Беленькая снизу, сверху - дымчатое пятно, сползающее на левый бочок. Шерстка - как пострижена на полмиллиметра и густенько - бархатом. Усики тонкие нежные. Щекочут наверное. И взгляд... Ах этот взгляд. Легкий прищур умницы-отличницы, скрывающей под фальшивыми диоптриями линз мягкий засасывающий жар...
В общем, если б я был котом, я б ее обязательно полюбил. И не раз.
Кошка дохаживала последние предродовые дни и казалось, что в покачивающемся животике кто-то уже чуть-чуть шевелится. Старушка со второго этажа давно вынесла для дворовой красавицы картонную коробку с парой тряпок, поставила рядом мисочку для воды. Беременная красавица вовсю обживала свою "родовую палату" в темном закутке возле черного хода. ее часто можно было видеть по-хозяйски возлежащей на бывшей кофточке, откуда она встречала снисходительным взглядом заскочивших к ней на миг жильцов.
Глядя на будущую мамашу, я улыбался ей, а если был с детьми каждый раз сообщал им, что у киски скоро будут котята, и мы обязательно станем их навещать и приносить что-нибудь вкусное.
Вчера, ранним утром, выходя на часок поиграть погонять с мелкими мяч, услышал я писк. Метрах в трех от картонки, у стены, пищал, неуклюже переваливаясь с боку на бок слепой большеголовый комочек рыжей шерсти.
- Ой! Котенок, котенок! - заверещала детвора
- Да, вот только где его мать, ладно пойдемте гулять - я увел поскорее детей от малыша
Метрах в тридцати от черного хода на автостоянке шумел чернявый братец рыжего. Еще в полуста, уже на улице, белосерый, похожий на мать.
- Какие смешные! - радовались мои малыши.
А я думал, мрачнея, - эта смазливая проститука рожала на бегу. Выжала их из себя и смылась искать новых приключений на свою вертлявую задницу. То-то у нее такой блядский взгляд всегда. И я ничего сделать не смогу. Потому что мне не взять домой и не выходить никак трех новорожденных котят. И скорой кошачьей помощи еще не придумали, а на улице пока тепло, а скоро будет за тридцать в тени, и совсем скоро, может к нацему возвращению с прогулки, на асфальте будут лежать три трупика, к вечеру три мумии. И мелкие это все увидят. И умирать котята будут тяжело...
Сука!
Через час, когда мы возвращались, пищал только один, тот что на стоянке, между субару и старенькой тойотой. Я даже не стал заглядывать к двум другим. Отвел детей домой, посидел над чашкой кофе, огрызнулся на какой-то неуслышанный вопрос жены и, вздохнув, пошел вниз, захватив с собой старую тряпицу.
...
Солнце уже жарило вовсю. Ну не май месяц же. Чернявый теперь лишь чуть постанывал, слабо перебирая лапками. Я нагнулся к нему. Посмотрел с грустью и стукнул подобранным тут же небольшим булыжником по голове. Ну не мучиться же ему! Котёнок затих. Я завернул его в ткань и, бросив в мусорный бак в доме, направился через черный ход к трупику рыжего. У стены его не было. Зато в трех метрах в картонке уютно копошились два разноцветных клубочка, а их мамаша, как раз поднимавшая лапу над краем "колыбельки", извиняюще улыбнулась сквозь прозрачные усики, мол полследишь, а я за третьим сбегаю. Только не подходи! А то укушу!
...
Да. Вот это, наверное, называется мелодрама...
А на самом деле я начал не со стоянки, а вышел через черный ход. И сразу увидел в коробке нашу дымчато-белую красавицу и всех трех ее детишек. Последнего она как раз аккуратно опускала на тряпочку.
Я б вам их сфотографировал, но побоялся напугать или сглазить. Не стоит детские фотки на всеобщее обозрение.
А камень... ну что камень. Выкинул я его. Вон на газоне валяется...