|
|
||
легенда | ||
Но один из детенышей, тот самый, что и был человеком, в воздухе только кричал и неумело растопыривал руки. И неименуемо разбился бы о камни, если бы черной тенью метнувшись с обрыва, птица не подхватила его.
В гнезде мальчик долго не мог прийти в себя, он вздрагивал и плакал от ужаса. А птица ходила вокруг и пододвигала лучший кусок мяса, задевая его тяжелым жестким крылом. Но на следующий день... Она вновь столкнула маленькое упирающееся существо, и когда он летел, перед ним кувыркались горы и пучки сухой травы. И снова, уже у самых зловещих камней он оказался в спасительной хватке. А еще через день повторилось то же самое. И еще через день. И еще... Солнце вставало из-за далеких темных ущелий и садилось в джунгли, над гнездом водили ночной хоровод звезды, дни сменяли годы, и каждый раз птица с умными и печальными глазами сбрасывала человечка с самой вершины горы, надеясь, что он наконец-то полетит. Но мальчик падал, словно камень, камень, хоть и пытался широко раскинуть руки, как это делают все кондоры. Впрочем, это был уже не мальчик, а юноша. Он сам разделывал баранов, которых ему приносила с охоты птица. И все труднее было ей, начавшей стареть, вновь и вновь сбрасывать его с отвесного карниза. Бывало, он на целые дни уходил от гнезда, ловко цепляясь руками за источенный ветрами камень и, закусив губу, до самой темноты смотрел вниз, где шумел лес и серебрилась река. И все яростнее он пытался махать руками во время своих недолгих мгновений полета.
И вот однажды вечером, когда птица спала после долгой охоты, человек подошел к ней и положил руку ей на голову. А потом острым обломком кости отрезал ей крылья. Свитыми из бараньей шерсти веревками, он прикрепил их к своим плечам. Подойдя к краю гнезда, он замер, глядя на угольно-черные джунгли, за которыми пропадал солнечный диск, и зажмурился. Потом оглянулся, словно ждал, что кто-то подтолкнет его. Но наконец сделал последний шаг и рухнул в пропасть. У самой земли он полетел.