"Ни хрена себе..." - пробормотал про себя Томский, которому удалось сесть только с третьей попытки, потому что малейшее движение вызывало тошноту и невыносимую боль, пульсировавшую в голове. Слева на лбу, почти над самой бровью, он нащупал огромную шишку, но пальцы остались сухими, крови не было. "Череп цел, но сотрясение в наличии, - вяло подумал Сергей, привалившись спиной к стене, - крепко же я об эти каменюки приложился". Чуть придя в себя, он нашарил под боком оброненный фонарь и включил его. Показавшийся ослепительным свет пробудил чуть притихшую головную боль, и Сергей перевел фонарь на минимальную мощность, но даже тусклый луч до слез резал глаза, перед которыми плавали радужные круги, не давая возможности увидеть что-либо.
Через несколько минут свет перестал восприниматься как изощренная пытка, и Томский разглядел не только свалившуюся с головы каску, оброненные нож и рацию, но и отколотый им кусок блестящей черной породы. Шевелиться не хотелось, все тело, а не только голова, протестовало против малейшего движения, но Сергей, глотнув из фляжки воды, подобрал сначала рацию - вроде не пострадала при падении на камни - затем остальные вещи и бритвенно-острый осколок, который старательно спрятал в нагрудный карман, застегнув его, чтобы не потерять подарок.
"Ириша задаст мне по первое число", - вздохнул Сергей, представив, что скажет жена, увидев его с огромной шишкой на лбу и кровоподтеком, который обязательно расползется на пол-лица. Выговор за несоблюдение правил техники безопасности, а точнее - за незастегнутый ремешок каски, был гарантирован.
Когда Сергей встал, его левую ногу пронзило болью. Томский попытался "внутренним зрением", которому их пыталась обучить Светлана, определить, что у него с ногой, но головная боль мешала сосредоточиться. "Ну все, допрыгался, - мрачно хмыкнул он, пытаясь понять, сможет ли наступать на нее, - вроде бы не перелом, но и с вывихом или порванными связками я далеко не уйду". Но выбираться наружу надо, впрочем, оставалось одно средство - поставить нейроблок, что Сергей и сделал.
"Надо выбираться наверх, там Роман, может, сделает что со мной, чтобы я нормально передвигался и рожей своей людей не пугал", - он взялся за капроновый трос, привязанный к ремню, потянул, и внутри у него что-то неприятно екнуло, потому что от троса остался кусок, длиной метра два. "Новости..." - Томский какое-то время тупо смотрел на оплавленный конец троса, но потом решил не ломать голову по этому поводу, потому что прекрасно помнил, что путь к тупику, в котором он оказался, ответвлений не имел.
"Не заблужусь", - Сергей высветил фонарем узкий проход в скале и протиснулся в него, но уже через несколько метров его стали одолевать сомнения, тем ли путем он движется. Под ногами вместо песка, утоптанного ногами туристов-спелеологов до прочности асфальта, хрустело каменное крошево, а временами фонарь выхватывал из мрака круглые, словно обточенные водой, булыжники и трещины, которых раньше не было. Стены влажно поблескивали, но не от сконденсировавшейся влаги, тусклый свет отражался от вонючей пленки, покрывавшей камень и прилипавшей к коже, стоило ее случайно задеть. Сам проход был намного уже, а каменный потолок - ниже, настолько, что спасатель несколько раз задел каской его свод. Голова даже от слабых толчков разболелась с такой силой, что Сергей был вынужден не просто остановиться, а сесть на каменный пол, настолько плохо ему стало. Нет, он помнил совершенно точно, что второго выхода из тупика не было, на то он и тупик, но дорога-то существенно изменилась. Что же произошло? Неужели землетрясение? Теоретически оно могло произойти, но на практике... Томский где-то читал, в самом начале прошлого века действительно были зафиксированы подземные толчки, вызванные, как считали ученые, обрушением гигантских карстовых полостей, стабильное состояние которых было нарушено интенсивными рудничными работами. С тех пор ничего подобного не происходило, во всяком случае, в заметных масштабах.
"Везет мне, как утопленнику. Стоило сунуться под землю, как тут же произошло уникальное природное явление, - усмехнулся Сергей, но тут же его охватило беспокойство: - А ребята не пострадали? Вдруг завалило кого?" Он с лихорадочной поспешностью включил рацию, не рассчитывая, правда, что сигнал пробьется сквозь каменную толщу, но вдруг?.. Тишина, только слабое потрескивание слышалось из динамика. Уже не думая о себе, Томский устремился по подземному коридору, впрочем, устремился - это было сильным преувеличением. Где-то он шел, где-то пробирался пригнувшись, где-то почти полз, а местами едва протискивался. Из трещин тянуло могильным холодом, а в одном месте покрытые слизью стены источали такой мерзкий запах - тухлые яйца и рыба, гнилой чеснок и что-то еще, совершенно неописуемое, что Сергея чуть не вывернуло наизнанку. Насколько возможно задержав дыхание, он постарался побыстрее миновать участок, где, видимо, из подземных недр просачивался какой-то газ. Томского мутило и от вони, и от травмы, до полуобморока кружилась голова, он стал опасаться, что не сможет выбраться наружу, потеряет сознание, ребята вовремя не найдут его, и он задохнется. Но за очередным поворотом дышать стало легче, а на влажной стене появился отблеск дневного света.
Наконец-то он выбрался из лабиринта! Сергей без сил опустился на землю, наслаждаясь каждым глотком чистого воздуха, теплом и ярким светом клонившегося к горизонту вечернего солнца. "Сколько же я провалялся без сознания? - встревожился Томский, припомнив, что последний его разговор с Медведевым состоялся около полудня, а до тупика он пробирался не больше сорока минут. На обратную дорогу ушло от силы часа полтора, а на часах было начало восьмого. - Парни, наверное, уже давно на ушах стоят - мало им студентов разыскивать, так теперь еще и меня потеряли!" Он вытащил из кармана рацию - та молчала, попробовал сам вызвать кого-нибудь из группы - тоже ничего не получилось. "Разбил-таки, - мелькнула мысль, - еще одна головомойка обеспечена... И вычет из премии тоже... Некстати!"
Кроме рации у Томского с собой были два мобильных телефона - служебный и свой собственный - но ни один из них не поймал сеть. Сергей внимательно огляделся по сторонам и постарался успокоить себя тем, что выбрался он, похоже, с противоположной стороны того скального массива, где были расположены Дегтярские пещеры. Он прикинул, что до входа в них ему нужно пройти километров семь, и начал спуск со склона. Это было бы пустяковой задачей, если бы так сильно не болела нога. Нейроблок снимал боль, но от него нога онемела и то и дело подворачивалась, поэтому после нескольких падений на ровном месте Сергей вернул ноге чувствительность, вколол себе порцию обезболивающего из аптечки и, подобрав с земли толстый сук, который должен был послужить костылем, двинулся вперед. Томский постарался припомнить карту окрестностей Дегтярки - примерно на полпути должен быть поселок, где, он знал точно, жители областного центра приобретали за сущие гроши рубленные из лиственницы добротные дома, превратив поселок в модное дачное местечко, куда переселялись на лето. Спасатели проезжали мимо него утром, и сам Сергей в это время разговаривал по телефону с Вадимом. Значит, рассудил он, часа через полтора появится связь, и можно будет дать знать о себе и ребятам, и Ире.
Окрестности поселка, как по дороге заметил Сергей, были традиционно загажены стихийными свалками, но пока что он поражался тому, какой чистый вокруг него лес. Идти было довольно тяжело не только из-за головной боли, но и потому, что приходилось пробираться сквозь густой подлесок, обойти который было невозможно - вокруг стояли дремучие заросли смешаного леса. По своим подсчетам, Томский уже должен был выйти если не к поселку, то, по крайней мере, натолкнуться на какую-нибудь из мусорных куч, но, видимо, он продвигался намного медленнее, чем ему казалось. Сергей глянул на часы - половина десятого. Солнце опустилось уже довольно низко, но даже в ельнике достаточно светло, чтобы можно было разглядеть окрестности. Минут через пятнадцать Сергей вышел из чащи и опешил - он стоял около приметной скалы, из-под которой бил родник, утром они набирали из него воду, потому что Ира сказала, что ее можно пить без опасения. Значит, каким-то образом он прошел мимо поселка...
Томский вытащил рацию - тишина; один телефон, другой - на экранах одинаковая надпись: "Нет сервиса". "Чертовщина какая-то!" - подосадовал на технику и свою промашку Сергей, напился из родника и двинулся вперед, не обращая внимания ни на боль, ни на усталость, ведь до места, где остановились спасатели, оставалось пройти не более трех километров. Полчаса пути, час - связи как не было, так и нет, под ногами ни дороги, ни тропинки, и никаких следов их "Урала" на той самой поляне с ручьем и огромным валуном в центре, около которого оставили машину. Не доверяя тому, что увидел, Томский пошел вдоль ручья ко входу в подземный лабиринт, оставив за спиной валун и небольшое озерко, в которое утром чуть не свалился Денис. Утром это место выглядело по-другому: сплошная чуть подсохшая глина с редкими островками травы, болотистые берега озерка и мутного ручья, в который Казан сунулся было любопытным носом, но тут же брезгливо отвернулся от грязной воды. Сейчас же поляна так и манила расположиться на ней отдохнуть и нежным журчанием прозрачного потока, и густой изумрудной травой, и высоким кустарником, обещавшим защиту от лучей не по-весеннему жаркого солнца. Кусты - утром их не было и в помине - преграждали путь к скальному выступу, трещина в котором вела в лабиринт.
С трудом продираясь сквозь густой кустарник, Сергей несколько раз прошел мимо входа в пещеры, но когда нашел его, то убедился в том, что он в той самой Дегтярке, вот только какие-либо следы присутствия человека отсутствовали напрочь. Не доверяя увиденному, Томский постарался сориентироваться и двинулся в том направлении, где находился другой поселок, до которого они не доехали совсем немного.
Никакого следа человеческой деятельности, ни кострища, ни тропинки, ни единого пенька, а только нетронутый густой подлесок попадался ему на пути. Опять невыносимо разболелась голова, и не столько от физической нагрузки, сколько от жары, какой никогда не бывало в первой половине мая. Вместо едва проклюнувшихся почек на деревьях зеленела буйная листва, да и сам характер растительности, хотя Сергей не был стопроцентно в этом уверен, изменился: ему то и дело попадались дубы и ясени, которые были редкостью для их местности, и еще какие-то деревья, каких он никогда не видел и не знал, как они называются. Не обращая внимания на боль, Сергей методично обследовал окрестности Дегтярки в надежде найти хотя бы один след, оставленный человеком. Он окончательно выбился из сил и, что самое главное, им овладело отчаяние, потому что Томский не мог понять, что произошло с ним, куда исчезли не только все люди, но и какие-либо следы человеческой деятельности. В голову лезла всякая чушь, вроде параллельного мира, но иначе он никак не мог объяснить случившееся; кроме этого оставалось только предположить, что он сошел с ума.
Стемнело. В лесу ночевать не стоило - не на одном стволе на приличной высоте над землей отметились чьи-то когти; Сергей как городской житель не в первом поколении не мог определить, медведь их оставил или какой-то другой зверь, но встречаться с их обладателем и днем-то не хотелось, а уж в ночной темноте - тем более. Томский вернулся к Дегтярским пещерам, напился из ручья и устроился на ночлег в узкой глубокой расщелине, куда, как он надеялся, не сунется ни один из хищников.
Тошнило, болела не только голова, но и все тело, однако неимоверная усталость и лихорадочные попытки понять случившееся прогнали сон. Что произошло? Он каким-то образом оказался в мире, где не было никаких следов людей. Куда они пропали? Это было намного хуже того кошмара, который привиделся во время поездки в Петербург, когда все люди вокруг исчезли и казалось, что они исчезли не только из города, опустела вся планета, словно некие высшие силы, разочаровавшись в носителях разума, стерли их с лица Земли, подобно тому, как из компьютера удаляют ненужный файл. Но сейчас все вокруг выглядело так, будто человек никогда и не существовал на планете. Что это - далекое прошлое, еще более далекое будущее или параллельная вселенная? Его похитили пришельцы, зачем-то перенесли сюда и стерли память о произошедшем? Подгоняемая самыми дикими домыслами, фантазия явно сорвалась с цепи и угрожала улететь в немыслимые дали, прихватив с собой остатки рассудка.
Сергей полоснул себя ножом по предплечью в отчаянной надежде проснуться от боли, вырваться из этого бреда, очутиться пусть на больничной койке, пусть в смирительной рубашке, но среди людей. Тщетно! Он кое-как остановил кровь и выбрался наружу. Небо очистилось от облаков и обсыпалось звездами, которые скоро померкли в сиянии поднимавшейся над кронами деревьев неестественно большой Луны. Сергей не без труда нашел всем знакомые созвездия Медведиц, потому что оба ковша были перекошены до неузнаваемости. Он вдруг вспомнил, что на даче около Выборга дядя Инги Кочергиной, астроном по профессии, рассказывал Лешке о том, как на протяжении десятков тысяч лет менялся рисунок созвездий. Тогда Сергей слушал вполуха, а сейчас пожалел об этом, потому что картина звездного неба наталкивала на мысли о далеком прошлом. Его охватило отчаяние. Совершенно как Робинзона, когда тот понял, что остался совершенно один и вдобавок находится на острове.
Сергей устроился на выходе из облюбованной им расщелины и разжег небольшой костер. Живой огонь чуть ободрил его. "Не дрейфь, пацан, прорвемся! - сказал он сам себе. - Ты кто? Спасатель? Тогда чего нюни распустил? Десантник? Тем более! Как тебя учили? Оказавшись в чрезвычайных обстоятельствах, десантник должен данные обстоятельства всесторонне оценить, поставить перед собой чёткую задачу и решить эту задачу всеми доступными ему средствами. Задача ясна - выжить в незнакомом мире и вернуться домой. Средства для ее решения? Придумаем. Безвыходных положений не бывает; даже если тебя съели, то и тогда остаются два выхода!"
Остаток ночи прошел в полудремоте, потому что Сергей прислушивался к доносившимся из темноты звукам: в основном доносились невнятные шорохи, иногда где-то рядом раздавалось приглушенное ворчание, но никто из обитателей леса не потревожил его, огонь отпугивал их.
К рассвету стало довольно прохладно, все вокруг покрылось крупными каплями росы. Птицы в кустах при первых лучах солнца загомонили так, что находиться неподалеку от них стало невозможно. Сергей по привычке взглянул на часы - пять часов, одиннадцатое мая. Он слабо порадовался тому, что часы у него обычные, механические, купленный в незапамятные времена минский "Луч". Ириша хотела подарить ему на Новый год что-то навороченно-современное, но потом передумала, угадав его тайную мечту обзавестись махровым халатом. Сергей был поражен до глубины души и обрадован, получив подарок, и не смог отказать себе в удовольствии почти целый день щеголять по квартире в уютном длинном, до пят, одеянии с капюшоном. Как же давно это было, в другом мире, в другой жизни...
Оттого, что Сергей всю ночь почти не спал, голова у него была тяжёлой. Но ещё тяжелее было на душе: живым и почти невредимым выбраться из каменного лабиринта и обнаружить, что он, похоже, один на планете. Мимолетная вспышка оптимизма погасла, как ночной костер. Что дальше? Зачем он здесь? Что происходит там, в родном мире? Томский был уверен почти на сто процентов, что с остальными ребятами ничего не произошло и они переворачивают каждый камешек Дегтярки в надежде найти его. А дома? Сергей похолодел, представив, как Ире сообщают о том, что он...
"Я живой! - что было сил заорал он, словно Ира могла его услышать. Голова будто взорвалась от боли, горло сжал спазм, и дальше Сергей обращался к ней в мыслях: - Иришик, я жив и здоров, только оказался непонятно где. Ты за меня не переживай, я выпутаюсь из любой передряги, из этой тоже. Не волнуйся, сейчас самое главное - наша малышка. Береги себя, береги ее, а обо мне не думай, я не пропаду, я вернусь!"
Эхо от его крика долго металось в расщелинах скального массива, но постепенно затихло, и в кустах снова заголосили птицы. Томский обессиленно похромал к ручью, к тому месту, где он превращался в маленькое озерко. На воде покачивались кувшинки, по берегу сплошной тёмно-зелёной стеной тянулись кусты, над кустами и кувшинками, словно вертолётный полк, сверкая на солнце разноцветными прозрачными крыльями, носились тучи стрекоз, за которыми гонялись истребители - ласточки-береговушки. Сергей смотрел на них без радости. Сердце стучало глухо и медленно, с трудом проталкивая по сосудам кровь, снова ныла голова и невыносимо болела, не давая наступить на нее, распухшая нога, но от этого было даже легче - боль отвлекала от мыслей.
Сергей прислонился затылком к холодному гладкому валуну, отчего боль слегка притихла, и, вывернув все карманы, тщательно изучил их содержимое: почти полная упаковка спичек в металлическом футляре, зажигалка, оброненная Денисом, носовой платок, двести рублей бумажками и мелочью, блокнот в блестящей обложке из металлизированного пластика, которую вполне можно было использовать в качестве зеркала и огрызок карандаша. Фонарь, нож, несколько метров капронового троса, миниаптечка, металлические каска и литровая фляжка - если не считать часов, рации и двух телефонов, это было все, чем он располагал. Если мир, в котором он оказался, всё же безлюден, то с этим скудным набором он должен в нем выживать: добывать пищу, защищаться от хищников, строить убежище, а со временем, возможно, и мастерить себе одежду, потому что даже прочные спецкомбинезон и обувь не вечны. Нет, он не потерял надежду вернуться домой, но понял, что это может произойти очень не скоро.
Сергей хладнокровно оценил тот арсенал, с которым ему предстояло обустраивать жизнь. Самыми ценными вещами были: нож с широким длинным лезвием, аптечка и трос. Также могли пригодиться фляжка и каска, которую он решил использовать в качестве посуды. Фонарь и зажигалка перестанут работать, как только сядет аккумулятор и закончится заправка, превратившись в бесполезный хлам, спички тоже рано или поздно подойдут к концу и нужно будет придумывать способ добывать и сохранять огонь. Пока что спички стоило экономить, потому что им в герметично закрытом футляре ничего не сделается, а бензин из зажигалки может просто испариться. Точно так же следовало поберечь одежду и, особенно, обувь. Робинзон Крузо находился в гораздо более выгодном положении - в его распоряжении был груз большого корабля: провизия, инструменты, одежда, оружие и даже пара бочонков с ромом. Но самое главное - Робинзон знал, что где-то есть люди, можно, построив лодку, попытаться доплыть до них или терпеливо ждать, пока они сами не найдут его. На это Сергею, он трезво оценил обстановку, надеяться не стоило.
Утро было прохладным, и Томский сначала снял только куртку, но солнце припекало изо всех сил, поэтому к куртке вскоре добавились джемпер и рубашка, а через некоторое время и комбинезон. Голод все больше давал о себе знать, и Сергей вернулся к ручью. После нескольких неудачных попыток ему удалось, сделав из футболки мешок, поймать большую рыбину, похожую на сазана.
Набрав сухой травы и наломав веток, Томский разжег небольшой костёр, жалея, что не подумал сохранить тлеющие уголья в ночном. На солнце огонь казался тускло-оранжевым, но резво с аппетитным хрустом пережёвывал сучья, а Сергей смотрел на него и не думал ни о чём. Ближайшее будущее покажет, что делать, а пока нужно прийти в себя - удар головой о камни давал о себе знать и болью, и подступавшей то и дело тошнотой, и резким головокружением. Когда огонь почти погас, Сергей испек на углях пойманную рыбу, съел её, несолёную, местами полусырую, припахивавшую водорослями, и почувствовал, что проваливается в сон. Сил хватило лишь на то, чтобы связать снятую одежду в узел и сунуть его под голову.
* * *
Окрестности Дегтярки были обследованы Сергеем с тщательностью эксперта-криминалиста, изучающего место преступления. Первые несколько дней он не удалялся далеко от мест, где в его мире располагались поселки, затем прошел несколько километров вниз по течению реки до порогов, где в теплое время года было полно туристов и следов их пребывания. Результат - ни малейших следов людей в округе нет - стал ясен задолго до окончания поисков, но Томский не мог остановиться на полпути, хотя и вернулся назад еле живым из-за вновь разболевшейся ноги. Он плохо помнил историю, но знал, что первыми поселились в этих местах старообрядцы, бежавшие в семнадцатом веке в таежную глухомань от преследований патриарха Никона. Было бы заманчиво думать, что он оказался лет на пятьдесят-сто раньше, в эпохе, например, Ивана Грозного и, если двинуться на север или запад, то можно найти остроги, возведённые на пограничных землях, но изменившийся рисунок звездного неба наталкивал на мысль, что Сергей оказался в гораздо более далеких временах, когда человека, возможно, ещё не существовало, по крайней мере, на территории Евразии.
В пользу далекого прошлого говорила и природа: тропический климат с удушливой жарой и ежедневными грозовыми ливнями, которые поражали своей неистовостью, не всегда знакомая Сергею растительность, никогда не виданные им птицы и удивительной красоты огромные бабочки, большими стаями вылетавшие из своих укрытий тихими погожими вечерами, когда с неба исчезали последние облака. Ночи были короткими и светлыми, но чистейший воздух позволял разглядеть алмазную россыпь Млечного Пути даже до наступления полной темноты. Окружающий мир был прекрасен, но безлюден, и, в общем-то, Сергею было безразлично, далекое ли это прошлое или параллельная вселенная, если он был один на всей планете.
Главное заключалось в том, что Сергей непонятно каким способом попал туда и не представлял себе, как можно вернуться обратно. Больше всего его страшила перспектива остаться здесь, в непонятном времени и мире, одному навсегда. Подозревая, что его перемещение связано со странным каменным образованием, Сергей то и дело бросал всё и возвращался в пещеру, в тупик, где пытался воспроизвести свои действия, которые привели к таким жутким последствиям. Но как он ни пытался отколоть ножом кусок породы, как ни освещал ее фонарем, как ни грел им блестящие черные пузыри в надежде запустить неизвестный процесс, который вернёт его назад - к ребятам, к Ирине, к Лешке, к маме - ничего не происходило. Сергей выбирался из каменного мешка обессиленный в большей степени, чем после двадцатикилометрового марш-броска в полном снаряжении, но с отчаянным упорством снова и снова повторял свои попытки.
Столь горького и глубокого одиночества Сергей никогда в жизни не испытывал. Он подолгу сидел в неподвижности и вспоминал, это было единственным, что оставалось у него. Раз в день включал ненадолго свой мобильный телефон, но уже не в надежде обнаружить сеть, а для того, чтобы увидеть родные лица, которые почему-то стали стираться из памяти. Батарея садилась, осталась всего одна полоска из четырех...
Ирин голос он помнит. Каждую интонацию, каждую нотку. Завитки волос на шее и родинку на мочке уха, запах духов. Помнит мамин голос. Мамины руки помнит с прожилками, царапинками и тонкой ниткой шрама на правой ладони, их прикосновения. Лешкин голос тоже помнит, вихры на макушке и вечно ободранные острые коленки и локти... Лица же ускользают, только общий, как во сне, облик прорисовывается в сознании...
Сны приносили с собой жестокое разочарование, потому что слишком часто во время пробуждения Сергею казалось, что он дома, что нужно лишь открыть глаза - и жизнь пойдет своим чередом: подъем, зарядка, душ, бритье, вытаскивание из-под одеяла Лехи, попытки снова уложить в постель Иришу, завтрак, приготовленный ею, дорога на работу, дежурство или учеба, возвращение домой. Нет, все оставалось по-прежнему, продолжался тот дурной сон, от которого Сергей безуспешно пытался проснуться.
"Вот попал, так попал, - мрачно думал он, - это только в книжках "попаданцы" вроде меня оказываются в чужом мире или во всеоружии, или обретают там сверхспособности, или хотя бы находят волшебную палочку. Герой обязательно выигрывает битву за спасение вселенной, а помогают ему маги, эльфы, феи и прочие колдовские силы. А тут? В наличии только нож и спички, способностей от удара по голове явно не прибавилось. Никто тебе не поможет, и ты никому здесь не нужен. Один на всей планете. Зачем? Почему? Марсиане эксперимент решили поставить? Отловили первого попавшегося им на глаза, или что там у них, муравья, вытащили его из родного муравейника и сунули под микроскоп, а теперь наблюдают, как он будет выкручиваться. Выкручусь, - с холодной злостью пообещал Томский гипотетическим экспериментаторам, - а потом доберусь до вас и покажу, где раки зимуют!"
* * *
Пережив короткий период отчаяния, Томский решил обстоятельно подойти к своей робинзонаде. Здраво рассудив, что тропический зной непременно сменят холода и, возможно, снег, он спрятал куртку, комбинезон и обувь в одной из пещер, где было сухо и прохладно, оставив на себе только белье. Но скоро он стал обходиться и без него, не столько из-за жары, сколько из-за ежедневных ливней - трикотаж мгновенно промокал насквозь, потом долго сох во влажной атмосфере, и всего через неделю ткань футболки начала понемногу расползаться на плечах. Сначала Сергей чувствовал себя неуютно, но потом посмеялся над собой: "Кто тебя видит, дурак? Кому ты нужен, уткам, что ли?" Сложнее, чем без одежды, оказалось обойтись без обуви, но именно ее стоило беречь сильнее всего. Впрочем, в этом мире можно было не опасаться распороть ногу битым стеклом или металлической банкой, на сосновые шишки, в изобилии валявшиеся в траве, огрубевшая кожа вскоре перестала реагировать, а змеи удирали от хромавшего человека раньше, чем он успевал разглядеть их в густой траве. Сергей оставил себе только ремень с прикрепленным к нему ножом, аптечкой и остатками троса и рубашку, которая служила то подобием рюкзака, то одеялом, то использовалась по прямому назначению.
На ночлег Сергей устраивался в небольшой пещере с сухим песчаным полом, куда натаскал травы и веток. В пещеру вела узкая расщелина, вход в которую он перегораживал обломком толстого березового ствола, щедро обмазывая его размятой черемшой в расчете на то, что резкий чесночный дух отпугнет возможных хищников. С этой же целью перед расщелиной регулярно разводился костер, чтобы запах горелого дерева перебивал человеческий. Толстые сучья, тихо тлевшие всю ночь, к тому же экономили спички, которые не приходилось тратить на разведение огня. Для этого служил и примитивный светильник, сделанный из металлического корпуса рации, заполненного топленым утиным жиром, и высушенных волокнистых стеблей прошлогоднего камыша. Самодельный источник освещения коптил, вонял, но исправно исполнял свои функции: сохранял огонь и освещал пространство пещеры метра на два в радиусе от себя. Вот уж чего, а утиного жира у Томского было в изобилии, он даже, припомнив какую-то популярную книжку из серии вроде "Умелые руки", попробовал сделать подобие мыла, смешав жир с золой из костра и нагрев эту смесь. Вонь во время процесса стояла такая, что все живые существа, обладавшие более или менее чутким обонянием, должны были, по мнению Сергея, покинуть территорию Дегтярки если не навсегда, то на довольно длительное время.
Как ни странно, но вязкая масса с очень своеобразным запахом неплохо пенилась и отмывала грязь. Томский устроил себе "банный день" и даже побрился одним из осколков той самой черной породы, из-за которой, как подозревал, оказался в этом мире, с невеселой усмешкой вспоминая шеренги разнообразных флаконов и тюбиков, кое-как умещавшихся на полочках и бортиках ванны и все время норовивших свалиться в воду, особенно тогда, когда они с Ирой принимали ванну вдвоем. Сергей тяжело вздохнул: "Как же я подвел тебя, Иришик! Всех подвел, но тебя - в особенности! Тебе вот-вот рожать, а я загораю, как на курорте! Не муж у тебя, а одно сплошное недоразумение!"
Чтобы в голову поменьше лезли мрачные мысли, Томский придумывал себе самые разные занятия. Он вел календарь, высекая на скале зарубки - шесть коротких, а после - одну длинную, наблюдал за тем, как укорачивается тень от сооруженной им пирамиды из каменных обломков, решив проверить, не сбился ли календарь в часах, обжигал на костре шарики, слепленные из разных видов глины, которая попадалась ему в окрестностях Дегтярки, и даже попробовал слепить несколько плошек разной формы и величины. Но эти эксперименты занимали не столько голову, сколько руки, и Сергей стал вести дневник, каждый день записывая в него хотя бы несколько слов, тщательно подбирая их для экономии бумаги.
Он сделал себе лук со стрелами: тетиву смастерил из капронового троса, а стрелами служили заостренные ветки, которыми можно было бить ленивых жирных сазанов. Однако Сергей быстро понял, что примитивная верша намного эффективнее, потому что подобная ловля рыбы не требовала его непосредственного участия, и лук был заброшен - охотиться с ним на уток тоже не получилось. Стрелы то падали, не достигнув цели, то летели, отнесённые порывом ветра, в сторону; у Лёшки, вспомнил Сергей, в отличие от него, все стрелы попали в мишень, когда он упросил разрешить ему пострелять из лука во дворе Выборгского замка. Это было давно, в другом мире, в другой жизни...
Умереть с голоду Томский никогда бы не смог - рыбы в ручье и озере было такое изобилие, что её при определённой сноровке можно было ловить руками, глупые толстые утки, никогда не видевшие человека, подпускали вплотную и позволяли прибить себя палкой, забавные зверьки, похожие на мелких кроликов, но с длинными хвостиками, настолько доверчиво шли в руки, что Сергей просто не мог убить никого из них, даже когда был голоден, и думал, не попробовать ли приручить их. Под деревьями росли хорошо знакомые грибы, кусты малины и дикой смородины обещали щедрый урожай, а в дуплах старых лип копился мёд диких пчёл, с недовольным жужжанием покидавших своё жилище, когда его заполнял дым.
В лесу обитали некрупные олени и кабаны, но Томский пока не пробовал охотиться на них, довольствуясь более легкой добычей. К тому же, куда девать такое количество мяса? Можно, конечно, попробовать закоптить его, но, опять же, Сергей был знаком с этим процессом лишь в теории и сомневался, можно ли коптить мясо без предварительной посолки, вернее, как долго сможет храниться полученный продукт. Если всего пару дней, то не стоило и затевать возню, потому что утка, запеченная в глиняном панцире и спрятанная в прохладной пещере, не портилась трое суток.
Впрочем, в лесу и без него хватало охотников на крупную дичь. Сергей несколько раз обнаруживал обглоданные почти дочиста кости, но не мог определить, кто недавно обедал: медведь или волк. Вот и сейчас он разглядывал недоеденные остатки оленя и думал, что рано или поздно ему придется вступить в конкурентную борьбу с местными хищниками, но не ради мяса, а ради шкуры, из которой можно попробовать смастерить теплую одежду. "Ну вот, я уже зимовать здесь собрался, - невесело подумал Томский, - готовлюсь к холодам". Его охватило леденящее сильнее самого лютого мороза чувство безнадежности, когда он допустил в сознание мысль о том, что останется в этом мире навсегда, но тут внезапно показалось, что кто-то смотрит в спину. Мгновенно исчезли эмоции, и включилось тренированное чувство десантника, чётко сигналившее, что рядом есть потенциальный враг. Ощущение, которое в армии называется "на щелчке", всегда возникало у Сергея, когда вроде и не просматривалось явной опасности, но появлялось её предчувствие, и каждый миг можно было ожидать чего угодно.
Он, не разгибаясь, очень медленно повернул голову и увидел сквозь густую листву два горящих глаза, принадлежавших какому-то крупному хищнику. Томский не стал гадать, какому именно, подпрыгнув, ухватился руками за горизонтально росший сук похожего на клен дерева и взобрался на него. И вовремя, потому что через долю секунды из кустов выпрыгнул огромный кот.
По окраске это был типичный помоечный Мурзик, рыжевато-серый, с темными полосками на спине и превращавшимися на боках в пятна, вот только размерами этот Мурзик не уступал некрупному тигру. Зверь внимательно обнюхал остатки своего обеда, землю около дерева, на которое забрался Сергей, потом ствол и встал на задние лапы. Какое-то время он стоял так и терся о кору, затем оставил когтями несколько глубоких борозд, но вверх, к огромному облегчению Томского, не полез.
Какое-то время кот внимательно разглядывал человека - молодой и неопытный зверь ничего подобного за свою жизнь не видел, запах тоже не был ему знаком. Он был сыт и совсем не прочь познакомиться и, возможно, поиграть со странным существом без хвоста и шерсти. Кошачьи глаза светились не злобой, а любопытством, но становиться партнером Мурзика по играм Сергею почему-то не хотелось.
Он начал думать, как прогнать хищника. Отпугнуть огнем? Но вокруг одни лишь мокрые после ливня ветки, поджечь которые, может, и удастся, однако вряд ли такой хилый огонь, да еще при ярком дневном свете обратит Мурзика в бегство. Метнуть нож, надеясь попасть в глаз? Сергей не был уверен в том, что убьет кота таким образом, и если тот, будучи раненым, кинется в чащу, то нож будет потерян, а без ножа... Нет, этот вариант тоже отпадал.
Томский устроился в развилке сучьев поудобнее и зарычал, стараясь вложить в звук как можно больше угрозы, но это лишь разожгло любопытство Мурзика. Уходить кот совершенно не собирался. Он игриво мявкнул в ответ и уселся на землю, с нескрываемым интересом ожидая, что еще придумает странный зверь. Сергей набрал полную грудь воздуха и заорал изо всех сил, думая только о том, чтобы не свалиться с дерева.
От Лешкиных тарзаньих воплей в жилах застывала кровь - Ирина как-то сделала выговор Илье, считая, что тот мог бы обучить Томского-младшего чему-нибудь более полезному, чем оглушительный свист и дикие вопли, - но и рулада, на которую оказался способен Сергей, произвела поразительное действие на Мурзика. Перепуганный кот опрометью метнулся в кусты, спасая свою пятнисто-полосатую шкуру от неведомой опасности, а Томский, свесившись с ветки, изодрал ножом кору на два десятка сантиметров выше отметин кошачьих когтей. "Будешь знать, кошак, кто в доме, то есть в лесу, хозяин!" - крикнул он вдогонку Мурзику.
"Хозяин... Бери выше - царь природы!" - саркастично подумал Сергей, представив, как он выглядит со стороны - голое двуногое существо, слабосильное, изнеженное цивилизацией, не способное в одиночку выдержать конкуренцию с хищниками. Большинство знаний и умений современного человека были почти бесполезны для дикой жизни, но дело было даже не в этом - Томский, в отличие от многих, знал, как выжить в занесенной снегом тундре, в лесу, в степи, в горах, но никто никогда не учил его, что делать, если окажешься выброшенным из своего времени в эпоху, когда человек, возможно, еще не появился на планете.
В это Сергей несмотря ни за что не хотел верить и стал планировать дальний поход. Он задумал обследовать предгорье и пройти дальше, на северо-запад, в надежде встретить людей. Кого именно, Сергей заранее догадок не строил, рассчитывая найти общий язык и со славянскими предками, и со скифами-кочевниками, и с любым народом, чьи поселения обнаружит. Он наметил свое путешествие на вторую половину лета, когда нога окончательно заживет и перестанет болеть, солнце уже не будет так палить, а межсезонная непогода еще не помешает. Если же поход - Сергей отвел на него месяц-полтора - не увенчается успехом, то останется время вернуться на зимовку в Дегтярку, которую Томский понемногу обживал и в некотором роде благоустраивал.
* * *
Мурзик какое-то время не появлялся, но затем Сергей снова стал обнаруживать остатки охотничьих трофеев кота-переростка, а пару раз замечал притаившегося среди зарослей хищника, внимательно наблюдавшего за человеком. Потом кот снова пропал, и Томский думал, что навсегда, но как-то ранним утром его озадачили странные звуки, доносившиеся из кустов на противоположном берегу ручья, - трещали ломавшиеся ветки, кто-то тяжело вздыхал, сопел и всхлипывал. Держа в одной руке нож, а в другой - увесистую дубину, Сергей пошел на шум и увидел Мурзика, лежавшего у самой кромки воды.
Кот заметил человека, но не сдвинулся с места. Не пытаясь ни убежать, ни даже встать, Мурзик лишь приподнял голову и хрипло мяукнул, будто жалуясь. Сергей, готовый в любой момент отскочить в сторону, осторожно подошел поближе и увидел, что из левой лапы Мурзика торчит большая щепка, острый конец которой кот, наверное, отгрыз или обломал, но вытащить ее из лапы не смог. Похоже, что огромная заноза не просто причиняла неудобство, не давая зверю передвигаться; судя по больным глазам кота, по тусклой свалявшейся шерсти, воспалившаяся рана полностью вывела его из строя. Мурзик снова мяукнул, на этот раз совсем тихо и жалобно, и повернулся на бок, вытянув больную лапу, словно прося человека о помощи.
- Ну, ты, кошак, хитер, - усмехнулся Томский, - пришел ко мне как к Айболиту, надеешься, что я тебя лечить буду. А я вот возьму, пристукну тебя, выпотрошу да сделаю себе одеяло из твоей шкуры.
Кот, услышав человеческий голос, насторожил уши и испуганно раскрыл глаза, глядя на приближавшегося к нему двуногого зверя.
- Ладно уж, - успокоил его Сергей, - шкура у тебя никакая, не стоит выделки овчинка. Покажи лучше свою лапу.
Видимо, деревяшка торчала в лапе уже несколько дней, рана загноилась, и конечность распухла вдвое по сравнению со здоровой. Когда Томский повернул ее, стараясь половчее подцепить щепку, Мурзик совсем по-человечески застонал от боли.
- Ну, тихо, тихо, - Сергей погладил кота по меховому загривку, - где это тебя, скажи на милость, так угораздило? За оленями, небось, гонялся?
"Меня он выпотрошит не хуже оленя", - мимоходом подумал Томский, осматривая когтистую лапу, и решил обезопасить себя. Обезболивающее из аптечки он, конечно, на зверя тратить не стал, а попросту изо всех сил огрел того по макушке. Удар получился крепким и, главное, эффективным - Мурзик, даже не вякнув, закатил глаза и обмяк. Связав его для дополнительной гарантии тросом, Сергей занялся лечением кота: чуть надрезав лапу, извлек из нее кусок дерева, потом, как мог, почистил рану, промыл ее и обильно присыпал марганцовкой, запасы которой в аптечке благодаря Ирине многократно превышали положенные по нормативам. После этого - Мурзик пока что не пришел в себя - Томский смотал драгоценный трос и посчитал за лучшее оставить пациента в одиночестве.
Два дня кот был настолько плох, что не мог даже приподнять голову при появлении человека, никак не реагировал на его манипуляции, а лишь хрипло и тяжело дышал, когда Сергей лечил его лапу. Предложенную ему утку зверь есть не стал, но от воды, принесенной в самодельной глиняной плошке, не отказался. Томский уже начал думать, что Мурзик не оправится от раны, но пленка, затянувшая желтые глаза, постепенно исчезла, и как-то утром при виде Томского кот поднял голову и мяукнул. Он вылакал две плошки воды, а потом с жадностью проглотил несколько некрупных рыбешек.
- Ну что, парень, оклемался?
Мурзик в ответ довольно муркнул и зевнул, сонно щурясь на человека.
- Ладно, спи, - усмехнулся Томский, - пойду за утками, а то тебе эта плотва на один зуб.
Лапа заживала медленно, и кот предпочитал не наступать на нее, ковыляя на трех здоровых. Самостоятельно добывать пищу охотой он не мог, и его добычей становилась лишь снулая рыба и дохлые лягушки, потому что птичьи гнезда давно опустели, в них не было ни яиц, ни беспомощных птенцов. Такая диета не слишком способствовала поправке здоровья, и шкура Мурзика выглядела как потрепанный половик, но кот быстро сообразил, что человек не может устоять перед умильным взглядом и жалобным мяуканьем. В итоге, Мурзик голодным не оставался.
- Ну ты, паразит хвостатый, - беззлобно поругивал его Сергей, - я тебя до конца дней кормить должен?
Услышав голос человека, принесшего еду - утку или большую рыбину - кот виновато прижимал уши и всем своим видом демонстрировал: "Разве я виноват, что со мной такая беда случилась?"
