На следующее утро Катя уже паковала содержимое шкафов своего кабинета. Через несколько часов все книги и папки с документами перекочевали с полок и ящиков в картонные коробки, а коробки были надписаны, опечатаны и вынесены в поджидающий во дворе автобус. Туда же загрузили ксерокс, компьютер и лысый кактус, который однажды Катя, в очередной раз больно уколовшись о длинные иглы, безжалостно обкорнала ножницами. Теперь, когда и методический кабинет опустел, офис выглядел покинутым и заброшенным. Катя передала директрисе свою связку ключей, впервые за месяцы работы оставив кабинет с распахнутой настежь дверью.
- Что ж, Катерина, с Божьей помощью тронемся и мы.
Катя согласно кивнула и начала спускаться по лестнице. Автобуса с вещами во дворе уже не было, зато у подъезда их дожидалась белая Волга. Поездка была долгой. Под мерное шуршанье шин по заснеженной дороге Катя чуть было не уснула, но ее сонливое состояние тут же испарилось, когда они выехали за пределы города, а затем съехали с трассы и начали петлять по незаасфальтированной дороге. Катя мысленно запаниковала, представив себе, как долго придется добираться до нового места работы на протяжении нескольких месяцев. Наконец машина въехала в железные ворота и остановилась у входа в трехэтажное длинное здание. Пройдя по темному сырому коридору, по витой лестнице поднялись на верхний этаж. За массивной железной решеткой с висячим замком пряталась дверь, которую директриса распахнула приглашающим жестом:
- Ну вот, Катюша, располагайся. Теперь будешь хозяйничать здесь.
Комната была светлая и просторная, практически всю противоположную стену занимали окна с широкими подоконниками, вдоль левой от входа стены - ряд столов. Около них два обшарпанных стула. И больше никакой мебели. На полу аккуратно расставлены перевезенные коробки, компьютер оказался небрежно задвинут в пыльный угол.
Работать в этот день не пришлось - Катя едва успела подключить компьютер, распаковать и разложить на столах самую востребованную часть архива и выстроить оставшиеся коробки в порядке, максимально соответствующем каталогу, как лязгнула решетка, распахнулась дверь и Наталья Осиповна скомандовала срочно все отключить, запереть и спускаться во двор, поскольку директор конторы едет в город и прихватывает их с собой.
- Быстро, Катерина, на сегодня твой рабочий день окончен.
В машине Катя от нечего делать разглядывала с заднего сидения местного босса. Он оказался низкорослым пожилым мужчиной, с белоснежной сединой и жесткими чертами лица, с низким сочным голосом, в котором слышались повелительные интонации.
Всю дорогу он обсуждал с Натальей Осиповной планы намеченного сотрудничества, Катю же вниманием не удостоил, разве что спросил, кивнув в ее сторону, у директрисы утверждающим тоном:
- Тоже аудитор?
- Нет, компьютерщица моя. И скажу, не кривя душой, без Катеньки я как без рук. В наше время информация решает все.
- Есть у меня тут один...экономист, - его тон стал пренебрежительным, - купил я ему старенький компьютер и сдается мне, он и на десять процентов не использует возможности даже такой техники. Так вот я хотел бы, чтобы девушка Ваша помогла ему в этом вопросе. Вам ее услуги будут оплачены дополнительно сверх нашего соглашения.
- Как скажете, золотой Вы наш, - пропела директриса, и незаметно подтолкнула Катю локтем в бок.
Вечером, по телефону Катя получила краткие, но вполне определенные инструкции:
- Катюша, я тебе уже говорила, насколько важен для нашей фирмы этот клиент, и он очень, понимаешь, ОЧЕНЬ денежный и влиятельный человек, поэтому любые его пожелания должны быть выполнены в лучшем виде. С завтрашнего дня к тебе подсадят их специалиста, и ты его научишь всему, что потребуется. И запомни: особое отношение!
- Я поняла, Наталья Осиповна, - устало ответила Катя, - не беспокойтесь, клиент останется доволен.
- Вот и славненько, дорогуша. Отдыхай, а завтра к половине девятого подходи к моему дому, клиент машину пришлет, нам с тобой негоже как остальным, на автобусе разъезжать.
С утра Катю навестили коллеги-аудиторы, вручили для печати исписанные листки, проинструктировали о расположении стратегических объектов:
- Столовая на первом этаже напротив лестницы, кстати, держи талоны на обслуживание; туалет там же, но в начале коридора; наш рабочий кабинет на втором прямо под тобой, забегай чайком погреться.
Шумные и веселые, откровенно радующиеся подвернувшемуся крупному денежному заказу, они спустились к себе, а Катя, вздохнув, поправила съехавшую на лоб траурную повязку, закуталась поплотнее в бесформенный вязаный кардиган и начала набирать текст. Как обычно, это несложное занятие полностью поглотило ее внимание, через пару минут ничего больше не существовало вокруг нее, кроме слов, сплетающихся в предложения и неторопливым потоком перетекающих из мелким неровным почерком написанных на листе бумаги строчек в чеканные строки на экране монитора. Временами пальцы ее замирали над клавишами на секунды, пока она недовольно хмурилась, пытаясь прочесть неразборчивое место, вслух пробовала на вкус фразу, затем удовлетворенно вздыхала и снова пальцы уверенно пробегали по клавиатуре. Увлеченная работой, она не услышала звука открываемой двери, не заметила вошедшего человека, не услышала его приветствия.
Максим вошел, с трудом удерживая ворох бумаг, который ему вручили "заодно занести", вежливо поздоровался. Ни звука в ответ. Женщина за компьютером продолжала печатать, не обращая на него ровно никакого внимания. Он приблизился и опустил свой груз на стол рядом с ней, и тут она дернулась, взметнула на него испуганные глаза.
- Простите, - он почувствовал себя неловко, - Я не хотел Вас напугать...я...вот бумаги Вам просили передать...
Страх парализовал ее тело, отнял ее язык, стиснул ей грудь, не давая сделать спасительный вдох. В ушах стоял нестерпимый звон, а перед глазами сгущалась темнота, и она все падала, падала в эту тьму. Все это продолжалось вечность? миг? а потом реальность вернулась к ней звуками, светом, ощущением бешено колотящегося сердца в груди, болью в пальцах, судорожно вцепившихся в край стола. И чувством растерянности и недоумения в зеленых глазах стоящего рядом мальчишки. Похоже, за последние дни нервы совсем расшатались. Она заставила себя улыбнуться как можно приветливее:
- Здравствуйте. Я просто не заметила, как Вы вошли, заработалась.
КАТЯ.
- Здравствуйте, я буду помогать Вам в расчетах. Вы, наверное, уже в курсе? Я принес все необходимые документы.
Вежливый, чистенький, юный, совсем еще мальчишка. Я подумала, что ему не больше девятнадцати. Первой моей реакцией на него было раздражение. Я уже привыкла
работать в тишине и одиночестве. Мне никого не хотелось видеть. Он был инородным телом, которое отвлекало и причиняло беспокойство. Он оказался слишком деятельным. Разложил на коленях длинные бумажные простыни с колонками цифр и взял такой темп диктовки, что я едва поспевала. Выверяя итоги, смешно морщил лоб и беззвучно шевелил губами. И шумно радовался, когда компьютер выплевывал очередной результат. К концу дня мы оба устали от напряженного ритма, он начал путать цифры, каждый раз извиняясь за допущенную ошибку, и, наконец, замешкался надолго, потеряв нужное число. Дожидаясь, пока оно отыщется, я внимательней взглянула на своего нового "коллегу": коротко подстриженные кудри на голове, высокий лоб, глубоко посаженные глаза, далеко не римский нос, неожиданно мощная шея и губы...которые мне захотелось поцеловать. Как только я осознала, что за мысль пришла мне в голову, меня ледяной дрожью охватило от стыда, а потом я почувствовала отвращение до тошноты к себе и к этому ничем не повинному парнишке. В этот самый момент дверь кабинета открылась, и в проеме появилась фигура моего законного супруга, который приехал, чтобы отвезти меня домой. Я быстро пролепетала "На сегодня все, за мной приехали". Оставшись одна, выдернула все шнуры из розеток, закрыла кабинет и побежала во двор к машине. Витька ждал меня с заведенным мотором. Осторожно разворачиваясь на гололеде, небрежно спросил:
- Что там за молодой козел был рядом с тобой?
- Пристегнули в помощь, чтобы быстрее работу закончить. Поедем скорее домой, я страшно замерзла.
По пути я вспомнила о своих крамольных мыслях уже спокойно: "Придет же такое в голову", и благополучно забыла о своем новом знакомом, лениво подумав напоследок: "А ведь я даже не спросила, как его зовут".
Шли дни. Раздражения я больше не чувствовала - сработались мы неплохо. Выяснив у коллег его имя и фамилию, я с удивлением узнала от коллег, что он младший сын директора предприятия. Я вспомнила, как презрительно обронил его отец "один экономист" и подумала, что между отцом и сыном не очень теплые отношения. Во всем, что касалось работы, мы понимали друг друга, что называется, с полуслова. Жажда нового у него была потрясающая, он впитывал информацию как губка воду, и каждый день подкидывал мне новую проблему. Дошло до того, что я стала опасаться, что когда-нибудь у меня не хватит знаний, чтобы ответить на его очередной каверзный вопрос. За несколько десятков дней он выжал из меня все, что мне было известно о работе с ЭВМ на уровне пользователя. Он сам работал на износ и заставлял так же работать меня. Доходило до смешного: в столовую на обед я убегала обманным путем, с разгону шлепалась на стул, хватала ложку и обычно не успевала даже до половины опустошить тарелку, как на пороге появлялся Максим и возмущенно голосил: "Катя, ну работать же надо!". Хохот в столовой стоял гомерический. Как-то Максима отправили в командировку. Спустя два дня он вновь возник у меня в кабинете, сияя улыбкой. Я с удивлением отметила, что рада его появлению и, пожалуй, мне не хватало его неуемной энергии. А однажды утром я спустилась на второй этаж за бумагами и мельком услышала обычный бабский треп. О какой-то забеременевшей девице, на которой не хочет жениться виновник. Я почувствовала укол в сердце и слабость в ногах. На секунду мне показалось, что я услышала что-то очень важное, имеющее ко мне непосредственное отношение, что еще миг, и я пойму, почему обрывок ленивого разговора скучающих женщин заставил меня задохнуться и потерять равновесие... но наваждение исчезло так же внезапно, как и появилось.
В тот же день Максим впервые заговорил о чем-то, что не касалось работы. Спросил меня, есть ли у меня дети. Я пошутила, что успела обзавестись детьми до того, как жизнь усложнилась настолько, что заводить детей стало довольно опрометчивым поступком. Он посмотрел в окно отрешенным взглядом и серьезно ответил, что тоже считает - дети сейчас скорее помеха, чем радость. Я видела, что он подавлен и ему страшно хочется выговориться, но считала себя не вправе вмешиваться в его личную жизнь. Чтобы сменить тему, спросила, сколько ему лет. Оказалось - двадцать четыре. "Надо же, - подумала я, - а ведь мне показалось, что он вчерашний школьник". И вдруг затих компьютер: отключили электричество. В ожидании, пока найдут причину отключения, мы продолжали говорить обо всем и ни о чем. Оказалось, что мы оба окончили одну и ту же школу, только с разрывом по времени. Вспоминали школьные годы, общих учителей. Выяснили, что нам нравятся одни и те же фильмы, одна и та же музыка. Предложила дальше общаться "на ты" - "Ой, с радостью, я просто сам не смел предложить". Потом он рассказал мне историю из своего детства: мальчишкой вместе с двумя товарищами где-то достали патроны и развлекались, бросая их в огонь. Игра окончилась плачевно: взрывом их всех поранило, он отделался сравнительно легко - остался шрам на ухе. В памяти всплыла четкая картина: школьное комсомольское собрание, с трибуны нам рассказывают об опасной шалости учеников младших классов, перечисляют полученные ими травмы, а у меня вдруг тревожно сжимается сердце, перед глазами вспыхивает огонь и я кожей чувствую боль и страх ребенка... Эта боль тогда не отпускала меня несколько дней, я все время возвращалась к мысли: как там он, сознавая всю странность ситуации - из троих пострадавших детей меня беспокоило состояние того, чьи травмы были минимальны.
- Так это был ты, - потрясенно сорвалось у меня, прежде чем я успела осознать, насколько нелепо звучит эта фраза.
За разговорами мы не заметили, что рабочий день полчаса как окончен и пора разъезжаться по домам. А на следующий день...
Все когда-нибудь кончается. Закончилась и моя работа на предприятии Максима. Об этом радостно объявила мне моя директриса с самого утра. Грузчики быстро закинули в уже знакомый автобус все мое имущество. Предстояло вернуться в родную контору - работа на выезде у клиента завершена. Перед отъездом я едва успела забежать в бухгалтерию к Максиму попрощаться. Он широко распахнул глаза:
- Как, уже уезжаешь? Так скоро...
Я схватила ручку, черканула на огрызке бумаги два телефона:
- Это домашний. Это рабочий. Будут проблемы - звони.
Автобус подпрыгивал на ухабах, я крепко держала компьютер, чтобы он не свалился с сидения на пол и думала, что именно сейчас я оставляю за спиной что-то неуловимое и радостное. А завтра, и послезавтра, и дальше меня ждут серые будни и серая жизнь. Даже слезы на глаза навернулись, хотя причины-то, если рассудить здраво, и не было.
В мое отсутствие наш офис отремонтировали, да еще как. От старого остались только внешние стены. Внутри все перекроили. Мне отвели новый кабинет, более просторный и светлый. Мебель тоже поменяли на новую. Директриса торжественно вручила мне ключи от комнаты: "Здесь теперь твои владения." До вечера я провозилась, расставляя по местам книги и раскладывая папки. А на следующий день наметили справить "новоселье" вместе с теми, кто ремонт этот делал. Ремонтом нашим занималась та самая контора, где мы работали на выезде, такая оплата за наши услуги была по договоренности. За столом меня посадили рядом с женой их директора, и соответственно, матерью Максима. До этого я видела ее мельком несколько раз. И каждый раз она выглядела просто потрясающе, другого слова я не могла подобрать. Ее внешность, одежда, макияж, походка, жесты, голос - все создавало законченный образ, присущий только ей, ни на кого не похожий, образ бесконечно женственный, чарующий, и вместе с тем холодный и властный. В ней было все, чем я хотела бы стать, и чем никогда бы стать не смогла. Да что там говорить, рядом с ней мне становилось элементарно стыдно за себя, за разительный контраст между ее королевским величием и моим жалким несовершенством.
А на противоположном конце стола сидела толстая громогласная бабища, правая рука шефа, главный инженер. Когда все изрядно приняли на грудь, подняла она рюмку, чтобы сказать тост, и такое вдруг понесла!
- Выпьем, - говорит - за вашу звезду путеводную, которая нам всем ярко светила и верную дорогу показала, за Катю вашу ненаглядную. К нам пришла страхолюдина, мышь серая, а как с Максимом нашим пару месяцев провела, так и похорошела - не узнать. Ты, Катерина, с нами еще не рассчиталась за аренду нашего помещения. Натурой придется отдавать.
Я сначала думала - шутит. Улыбнулась, отвечаю:
- Ладно, если настаиваете. Скажите только, кому отдавать придется.
Она аж позеленела:
- Вот Максиму и отдашь. Что молчишь? Не нравится, что ли, наш Максим? Он ведь от тебя как привязанный не отходил, а ты уж прямо расцвела рядом с ним.
И столько злобы в голосе, глазами меня с ненавистью так и ест. За столом полная тишина. У матери Максима лицо каменное стало. А я просто к стулу приросла и что сказать, не знаю. И тут слышу ровный голос своей соседки:
- Да. Мой Максимка от их Катерины просто тащится.
У меня вдруг возникло четкое ощущение буквально в воздухе висящего напряжения и затаенной неприязни между этими двумя женщинами. И смутное чувство, что я каким-то образом оказалась частью их давнего конфликта. Обомлев от жаргонного словечка из уст надменной королевы, я в себя пришла немножко, подняла рюмку и:
- Насчет звезды путеводной вы тут переборщили немного. Вам ведь дорогу показывать не надо было, вы и так ее видели. Работать с вами легко было и приятно. Сотрудники ваши с полуслова все понимали, и в первую очередь Максим, если о нем речь зашла. Славный мальчик, и, честно говоря, я рада, что наше сотрудничество закончилось. Иначе ученик превзошел бы учителя. И не мне его - ему меня учить бы пришлось, а мне краснеть за свою некомпетентность. Так что я вовремя сбежала.
Тут все засмеялись, и неловкое напряжение за столом ушло. Я посидела пару минут для приличия, и вышла в коридор. Тут же за спиной открылась и хлопнула дверь, директриса моя меня к себе развернула, дохнула в лицо водкой:
- Ты, Катька, чего?
У меня слезы на глазах.
- Наталья Осиповна, за что она меня так?
Она захохотала в ответ:
- А ты не знаешь? Полгорода об этом говорит, а ты не в курсе? Дочь она свою за
директорского сынка прочила, да не вышло. Обрюхатил он ее, а жениться и не
думает.
- А я-то тут при чем?
- Да ей любая женщина рядом с Максимом как кость в горле. Он за тобой как хвостик все время ходил, так теперь она тебя с потрохами сожрать готова.
У меня слезы уже ручьем по щекам.
- Как ей не стыдно, оскорбила при всех ни за что. Я замужняя женщина, а она позволяет себе грязные намеки.
- А ты не бери в голову, бери в ноги - крепче стоять будешь. Стоит ли на брань глупой нахальной бабы внимание обращать. Давай-ка, умойся, беги домой и больше не реви. Не из-за чего.
Через неделю в нашем офисе был организован платный семинар для бухгалтеров. Лекции читал именитый профессор из столицы. Меня это, в общем, не касалось, я у себя в кабинете сидела, по принципу: мой дом - моя крепость. Утром собрались участники со всего города. Шум, гам - я дверь на ключ закрыла, чтоб не беспокоили. Слышу - в дверь настойчиво стучат. Открываю - стоит Максим, улыбка до ушей:
- Катя, я к тебе с такой новостью! Мне новый компьютер покупают, последней модели. Ты поможешь мне с ним разобраться, правда ведь, поможешь?
А у меня в голове визгливый голос: "Мышь серая!".
- Конечно, если трудности будут, помогу, обещала ведь. Ты что, специально сюда ехал, чтобы мне эту новость сообщить?
Он посмотрел удивленно, улыбка с лица сползла.
- Меня к вам учиться на семинар послали.
- Ну так иди, там лекция уже начинается.
- Кать, ты что, не в настроении?
- Максим, ты прости меня за то, что скажу тебе сейчас. Но только ты держись впредь от меня подальше.
- Что случилось, Катя?
- Ничего. Да, вот еще: оказывается, ты скоро отцом станешь. Мои поздравления.
Он побледнел.
- Кто тебе сказал? Что тебе сказали?
- Это неважно. И я не хочу об этом говорить. Тебе пора.
- Зато я хочу об этом говорить. Черт с ней, с лекцией.
Тут меня прорвало.
- Я прошу тебя, не нужно больше со мной видеться. Мне нравилось с тобой работать. Но у меня из-за тебя неприятности. Грязные намеки, оскорбления. Мне больно это слышать.
- Старая сука! - выплюнул он со злостью и кулак впечатал в стену. - Можешь больше ничего не говорить, я уже все понял. Прости меня, пожалуйста!
- Господи, тебя-то за что?
- За эту гадину. Представляю, что она тебе наговорила. И вот что я тебе скажу: я не собираюсь держаться от тебя подальше. Я буду общаться с тем, с кем мне хочется, и никто мне не указ. А это...это больше не повторится. Больше она тебя не оскорбит. Ты мне веришь?
Господи, где был мой здравый смысл? Два умоляющих глаза из-под упрямого лба. И убаюкивающие мысли: Я ведь ничего плохого не делаю... Он еще почти ребенок... Глупо отказывать мальчишке в помощи из-за злых языков.
- Ладно, Максим. Не обращай внимания, почему-то я слишком близко приняла это к сердцу. Наверное, у меня до сих пор нервы не в порядке. Все ерунда. Ты иди, занимайся. А потом зайдешь ко мне и мы обсудим, какой компьютер нужен тебе для работы и где его лучше купить. Я пока позвоню знакомым ребятам и узнаю цены.
Он зашел после занятий и мы долго говорили. Но не о ценах. Он рассказал мне о своем нежданном отцовстве и поминутно спрашивал: "Ты меня осуждаешь?" Я качала в ответ головой: "Нет". Я искренне считала, что дети должны появляться на свет по взаимному желанию обоих: и мужчины, и женщины. В его отчаянном монологе было мало здравого смысла: Подумаешь, женят насильно. Жениться заставят, а жить с ней - нет. Сам дурак. Надо было силком тащить ее на аборт. Теперь поздно.
Прости меня, господи, но я, наверное, давала ему совсем не те советы. Я говорила о том, что насильно его не женят. Что убедительно доказать отцовство может только генетическая экспертиза, которая стоит дорого и в нашей провинции не проводится, поэтому вряд ли ему угрожает. Что даже если отцовство доказано, никто не вправе заставить его жить с этой женщиной и принимать участие в воспитании. Что если в душе и сердце нет ни малейшего теплого чувства к женщине и ее будущему ребенку, то возможный брак - это насилие над собой и тягостная ноша для всех. Что человек должен быть свободным в решениях. И что в любом случае решение должен принять он сам. И какое бы решение он ни принял, лично я не смогу его осудить, потому что это его жизнь и его выбор.
А еще я была ошарашена, опьянена, подавлена его жаркой откровенностью, я отказывалась понимать, почему он открыл мне, в общем-то совершенно постороннему человеку, все свои чувства и переживания до интимных подробностей; для меня, выросшей в семье, где сдержанность была основополагающим правилом поведения, а откровенность приравнивалась к слабости и безоговорочно осуждалась, этот разговор был свидетельством безграничного доверия ко мне, и той точкой отсчета, начиная с которой я не могла, не имела права, желания и воли отныне называть этого человека чужим.
Максим.
Я не знаю, как я впутался в эту историю. Наверное, все началось с той свадьбы, на которую пригласили всех сотрудников нашей конторы. Я пришел туда со своей девушкой, и был твердо уверен, что с ней же и уйду. Подобные мероприятия проходят по типовому сценарию: все набивают животы и опустошают бутылки, а в перерывах между едой идут плясать кто во что горазд. Тогда-то она меня и подцепила. Наталья, дочка главного инженера. Подошла, пригласила на танец, я не отказался. Я уже здорово был пьян, и она, кажется, тоже. С самого начала она прилипла ко мне всем телом, терлась об меня совершенно бесстыдно, наверное, если бы я прямо там, на глазах у всех задрал ей платье со всеми последствиями, она бы не возражала. Именно на это она и напрашивалась, откровенно говоря. Да, признаюсь, меня это завело. Я уже не думал о своей Ксюхе, и о том, что все на нас пялятся, раскрыв рты, тоже не думал. Я хотел только одного: вставить этой наглой сучке так, чтобы стереть у нее с лица похотливую улыбку. В общем, после танца я поймал мотор, запрыгнул вместе с ней на заднее сиденье и она тут же присосалась ко мне как глубинный насос. Я отвез ее на свою квартиру, которую мать сняла мне после того, как мы с отцом окончательно разругались, и к утру я знал все доступные для траха отверстия в ее теле как свои пять пальцев. Я куражился как хотел, а она даже не охнула, стало быть, опыта в подобных приключениях ей было не занимать. В моей квартире реально не осталось места, где бы мы не отметили наше знакомство. Ксюха порвала со мной на следующий же день. А мы с Натальей стали жить вместе. И мне было плевать, что я поступил со своей девушкой как подонок. Думайте что хотите, но мне было плевать.
Официально Наталья числилась замужем, но фактически они давно не жили вместе. У мужа ее проявилась какая-то наследственная хворь, проще говоря, парень тронулся умом и его закрыли в психушке. У них была общая дочь школьного возраста, которую Наталья, не задумываясь, оставила на попечение своей матери, чтобы, по ее словам, ничто не отвлекало нас друг от друга. Так что поначалу мы вели довольно однообразную жизнь. Я заезжал за ней после работы и мы отправлялись куда-нибудь перекусить, а потом ехали ко мне и не выбирались из постели. Как-то раз она попросила меня чуть подождать, пока она закончит разбирать документы у себя в кабинете. На ней был одет красный сарафан с тонкими бретельками на голое тело, и когда она наклонилась над столом, ее грудь почти вывалилась наружу, и мне стало безразлично, что мы находимся в официальном учреждении. Я понял, что хочу ее прямо здесь и сейчас, прикрыл дверь, и опрокинул ее на стол, сметая бумажки, которые она только что так тщательно раскладывала. И она только блаженно жмурилась и стонала, пока я вколачивался в ее тело, шалея от мысли, что припозднившийся любопытный посетитель, которого привлекла бы шумом наша возня, надолго отпечатает в своей памяти мой голый зад. Иногда, устав от летней жары и городской пыли, мы отправлялись на ночь на отцовскую дачу, от которой у меня был свой комплект ключей, и стоило нам выехать на узкие проселочные дороги, подальше от потока машин и бдительных гаишников, как моя спутница требовательно запускала руку мне в штаны, а еще через несколько секунд ее жадный рот влажно и горячо обхватывал мой член. Черт побери, я неплохой водитель, иначе чем объяснить, что каждый раз нам удавалось добраться до конечной цели нашего путешествия живыми и невредимыми. Вот только однажды мы неожиданно столкнулись во дворе дачи с моим старшим братом. На моей памяти он, полностью игнорировавший загородный отдых, на даче ни разу не появлялся, даром что, как и я, имел отдельный комплект ключей. Выражение его лица в момент, когда он увидел нас, увлеченных процессом, в заезжающей машине, с лихвой вознаградило меня за то бессильное бешенство, которое я вечно испытывал от его надменности и снисходительного пренебрежения по отношению ко мне.
Но все бабы по сути одинаковы. Каждая из них, какую бы раскрепощенную и независимую из себя ни строила, рано или поздно начинает представлять себя в роли законной супруги. Одно за другим, сначала она начала проверять мои карманы, устраивать допросы по записям в ежедневнике, потом пошли истерики, упреки, сцены. А еще чуть позже она сообщила мне, что беременна. Я сказал ей, чтобы она отправлялась к врачу и решила эту проблему, но она заупрямилась. Заявила, что будет рожать, и точка. Я был чертовски зол. В конце концов, я не собирался круто менять свою жизнь из-за того, что ей приспичило свить себе семейное гнездышко. Я объяснил это прямым текстом, в результате она разрыдалась, хлопнула дверью и ушла. Честно говоря, я почувствовал облегчение. Какое-то время я наивно верил, что этим все и кончится.
Не тут-то было. На аборт она не пошла, держи карман шире. Эта сучка натравила на моих предков свою мамашу. Отец был белый от злости, а мать еле держала привычное лицо. Они мне устроили допрос с пристрастием, но я уперся, что знать ничего не знаю, и ребенок не мой. Вранье мое было шито белыми нитками, тем не менее они сделали вид, что поверили. Но приняли, так сказать, воспитательные меры. Мать срочно отказалась от аренды квартиры, меня вернули в родительский дом и лишили содержания. Даже мою зарплату бухгалтеру было велено в руки мне не отдавать. И что особо омрачало мое существование, отец заявил, что сыт по горло моими выкрутасами, и что он склоняется к тому, чтобы меня женить, если мое отцовство подтвердится. Я понял, что сижу на бочке с порохом, которая может рвануть в любой момент. И впервые задумался о том, что, в отличие от брата, полностью зависим от родителей. Это необходимо было изменить как можно скорее. Но как?
***
У Маши с личной жизнью не задалось. Замуж она выскочила рано, ни по любви, ни по расчету, а просто от желания сбежать от нищеты в доме, пьяных угроз отца, да вечного недовольства матери. А в результате снова оказалась в родительском доме, да еще с новорожденной дочкой на руках. Но Мария не пала духом, а твердо решила, что любыми средствами отвоюет себе свой персональный кусочек счастья. У счастья в понимании Марии были вполне определенные черты: богат, не скуп и не женат. Но годы шли, а на горизонте все не появлялись магнаты и бизнесмены. Маша крепко подумала, и рассудив, что на безрыбье и рак рыба, расчетливо соблазнила молодого парнишку из соседнего подъезда, от природы совершенно бесхарактерного, а потому полностью и сразу под Машин растоптанный каблук попавшего. Брак они не оформляли, и без того мать мальчика хваталась за сердце при одном упоминании имени "этой проститутки, совратившей невинного ребенка", да и сама Маша к этому не стремилась, поджидая удобного случая сменить тихого Женечку на более обеспеченного кандидата. Высокими моральными устоями отягощена Мария не была, твердо уверовав в истину, что женщина доступная всяко привлекательнее для мужчины, чем та, благосклонности которой еще добиваться надо. Поэтому изменяла своему гражданскому мужу с легким сердцем с каждым того возжелавшим, надеясь на то, что среди этой вереницы случайных партнеров отыщется-таки тот, кто обеспечит ей безбедную и беззаботную жизнь.
С работой Мария особо не заморачивалась: по объявлению в газете устроилась уборщицей в аудиторскую контору практически рядом с домом: только улицу перейти. Платили мало, всего пять тысяч, но ведь и делать за эти деньги почти ничего не приходилось, всего-то по утрам вымыть полы в трехкомнатной квартире, служившей офисом, да прибрать на лестничной площадке. Жаль только, что коллектив был полностью женский, но зато клиенты в фирму ходили только солидные, мало кому по карману расценки в сто долларов за час работы. Зарплату платили стабильно каждое первое число месяца, директриса покрикивала, но особо не придиралась, так что работой своей Маша была в целом довольна.
КАТЯ.
Оставшиеся дни семинара Максим практически проторчал в моем кабинете. В обеденный перерыв мы спускались в кафе на первый этаж выпить кофе. Платить мне не позволялось, отчего я чувствовала себя неловко. Почему-то я знала, что несмотря на показную сытую обеспеченность его семьи, у самого Максима с карманными деньгами туго. Коллектив мой состоял сплошь из женщин предпенсионного возраста, они обменивались понимающими улыбками и ежедневно прохаживались на наш счет "все воркуете?". Я хмурилась, Максим смеялся:
- Скажи им, что мы любовники.
Я сердилась в ответ:
- Соображай, чем шутишь. Пойдут сплетни, что скажут твои родители?
Он отмахивался:
- Мне все равно.
Семинар закончился, участники получили удостоверения и распрощались. А я свалилась с жестоким бронхитом. Если бы я знала, во что это выльется, я бы полуживой приползла на работу, а не сидела дома и не глушила себя антибиотиками. Сейчас я уверена, что нелепая, как мне раньше казалось, цепь случайностей на самом деле была строго определена и вела меня предначертанной дорогой, а тогда...
Ну где я умудрилась в разгар весны заработать себе бронхит? Хорошо, хоть не подтвердилось воспаление легких, которое подозревали врачи. Но с высокой температурой лучше отсидеться дома, раз уж врачи без разговоров выписали больничный лист. Лерка сегодня выходная, забежала проведать, и Витька должен с минуты на минуту подъехать, попросила его что-нибудь сладкое к чаю захватить по пути с работы.
Я пошла снять с плиты вскипевший чайник и в этот момент позвонили в дверь. Мои домашние и друзья предпочитают стучать. Наверное, опять принесли какую-нибудь квитанцию на оплату комуслуг.
- Лер, дверь открой, - крикнула я из кухни.
Щелкнул замок, я услышала, как Лерка обменялась с кем-то парой фраз и позвала меня:
- Кать, подойди сама, это к тебе.
За дверью мялась, не переступая порога, наша уборщица Мария. Я мысленно чертыхнулась: болею первый день, а с работы уже прислали десант. Все равно я никуда не поеду. У меня законный больничный. Имею я право? Но Мария повела себя более чем странно: окинув Лерку подозрительным взглядом, она приблизила губы к моему уху, и заговорщицки шепнула:
- Ты одна?
- А в чем, собственно, дело? - недоуменно спросила я.
- Ну...это... ждут там тебя, выдь во двор.
- Кто ждет? - удивилась я.
Мария поморщилась.
- Непонятливая ты какая. В контору мужик приехал на крутой тачке, тебя спросил, я сказала, что болеешь. Вот он мне денег дал, - торжествующе покрутила она у меня перед носом купюрой,- чтобы я с ним поехала и тебя из дому вызвала.
Вовка, паразит. Сколько раз ему было говорено, чтобы не смел приезжать ко мне домой, только в офис. И ведь надо было ему появиться в тот самый день, когда я не вышла на работу. А Витька вот-вот заедет во двор, и столкнется с ним нос к носу. И будет...еще один мордобой у них будет, как и прошлый раз. Все это мгновенно пронеслось у меня в голове, и я испуганно обернулась к Лерке.
- Дура, - зашипела она, - чего стоишь, давай пулей во двор, разбирайся с ним по-быстрому и шилом домой, если что, я тебя прикрою.
Мое краденое счастье, которое я ревниво охраняла от чужих взглядов, которым жила и дышала уже четыре года. Мы не виделись уже больше полугода из-за его вечных разъездов. Он ждал меня прямо в подъезде, и на пару сладких секунд мы забыли об осторожности, пока он жарко сцеловывал с моих губ невысказанные упреки, а потом шептал нежно в шею:
- Катька, Катюша, маленький ты мой, как же я соскучился...
И, как всегда, я опомнилась первой, отшатнулась, потянула его за собой:
- Туда, за гаражи. Там поговорим. Витька сейчас во двор заедет, мало тебе еще скандалов?
Я стояла рядом с ним, проклиная свой бронхит, мучаясь оттого, что выгляжу не лучшим образом, что присутствие посторонних заставляет меня быть сдержанной и создавать видимость дружеской беседы давних знакомых. Он был так близко, и под его взглядом у меня подгибались коленки, в голове плыл радужный туман, сердце выпрыгивало из груди и низ живота скручивало болезненной судорогой, губы пульсировали от желания и я чуть было не застонала от невыносимости этой пытки: быть рядом и не дотронуться. Я едва улавливала смысл его слов, а он говорил, что несколько месяцев был в международных рейсах, что в коротком перерыве между ними заезжал ко мне в офис, но нашел там среди ободранных стен только полупьяных рабочих, которые ничего не могли ему путного сказать, что он тосковал и с ума сходил и не может дольше вынести ни дня разлуки, что мы должны немедленно ехать туда, где он заказал для меня цветы, вино и шашлыки и где можно целоваться до одури на глазах у его все понимающих друзей.
Я и так пьянела от его присутствия, от голоса его, от взгляда, от запаха, да еще наложились жар и слабость от болезни, и сознание мое внезапно разделилось: я словно перенеслась далеко за город под широкие кроны деревьев и сидела рядом с любимым, безмятежно счастливая, с бокалом красного вина в руках, окутанная дымом мангала и запахом цветов, и в то же время стояла, вжавшись спиной в бетонную стену соседского гаража и грустно повторяла: не могу, у меня температура за 39, я же едва держусь на ногах, нет, нет, не получится никак. Но была еще и третья часть меня, которая находилась вне времени и пространства, которая отрешенно наблюдала за первыми двумя и пыталась запомнить каждый миг, каждый жест, каждый звук и цвет. Внутри у меня росло ощущение звенящей пустоты и вдруг я подумала, что вот так, наверное, сходят с ума и сейчас я лишусь рассудка.
Хлопнула дверь автомашины.
- Ну скоро Вы там? Насчет того, чтобы ждать, разговору не было! - врезался мне в уши женский голос, и Мария, про которую мы благополучно забыли, вплыла в поле моего зрения.
И тут мой мир стал разваливаться на куски. Внезапно словно выключили цвет, все вокруг стало серым, грязным и тоскливым, я осознала себя в своем теле, с полным комплектом цельной личности, меня пробрал озноб, а в голове раздался холодный бесстрастный голос: "Ну вот и все на этом, Катя."
Застыв в оцепенении, я отрешенно наблюдала, как эта молодая, но уже изрядно потасканная шлюшка подается, сладострастно подергиваясь, к моему любимому мужчине и старательно выпячивает вперед худосочную грудь; как из дыр дешевой вязаной ажурной кофточки выскальзывают ее соски, мой Вовка цепляется за них взглядом, а она ловит этот взгляд и на губах у нее расцветает торжествующая улыбка; как она нарочито медленно подносит руки к груди и затем остервенело мнет костлявыми пальцами бледно-розовые кусочки плоти, глаза полуприкрыты и подернуты мутной пеленой, с нижней губы на подбородок стекает струйка вязкой слюны, а Вовка осевшим голосом говорит: "Ну, ты уж вовсе голой бы на улицу вышла, и то приличнее, чем так". Я вижу его глаза, вижу в них удивление и чуть брезгливый интерес, и душа моя замирает на миг, а потом взрывается безмолвным воплем боли (нет, пожалуйста, нет!); а потом они долго и понимающе смотрят друг на друга, и я вспоминаю где-то вычитанную фразу "Ревность начинается там, где третий понимает, что двое других - сообщники". Я ощущаю кожей, что они оба не замечают моего присутствия сейчас (так не должно со мной случиться, пожалуйста, нет!), я чувствую исходящую от них обоих (за что, о господи боже мой!), животную похоть, которая накрывает меня душной волной и вдруг понимаю с мертвящим спокойствием, что все уже произошло, роковая черта осталась позади, и от меня не зависит уже ничего, и внутри меня захлебывается предсмертным стоном моя любовь (ты был всем для меня, любимый, прощай...).
И голос в моей голове механически повторяет: "Ну вот и все".
Я повернулась, и пошла прочь. Я не оглядывалась, и не знаю, заметили ли они, что я ушла. Я тихо поднялась на свою лестничную площадку. Я что-то соврала на автомате домашним по поводу своего отсутствия. Я пила со всеми чай и болтала о пустяках с Леркой. И только поздно ночью, когда уснул весь дом, я, стискивая зубы и сдерживая дыхание, чтобы не потревожить спящих, до утра беззвучно оплакала свою любовь.
Максим.
Если бы меня попросили перечислить людей, которые причинили мне больше всего неприятностей, мой старший брат Роберт возглавил бы список.
Непогрешимый Роберт, папочкина гордость, надежда и правая рука. Всю жизнь я вынужден был плестись в колее, проложенной Робертом. Пока впереди маячила его тень, мне нечего было и думать о том, чтобы добиться чего-то самому. Отец видел лишь его достижения, поддерживал лишь его начинания, а все мои предложения отметались им без объяснений. Роберт никогда не допускал опрометчивых решений и необдуманных поступков. Роберт с блеском поступил в институт - я завалил вступительные экзамены, и едва приткнулся заочно. Он грыз гранит науки и работал в свободное от учебы время - я напивался с друзьями-студентами и просыпался каждое утро с новой девчонкой. По окончании института Роберт привез в родной город небольшой капиталец и молодую жену - я вернулся без гроша, в обнимку с подружкой-наркоманкой. Роберт стал во главе фирмы при предприятии отца - я получил место экономиста со смешным окладом. Роберт обзавелся наследником - я пытался избежать нежданного отцовства.
Самое паршивое было то, что брат полностью разделял мнение отца и считал меня позором семьи. Несколько раз я пытался поговорить с ним о том, чтобы замутить что-нибудь вместе, но каждый раз наталкивался на стену холодного равнодушия и пренебрежения. Он не захотел выслушать и обсудить ни одну мою идею. Тем обиднее было мне, что по прошествии определенного времени кто-нибудь из предпринимателей в городе брался за то, чем я собирался заняться, и преуспевал, а мне оставалось наблюдать за тем, как развивается дело, которое могло бы быть моим.
Единственное, в чем Роберт не мог со мной состязаться, был успех у женского пола. Женщины любого возраста, семейного статуса и социального положения таяли в моем присутствии как сливочное масло в летнюю жару. Впервые я обнаружил это в школьной подсобке во время выпускного, куда меня, изрядно набравшегося, затащила молодая учительница и, так сказать, расширила мои сексуальные горизонты. О годах студенчества я вообще мог бы написать многотомный трактат. Эх, веселое было времечко! Женщины поразительные существа. Вокруг примитивного физиологического акта у них кипят такие страсти, что нам, мужчинам, не может присниться и в ночном кошмаре. Как они виртуозно лгут мужьям, как хладнокровно используют поклонников и предают подруг, на какие уловки и жертвы идут, до какого бесстыдства могут дойти, чтобы в конечном счете оказаться в постели смазливого парня, который всего лишь заставил их ощутить жар между ног. Все они, в конечном счете, только похотливые самки, которые надевают на себя маски недотрог. Много надменных гордячек дрожало передо мной, беспомощно раскинув конечности, на несвежих простынях, с которых я час назад выпроводил предшественницу. А частенько и не приходилось выпроваживать. Все они поначалу рыдают, закатывают сцены ревности и пытаются выцарапать сопернице глаза, но как только до них доходит, что все это бесполезно и лишь забавляет, они становятся шелковыми и героически делают вид, что не замечают следов соперниц, а каждая третья в конечном итоге соглашается на групповуху.
Никого из них я не обижал: не оказывал предпочтения красоткам, или молоденьким, или длинноногим. Если женщина меня хотела и ясно давала мне это понять, у сорокалетней закомплексованной дурнушки были те же шансы попасть ко мне в постель, что и у восемнадцатилетней фотомодели. И, скажу я вам, именно такие: страшненькие, неуверенные в себе, боящиеся забрезжившей на горизонте старости, на деле оказываются самыми необузданными и страстными. Они плакали от счастья, они целовали мне руки, потому что я дал им почувствовать себя другими: желанными, красивыми, женственными. И любимыми. Потому что мозг у женщин так устроен, что стоит пару раз прочистить им трубы, как они решают, что это любовь. За эти смешные иллюзии они готовы тебя боготворить и преданно почитать, бросать налаженные семьи и идти босиком на край света. И если обычный секс делает их счастливыми, я был бы непроходимым идиотом, чтобы этим не пользоваться. Так что я всегда был сыт, обласкан и ухожен. И мне нравилось чувствовать свою власть над ними, она меня пьянила не хуже наркотиков, которыми я тогда, бывало, баловался.
Только одну женщину я к себе мстительно не подпустил: жену Роберта Ленку. Сначала я подумывал о том, что переспать с женой брата - хороший способ натянуть ему нос, но очень быстро понял, что есть гораздо более изощренная месть. Я тщательно разжигал и поддерживал в ней желание узнать меня куда ближе, чем новоприобретенного родственника, но неукоснительно держал минимальную дистанцию. Я смотрел на ее лихорадочно горящие глаза и припухшие от неутоленного желания губы, я наслаждался темным бешенством отчаяния в ее взгляде, давал ей неуловимую надежду и тут же рушил ее вдребезги, я перетрахал всех ее подруг по очереди, и выслушивая их откровения, она бледнела от ярости, но вынуждена была улыбаться. Нужно было быть слепым, чтобы не видеть и не замечать того, что происходит. А Роберт слепым не был. Предъявить он мне ничего не мог: номинально я ничего не делал, к чему бы он мог придраться. Но я видел ненависть в его глазах и торжествовал.
Но когда закончились беззаботные годы студенчества и мы оба вернулись под родительское крыло, многое изменилось. После бурной московской жизни провинциальные развлечения были тошнотворно пресными. Поначалу моя подруга, которая с легкостью смоталась из Москвы со мной за компанию, скрашивала мне серые будни. Она была безбашенной наркоманкой, бисексуалкой и пофигисткой по жизни, и иногда, вмазав водки, раскурив несколько косячков и накувыркавшись втроем с какой-нибудь проституткой, которую мы снимали на двоих, я чувствовал себя так, будто и не уезжал никуда из прокуренной общаги. Но наступал день, а с ним отрезвление, мерзкий вкус во рту и непреходящая скука. Подруга моя вскоре затосковала, смачно поцеловала меня на прощание и отчалила назад в Москву.
Незадолго до этого на одной из вечеринок она безуспешно попыталась склеить молодую девчонку. Та поглядывала на нас обоих искоса, краснела, покусывала губки и, видно было по ней, отчаянно хотела: ее, меня или нас обоих, но наотрез отказалась от предложения закончить вечер вместе. Эту пигалицу я и встретил пару дней спустя, и преуспел там, где подружка моя потерпела фиаско. Той же ночью я понял причину ее неудачи: девчонка оказалась девственницей. После того, как причину излишней стыдливости устранили, жарко по ночам стало не только ей, но и мне. И казалось, что мы с Ксюхой нашли друг друга. Какое-то время я даже думал, что влюблен. А потом мы пошли с ней погулять на свадьбе. А что было потом, вы уже знаете, так что не стану повторяться.
Катя.
К утру я, всласть наревевшись, успокоилась, и при солнечном свете мои страхи показались мне надуманными и в реальности не существующими. Так что я сделала чайные примочки на опухшие от слез глаза, с аппетитом позавтракала и попыталась выдавить из себя открывшееся мне озарение, а свои тревожные предчувствия списала на плохое самочувствие и мнительную натуру. Три последующих дня я твердила себе, что я психанутая неврастеничка с больной фантазией, прилежно продолжала выполнять все назначения врачей и уже к началу следующей недели была признана годной к труду.
Разумеется, первой, кого я увидела в офисе, выйдя на работу после больничного, была Мария. Она уже закончила уборку в остальных помещениях и терпеливо ждала, когда я сниму опечатку и открою дверь своего кабинета. Впустив ее, я присела на край подоконника, и была мгновенно атакована вопросом:
- А тот мужик на иномарке, тот, с которым я к тебе ездила на прошлой неделе, он тебе кто?
За четыре года наших с Вовкой запретных отношений я научилась на автомате разыгрывать полнейшее к нему равнодушие в присутствии посторонних лиц, поэтому рефлекторно ответила скучающе-безразличным тоном:
- Старый знакомый по бывшей работе. Иногда обращается с проблемами.
Мария удовлетворенно кивнула и усерднее принялась смахивать пыль со стола.
- Он меня сразу к друзьям своим пригласил. А чего не поехать? Видно, что деловой. Богатый, да? Он сказал, что бизнесмен. А... какой у него бизнес?
Я мысленно поздравила себя с осуществлением худших ожиданий, сглотнула горький комок в горле и принужденно рассмеялась в ответ:
- Бизнес? Он водителем у нас работал, а сейчас иномарки на заказ клиентам из Германии гоняет. И за душой у него ни гроша, живет и то у тещи в примаках.
На лице у Марии отразилось явственное сожаление.
- Так он еще и женат, что ли?
- Женат, - радостно подтвердила я, - молодая красавица жена и две очаровательные дочурки, младшая недавно только родилась.
- Жена не стена, - убежденно заявила Мария, - И дети не помеха. Я вон Женьку своего поперла. А зачем он мне теперь, когда у меня есть, который меня любит, ездит каждый день, цветы дарит, все для меня делает, из семьи и от детей ко мне уйдет!
Я потеряла дар речи. Любит? Дарит цветы? Ежедневно приезжает? Собирается уйти из семьи? Спокойно, Катя, это полный бред, эта уборщица придумала себе свой вариант романтики и вдохновенно врет.
- Он каждое утро сюда приезжает, - продолжала Мария, выжимая над ведром тряпку. Она прикрыла глаза и тягуче улыбнулась - Мы всю мебель здесь опробовали, а чаще всего прямо на директорском столе. Только у тебя не были, закрыто потому что всегда. А ему хочется и у тебя тоже.
Она заискивающе глянула мне в глаза.
- Может, дашь ключи мне на денек от своего кабинета?
- Ты что, совсем офонарела?! - рявкнула я. - Не соображаешь, что несешь?
- Ну нет так нет, - обиженно заныла Мария, - орать-то чего сразу?
Она вновь начала орудовать тряпкой, продолжая расхваливать неутомимые качества и неуемную фантазию своего нового любовника. Каждое слово впивалось в меня жалящим уколом, я пыталась отключиться, уйти в себя, но ничего не получалось. Картина потной парочки, яростно совокупляющейся на моем рабочем столе, вырисовывалась у меня перед глазами с издевательской четкостью. Мне казалось, что еще секунда, и я не выдержу: закричу, выхвачу у нее из рук грязную тряпку и затолкаю кляпом в не замолкающий ни на секунду рот.
Было просто невероятно, что у нее хватило циничности торжествующе рассказать мне в лицо все подробности своего нового романа, все ее развязные, гадкие откровения о том, как она раздавила, растоптала, уничтожила мою любовь, и единственная мысль, которая билась в моей голове: "я знала...я знала...я знала".. И вдруг я поняла, что все намного проще: она даже не подозревает, что причиняет мне боль. Она считает меня замужней женщиной с безупречной репутацией, наиболее близкой ей по возрасту в конторе, я сама только что подтвердила ей, что ее новый ухажер практически не имеет ко мне никакого отношения, а ее просто распирает от желания обсудить с кем-нибудь подвернувшийся ей счастливый случай.
Как ни крути, выходило, что мой любимый мужчина на поверку оказался редкостным подлецом. Согрешить с вовремя подвернувшейся женщиной нестрогого поведения, понадеявшись на то, что никто ничего не узнает - это одно, но бурно развивать дальше эту интрижку на глазах у своей бывшей пассии - это уже совсем другой коленкор. Я подумала о желании непременно отыметь свою новую подружку на моем рабочем столе, и это стало той соломинкой из поговорки, которая сломала спину верблюда.
Нужно срочно выйти на улицу, подышать свежим воздухом и успокоиться. К счастью, Мария наконец-то закончила уборку у меня в кабинете и отправилась в ванную, прихватив свои ведра и тряпки. Я закрыла дверь, достаточно бодро прошествовала по коридору и вышла на лестничную площадку. А вот на лестнице остатки самообладания меня безжалостно покинули, и я вынуждена была судорожно схватиться за перила, чтобы не упасть. На ватных ногах, дрожа как в лихорадке, полуслепая от горя, я медленно сползла с третьего этажа по лестнице вниз до выхода из подъезда, шагнула в ласковое тепло уже прогретого солнцем воздуха и оказалась в объятиях Сашки, сына директрисы, а по совместительству нашего общего с Вовкой друга.
- Катя, - радостно улыбнулся он мне, - а я к тебе с поручением как раз. Тут Вовка просил тебя найти и...
- Шурик, - перебила я его, - что касается Вовки, окажи мне дружескую услугу: передай ему, что я больше не хочу его видеть.
На лице Сашки поочередно отразились удивление, недоверие, и, наконец, понимание.
- Поссорились, что ли? - сочувственно спросил он.
- Нет. - я лихорадочно соображала, как побольнее можно ударить по Вовкиному самолюбию. Подонок, у него даже не хватило смелости объявить мне о разрыве отношений, Сашку прислал с извинениями и объяснениями, мол, Катя, буду чрезвычайно занят в ближайшее время.
- Я просто... Я встретила другого, - неожиданно для себя самой выпалила я.
Сашка ошалело помотал головой.
- Погоди, Кать, ты чего такого говоришь? Вы же с Вовкой... у вас же с Вовкой... любовь же у вас...
Любовь? Нет, дорогой мой. Когда любят, не бросают свою женщину в одночасье ради общедоступной необразованной дешевки, которая... которая за пять штук в месяц руками говно в подъезде убирает. Ну, Катька, это ты уже, конечно, перегибаешь, ни при чем здесь ее отсутствие образования и воспитания, и работа ее ни при чем, можно подумать, тебе легче было бы, если бы он кинул тебя ради богатой, образованной и недоступной. Может, еще обиднее было бы. Еще обиднее? Так вот же оно, решение!
- Шура, - проникновенно сказала я, стараясь придать голосу побольше убедительности, - я встретила другого мужчину. Он моложе, умнее, красивее, интереснее. Ну, в общем, по всем параметрам лучше, чем Вовка. И сказать Вовке об этом я просто не могу, язык не поворачивается. Ты же знаешь, КАК СИЛЬНО он меня любит.
На последних словах мой голос предательски дрогнул. Ты еще разрыдайся от избытка чувств и расскажи Сашке всю правду, - злобно фыркнула я себе мысленно.
- Кать, я тебе не верю - сказал Сашка убежденно. - Ты так никогда бы не сделала.
И в этот самый момент во двор въехала и остановилась в паре метров от нас иномарка Максима. Максим вышел из машины и просиял рекламной улыбкой:
- Катя!
У Сашки натурально отвисла челюсть.
- Вот этот, что ли?! - обалдело спросил он.
- Ну да, - мгновенно сориентировалась я, - так что сам видишь, так уж получилось.
Сашкино лицо приобрело враждебное выражение.
- И где ты подцепила этого мажора? - дернул он в сторону Максима подбородком.
- Я работала у них в фирме, пока у нас ремонт шел. А Максим сын их директора, там и познакомились - совершенно честно ответила я Сашке, радуясь в душе, что хоть здесь могу не врать, добавив про себя "и это единственная правда из того, что я тебе тут наговорила"- Так что будь другом, объясни все Вовке от моего имени, мне самой очень не хочется это делать.
- Я-то скажу - буркнул Сашка. - Только не нравится мне эта история.
- Спасибо.
Я улыбнулась Сашке и отправилась к машине Максима.
- Быстро увези меня отсюда куда хочешь, все объясню по дороге - выпалила я.
Максим.
Отец послал меня к аудиторам за пакетом нормативных документов, который ему подготовили и просили забрать. Это было приятное поручение - вырваться на пару часов из осточертевшей "родной" конторы, из ее унылых стен, прокатиться по городу, поболтать с Катериной, выпить кофе, которое всегда предлагали у них в офисе гостям. В конце концов, не видеть хоть какое-то время отца и не слышать его бесконечных придирок и упреков. Его стремление донести до моего понимания, какой я непутевый и никчемный сын, приводило только к тому, что я все больше раздражался и мечтал отмочить что-нибудь такое, что окончательно его взбесит.
Но забрать документы мне не удалось. Когда я въехал во двор, Катя стояла у подъезда с каким-то блондинистым парнем. Судя по их виду, разговор у них явно не получался: он выглядел изрядно ошарашенным, а она была какая-то дерганая, вся на нервах, непривычно было видеть ее такой. Я спросил себя, не стоит ли вмешаться, если у нее неприятности из-за этого кадра, но сразу подходить не стал, для начала вылез из тачки и позвал ее.
Она повернулась ко мне и ее напряженное лицо в момент расслабилось, она вроде даже облегченно вздохнула, а белобрысый глянул на меня как на врага народа и что-то у нее угрожающе спросил. Я подумал, что, пожалуй, с удовольствием врежу ему пару раз по челюсти, если дело дойдет до драки. А Катя ему быстро что-то проговорила вполголоса, торжествующе улыбнулась и двинулась ко мне. Она так шла... что-то было не так в ее расширенных глазах, чуть нетвердой походке, но я никак не мог въехать, что именно. Потом я обалдел, потому что она вдруг обняла меня, будто я был ее парнем, и уткнулась лицом мне в шею, и выдохнула горячо:
- Увези меня отсюда. Быстро. Куда хочешь. Объясню все по дороге.
Я усадил ее в машину, сел сам и завел мотор. Она сказала сначала:
- Извини, у меня не было времени как следует подумать.
А потом:
- Ты не против какое-то время побыть моим любовником?
Мое воображение живо нарисовало мне соблазнительную картинку. Крайне неприличную картинку. И я невольно усмехнулся. Катя поняла мою усмешку по-своему.
- Нет-нет, я не имею в виду по-настоящему, - торопливо заговорила она, - понимаешь, мне нужна была очень серьезная причина разорвать отношения с... с одним человеком, и я придумала, что у меня появился другой мужчина, а тут так удачно появился ты, и... в общем, я выдала тебя за своего любовника, мне сразу поверили, и теперь все будет замечательно. Если ты, конечно, не возражаешь.
Я окончательно развеселился.
- А у меня есть причины возражать?
- Не знаю. - Катя выглядела огорченной - Извини, я не успела подумать, как это может сказаться на тебе.
- А как это может на мне сказаться?
- Ну...вдруг об этой выдумке услышит твоя девушка.
- Ай-яй-яй, Катерина Васильевна. У меня нет девушки, и ты об этом знаешь.
- Ну тогда, скажем, твои родители. Или коллеги.
- Мне абсолютно безразлично, что о наших с тобой отношениях подумают мои родители. Или коллеги. Или весь город. Словом, я не возражаю. Но!
- Но? - робко повторила она.
- Но ты обязана мне рассказать, что у тебя случилось и почему тебе так срочно понадобился мифический любовник.
Катя горестно всхлипнула.
- Это...это длинная история.
- Тогда мы едем ко мне на работу, я ставлю чайник и ты долго рассказываешь мне свою длинную историю.
- Хорошо, - покорно кивнула она.
Это оказалась вполне банальная история Великой Любви, которая, как можно было догадаться с самого начала, оказалась не совсем великой и не совсем любовью. История, насыщенная событиями, местами грустная, местами забавная, иногда трогательная, но чаще всего просто печальная. И из нее становились очевидными некоторые факты, один из которых не давал мне покоя.
Катя имела любовника. Катя, образец счастливой жены и матери, наставляла мужу рога. Катя, которая собиралась разорвать со мной отношения из-за глупых сплетен, годами хладнокровно обманывала мужа. О, женщины! Вам верить - себя не уважать.
Впрочем, ее муж тоже оказался далеко не ангелом. Да и любовник тот еще фрукт. И к концу ее проникновенного рассказа я с удивлением понял, что не только не осуждаю Катерину, но и сочувствую ей. Более того, эта чертовка попросту заставила меня прослезиться. И нечего хихикать. И нечего твердить, что настоящие мужчины не плачут. Можете меня считать не настоящим мужчиной, мне на ваше мнение глубоко фиолетово, ясно? Между прочим, на женщин убийственно действует способность мужчины пустить скупую слезу в подходящий момент. А момент был подходящий.
Увидев мои мокрые глаза, Катя смутилась и прошептала:
- Извини, мне не нужно было на тебя все это вываливать.
- Наоборот, я рад, что ты доверилась мне и настолько раскрылась. Это означает, что мы все же стали настоящими друзьями. До сих пор ты не баловала меня особой откровенностью.
Катя улыбнулась.
- Знаешь, рассказать о своих проблемах другу-мужчине оказалось легче, чем подруге. Ведь большинство женщин так устроено, что в глаза посочувствуют, а в душе позлорадствуют, если дело касается неудач в любви. А от тебя я не жду никакого подвоха. Это такое чудесное ощущение - доверять кому-то, как себе самой.
Она погрустнела.
- Когда мы с тобой работали вместе, я чувствовала себя...защищенной. Как тебе объяснить? словно я не одна... Понимаешь, я всегда раньше знала, что я могу рассчитывать только на себя, что я совсем одна в этом мире со своими проблемами, а с тобой я почувствовала, что мы вроде как команда, единомышленники, и это было настолько здорово, что когда все закончилось, мне стало этого не хватать.
В моей голове начала вырисовываться замечательная мысль. О том, как раз и навсегда уйти из-под ненавистного отцовского контроля, обрести самостоятельность и, самое главное и сладкое - финансовую независимость. Я посмотрел на Катю с нежным обожанием и мысленно пожал руку ее любовнику-аутсайдеру.
- Глупец, - подумал я, - Иметь в руках такой потенциал и так бездарно его потерять. Жалкий неудачник.
- Ничего не закончилось, - улыбнулся я Кате. - Все только начинается. У меня в отношении тебя, Катерина Васильевна, грандиозные планы. Сейчас мы поедем с тобой ужинать, и за ужином я все и расскажу.
Я отвез ее за город в летнее кафе, где готовили вкуснейший шашлык, и пока готовился наш заказ, мы болтали о всякой ерунде. Я не стал торопить события, и заговорил о делах только тогда, когда объемный ужин был нами уничтожен и мы лениво попивали зеленый чай.
- Недавно, - напомнил я, - ты говорила, что на пару с главным бухгалтером разнесла квартальную отчетность по своей фирме за один вечер.
- Ну да, - кивнула Катя, - но там и делать было нечего.
- Погоди, не перебивай. И для кого-то из клиентов вашей фирмы ты делала восстановление бухучета.
- Да, там пришлось недели две повозиться, но тоже не особенно много работы было.
- А для моей фирмы ты меньше чем за месяц вбила в базу данных документы за год, когда директор решил проверить, не было ли повторных списаний.
- Ну и?
- И так как ты играючи справляешься с подобными поручениями, у моего отца есть к тебе серьезное деловое предложение. Есть работа, за выполнение которой он готов заплатить хорошие деньги. Двести пятьдесят тысяч.
Я замолчал, пытаясь угадать ее реакцию на озвученную сумму. Но на нее она не произвела никакого впечатления, во всяком случае, так мне показалось.
- Это большие деньги. - спокойно сказала она. - Надо полагать, что и объем работы будет немаленький. И что же необходимо сделать за такие деньжищи?
- Работа не на один месяц, - согласился я - Нужно автоматизировать всю нашу бухгалтерию, в том числе складской учет и прежде всего занести в компьютер номенклатуру с остатками и ценами. Ты сказала, что мы неплохо сработались. Теперь мы можем продолжить совместную работу, плюс нам неплохо заплатят. Думаю, что тебе сейчас совсем не помешает дополнительный заработок. Ну так что ты об этом думаешь?
Катя старательно разглядывала клеенку на столе и молчала. Наконец я не выдержал:
- Если тебя что-то смущает, скажи прямо.
Она спросила:
- Значит, это твой отец предлагает мне эту работу? И это он определил сумму оплаты?
- Я, кажется, уже сказал об этом, к чему переспрашивать?