--Пятиминутная готовность, всем занять свои места,--раздался из динамика железный голос.
Никита Торт надел ракетный ранец, поправил автомат и занял место в кабине. Дверь кабины зашипела и щелкнула, блокируя замок. Соседняя кабина тоже щелкнула. Там находился напарник Никиты Саня Гуревич. Мерзкий парень. Никита помнил его еще по "теплому" конфликту, когда тот, радостно брызгая слюной, расстрелял семь военнопленных. Из всех отчетов и протоколов этот факт начальство убрало, потому что, такие как Гуревич нужны армии, но не из памяти людей. Никита не хотел лететь с этим шизофреником. Он знал, что с ним будут проблемы, потому что старшим назначили Никиту, хотя Гуревич и получил звание бригадира раньше, но с начальством не поспоришь. Торт поправил "лифчик" и поудобнее пристроил автомат. Мобильная пехота была всегда оборудована по последнему слову науки и техники: ракетный ранец, термитные гранаты и шашки, ультразвуковые патроны, ботинки на кивларовой подошве, но гордостью мобильной пехоты по праву считается бронированный костюм, весом всего в пять килограмм, в который встроена автоматическая аптечка, минеральная система питания, переработка отходов жизнедеятельности. Обо всем и не расскажешь.
--Ключ на старт,--провозгласил динамик, и на табло десятка тут же сменилась девяткой, восьмеркой, семеркой...
Провожать их пришел сам Президент, все-таки десант в альтернативные пространства посылается не каждый день. Президент отдал пехотинцам честь. Гуревич тут же сделал под козырек, а Никита лишь улыбнулся, ему лень было махать рукой. После прилета все равно никто не вспомнит подобной наглости, потому что если они прилетят, то прилетят героями, к тому же потом будет чем похвастаться перед внуками.
--Пуск.
Генератор радостно заурчал, выдавая максимальную энергию. Никита почувствовал, как его разрывает на куски. Невыносимо яркий свет ударил в глаза. Торт зажмурился, но свет, казалось, проникал через череп и выжигал мозг. Потом наступила темнота или это он потерял сознание? Когда он пришел в себя, то стоял посреди поляны на коленях и держался за дерево. Из носа и ушей хлестала кровь, а самого Никиту корчили рвотные позывы, но желудок был абсолютно пуст. Умный компьютер, встроенный в костюм тут же включил аптечку и минеральную систему питания, восполняя потерянную кровь. Сотни маленьких иголочек впились в тело, вызывая приятное покалывание. Никита кое-как встал на ноги и огляделся. В нескольких метрах от него ползал на карачках обезумевший Гуревич. Он поползал еще немного и уселся в мокрый мох.
--Где мы находимся?--спросил Гуревич.
Он еще не отошел от полета, видимо, ему пришлось тяжелее, чем Никите.
--Мы на месте.
Никита присел на пенек и закурил. "В чем заключается альтернативность этой планеты? Где разошлись мой и этот миры? Но если они где-то разошлись, то где-то должна быть точка отправления их развития. Где-то должно быть начало. Откуда взялись одинаковые миры, похожие друг на друга, как две капли мазута? Для чего они появились или для чего их создали? Для того чтобы следить за тем как мы будем развиваться? А кто следит? Люди любят, ненавидят, сражаются, устраивают ночи длинных ножей и холокосты, возводят памятники и пишут картины, произведения, рожают детей, в конце концов, а кто-то там "на верху" наблюдает за всем этим и пишет доклады. А когда им не хватает материалов, они что-нибудь тихонько подправляют. Скажем, в этом мире они не уничтожили динозавров, в другом Гитлер так и остался никому ненужным, нищим художником, в следующем СССР и США забросали друг друга, а заодно и всю планету, ядерными ракетами и "холодная война" превратилась в ядерную зиму. И все наши параллельные вселенные находятся в одной лаборатории под строгим надзором. Но кто тогда эти "ОНИ" и зачем "ОНИ" это делают"?
--Никита,--подал голос Гуревич.--Слышишь шум?
Никита попытался прислушаться, но соображал он плохо. Только удивлялся посетившим его мыслям. Видно, при перелете его крепко приложило.
Страшный грохот расколол небо и огромный красный шар, оставляя за собой огненный шлейф, мелькнул между верхушками деревьев. В вдалеке раздался гулкий раскат грома, который мягко прошел по земле.
--Что это такое?--спросил Никита.
--Не знаю. Может, метеорит а, может быть, здесь где-то рядом ядерный полигон.
--Типун тебе на язык. Нам только этого не хватало.
Никита посмотрел на показания счетчика Гейгера, но в радиусе десяти миль радиация не превышала нормы. Лес внезапно кончился, и пехотинцы вышли на заливной луг огромной реки. На локтях они держали гермошлемы. В этом девственном мире дышалось легко и свободно. Легкие сами жадно раздувались, хватая новую порцию чистейшего воздуха, заставляя жалобно потрескивать ребра. Никита подошел к воде и проверил ее состав. Получив положительный результат, он упал на руки и жадно припал к воде. Над лесом, из которого они вышли, вдруг стал подниматься дым, пугающе расширяя свою территорию.
--Похоже, метеорит вызвал нешуточный пожар,--сказал Гуревич.--Надо быстрее отсюда уходить.
Небо рассекли сотни маленьких звездочек, которые стремительно приближались к земле. Огромный рой метеоритов стал постепенно уменьшатся, но не так быстро как хотелось бы.
--Уйти не успеем,--сказал Никита,--а вот соединить "отводные купола", может быть, еще получится. Отключи запалы в ранце.
"Отводными куполами" обычно оснащались габаритные средства передвижения. Они основывались на сильном антигравитационном поле, которое отталкивало ракеты от цели. В связи с чрезвычайной миссией пехотинцев в альтернативном пространстве был разработан "индивидуальный отводной купол". Первые метеориты ударили в землю, поднимая тучи земли и огня. Казалось, что это и есть пресловутый конец света, по крайней мере, он должен был выглядеть именно так, хотя для мобильной пехоты, которая участвовала практически во всех известных военных конфликтах, причем в самом пекле, это было привычное дело, если только к этому можно привыкнуть. Один метеорит ударил совсем рядом, и взрывная волна разметала пехотинцев как лебяжьи перышки. Никита перекатился в дымящуюся воронку и свернулся калачиком. Огненный танец земли прекратился, и лишь где-то в отдалении продолжало громыхать. Он стремительно выскочил из воронки, где было нестерпимо жарко. В воздухе стояла медленно оседающая земля, которая липла на стекло гермошлема. Отсутствие видимости повергло Никиту в панический ужас, и он побежал сломя голову из этого облака, постоянно проваливаясь в воронки. Он забежал по колено в воду и упал. Он не сразу понял куда попал и лишь тоненько завопил от страха. Уровень адреналина достиг настолько высокой точки, что аптечка автоматически впрыснула ему дозу успокоительного. Никита поднялся и вымыл стекло гермошлема, но вездесущая пыль тут же залепила его снова. Тогда он зашел в воду и поплыл по течению, решив, что самое лучшее, что он сейчас может сделать, это выйти из этого гадкого пылевого облака. Костюм не только изолировал от воды и всех безобразий, которые возможно жили в этой реке, но еще и не давал утонуть, несмотря на изрядный вес амуниции. Гермошлем автоматически переключился на автономную систему дыхания, и Никита мягко поплыл по течению. Проплыв несколько километров, он выбрался на берег и обессилено распластался на траве. Немного передохнув, он перевернулся на спину, снял гермошлем и закурил. В памяти начали резко всплывать фрагменты последних событий, выстраиваясь в неразрывную цепь, где каждое звено на своем месте. Никита вспомнил охвативший его ужас в пылевом облаке, как он визжал от страха и чуть не застрелился от охватившего его омерзения к самому себе. Бравый бригадир мобильной пехоты вопил, как школьница, которую прижали в темном подъезде пьяные грузчики. А ведь в мобильной пехоте воюет каждый, никто не сидит в штабе, а если и сидит, то он уже не пехотинец, и дослужится, а точнее дожить до бригадира не каждый сможет. И предположить, что Никита испугался метеоритного дождя, который ничем не отличался от бомбардировки, а под бомбежками-то он нагулялся вдоволь, просто бессмысленно. "Так что же случилось в этом облаке?--думал он.--Ведь все показатели опасности окружающей среды молчали. Ни радиации, ни ультразвуковых волн, никакой угрозы. Не могла же меня так напугать эта липкая, как паутина, окружающая со всех сторон, белесая слепота. Мне же все-таки не пять лет, чтоб боятся темноты или это опять "ОНИ" постарались?"
Никита лежал неподвижно и не заметил, как к нему кто-то подобрался. Колючие редкие усы и громкое пыхтение вывели его из транса. Он повернул голову и увидел мокрую морду, которая с интересом его обнюхивала. Никита отпрыгнул на пару метров и вскинул автомат, но стрелять ему не пришлось. Перед ним стоял бегемот размером с порядочную свинью и удивленно разглядывал ожившее бревно. Никита сорвал с дерева два яблока. Одно бросил бегемотику, а другое откусил сам. Яблоко оказал настолько кислым, что лицо Никиты скукожилось и превратилось в прошлогоднею картошку. Он в сердцах выругался и выкинул яблоко в кусты. Бегемот удивленно поморгал на кормильца и убежал за яблоком. Никита достал пеленг. Гуревич находился там, где они и расстались.
--Гуревич, ты меня слышишь?--заорал он в рацию.--Гуревич, отзовись.
Но рация молчала, видимо не смогла пробиться через пылевое облако. "Саня там может быть умирает, а я тут сопли распустил"--подумал Никита и побежал обратно. Пыль еще не осела, и искать там что-либо было бесполезно. При виде облака Никита внутренне содрогнулся, вспомнив охвативший его там ужас. Надо было покурить и подумать что делать, потому что пока дождешься, что пыль осядет Гуревич может и умереть. Докурив сигарету, он яростно растоптал окурок и включил "отводной купол", который создал вокруг него прозрачную сферу незамутненную пылью. "Даже поразительно, как я до этого не додумался раньше",--подумал Никита. Гуревича он не нашел. Нашел только его пеленг, который был вбит пяткой в землю. Никита пошел по свежим следам на перепаханной земле, но они обрывались у реки.
--Убью, сука,--Никита передернул затвор и дал очередь в небо.--Ты слышишь меня Гуревич? Я тебя все равно найду и убью.
Понять такую агрессию очень легко. У них была обыкновенная разведывательная миссия, сбор информации. После необходимого для полного доклада времени они должны были отправится обратно. Перемещение в альтернативные пространства из лаборатории дело не сложное, там достаточно аппаратуры и энергии, а вот как выбираться отсюда? Для этого был смодулирован так называемый "приемник", который был установлен на то, чтобы при повторном запуске из лаборатории Никиту и Гуревича "выдернуло" обратно. Но дело в том, что "приемник" получился слишком большим, и его разделили на две части. Одна у Никиты, другая соответственно у Гуревича, с которой он и сбежал.
--Ну, захотелось остаться здесь, так ведь никто не мешает,--жаловался Никита сам себе.--Оставил бы приемник и шел бы куда надо, а теперь ищи его.
Подняв лицо к небу, он отчаянно завыл. Его охватил липкий ужас, который заползал в каждую клетку его мозга. Он боялся, что так и останется в чужом мире, ведь найти Гуревича без пеленга практически невозможно. У каждого бойца мобильной пехоты полный перечень средств сбивающих преследователей со следа, да ко всему прочему костюм--гордость мобильной пехоты, обладал термоизоляционной прослойкой, из-за которого его владельца невозможно было обнаружить инфракрасным видением, а внешний слой костюма автоматически приобретал цвет окружающей среды.
Никита обессилено плюхнулся на землю и закурил. Он находился в подавленном, почти шоковом состоянии и вовсе не из-за того, что теперь придется черт знает сколько искать Гуревича, а оттого, что даже от такого мудака, как Гуревич Никита такого не ожидал. Он думал, что Гуревич не будет подчиняться приказам, что придется с ним драться и вообще целый год терпеть его невыносимую компанию, но чтоб такое... Он уничтожил огромными тяжками две сигареты подряд и прикурил третью от окурка второй, после чего смог кое, как настроиться на решение проблемы. От курева уже просто воротило, так что он просто вертел сигарету в руках. "Во-первых, нужно уничтожить свой пеленг, а то Гуревич превратится в заколдованную гору, к которой сколько ни иди, все равно не дойдешь,--размышлял Никита.--Во-вторых, ракетный ранец мне больше не понадобится. Гуревича взорвать, конечно, стоило бы, но без второй части приемника, а если он не бросил ее сразу, то потом вряд ли с ней расстанется". Никита снял ранец, достал из него аккумуляторы и активизировал детонаторы на пять минут. Положил вырванный с корнем пеленг на ранец, и побежал, не оглядываясь к реке. Когда он вошел в реку прозвучал взрыв и огненный столб взвился в небо. "Охотничий сезон открыт,--подумал Никита.--Теперь надо решить в какую сторону поплыл Гуревич. Он видел, что я плыл вниз по течению и именно в тот момент, когда я побежал берегом, он поплыл вниз по течению. К тому же по течению можно намного дальше уйти от меня, не прилагая при этом практически никаких усилий." Никита установил костюм на метровую глубину и поплыл под водой, внимательно посматривая по сторонам. Так началась его охота.
Никита сидел на берегу реки и ждал, когда заправится картридж автономной системы питания. Сигареты давно кончились, и было очень тоскливо. Солнце подымалось огромным красным оком, безразлично взирающим на мир под собой. Ночью оно скроется для того, чтобы отдохнуть от напряженного дня и обдумать, переварить информацию, полученную за день. Потом все сначала. Встать на востоке и идти по небу до запада, осматривая свои владения. Бред. Почти год он искал Гуревича. За это время он многое повидал и о многом подумал. Ему встречались люди в шкурах и с примитивными орудиями труда, но он избегал с ними встречаться. Какой толк общаться с человекоподобными зверями, которые еще не научились разговаривать, а только мычат. До превращения в человека им нужно развиваться еще не одно тысячелетие. Мысли текли вяло и не принужденно. "Хотя это может быть уже не люди, так как научились делать орудия труда, одежду и боле мене общаться, пускай и мычанием. У них уже появились зависть, злоба, трусость, предательство и весь остальной набор человеческих качеств, которые и превратили человека из простого представителя животного мира в самое ужасное и ненасытное животное. А я тогда кто? Значит я тогда еще хуже, чем они, ведь я цивилизованней их, а цивилизация взращивает в человеке все возможные пороки.--В наушниках гермошлема бешено взвыла музыка, которая вернула Никиту в реальный мир.--Что со мной происходит? Я начал задумываться над такими вещами, о которых раньше никогда не думал. Может быть, это все после перелета, а может быть просто я во время приземления сильно приложился головой? Все может быть. Даже то, что эти вездесущие "ОНИ" пробрались и в мою голову".
В гермошлемы Никиты и Гуревича был встроен развлекательный центр, который содержал музыку, анекдоты, истории и даже целые книги и фильмы, на тот случай если они останутся одни. Это позволяло сохранять здравый рассудок, не обезуметь от одиночества.
Никита вышел из леса и увидел усыпанное камнями поле. Камни были разного размера от мелкой щебенки до огромных валунов. Они валялись вокруг огромного камня, скорее даже осколка скалы. Подойдя поближе, он увидел, что этот камень взорван, а вокруг валяются всего лишь его осколки. На камне можно было различить следы термитных гранат и размышлять о том, кто мог это сделать, не приходилось. В этом первобытном мире всего два человека имели такие возможности. От камня шла старая заросшая жесткой травой тропинка, которая привела его к расположившимся в долине реки огромным полуземлянкам аборигенов. В центре огромного, просто гигантского по меркам аборигенов, селения возвышалась сложенная из бревен пирамида с жертвенником у подножия. Никита включил гермошлем на увеличение и увидел, как четыре аборигена положили на него обвешенного оберегами старика и встали по углам, держа его за руки-ноги. Из пирамиды вышел... Гуревич. Он медленно подошел к жертвеннику и лазерной пилой отрезал деду голову. Взял голову за волосы и, держа ее на вытянутой руке, чтобы не запачкаться, скрылся в пирамиде.
Дождавшись темноты, Никита включил мимикрию и пошел к пирамиде. По всему селению витал смрадный дух, и он поспешил опустить стекло. Эта вонь исходила из полуземлянок и было странно не видеть отходы жизнедеятельности возле землянок, что так характерно для аборигенов. "Не иначе как Гуревич приобщает их к порядку",--подумал Никита. Возле пирамиды сидели те четверо, что держали на жертвеннике старика. Они были обвешаны гильзами, а у одного висела на груди зажигалка. Он был, видимо, среди них главным. Никита достал нож и, подкравшись сзади, всадил его в печень главного, зрачки расширились от дикой боли и тут же потускнели. Один абориген, увидев нечеткую фигуру на фоне костра открыл было рот для крика, но удар ребра ладони в кадык вбил его обратно. Десантный нож блеснул рыбкой и вошел под кадык, как в воду, перебив позвоночник третьему, и его жалобный всхлип слился в унисон с хрустом шеи четвертого. Никита быстро заминировал пирамиду и отошел за землянку.
--Гуревич, заинька, твою мать, пришел серый волк,--ласково ворковал Никита в рацию, но от этого воркования у Гуревича по спине побежали холодные струйки пота.--Твоя башенка заминирована всей взрывчаткой, что у меня была, так что выходи без костюма, с одним ножом и частью "приемника".
--А ты выгляни из норки и посмотри на своих друзей у костерка.
Гуревич долго молчал. Принять решение для него было сложно, если он выглянет, то может получить пулю или вообще ракету. Этим убить нереально, но оглушить можно, а за это время можно подойти поближе и расправиться с бесчувственным противником. Однако Гуревич решил рискнуть, так как Никиту он знал давно и понимал, что блефовать тот не будет, преувеличить может, но не блефовать. Гуревич включил отводной купол и вышел из пирамиды. Слева от подножия пирамиды вокруг костра лежали его волхвы сложенные свастикой.
--Торт, у тебя что в детстве не было игрушек?--спросил Гуревич.
--Детонатор у меня,--Никита вышел из-за землянки и помахал им.--Нажму кнопку и пикнуть не успеешь, так что не дури. Снимай все барахло и выходи с одним ножом.
--Зачем же так круто. Я сейчас выйду голый и беззащитный, а ты меня тут же шлепнешь.
--Ты меня знаешь. Я слово держу. К тому же я так долго мечтал об этом моменте, что хочу им как следует насладиться.
--Зачем нам друг друга убивать? Будем лучше править этим недоразвитым миром вместе. Мы для них боги.
--Бог создал человека по своему образу и подобию, но бог безобразен, то есть не имеет образа, тела, ничего материального, следовательно, он создал нас по своему внутреннему подобию. По тому подобию что мы называем душой, а с этими животными я кроме анатомии никакого сходства не имею.
--Мы научим их всему, что умеем,--настаивал Гуревич.--Мы переживем десятки их поколений и сможем сделать из них людей.
--Во-первых, ты хочешь ими только повелевать, а во-вторых, я сюда не нянькой прилетел и вообще хочу домой, к людям.
--Что ты забыл дома?--спросил Гуревич саркастически.--Тебя же там всю жизнь шпыняли и говорили, что и как делать, не спрашивая, хочешь ты этого или нет, а это шанс стать свободным человеком.
--На спинах этих животных?
--Да хоть на них. Что они нам? Мы построим такой мир, какой захотим.
--Я уже видел твои методы и не хочу так. Развел тут едрена вошь первобытный тоталитаризм, деспот херов. Зачем камень в поле взорвал?
--Они считали, что в нем живет бог, хотя бог здесь я,--просто ответил Гуревич.
--А деда зачем убил и зачем тебе понадобилась его голова?
--Это жрец того бога, не хотел мне подчинятся, а голова так, для устрашения. Сначала насаживал головы на колья вокруг пирамиды, но они ужасно воняли, так что теперь я выкидываю их просто в реку, а они думают, что я их ем.
--Зачем тебе понадобилась вторая половина "приемника" если ты решил остаться здесь?--грозно пророкотал Никита.
--А вот это уже не твоего ума дело,--яростно зашипел Гуревич.
--Тогда выходи и дерись. Ты мне, ублюдок, ответишь за этот кошмарный год.
Гуревич скрылся в пирамиде и через минуту вышел совершенно голым с одним ножом в руках. Он жалко передергивал плечами и шлепал на себе летучих паразитов. Без костюма любой пехотинец чувствует себя улиткой с содранным панцирем. Никита быстро разделся, взял нож и пошел на встречу противнику. Они остановились в метре друг от друга и пошли по кругу на полусогнутых, готовые в любой миг вытянуться в смертоносную молнию. Клинки с яростным звоном сшиблись и запели "песнь булата", как называли поножовщину в мобильной пехоте. Ножи сверкали как слюдяные крылышки стрекозы для насекомых, так же завораживающе и смертельно опасно. Никита отпрянул, и клинок Гуревича вместо горла прочертил глубокую борозду вдоль ключицы. Кровь хлынула радостным потоком и поспешила вниз, в землю, в начало. Левая рука покрылась крупными порезами и с нее потоками стекала кровь, на нее он принимал скользящие удары. Однако и Гуревич выглядел не лучше. Никита перехватил руку Гуревича с ножом, а Гуревич его. Они стояли и гнули друг друга к земле. Внезапно Никита укусил Гуревича за костяшку кулака. Тот дико взвыли, но ножа не выпустил. Однако его замешательства хватило, чтобы Никита вырвал свою руку и ударил его в подбородок. Нож прошил мясо и пробил нёбо. Гуревич еще пытался сопротивляться, но Никита рванул нож от себя и вниз, распарывая его глотку от подбородка, до грудной клетки. Он не стал смывать с себя кровь, а поскорей забрался в костюм, тот сам сделает что нужно. Когда Никита огляделся, вокруг него стояло все племя и смотрело на него широко раскрытыми глазами полными страха и какой-то странной надежды. Он поднялся в пирамиду и взял вторую половину "приемника". На выходе его уже ждал старик державший за волосы голову Гуревича. Он подошел с согнутой спиной и положил голову пред Никитой. Потом подошли все молодые женщины племени, а старик живо замахал руками и замычал, бери, мол, кого хочешь и сколько хочешь. Торт подумал с сожалением к себе, что за этот год у него не было женщины, только одиночество, мысли и злоба. Торт смотрел на этих жалких людей и понимал, что он им нужен. Только Торт сможет сделать их людьми, а не какой-то там Гуревич. Для этого дела двое слишком много. Только Торт, только сам, только один. Он сделает их счастливыми. Из подсознания всплывали многообещающие картины. Торт видел приносящиеся ему жертвы, склоненные в обожание, страхе, любви, не важно главное склоненные перед ним, спины, толпы аппетитных зовущих самок. Ну и что, что они грязные и вонючие? Так для этого река рядом. Это его мир. Он здесь бог. Он! ОН!!!
Внезапно мир перед глазами поплыл, и его заволокло мутными пятнами. Потом наступила темнота. Очнулся Никита в военном лазарете. Рядом сидела врач и читала какую-то слезогонную муть.
Никита повернул к ней голову и спросил:
--Где я?
--Лежите. Вам нельзя разговаривать. Вы еще слишком слабы,--ответила медсестра и вколола ему снотворного.
Никита уставился в белый потолок и медленно опустил потяжелевшие веки.
Через неделю Никита Торт и Александр Гуревич стояли на ковре у генерала.
Все произошедшее с ними в "параллельном пространстве"--обыкновенная виртуальная реальность. Всего лишь семь дней утыканное электродами тело болталось в кисельной массе температура, которой равна температуре тела. Всего лишь последнее испытание перед реальным запуском, которое они не прошли. И того года, что они провели отдельно друг от друга не было. Воспоминания о нем были загружены в память, как в компьютер. Никита не гонялся за кабанами, не отстреливался от внезапно напавших хищников, не бродил в унынии по чужому миру. Ничего не было, кроме того, что они не прошли последнее испытание перед первым в мире запуском человека в альтернативное пространство, которое можно сравнить лишь с первым полетом в космос.
Никита и Гуревич зашли в кабинет полковника словно в воду опущенные. Их скорбный вид просто выдавливал из глаз слезы, как лук. Генерал возвышался на столом, как нерушимая скала посреди океана. Кустистые седеющие брови грозно съехали к переносице.
--Бригадир Торт, ваша персона будет рассматриваться на собрании, а вы, Гуревич, слишком долго служили стране пора бы и на покой,--сказал генерал и зловеще добавил.--Я очень жалею, что нет статьи за преступления в виртуальной реальности. Как мне хочется поставить тебя, гаденыша, к стенке, но не могу. Вопросы есть?
--Да,--сказал Никита.
--Слушаю.
--Я постоянно ощущал чье-то присутствие, как будто меня кто-то направляет и руководит моими действиями. Это были не вы?
--Нет. Мы только модулировали программы "декораций" и снимали все ваши показания, считывали сознание и подсознание, но не во что не вмешивались. Еще вопросы есть?
--Нет.
--Свободны.
"Черт возьми, так кто же тогда эти "ОНИ"?--судорожно думал Никита.--Может быть, я сумел почувствовать их невидимую лапу, в которой сидит весь мир, только там? Бред. Быть такого не может. Да и нет. Мне все показалось." По спине Никиты поползли липкие струйки холодного пота.
Гуревич уже выходил из двери, когда услышал голос генерала.
--А ты, Гуревич, запомни, каждый может быть богом в себе, но не как не над другими.