доме по случаю нашествия чужих, просто сходил с ума: он никогда не видел такого количества народу, безнаказанно расхаживающего по его участку. Однако вскоре он почти смирился с присутствием чужаков внутри охраняемого им периметра и лишь удивленно лаял, лежа под столом на кухне, уже не подбегая к окнам, а только иногда приподнимая голову на звук с улицы.
Я с интересом наблюдал, как проходят съемки: ответственные за реквизит быстро подготавливали и оборудовали площадку и комнату, где будет сниматься эпизод. Осветители выставляли свет, режиссер объяснял задачу и репетировал с актерами, а вот второй режиссер больше общался с техническим персоналом; он не уставал повторять, что работать надо как команда и обеспечивать процесс производства кино целиком, а не отвечать только за свой небольшой участок - костюмы, свет, лейку, грабли, фотографию на комоде.
Для одного из эпизодов в проходе между грядками проложили рельсы для тележки: с нее снималась сцена разговора генерала со своей женой. Камера с оператором сначала перемещалась по рельсам, снимая общий план, потом тележка подъезжала к актерам, останавливалась, и оператор уже крупным планом снимал разговор между двумя героям. Малейшее пожелание режиссера выполнялось незамедлительно. Наблюдаемый вблизи и вживую процесс производства фильма производил сильное впечатление. Меня же не покидало странное волнение.
В съемках обнаружились два новых для меня момента. Во-первых, после того, как сцена была отрепетирована, режиссер между дублями не бегал среди артистов, разбирая их ошибки, как я видел в фильмах про то, как снимают кино. После отснятого дубля режиссер продолжал сидеть в отдельной палатке, часто спиной к съемочной площадке, поскольку, оказывается, изображение с камеры сразу писалось на цифровые носители и передавалось на два монитора, за которыми в палатке, как в кабинете, как раз и располагались режиссер, его помощник и звукорежиссер. После отснятого дубля режиссер, не вставая со своего места, разъяснял по рации, что недоработано, а потом всем известное: "Камера, мотор!". На мониторе возникала девушка с хлопушкой, на табличке которой мелом было написано название фильма, сцены и номер дубля. Только иногда режиссер вставал, шел к актерам и лично говорил им, а чаще одному из артистов, чего он хотел бы от него добиться:
- Оля, да убери ты свой высокохудожественный локон со лба и с открытым лицом, выразительно переживая свои слова, смотри не в лицо партнера, а прямо в камеру. Не забывай - сейчас это и есть его лицо!
Удивило меня и то, что звук записывался непосредственно со съемочной площадки, микрофон вывешивался над ней максимально близко к актерам, но так, чтобы он не попадал в кадр. Оказывается, для телевизионного фильма последующее озвучание не предусматривалось.
В середине съемок неожиданно возникла заминка, которая привела к большой суете с телефонными переговорами - оказалось, из-за болезни хозяйки не сможет приехать овчарка, исполнительница роли собаки генерала. И тут режиссер вспомнил про нашу овчарку, встретившую его громким лаем, и попросил меня попробовать нашего четырехлетнего кобеля на роль старой генеральской собаки. Я должен был прятаться в кустах и подавать четвероногому актеру-дебютанту команды, а он, соответственно, выполнять их.
Пес не был в курсе наших планов на его счет, и когда я взял Лаки на поводок и повел к съемочной группе знакомиться, Собакин стал самозабвенно облаивать этих вторгшихся на его участок двуногих. В испуганных глазах киношников читалась уверенность, что я отдал овчарке команду: "Всех сожрать!", но я-то знал, что нашему псу нужно просто познакомиться со всеми. Когда все были обнюханы, а некоторые даже облизаны, наш Собакин миролюбиво завилял хвостом, что говорило о том, что его обязанности сторожа выполнены, и он готов дружить и играть с новыми знакомыми.
И все-таки роль для Лаки пришлось несколько изменить: ну не могла наша молодая энергичная собака во время нескольких репетиций сцены и десятка дублей спокойно лежать между грядками, пока генерал возил граблями по грядке и только потом подходил к собаке. Сцена была немного переделана: генерал, поизоброжав работу на грядке, звал собаку, я дублировал из-за кустов его призыв: "Лаки, ко мне". Собакин красиво и в нужном направлении вылетал из открытой двери террасы. Когда пес подбегал к генералу, я говорил: "Сидеть", собака садилась рядом с артистом, он незаметно давал ей кусочек сушеного говяжьего легкого, а я тихо говорил: "Можно", Лаки быстро слизывал лакомство, и генерал гладил пса. Потом по моей команде "Дай лапу" собака давала лапу, генерал брал ее, и, наконец - по команде "Зая" наша ученая собака садилась вертикально столбиком, и давала артисту обе передние лапы, что демонстрировало предельное доверие пса к человеку. После трех репетиций и пяти дублей сцена была снята. В итоге получилось динамично и трогательно.
Во второй сцене с собакой генеральская "Волга" въезжала на участок и останавливалась, из нее выходили генерал и его молодая жена, а наша собака стремительно выбегала к ним. Пара проходила в дом, а Лаки трусил то сзади идущих героев, то между ними, уютно касаясь их ног. Войдя на террасу, артисты снимали верхнюю одежду, проходили в комнату, садились и вели серьезную беседу. Я же, скрываясь за диваном, руководил Собакиным, к кому и когда ему подойти, когда сесть, когда перейти к другому артисту. Эту сцену сняли после пяти репетиций и одиннадцати дублей. Так много дублей понадобилось не из-за собаки, она-то отлично справилась со своей ролью, а по вине артистов: то жена генерала не сделает в конце сцены выразительный "зырк" на камеру, то генерал не выдержит многозначительную паузу в глубокомысленном разговоре, который они ведут с женой, переключая время от времени свое внимание на собаку.
И вот съемки на нашей даче закончены, а съемочной группе предстоит еще поработать ночью в аэропорту - в это время там посвободнее, и авиационное начальство разрешает воспроизвести антураж семидесятых годов. Перед отъездом режиссер подошел ко мне и неожиданно спросил:
- Как вам, на свежий взгляд, показалась наша работа? Только честно!
Я чуть задумался и ответил:
- Пожалуй, понравилась - даже очень! Ну, актеры особая статья - не берусь судить, а все остальные работали, по-моему, как ваш микрофон на съемочной площадке - его не видно, а дело свое замечательно делает. И с артистами вы здорово управляетесь - по существу и без оскорблений! Режиссер рассмеялся, пожал мою руку, потрепал Лаки по загривку и искренне сказал:
- Спасибо тебе, Лаки! И Вам, конечно!
- Нет, это вам спасибо! - Ответил я.
- Нам-то за что? - не понял режиссер.
- Не нам, а именно вам! За то, что дали Лаки роль в вашем фильме. Пятьдесят лет назад я должен был сняться в фильме молодого режиссера. Не получилось - фильм закрыли. А вчера, после того, как все решилось с сегодняшней съемкой на нашей даче, я вдруг осознал, что с него, с этого не снятого фильма, у меня в душе, где-то глубоко, все же поселилось желание сыграть в кино. Вечером я полез в Интернет и когда прочитал, что режиссер из моего детства все-таки снял свои фильмы, то это желание стало просто невыносимым, я не спал почти всю ночь, даже собирался просить вас дать мне какую-нибудь, пусть микроскопическую, роль. Утром я, конечно, взял себя в руки, но непонятно, что было бы дальше... И здорово, что так все получилось! Я сыграл в кино! Пускай это роль собаковода за кадром - мне хватило! Прошло пятьдесят лет с тех пор, как кино вошло в мою жизнь, и сегодня процесс все-таки завершился - я снялся в кино!