Аннотация: У коня есть копыта - чтоб ступать по инею и снегу, шерсть - чтобы уберечься от ветра и стужи; он щиплет траву и пьёт воду, встаёт на дыбы и скачет - в этом истинная природа коня. Не нужны ему ни высокие башни, ни богатые хоромы.
Лошадь имеет значение огня и света. У одного поэта мусульманского Ренессанса есть строчка: "Примчались кони рассвета в один сияющий день".
(Энциклопедия символов, знаков, эмблем)
Полная Луна благодарно всхрапнула и тут же снова уткнулась в пыльную траву. Гулль благодарно погладила кобылу по раздувшемуся боку:
Огромное тёмное небо равнодушно смотрело несметным количеством глаз, холодный вечерний воздух прогонял остатки жары, степные орлы огромными тенями парили в высоте, высматривая сусликов. Гулль легко похлопала Полную Луну по холке и пошла в шатёр. Кобыла посмотрела ей вслед влажными глазами и тихо заржала. Она знала, что вправе требовать к себе особого внимания, ведь именно она давала племени лучших жеребят, за которых многие готовы платить непомерно высокую цену, племя Даи было ей благодарно, как и своей лучшей дочери Гулль. Отец и все старшие братья Гулль были убиты в междоусобных войнах племён-кочевников, она отказалась последовать совету шамана Астиага и выбрать себе мужа, ведь и он не избежал бы той же участи. Не всё ли равно быть вдовой или вовсе не выйти замуж, так думала Гулль. Она пообещала своему народу избавление от голода и войн, ей не поверили, но на всеобщем совете решили подождать несколько лет, словно надеясь на чудо. Жизнь в степи была суровой, огромная, но бесплодная степь не позволяла выращивать пропитание, племена издавна занимались скотоводством, в том числе и разведением коней, но именно Гулль предложила наладить торговлю с чужеземцами. Оставалось только сделать так, чтобы их товар был лучшим. Отец часто пригонял с собой захваченных им скакунов, табун племени Даи был очень хорош, но без советов шамана и Цепных Демонов, доверенных хана, Гулль не справилась бы. Теперь же слава о великолепных конях Даи разнеслась далеко за пределы их тесного мирка, самые богатые и знатные чужеземцы не считали зазорным разыскать стоянку племени и поторговаться с Гулль. Свирепые, ловкие и выносливые кони были лучшими для воинов, некоторые предпочитали покупать их для содержания в удобных конюшнях, кормили отборным овсом и расхваливали перед гостями, но истинное предназначение их была война.
Утренний туман покрывал всё пространство, лишь кое-где разрывался в клочья под напорами ветра, но эти раны тут же затягивались. Влажный воздух оставлял следы своих поцелуев на коже. Несмолкающий шелест трав дразнил и звал за собой. Гулль была недовольна таким утром, оставалось только ждать, когда туман рассеется и проглянет неласковое солнце. Как вести торговлю в таких неподходящих условиях, покупатели будут недовольны. Но заботило Гулль не это недовольство, а то, что сев в седло, чтобы опробовать нового скакуна, покупатель может безбоязненно скрыться в тумане, не опасаясь ни стрел, ни погони. Гулль умылась, подпоясала длинную рубаху, такую, как носят мужчины, широким поясом и переменила сапоги. Один важный и богатый чужеземец должен был сегодня прислать своего сына, за лучшим жеребцом в их табуне. Задумавшись, как бы продать ему Буйный ветер, Гулль расплела чёрные косы и стала расчёсывать волосы костяным гребешком. Глухой стук копыт испугал её, не успев заплестись, Гулль выскочила из палатки, солнце немилосердно ударило её по тревожным тёмным глазам, и Гулль зажмурилась, защищая их густыми ресницами. Тумана не было. Усыпанная каплями росы степь сверкала и переливалась. Незнакомый всадник, прикрывая глаза рукой, смотрел на Гулль. Гулль откинула волосы за спину и собралась позвать Цепных Демонов, но всадник легко соскочил на землю, ласково улыбнулся и мягким красивым голосом сказал:
- Доброе утро девушка, я Гиреад, не подскажешь, где можно найти вашу м-м-м... правительницу.
Гулль гордо вскинула голову:
- Я - Гулль глава племени, приветствую тебя.
Гиреад не казался удивлённым. Он приветливо поклонился, протянул руку, Гулль, знавшая об обычае здороваться за руку, доверчиво протянула свою. Гиреад обхватил её руку и в поклоне прикоснулся губами к пальцам. Гулль не выдала своего замешательства и жестом предложила следовать за подоспевшим табунщиком.
Подождав, пока мужчины отойдут достаточно далеко, Гулль поднесла свою руку к глазам и внимательно посмотрела на неё, не понимая, зачем этот Гиреад поцеловал её загрубевшие пальцы, да и было ли это ему приятно. Гулль поднесла руку к своим губам, легонько провела ими по пальцам, ощущая шероховатость кожи, и возмущенно фыркнула: "Глупый чужеземец"!
Табунщик Камбис расхваливал своих коней, бесконечно гордый тем, что они лучшие, они все были лучшие, выбор не из лёгких. Гулль исподлобья рассматривала Гиреада. Он был совсем не похож на мужчин из Великой Степи, светловолосый и светлокожий, с синими глазами, напоминающими озёра, нежный и солнечный. Но вот кони его, пожалуй, не радовали, безразлично смотрел Гиреад на них, не спеша делать свой выбор. Гулль решила попробовать, и отозвала Камбиса, дав ему какое-то поручение.
- Я вижу, наши кони вам не по вкусу, - возмущённо спросила она у Гиреада, который смущённо покачал головой и возразил:
- Они все хороши, но разве так уж необычны.
- Необычный конь предназначен необычному человеку, - рассудительно заметила Гулль и направилась в степь, зная, что Гиреад следует за ней.
На некотором расстоянии от основного табуна, под присмотром нескольких воинов пасся Буйный ветер. Вороной жеребец с таким же чёрным норовом. Гиреад, взглянув на Буйный ветер, заговорил совсем уж непонятно для Гулль:
Ты заржал впервые, рождаясь,
Вздымаясь из океана или первого источника вод, -
С крыльями сокола и передними ногами антилопы,
И это было твоё великое, достохвальное рожденье, о конь.
(Ригведа. Гимн жертвенному коню)
Гулль зачарованно прислушалась и шёпотом спросила:
- Что это?
- Это, - Гиреад усмехнулся, немного обидно, - Это стихи.
- Стихи? - Гулль нахмурилась, это слово ей ничего не говорило, - Песня? - неуверенно спросила она.
- Песня, - кивнул Гиреад, - Песня, но без музыки, язык Богов.
- О-о, - Гулль задумалась, - У ваших Богов красивый язык, - помолчав, сказала она и неожиданно засмеялась, - Посмотрим, поможет ли тебе этот язык Богов подойти к Буйному ветру.
В руках у Гиреада оказалась какая-то трубочка, очень похожая на дудку, которые были у некоторых табунщиков, но не из дерева, а из какого-то блестящего металла, да ещё и с круглыми окошками, закрывающимися окошками. Гиреад поднёс трубочку к губам и начал перебирать изящными пальцами. Нежные звуки, воздушные и сладкие коснулись сердца Гулль. Она услышала шёпот трав, песню ветра и говор ручья, которые сливались воедино и проникали в душу. Гулль несмело взглянула на Гиреада, которой создал это чудо, глаза его были закрыты, опущенные веки чуть подрагивали, он показался Гулль красивым, как весенняя степь. Буйный ветер подошёл ближе и положил на плечо Гиреада свою тяжёлую голову.
После отъезда Гиреада странные мысли поселились в голове Гулль. Была ли так прекрасна их тяжёлая, но свободная жизнь, как она рассказывала Гиреаду, словно пытаясь его в чём-то убедить. И почему необъятное Небо и огромная Земля не позволяют нам говорить своим языком, а лишь смиренно обращаться к себе, отведав священной сомы. Может, люди столь же интересны, как и лошади, а я не знаю этого. Не все живут так, как мы, это я знаю, но вот как живут другие люди?
Заинтересовавшись чем-то иным, помимо коней своего племени Гулль ощутила в себе желание узнавать новое, шаман Астиаг начал учить её грамоте. Гулль было сложно запоминать эти нелепые маленькие значки, каждый из которых обозначал какой-то кусочек жизни, но как только она готова была бросить это занятие, Гулль вспоминала, что Гиреад должен вернуться через три года, и весело смеялась при мысли о том, как он будет удивлён, или доставала блестящую трубочку, флейту, как сказал Гиреад, и дула в неё. Но чуда не случалось, вылетали лишь отдельные звуки, которые не желали соединяться, и Гулль говорила себе:
- Это не такие уж красивые звуки, но это я вызвала их к жизни.
На следующий год Гулль выменяла прекрасного каурого жеребца на первую в её жизни книгу. Может, этот обмен и не был равноценен, но и покупатель и продавец считали, что остались в барыше. Гулль решила, что прочтёт эту книгу сама, без помощи мудрого Астиага, когда-то ведь надо было заканчивать ученичество. Широко раскрытыми глазами оглядывала она каждую страницу, привыкала к ней и лишь затем, очень медленно и серьёзно, пыталась связать между собой все эти путаные значки. Чтение удивляло и пугало Гулль. Не может быть, чтобы то, что люди думают и делают, помещалось на этих тонких ломких страницах. Как в неживом предмете оказалась спрятана жизнь человека? Непонятно. Но как интересно. Чужие истории стали моими. На первой же странице было написано:
У коня есть копыта - чтоб ступать по инею и снегу, шерсть - чтобы уберечься от ветра и стужи; он щиплет траву и пьёт воду, встаёт на дыбы и скачет - в этом истинная природа коня. Не нужны ему ни высокие башни, ни богатые хоромы.
(Чжуан-цзы. Гл. 9 - У коня копыта...)
Многое здесь было неясно, что значит истинная, как выглядят эти башни и хоромы? Но к Астиагу Гулль не обратилась, она решила приберечь эти вопросы для Гиреада, ведь он больше знает о другой жизни, он сам ею живёт, кроме того, его объяснения были бы Гулль более приятны. Разобрав эти строки Гулль, не выдержав, побежала к своей любимице Полной Луне, которая паслась неподалёку со своим жеребёнком.
- Луна, о тебе в книгах пишут, - доверительно прошептала Гулль в большое лохматое ухо и принялась ласково чистить голову лошади скребницей, осторожно проводя ею ото лба к носу. При этом Гулль рассказывала Полной Луне о том, что же о ней написано:
- И твои копыта, и шёрсть, и грива с холкой, да и всё остальное - это то, что тебе нужно, чтобы жить в нашей степи. Юрты, как у меня и других детей племени, тебе не надо. Еда твоя растет около твоих копыт, а мы её добываем.
Тут Гулль пришло в голову, что лошадей они тоже едят, и, возможно, не нужно при Полной Луне говорить об этом.
- Ты, должно быть, счастливое существо, - смущенно сказала Гулль, переходя к шее и плечам лошади.
Ночью, при свете масляной лампы Гулль боролась с книгой, дальше на этой странице про лошадей уже не говорилось, и она почти ничего не смогла разобрать. Гулль устала, глаза её закрывались, но она приказала себе самой не отступать и дочитать страницу до конца. Тут её ждало небольшое вознаграждение, думая о котором Гулль беспокойно ворочалась всю ночь:
Живя на воле, кони щипали траву и пили воду. Радуясь - ласкались, сплетаясь шеями, осерчав - лягались, повернувшись задом. Только это они и умели. Когда же на них надели хомут да нацепили им на морду полумесяц - они выучились злобно коситься и выгибать шею, грызть удила и рвать поводья.
(Чжуан-цзы. Гл. 9 - У коня копыта...)
К утру Гулль удалось унять своё беспокойство, она рассудила, что, может, лошадям и правда не сладко под владычеством человека, но отпускать их было бы просто глупо, лошади были не только необходимы племени Даи, они не могли быть свободны, ведь множество других племён населяло степь, и уж им-то точно не приходили в голову такие мысли.
Племя Даи гордилось своей лучшей дочерью, её считали мудрой. Умение читать сослужило Гулль хорошую службу при общении с чужеземцами, раньше, получая послание от кого-нибудь из них, Гулль обращалась к помощи Астиага, теперь же она сама старательно разбирала написанное и радовалась, когда ей удавалось понять очередную строку. Правда ответы писал по-прежнему Астиаг, но Гулль была уверена, что сможет одолеть и это.
Хан одного из кочевых племён преподнёс Гулль в подарок книгу, правда, та была изрядно потрёпана, но Гулль всё равно несказанно обрадовалась и никак не могла понять, как же Спаргапис расстаётся с такой ценностью. А хан Спаргапис в свою очередь недоумевал, зачем может понадобиться такая бесполезная вещь, которая была обнаружена в седельном мешке одного захваченного чужеземца и которая долго валялась в юрте хана, не находя применения. Многие страницы были размыты, так что Гулль плакала от отчаяния, понимая, что уже никогда не узнает, что же было здесь написано, но то, что осталось... О, радости Гулль не было предела. Перед ней, без всякого сомнения, был язык богов, стихи.
О путник, со мною страданья дели:
Царь быстрого бега простёрт на земли;
И воздухом брани уже он не дышит;
И грозного ржанья пустыни не слышит;
В стремленьи погибель его нагнала;
Вонзённая в шею дрожала стрела;
(Шарль Мильвуа. Песнь араба над могилою коня)
Гулль переменилась за эти годы, у неё появилась привычка задумываться о том, что она увидела за день, вести долгие беседы с покупателями, которые убеждались, что перед ними не дикарка из степи, а молодая правительница племени с пытливым умом, желающим постигнуть тайны чужой для неё жизни. Но всё-таки на первом месте для Гулль всегда оставались её лошади, которые были окружены самой трогательной заботой.
В ожидании Гиреада время летело незаметно. Гулль помнила, что в беседе с ней Гиреад говорил о том, что они слишком разные и не смогут понять друг друга, и её казалось, что уж сейчас-то ей удалось приблизиться к нему, преграда уже не была такой непреодолимой. Гиреад вернулся в Великий день, посвящённый солнцу, которому племена степей приносили жертвы - лучших жеребцов, отдавая должное своему великому грозному богу.
В предрассветных сумерках Гулль в замшевом платье и остроконечной войлочной шапке, украшенной золотыми бляхами, взошла на вершину одного из священных холмов. Два дайца подвели к ней вороного жеребца со спутанными передними ногами и заставили его подняться на дыбы, в этот момент Гулль острым кинжалом полоснула его по горлу - кровь оросила землю холма. Вслед за правительницей жертвы принесли старейшины родов. Затем началось всеобщее веселье. Пляски и хороводы у костров, протяжные степные песни, угощение из священных животных. В разгар веселья к шатру Гулль подъехали несколько всадников в военных доспехах, Гулль в окружении Цепных Демонов отправилась приветствовать их. Всадники спешились и склонили головы в знак почтения, они сняли шлемы, и Гулль почувствовала, что ей трудно удержаться на ногах - перед ней был Гиреад. Да, он был не слишком похож на себе, загоревший, коротко стриженый, со шрамом на щеке, которого раньше не было, но это, несомненно, был он.
-Приветствую вас в племени Даи, у нас сегодня великий праздник и вы можете разделить его с нами, - произнесла Гулль, как того требовал обычай.
Спутники Гиреада обрадовались приглашению. Гиреаду же Гулль предложила следовать за ней в юрту.
Неожиданно для Гулль Гиреад тут же сел за очагом между кроватью и алтарём - на место для высоких гостей, Гулль прекрасно помнила, что в прошлый раз он ничего не знал об их обычаях и чуть было не сел на место девушки-хозяйки, после чего был бы обязан работать на хозяйку юрты всю зиму. Теперь же Гиреад вёл себя уверенно, и эта уверенность была для Гулль неприятна.
- Что же ты молчишь? - раздался голос Гиреада, - Или ты желаешь, чтобы я начал разговор как твой гость, - Гиреад улыбнулся, но Гулль не узнала его улыбку, это была улыбка другого человека, такого как хан Спаргапис.
- Мне казалось, ты будешь рада моему возвращению, - продолжал Гиреад, - И рада тому, каким я стал.
- А каким ты стал? - тихо спросила Гулль.
- Воином, - гордо ответил Гиреад, - Последние два года я провёл в военных походах, которые закалили моё тело и душу, ваш мир не кажется таким непонятным, теперь я уверен, что смогу жить где угодно.
- Зачем?
- А ведь я должен быть тебе благодарен, - рассмеялся Гиреад, - Мне захотелось изменить свою жизнь после нашего разговора.
- Мне тоже.
Но Гиреад не услышал этих слов.
- Мне показалось, что жить свободной жизнью, должно быть, прекрасно. Абсолютная свобода, никаких докучливых обязанностей, жизнь - это действие, а не созерцание. Раньше я был смешон со всеми своими книгами...
- Я научилась читать! - отчаянно крикнула Гулль и протянула ему свои две книги.
- Хм, - Гиреад озадаченно посмотрел на них, - Это всё неправда, понимаешь, глупые выдумки, выкинь эти бесполезные книги. Настоящая жизнь - вот она, - Гиреад широко развёл руками.
- Эти выдумки были для меня настоящими, когда я их читала, - Гулль прижала книги к груди, не обращая внимания на усмешку Гиреада.
- Брось их в очаг, - равнодушно заметил он, - А впрочем, если тебе нечем заняться, можешь читать, но не верь им, меня-то они уже не обманут.
Гиреад поднялся и подошёл к Гулль.
- Гулль, - Гиреад провёл рукой по её щеке. Гулль разжала руки, и книги упали на пол, устеленный шкурами, - Ты изменила мою жизнь, и я хочу отблагодарить тебя.
Гулль закрыла глаза, тихие слёзы катились по её щекам. Гиреад притянул Гулль к себе и нагнулся, чтобы поцеловать её. Гулль взмахнула правой рукой и низко склонила голову, послышался лёгкий свист, Гиреад медленно опустился на пол, в его глазу торчала стрела с красными перьями. Один из Цепных Демонов, довольно улыбаясь, заглянул в юрту, Гулль благодарно кивнула ему, подошла к Гиреаду, споткнувшись о книги, и потрогала ногой его тело, словно желая удостовериться, что этот чужой человек мёртв.