Вы ведь знаете о гарпиях? Все о них знают. Есть те, кто видел, и даже остался жив. Случайные свидетели, в глазах которых навсегда поселилась крупица ужаса. Отражение того моря страха что разлилось в их душе в момент встречи с ожившим ночным кошмаром. В этом городе о гарпиях знают все. В большинстве своем по слухам, по пересказам чужих историй. Но я не знаю такого человека, кто не слышал бы об этих тварях и не содрогался от ужаса, только представив встречу с ними. Я знаю о них не с чужих слов. Я видел их лично, но не боюсь их. Ведь я тот, по чьей вине они вышли на свою охоту.
Все началось пять лет назад. Мы жили не в самом лучшем и тихом районе города. Но зарплата художника не раскрывала широких возможностей. Даже в купе с зарплатой медицинской сестры. И тем более, если в вашей семье есть ребенок. Нашей дочери было десять, когда она пережила самое страшное горе в своей жизни - потеряла мать. Мою жену убили за две улицы от родного порога. Жестоко, холодно и явно выплескивая ненависть ко всей жизни на нивчем не повинную жертву. Как объяснить ребенку, что его мама больше не придет? Как рассказать, что неизвестный маньяк практически разбил ей грудную клетку, нанося многочисленные удары ножом? Зачем? Да кто бы знал. Может в мире наступил такой период, когда ненависть пришла на смену покою и добру, поразила наши души своим ядом и медленно изживала остальные эмоции и чувства. Вместе с людьми.
После похорон жены я несколько дней жил с дикой болью в сердце. Ненавидел всех. Весь мир в целом, себя в частности. Что бы хоть как-то успокоить свою боль я достал краску и, содрав обои в нашей общей спальне, стал рисовать прямо на голых стенах. Я изливал в линиях и пятнах свои эмоции: страх, ненависть, желание убивать. Под моей рукой рождались образы. Они сливались в единую картину, которую я осознал лишь через пару часов, решив передохнуть от долгой работы. Я отошел к противоположной стене и долго рассматривал дело рук своих. Образы на стене были черные, гибкие, дикие и наполненные желанием мести. Они словно вышли из тьмы прошлого, того доисторического ужаса что пугал людей многие тысячелетия. Крылатые женские фигуры с деформированными лицами, больше напоминавшими звериные морды. Я наградил свои создания длинными когтями, причем на пальцах и рук и ног, огромными глазами в которых колыхалась ненависть, заостренными ушами и растрепанными волосами больше похожими на обрывки веревок и разорванные тряпки.
Я и сам не понимал зачем я нарисовал их. Слишком реальных, слишком злобных. Под их взглядами меркла даже моя ненависть. Я чувствовал себя уставшим, вымотанным. Не смотря на ужас, который вызывал у меня настенный рисунок, понимал, что сил моих не хватит уничтожить его прямо сейчас. Я уснул в комнате дочери. Ее привезли только через пару часов, друзья у которых она гостила по моей просьбе - побыть одному. Я проснулся от того, что услышал как моя дочка с кем-то разговаривает и вышел в коридор, думая что по телефону, возможно, звонит кто-то из родни. Но голос дочери раздавался из спальни, в которой я сегодня внепланово устроил студию. Странно, ведь провода телефона не хватает на такое далекое расстояние. Я вошел тихо, стараясь не напугать ее, но то, что увидел, привело меня в такой ужас, что я просто рухнул на колени на входе в комнату и смотрел, ни в силах произнести ни звука. Мой рисунок ожил, фигуры еще были единым целым со стеной, но двигались, перетекали одна в другую, и смотрели прямо на мою девочку. Элейн сидела на полу, напротив ожившего рисунка, и говорила с ним. Я не понимал ни слова из ее речи, словно моя малышка выучила новый язык. А твари на стене этот язык явно знали. Их общение переходило на новую стадию и Элейн уже тянула руки к стене. Я просто не могу допустить, что бы ее нежная кожа коснулась внезапно ожившей краски, впитавшей слишком много моей ненависти.
Поэтому сорвался с места, схватил дочь на руки и выбежал из комнаты. Мы провели ночь в ее комнате. Странно, но Элейн не помнила, что бы общалась с рисунком, тем более на неизвестном языке. Это меня несколько успокоило, и я списал увиденное на стресс. Утром дочь ушла в школу. А я постарался уничтожить рисунок, доставивший мне столько кошмарных минут. Я замазал его шпаклевкой, закрасил белой краской для стен и заклеил остатками обоев. А через пару дней, устроив перестановку в комнате, задвинул платяным шкафом. Я думал, что могу забыть о них, но воплощения ночных кошмаров не уходят просто так.
Прошло пять лет. Моя дочь выросла в стройную и миловидную молодую леди. Этот факт и радовал и пугал меня. Я восхищался ею, но и боялся за нее. И как показала жизнь - не зря.
Все случилось летом. В один из тех жарких вечеров, когда воздух накаляется, а вместе с ним и отношения между людьми. Я подрабатывал в выставочной галерее, и домой возвращался поздно. Иной раз, даже когда Элейн уже спала. Но в тот вечер пришлось уйти раньше. Мне позвонили из полиции, попросили приехать в больницу. Сказали, что на мою девочку напали. И я помчался к своему ребенку, еще не зная насколько все плохо. Если бы это было просто нападение с целью ограбления, но во-первых нападавших было трое, во-вторых моя дочь оказалась не только избитой и ограбленной, но и изнасилованной. Это пережить было тяжелее всего.
Боль соседствовала с ненавистью, но оба чувства глушили друг друга оставляя в душе лишь пустоту. Я забрал дочь из больницы через неделю. И если тело ее залечили, то душу исцелить было невозможно. Элейн был тихой, на удивление молчаливой и болезненно-бледной. Но насколько она изменилась, я понял только через несколько дней.
С момента возвращения домой моя дочь заперлась в комнате. Выходила она редко. Ела мало. Я не оставлял ее, боясь что этот стресс выест ей душу. Но надо было выходить на работу. В первый же день я задержался в галерее допоздна. Возвращался домой по темноте, а когда вошел в квартиру, понял - что-то случилось.
В моей комнате все вещи был перевернуты, даже шкаф был отодвинут. Элейн сидела на полу напротив открывшейся стены и смотрела прямо перед собой. Я не сразу вспомнил что скрывал за собой шкаф, а еще слой обоев и шпаклевки, которые сейчас были счищены и сорваны. Вспомнил только когда всмотрелся в темноту комнаты. Моя дочь трудилась весь день, очищая старый, давно забытый рисунок. И сейчас он вновь был на виду, к моему удивлению нисколько не пострадавший от воздействия времени и покрытий. Они были словно только сегодня нарисованные и к ужасу моему они вновь ожили, и более того, отделялись от стены, становились объемными и настоящими.
Я хотел включить свет, но дочь не дала:
- Не смей! - Ее голос больше напоминал шипение змеи, но никак не человеческую речь.
Я вздрогнул и отошел от выключателя. Элейн встала и приблизилась к стене с ожившим рисунком. Монстры, много лет назад созданные мною, двинулись к ней. Я хотел подбежать к моей девочке, защитить ее, но стоило ей повернуться, посмотреть на меня, как ноги мои словно приросли к полу. Я не мог шевелиться и лишь наблюдал и слушал. Монстры окружили мою дочь, полностью сойдя со стены, получив плоть. Их когтистые пальцы касались кожи Элейн, но бережно, словно боясь навредить.
- Я ухожу. - Элейн повернулась ко мне, в ее глазах была пустота и темнота ночи. - Я буду с ними и буду мстить как и положено гарпиям. Ведь больше некому. Раз люди так слабы что не могут остановить то зло, что ими же создано, это буду делать я.
Она развернулась и пошла к окну. Ее свита шла за ней, но за пару шагов до стекла одна из гарпий сорвалась с места, метнулась вперед и разбив окно вылетела на улицу. Две ее товарки подхватив мою дочь под руки вылетели следом. Их крылья разрезали вечерний воздух, еще не остывший после дневной жары, и мне казалось, что от их тел исходит холод и непроглядная тьма. Лишь когда они исчезли из виду я смог встать и подойти к окну. В темноте ночи нечего было и мечтать о том, что бы увидеть гарпий и мою дочь. Они просо исчезли. Навсегда.
Я никогда больше не видел Элейн. Я не знаю, что с ней стало. Но думаю, она и правда стала королевой гарпий и вершит свой суд в этом городе. Люди не смогли сдержать зло, которое родилось в их душах, и зло это принесло слишком много горя. Возможно, это логично, что были созданы такие существа, в противовес злу. Но почему именно моими руками? И почему именно моя Элейн стала жертвой для их полного оживления.
Вы ведь знаете про гарпий? Все знают. Но я знаю, как они появились в этом городе.
Я все чаще засиживают с барах и напиваюсь до того состояния, когда мозг уже не отличает выдумку от реальности. Но мне так проще. Я уже давно не боюсь темноты, ведь зная, что в ней, ты уже не страшишься выдуманных, но ранее не видимых чудовищ. Но ты боишься знакомых очертаний в ночном небе. Боишься что та, которая ведет их в ночь, не узнает тебя.