Аннотация: В виду наступающей пьесы, кроссовер из Роулинг и Бажова, ага.
Жил да был на свете парень-Илья. И в него вложилась вся его семья: от отца - руки да плечи, от матери - зубы да речи, от деда Игната - кайла да лопата, от бабки Лукерьи - особые перья. Про бабку эту речь и пойдёт.
Она, эта бабка, не из простых в своё время была - в Хогвартсе училась, с отличием, и всю эту свою родню, да по покойному мужу, терпеть не могла; как вспоминала свой переезд сюда, так мама не горюй, иди лучше на хуй... Только со внуком своим, Ильёй, худо-бедно она и уживалась, да видно и зажилась, раз настало ей тут время умирать. Говорит она со смертной своей кровати внуку:
- Посмотри, внучок, на эту штуку! Полное решето перьев! Я помру - ты себе подушку из них набьёшь, да и сладко уснёшь. Работай честно, живи себе тихо, обойдёт тебя любое лихо: и бе-лый день взвеселит, и тёмная ночь приголубит, и красно солнышко обогреет. А коль худые дум-ки у тебя в голове заведутся - тогда хоть головой о пень: один чёрт!
- Бабушка! - взвыл тут Илья. - Что это тут за Декарт? Какие худые думки?
- Сам знаешь какой Декарт - зря, что ли, СОВы и ТРИТОНы сдавал в Хогвартсе с отличием, пускай и экстерном? А думки о сокровище - мы не Малфои, чтобы за ними гоняться!
- Да я не о бирже и биржевой игре думаю - я всё о земном богатстве размышляю!
- Вот я и говорю - один чёрт, только вид сбоку! Комочками приходит, пылью уходит, на человека тоску наводит. Баловство это одна, и маета! Из земельного богатства только одно чисто да крепко - то, что бабка Синюшка своими рученьками человеку даёт лично! Запомни это!
.... Про бабку Синюшку говорили разное - не то старая она, не то молодая. Встречается по заболоченным местам да по заброшенным шахтам. Сживёшь Синюшку с места, тут и откроется тебе колодец, полный золота да драгоценных камней. Многие ходили Синюшку искать, да только ни с чем вернулись, либо с концом сгинули.
- Да откуда ты про бабку Синюшку знаешь? - удивился Илья, да тут лицо у его собственной бабки почернело как земля, стиснутые зубы у неё заскрипели, выпучились у неё глаза огромные, налились кровью, руки замлели, и она встала! Пришёл её час. Как она не отделяла его, как не дружила с летавицами и змеями огненными, хоть хоркрус себе сделала, а судьбы не избежишь! Свистнул тут Илья авроров местных - беда настала: бабка Лукерья померла не упокоенная, в инфери окаянного оборотилась, и айда его съесть! ...Но тут авроры набежали, гражданские маги тоже помогли, успокоили старуху окаянную!
(Из сырой земли, как из тёплого гнезда, клубился пар. В дверях мелькнул красный след: отжила свой человеческий век Лукерья, теперь душа её вовек в небесах летать девой-летавицей будет, а тело-инфери - это ещё не главная беда).
...Успокоить-то успокоили, да только Илье от этого не легче: местные авроры в аврорате не от жизни хорошей работают, одно у населения сельского выпрашивают, другое выглядывают. Живо всё бабкино обзаведение по рукам да в суматохе расхватали. Кто-то и пером не побрезговал - выгреб его всё из решета, только три и осталось - чёрное, да белое, да рыжее.
Перевязал их какой-то синей ниточкой Илья, себе на шапку поместил. Огляделся - в избе хоть шаром покати, из всех вещей у Ильи - только то, что на гвоздь себе повесил: зипун да шапка.
Огляделся снова Илья - ничего не изменилось. - И чего я тут забыл? - говорит он себе под нос. - Пойду лучше на прииск - поработаю, а дверь запирать не буду: тут и нет ничего! - сказал он так себе и пошёл.
Илья уже в женихах числился, да всё на прииске работал - с малых лет. Такие времена тогда были, коммунизм ещё не наступил, демократия особенно тоже: прежде чем иной жениться, он уже шесть-семь лет на барина отработает. Таков и Илья был. Работал он тогда за Белым камнем, за Зюзелькой, что на Гремихе. Шёл он туда, шёл, да и до мысли такой дошёл:
"А пойду-ка я как раз через Зюзельку. Болото-то от летней засухи пересохло, вот я версты три-четыре и выгадаю". Решил он так и пошёл. Сперва шёл шибко, потом с пути сбился - кочки, это вам, не дорога. Тебе туда надо, а они ведут в другую сторону. Вот Илья по ним и наскакался, и совсем в незнакомое место прибыл: не то ложок, не то лужок, не то ещё что. В середине - низина, там травы растут: горчик да метлика, а по краям сосны жаровые прорастают. В совсем, видно, сухое место прибыл Илья, да вот беда - прибыл он в неведомо куда. Все места знает, а этого - нет.
Видит: в середине, меж взгорков, на полянке окошко круглое, а в нём вода, как в ключе, только дна не видать. Вода прозрачная и чистая, только на верху как-бы синей паутиной подёрнуто, и паучок там в середине, тоже синий.
Как Илья эту воду увидел - сразу пить захотел. Подошёл к окошку, подождал чего-то там немножко, потянулся носом к воде вперёд - и как-то так прилип. Взвыл. Помянул Мерлина вместе с Иисусом, шандарахнул по паутине безпалочковой магией - отлип. Отшвырнуло его назад на сколько-то сажен, там он и лёг, лежит, отходит.
Тут окошко зашевелилось и вышла из него старушка. Сама маленькая - от горшка три вершка, да такая жиденькая, что кажется, что подует ветер и унесёт старушку, а вот поди же ты! Не уносит! Не уносит и руки к Ильюхе тянет. Тянет и тянет, а они всё растут и тянутся. Страшно стало Илье, задрожал он так, что перья с шапки его свалились - прямо на нос ему, и поэтому он стал чихать. Чихал-чихал, чихал-чихал, еле прочихался, аж кровь из носу пошла, а старушка где?
Да всё там же. Тянет руки к Илье, тянет, да не дотягивает - сила не берёт.
- Ну, знай хогвартских, нечистая сила! - говорит ей Илья, вставая на ноги.
- И хогвартских знала, и таких едала! - отвечает ему неожиданно звонким голосом старушка. - Ты смотри, не приходи ко мне ещё - утоплю!
Рассердился отчего-то Илья. - Ещё как приду! - отвечает. - Вот как воскресный ветер настанет, так всё на свои места и встанет!
- А ветер тебе зачем?
- А вот увидишь!
Поругавшись так вот со старушкой, Илья пошёл дальше - на работу. Пришёл на прииск. Смотри-тель ему: ты где был?
- Да бабушку свою хоронил - еле всем селом её успокоили!
- А это что за фигня на шапке?
- Да памятка от бабушки на память.
Смотритель, да и другие люди, кто поблизости были, давай над Ильёй - и его покойной бабкой - смеяться, (пока та не услышала, и с погоста не заявилась со вторым раундом - ох уж эти колдуны и ведьмы хогвартские), а Илья им в ответ:
- Да я, может, эти пёрышки на весь прииск не променяю! Не простые они, а заговорённые! Белое - на белый светлый день, чёрное - на чёрную тёмную ночь, а красное - да на славное яркое солнце!
Шутит, конечно, только тут ещё один парень был - Кузька Двоерылко. Тоже в своё время в Хогвартсе учился, даже с УпСами связался, да только Волдеморт на него за что-то осерчал, магией жахнул так, что у Кузьки нос и губу верхнюю надвое развалило. С тех пор Кузьку и прозвали Двоерылком. Ну, он в накладе не остался - подложил Волдеморту (и прочим всем, да), бабу, полную венерических. Волдеморт с ней переспал, и нос у него полностью отпал, да и другим УпСам мало не показалось. С тех пор Кузька от них на прииске и скрывался, а у Волдеморта среди УпСов только один мужик и остался - Беллатрикс Лестрандж, и то, она ещё той стервою была...
Однако Беллатрикс Беллатриксою, а за Ильёй Кузька следил! Тот парень ядрёный да могучий, закончил труд и песню даёт, а то и пляшет! На прииске и такое бывает. Куда против него Двоерылку, у кого не силы, не охоты, да и на душе кое-что совсем другое? Только Кузька это по-своему понимал: мол, у Ильи какой-то оберег есть, и как про перья услышал, так и решил - оно это!
Ну, в ту ночь и украл эти пёрышки.
Просыпается на следующее утро Илья - ё-моё, японская мама! Нет не пёрышек, не ниточки, хорошо ещё, что шапка осталась. Он давай их искать - а смотритель и другие люди снова в смех (тем более, что Лукерья, кажись, успокоилась тоже):
- Да куда и где ты их ищешь? Тут столько народу топчется, в пыль их растоптали!
(Летавицы красный сапог мелькнул в небе и народ утих).
Илья и поверил, и успокоился - ковш новый, для промывки золота, делать начал. Посадил на жердину. Сажени четыре жердина. Для смывки золота совсем не сподручна. Кузька, который за Ильюхой следил, заволновался.
Дело к осени пошло, ветры дуть стали. Стали рабочих на выходные с прииска домой отпускать. Отпросился и Илья. Смотритель сперва покочевряжился - куда тебе, дома ни кола, ни двора, а все родные на погосте - но наконец отпустил. Пошёл Илья домой, а Кузька - за ним, всё тайком. (А летавица - в небе). Видит: взял Илья свой ковш с жердиной на плечо и говорит:
- Жаль, пёрышек нету! А ветер добрый, к полдню не так ещё разгуляется!
И впрямь, такой в лесу ветер стоит, что деревья стоном стонут. Илья и идёт, а Кузька - вслед за ним. Долго шли, а ветер - всё тише и тише. Как на лужок вышли, так совсем стих - не одна веточка не шелохнётся. (А летавица - невидима, не видна). Глядит Илья, (из-за Ильи глядит Кузька), на лугу - Синюшкин колодец, над колодцем - тумана шапка, рядом с шапкой - сама Синюшка. Стоит смирно, рук не тянет, да говорит, (а сама глазами всё позыркивает):
- Ну что, герой хогвартский, диплом швамбранский? Съел?
- Сейчас и напою ещё! - отвечает Илья, и с разбегу взял, да и ткнул ковшом, на жердине, в Синюшкин колодец. И - попал. Чует руками - тяжело! Однако вытащил он ковшик, говорит старушке-Синюшке:
- Ну что, старая? Искупать? - и давай ковшик на Синюшку поворачивать. Та - от него, Илья - за ней, тут жердь сломалась, и вода пролилась. Попала ли она на Синюшку или нет - не поймёшь, но та говорит:
- Ладно, пошутили и хватит. Вижу, Илья, что парень ты гораздый, и силушка в плечах у тебя тоже есть. Приходи в месячную ночь, когда вздумаешь. Всяких богатств тебе покажу. Бери, сколько унесёшь. Если меня сверху не случится, скажи: "Без ковша пришёл", и всё тебе будет.
- Мне, - говорит Илья, - на то посмотреть охота, как ты красной девкой оборачиваешься.
- По делу видно будет, - старушонка отвечает, молодые зубы кажет.
Двоерылко всё это детально видел и конкретно всё слышал.
"Пошлю сову прямо к Малфою", думает. "Хотя нет. Совы это дело не любят, как избрали Уорда на роль главного филина, так совсем караул. Камином над воспользоваться. Теперь то я верну себе фавор у Волдеморта". Решил так, и убежал к себе.
А Илья тоже к себе пошёл, да только не по болоту, а по дороге, как все ходили. Пришёл к себе. Там одна новость - бабкиного решета не стало. "На него-то кто позарился?" подивился Илья, но к аврорам не пошёл: небось они и позарились, лишний раз дразнить их не надо, не то инфери в дом к Илье вернут.
Прошло дней пять, вернулся Илья на работу, а всё Синюшку забыть не может. Нет-нет, и мелькнут вдали синие глаза, а то и голос послышится: "Приходи в месячную ночь. Заберёшь всё, что вздумается". Вот он и решил: "Схожу. Погляжу хоть, какое богатство бывает. Может, она и сама красной девкой обернётся?"
Тут и новый месяц народился, ночи посветлее стали. Вдруг на прииске слух прошёл, что Кузьма с ума сошёл. Будто в лес он убежал, и с концами там пропал. То смотритель услыхал, и устроил всем скандал. И искали Двоерылого, не надсаживались - "в том убытку нет, если вор потеряется". Тем дело и кончилось. Смотритель, правда, содрал со всех по две шкуры, т.к. коммунизм с демократией у магов-славян пока не наступили - ну, дело житейское. (Летавица в небе мелькнула - он и притих: государь далеко, Мерлин с Иисусом высоко, а летавица близко, вот-вот за шею возьмёт).
А как месяц на полный кружок образовался, Ильюха и сам пошёл. До места пришёл - Синюшки нема. Однако с пригорка он не сошёл, сказал только тихо:
- Без ковша пришёл.
А Синюшка тут как тут.
- Здравствуй, гость дорогой, - говорит, и как-бы крышку со своего колодца поднимает. Там богатства всякого - до самого дна, немерено.
- Ну, что смотришь? Бери! Сколько в кошель войдёт!
- Кошеля у меня нет, да и от бабки Лукерьи я не то слыхал - что только то богатство чисто и крепко, что ты своими руками подаёшь. Можем у неё спросить - её инфери по погосту ещё бро-дит время от времени.
- Вот кого мне не надо, так это твоей бабки. Всю семью твою сморила, всё село - почти тоже, про приск и говорит неохота, что она тут мне наделает, я и думать не хочу. Хочешь богатство руками? Будет руками!
Только сказала так старушонка, так из колодца выметнуло синий столб. Выходит из него девица, одета как царица, ростом - с пол доброй сосны. На руках у неё - поднос золотой, а на нём груда всякого богатства: песок золотой, каменья дорогие, самородки золотые чуть не с ковригу хлеба величиной. Подходит девица к Илье, наклонилась:
- Возьми-ка, гость дорогой!
Илья на прииске давно работал, на золотовеске - тоже, вес золота знал, а не только цену. Говорит:
- Для смеху это придумано. Столько не одному человеку не поднять.
- И не возьмёшь? - говорит старушка.
- И не подумаю!
- Что ж, будь по-твоему!
Царь-девицы не стало, а из колодца снова синий столб вынесло. Выходит из него девица, ростом поменьше первой, одета по-купечески, на руках - серебряный поднос. На подносе - снова груда всякого добра.
- А это ты возьмёшь?
- Не под силу человеку столько унести, да и не своими руками ты это даёшь!
Засмеялась старушонка совсем по-молодому:
- Что ж, будь по-твоему!
Сказала, и - ничего не стало. Не девицы со серебряным подносом, не самой Синюшки, не заповедного места. Оказался Илья в густом лесу, не видит дальше своего носу, а тут ещё и всякая нечисть казаться стала, золотоносная. Слева там - великий Полоз, справа тебе - Золотой Волос, на севере - Огневушка-Поскакушка скачет, а на юге - земляная кошка своими ушами маячит. Растерялся тут Илья, помянул и Мерлина, и Моргану, и Моргаузу с Артуром, и основателей, и свою бабку Лукерью, и её перья...
А луна ещё не села, перед Ильёй что-то там зашумело, и перед ним появилась...девчонка, обыкновенная человеческая девчонка, в синих баретках и платье, в платке и с классической ближневосточной внешностью. Назови её хоть Рашидой, хоть Зульфиёй или Зейнаб, а хоть и ветхозаветной Саррой - сойдёт. Что она тут забыла? А глаза у неё звездой, брови - дугой, губы - малина, и через плечо русая коса перекинута, а в косе - лента синяя.
Подходит девица тут к Илье, (тот аж шапку свою снял - весь вспотел), говорит:
- Ну что, друг Ильюшенко? Примешь подарок от чистого сердца?
И даёт ему решето его бабки. В нём - всякие ягоды, от брусники до черники, морошка жёлтая и калина (красная) тож...а поверх всего три пера, белое, да чёрное, да рыжее, синей лентой-ниточкой перевязаны.
Совсем завис тут бравый Илья. - Ты кто? - говорит. - И чья будет семья? Русоволосое чудо, чья же ты будешь, откуда?
- Синюшка я, - отвечает Илье девица. - Вечно старая, вечно молодая. Тут пару недель назад Кузьма Двоерылко приходил, и Люция Малфоя приводил, чтобы я, да земельным богатством, векселя Упивающихся Смертью покрыла!
- И что? Малфой, это серьёзно!
- У нас в России-матери, бакалавр ты наш бравый, аж Джорджа Сороса однажды до сорочки раздели, а Соросу-то Малфой - на один зуб! Ох, вспомнят УпСы у себя в Англии Россию-мать и её отца-императора!
- ...У нас сейчас президент.
- Ты такой взрослый, а в президентов на Руси веришь?
- Я и в тебя верю - что ты тут навек к сокровищам подземным приставлена! - возражает ей Илья. - Чем тут наш демократически выбраный президент тебя хуже?
- ...Однако, твоя правда, - призналась, потупившись, девчонка. - Что ж, оставим политику в покое. Насмотрелся? Смотри, по ночам сниться буду!
Сказала, и нет - не девчонки, не леса, ничего нет. Одно только болото перед Ильёй, всё в тумане, синеньком, (а в тумане искры поблескивают, как драгоценные камни), да в руке - полное решето всяких ягод. Пошёл с ним домой Илья. Только вошёл - чувствует: решето сильно потяжелело, прорвалось, и посыпались на пол...да не ягоды - самородки и каменья дорогие.
Ну, с таким богатством Илья все проблемы решил, место себе в Хогвартсе добыл - учителем ЗОТИ: как Поттер Волдеморта прибил, так с этой должности проклятие спало, и ежегодно учителя там меняться перестали; куда там Двоерылко пропал, Илью не волновало - всё Синюшку-девчонку забыть он не мог, и бабки Лукерьи особые перья не помогали. Сна-покоя лишился - а срок отлёта из РФ всё ближе и ближе (Илья аппарации не доверял, он всё больше по-маггловски, самолётом летал). Думал он, думал и придумал:
- Лучше пойду я в это болото и утоплюсь, чем такой мукой маяться!
Мужик сказал - мужик сделал, встал Илья и пошёл туда. А навстречу ему - девичья артелка, туристки из Европы прибыли, на русскую экзотику поглядеть. Человек десять, а то и больше. Одна - на отшибе. Платье на ней синее, баретки тоже, внешность семитская; брови - дугой, глаза - звездой, и губы - малина. Одна только разница - у той коса была через плечо, а у этой стрижка европейская, короткая.
Едва от башмаков оторвал свой рот Илья:
- Ты кто? - вопрошает. - Откуда семья?
- Ступай, - говорит, - прямо, повороти налево. Там будет пень большой. Ты разбегись да треснись башкой. Как искры из глаз посыплются - меня и увидишь.
Кокетничает, конечно. Потом всё сказала, честь по чести - зовут Ребеккой, родом оттуда-то и отсюда-то, прибыла в гости к дедушке - он в соседнем селе богословом-цадиком служил, сама - ведьма потомственная, а ты кто?
(Всё честь-честью. А сама глазами так и тянет.)
С ней Илья и свою долю нашёл. За границей. Сам он ЗОТИ преподавать стал, жена у него там в министерстве магии по части законов, дочки у них пошли - на одной из них старший сын самого Гарри Поттера женился - а по Зюзельке стали копать, и нашли там богатейшее золото. Илья, вишь не потаил, где богатство добыл - ну, там большой новый прииск и открыли, и удачно так тоже. Колодца Синюшки вот только не нашли. Синий вот туман - он и теперь там держится, на богатство кажет.