Гора кораллов, ракушек, водорослей и моллюсков впечатляла.
Гора возвышалась над головами самых высоких маридов. Её водоросли были сухими от старости, а кораллы - хрупкими от магии. Из-за магии вода вокруг горы-пирамиды пахла кислотой и потрескивала от электричества. Морских ящеров били трезубцами -- ихтиозавры старались уплыть подальше, дрожа украдкой. Вниз, словно закладывая фундамент погребального дворца, густым слоем налили тонкую воду. В центре пирамиды, как дитя в материнском чреве, ждал мешок с сероводородом.
Кинь магии искру -- рванёт до небес.
Семь дней покойник, во избежание своего возвращения в роли упыря-лакедона, лежал в большом зале. Утром и вечером на голове его меняли похоронные короны из янтаря. Завернутый в белый парус, ногами к дверям, великий падишах внушал страх и после кончины. Губы его были плотно сжаты. Перед смертью усопший строго-настрого запретил близким класть ему в рот кусочек золота. Перебьется, сказал он, имея в виду ангела Азраила. Ничего не заплачу. Пусть так везет. Иначе вообще не поплыву.
Тут останусь.
Близкие содрогнулись. На месте Азраила они бы согласились на бесплатную работу без возражений - такого упыря не одно из Семи Морей не выдержит. Закончив оплакивание, родичи заново натерли мертвеца маслом, нарядили в самые богатые одежды -- трясясь, что он таки встанет досрочно -- и прямо на ложе водрузили вновь поверх сложенной во дворе горы. Набросили покров цвета крови рыбоящеров, зажгли магические светильники по углам, сняли флаги траура, прибитые к дверным косякам, и кинули туда же; подготовили урну для символического праха и костей...
в этот миг стало ясно, что эпоха закончилась.
Последний из падишахов маридов, таки не стал упырём, а по-настоящему умер.
Дальше всех к костру стояла жена покойного -- старшая падишахиня. Невысокая простушка, что твоя морская улитка, она и здесь держалась со всеми. Каждый знал, что к ней лучше подходить в горе. Одарит мягким взглядом, будет говорить, отмеряя щедрые слова, будто мот -- милостыню, пока не одёрнут. Зато в радости падишахиня была совсем другой. Болезнь или рана, обида или забота -- казалось бы, тот же взгляд, то же молчание, но здоровый заболевал, целый ломался, а радости бежали в панике.
Женщины причитали наперебой. Рвали на себе волосы, бросая целые пряди на тело умершего. Посыпали головы песком и илом, взятым с морского дна. Кое-кто в кровь исцарапал щеки и грудь. Падишахиня пролила целый поток слёз. Волос на её голове совсем не осталось. Ее бы остановили, но... другие жены были не лучше.
в двух шагах от матери на складном табурете сидел её младший сын. Его жена молчала, утирая краем плаща сухие глаза. Её суховатое тело (не дать не взять солёная селёдка) было незыблемым, как скала Сциллы. Их дочь -- молодая морская джинния двухсот тридцати лет от роду -- сцепила было руки на поясе, но вздрогнула и спряталась за материнской спиной.
Наверное, вспомнила деда -- большого любителя проплыть по двору, схватив руками свой пояс.
Гор, её брат, стоял рядом с женой -- шахиней Микасы, бывшей второй женой падишаха. За ними сгрудились дети: две девушки и парень. Юницы втихомолку сплетничали друг с другом. Парень косился на сестёр с одобрением.
а младшая из дочерей падишаха только ухмылялась. Ей даже хотелось, чтобы огненное погребение состоялась как следует, и все кончилось. Её худощавый муж держал за руку их малыша; второй карапуз выглядывал из-за отцовских ног.
На похороны из Персидского залива приплыл и единственный сын падишаха, его наследник. Овдовев восемь лет назад, еще при жизни отца, он согласно обычаям снова женился. Да что там! -- новая жена сразу же подарила ему дочь, хотя до того у неё уже было двое других (вне брака). Все вдовы окрестных земель с тайной надеждой следили: надоест будущему падишаху строптивица или нет? Ежели да, то и нам может не век спать в холодной постели...
Искра магии упала на пирамиду.
Водоросли и заколдованные кораллы сразу рванули. Полетели электрические искры, треск сменился ревом. Гора пылала так, будто желал согреть все моря от Арктики до Антарктики. Труп заволокло дымом. Воцарилось молчание; женщины -- и те забыли причитать. Втайне мариды ожидали ужаса. Вот сейчас ударит гром с ясного неба, и падишах-покойник откроет свои красные глаза и прохрипит: