Они стояли на крыше маленького домика близ Гранд парка. Какой-то чудак однажды решил свести всех безумных музыкантов в одном месте, с тех пор каждый год Чикаго разрывали крики гитарных струн, бой барабанных установок и изливающие свои души певцы.
Они еще помнили те времена, когда за подобную музыку жгли на кострах, а за слова, что сейчас звучали в некоторых песнях, можно было лишиться языка. А теперь они могли не прятать свою суть, орущая толпа исходила в исступлении при звуках ее не по-человечески сильного голоса, при виде его нечеловечески быстрых пальцев, что скользили по белоснежному грифу электрогитары. И они были счастливы.
- О чем ты думаешь? - спросила девушка, обнимая его сзади.
- О том, что сегодня я вновь услышу твой голос.
Девушка рассмеялась и укусила его за краешек уха. Ее взгляд упал на улицу внизу. Десятки людей бродили этой ночью по закрытым для машин дорогам, заглядывали в манящие яркими вывесками магазинчики, хохотали, напивались, заключали друг друга в объятия, тонули в поцелуях.
- Сэд, сколько у меня времени до нашего выступления?
- Пара часов. Не смей опаздывать, - он крепко сжал ее руку, повернулся и посмотрел в глаза. Белесыми искрами в их багрянце отражались десятки уличных огней. Они замерли так на несколько мгновений. Девушка выдохнула, закрыла глаза и прижала его к себе.
Бар был заполнен. Звон ударяющихся друг о друга кружек и восторженные возгласы нескольких десятков пестро разодетых ребят сливались в новую симфонию. Чез пробирался сквозь толпу к стойке. Сегодня стоило напиться, однозначно стоило. Почему она ушла? Почему именно сейчас? В ту самую ночь, когда он впервые ее встретил пару лет назад.
- Чего тебе, парень? - отозвался бармен, широко улыбнувшись и продемонстрировав Чезу прореху в ровном ряду желтых зубов.
- Что покрепче, если осталось.
Во всей этой суматохе никто его не замечал и это было именно то, что ему нужно. Никто не спросит что случилось, никто не посмеет ободряюще похлопать по плечу и в приступе внезапной заботы крепко обнять.
Перед ним опустилась стопка чего-то темно-бурого, попутно расплескав часть жидкости. Не задавая вопросов парень опрокинул содержимое себе в рот и скривился от горечи.
- Дай сюда всю бутылку, - хрипло проговорил он бармену. Тот лишь пожал плечами и поставил перед ним початый сосуд без этикетки.
- Бедняжка, тебя одного хватит на полную? Может быть стоит тебе помочь? - прошептал кто-то на ухо. Чез обернулся на звук, но рядом оказались лишь парочка патлатых ребят в явно болшеватых для их плеча кожанках. Внезапно чья-то рука опустилась на его плечо с другой стороны. Парень обернулся и увидел ее.
В этой толпе можно было встретить любой образ. Подражая своим кумирам они набивали десятки татуировок, покрывали себя черепами и чудовищами, словно древние воины, создающие эпос на своем теле. Их одежды, нещадно растерзанные, порванные, щедро покрытые красками из баллончиков, спрятанные под шипастыми куртками, были совершенно не похожи друг на друга. Их подведенные глаза, украшенные десятками металлических талисманов лица, собранные в невообразимые прически волосы, создавали невероятных персонажей. Но она, по непонятным причинам, резко выделялась из этого многообразия. Длинные волнистые волосы темно-лилового цвета свободно спадали на плечи. Ее яркие красные губы изогнулись в легкой улыбке. А глаза, эти странные глаза, словно бы в тон губам, смотрели неотрывно. И он не мог сказать "нет".
А дальше время потекло незаметно. Они о чем-то болтали, бутылка медленно пустела. Незнакомка смеялась, иногда, как бы невзначай, касалась его и Чез забыл обо всем. Шум толпы остался где-то позади как и боль, с которой он сюда пришел.
И вот они уже смеясь выходят через заднюю дверь. Он притягивает ее к себе и страстно целует. Мир вокруг плывет, они с трудом стоят на ногах. Но он не смеет отпустить ее. Будто бы чувствуя как тяжело ему даются эти мгновения девушка толкает Чеза к стене и приживается к нему всем телом, начиная медленно целовать его лицо, опускаясь все ниже.
- Как тебя зовут, - шепчет Чез, слова тоже даются ему нелегко.
Девушка замирает на мгновение, тихо смеется и произносит "Эбигейл", а потом мир гаснет.