- Похоже, нам не повезло на сей раз, - сказал Тэйлар Камарен, поднося к горящему светильнику маленькую полоску бумаги с еле заметными знаками. Пламя тут же набросилось на нее. Соколица, к которой обращены были слова, встопорщила белые в крапинку крылья и отвернулась.
Если бы хозяин северной провинции знал о послании, исчезнувшем в огне, Камарен отправился бы следом, только пламя охватило бы весь его дом.
Но сколь бы ни были хитры здешние "дети ящерицы и змеи", как называл их верный Ангет Пулан, риэстийский посол перестал бы себя уважать, не сумей он узнавать новости в должный срок. А случившееся часом раньше определенно заслуживало внимания.
- Так вот, поскольку нам не повезло, придется перенаправить усилия, - продолжил риэстиец, и говорил он почти беззвучно - даже соколица Гуэйя навряд ли слышала эти слова, - А ведь все интересно завязывалось. С другой стороны, так оно определенно к лучшему - не придется ломать голову, на чьей стороне милейшее создание, чьи способности, признаться, меня весьма беспокоили. И та странная история с ядовитой гадиной в доме господина Кэраи... я предпочитаю, когда подобные неприятности возникают под моим присмотром или не возникают вовсе. Однако здесь еще остались подходящие люди. Значит, вернемся к прежнему плану...
**
Дом генерала Таэны напоминал прикрытый большим листом муравейник - ни звука не слышно, и вроде все пусто, безжизненно, но стоит приподнять лист, и увидишь бесконечное движение муравьев.
Брат застал Тагари сидящим за столом - враз потерявший подтянутость, с багровыми глазами и неподвижным лицом, он казался вдрызг пьяным, но не было в комнате запаха вина.
- Тайрену стало хуже, - сказал он. - Кажется, я убил и его.
- Прекрати.
- Я все думаю - Энори ведь так ничего и не понял... Я не дал ему шанса. Но он вел себя, как обычно, словно весь мир принадлежит ему одному. Так просто, зная, как он невоздержан на язык, пробудить недоверие, вызвать припадок моей ярости. И... и всё.
- А письмо?
- Его можно подделать.
Муравьи, только что пришедшие на ум Кэраи, казалось, воплотились и побежали по коже бесчисленными холодными лапками. Если брат, и без того не особо дальновидный, окончательно заплутает среди волн в тумане, Дому Таэна конец.
- Ни один святой отшельник не убедит меня в невиновности Энори, - сказал он. - Допустим, письмо подложно. Умельца этого можно найти. Однако уже ничто, никакая пелена на глазах не помешает тебе искать врагов и расправляться с ними. По крайней мере теперь тебя не ударят в спину.
Он кликнул слугу и потребовал вина. Когда кувшин оказался на столе, собственноручно налил хмельное питье в чашу и протянул брату.
- Лучше уж надерись, как последняя свинья, но пусть все лишнее утонет в этом кувшине.
Генерал отмахнулся.
- Тайрену... - повторил он.
- Не навлекай на мальчика лишних бед. То, что ему стало хуже, ровным счетом ничего не значит. Так бывало не раз, и справлялись с этим без Энори. Бодрящие травы, тепло и покой, и завтра он будет таким, как раньше.
- Таким, как раньше? Ты в своем ли уме? - Тагари расхохотался и одним махом осушил чашу. - Таким... когда узнает.
- Я хочу видеть письмо.
- Там... в ларце, где все... Ключ... возьми.
Допив все, что было в кувшине, Тагари поднялся. Как ни странно, осанка его вновь стала прямой, а движения - уверенными. Надолго ли его хватит, подумал Кэраи, задумчиво меряя брата взглядом. Он обычно так мало пьет...
- Я пойду к нему.
- К мальчику?
- Нет. К нему.
- Не стоит.
- А если я все же ошибся? Скажи, зачем ему предавать?
- Ты не ошибся. Могу повторить это еще две тысячи раз. Хотя погорячился, конечно... Впрочем, может, и к лучшему.
Да, с даром Энори убеждать... и с его влиянием на брата он мог бы выкрутиться. А в его причастности к тем или иным делам, творящимся за спиной генерала, Кэраи не сомневался. Но оставалось самое главное.
- Виновен или нет, надо отвести все подозрения от себя. И не только возможных врагов. Его все же любили в народе... Лучше подумай, что должны знать горожане. А слуги будут молчать, не беспокойся.
- Как я смогу соврать?
- Для этого в первую очередь ты должен быть уверен в себе.
- Я не уверен. Ни в ком. Даже в тебе, - судя по тону, вино все же одолевало понемногу эту несокрушимую крепость.
- Конечно, люди разумные слова поперек не скажут - в конце концов, за Энори не стоит ни род, ни влиятельные друзья. Поверят, тем паче это правда. А простой народ будет рассказывать байки - побурлит и успокоится, не стоит обращать внимания. Найдутся те, кто обрадуется: "Я говорил, что не стоит ему доверять!". Таких стоит поощрить.
Тагари молчал. Брат продолжал как ни в чем не бывало.
- С похоронным обрядом тянуть не стоит. Чем меньше об этом узнают, тем лучше. Но достойный уход он заслужил все-таки. Хотя бы заботой о Тайрену.
- Уйди, не могу тебя слушать!
- Я сам всем займусь.
- Ты еще не здоров.
- Э! Кто здоров в этом мире! Иные крепки, словно трехсотлетний кедр - но только телом, а головой... Иные же выглядят крепкими, но ни с того ни с сего умирают. Нет, дорогой брат, предоставь мне эти хлопоты - для меня они будут куда менее тяжкими.
"Даже приятными на свой лад", - подумал Кэраи, покидая комнаты брата, и отследив краем глаза, как тот тяжело опустился в кресло. Похоже, пить он больше не собирался, и это было разумным - неумеренность могла привести к катастрофе.
Плоский вытертый футляр для бумаг; обронят такой на дороге - не наклонишься подобрать. А вложенное письмо написано на дорогой бумаге, такая не продается в обычной лавке. Неровные знаки, испещрявшие белый лист... они казались не каракулями плохо владеющего кистью, а птичьими следами.
Несомненно, то была рука Энори. И вот эта несомненность и заставила Кэраи погрузиться в глубокую задумчивость. Почерк - его. А вот построение фраз... Энори писал редко, и отнюдь не обращения к иноземцам, но говорил он - не так. Он вообще все делал не так, как другие, здесь же чувствовалась интонация человека опытного в словесных ухищрениях.
И если еще четверть часа назад Кэраи был уверен, что обвинение истинно, теперь он не сомневался: как минимум письмо - фальшивка. Кому-то понадобилось убрать излишне проницательного советника. Причем именно так, не тратя время на попытки подстрелить Энори в переулке или подсыпать ему чего-нибудь руками очередной девицы из его обширного "цветника". Тщетны были бы такие попытки против того, кто ухитрялся видеть содержимое закрытых ларцов и предсказывать наводнения точнее, чем все видавшие старики. Выбрали то, что Энори предсказать вряд ли мог. И хорошо выбрали, со знанием дела и нрава обоих. Но этот неизвестный должен был понимать, какую опасность на себя навлекает... разве что сам находился в еще большей опасности.
Как бы ни успокаивал брата, говоря, что случившееся - роса на траве, высохнет и забудется, на деле нельзя было проявлять легкомыслие. Одни демоны знают, какие на самом деле ниточки были в руках мальчишки с волшебным зрением. А Дом Таэна и без того не слишком устойчив. Делать вид, что Энори умер от какой-нибудь болезни или несчастной случайности кажется самым разумным, но велик риск, что по городу поползут слухи - несмотря на всю верность слуг, они слишком многое видели. Да и тот, кто замешан в истории с письмом, не преминет воспользоваться случаем и пустить сплетню по городу. Нет, так нельзя. Остается приблизить выдуманную байку к реальности. Нападение, самоубийство, или же... Нет, про измену говорить опасно, хоть и сильный соблазн. А в самоубийство не поверят знавшие Энори - Кэраи бы и сам не поверил. Скорее уж река добровольно разрежет себя на две части и одна из этих частей потечет вспять.
Значит, кто-то, пробравшийся в дом... Это будет близко к правде, с неожиданной злостью подумал Кэраи: мальчишка кого только ни таскал туда. Дотаскался...
Нельзя, трижды нельзя было позволять то, что позволил Тагари, благодарный за помощь, за то, что судьба подкинула ему талисман, отводящий беду, вестника, знающего скрытое от человеческих взоров и разума.
...Здесь, на севере, глубокая осень, и неуклонно надвигается зима, хоть календарь говорит об обратном. Но, если не думать о северной границе, в стране наступает лето: растут доходы в столичную казну, наконец-то установилась дружба с южанами-моряками. Если у нынешнего Солнечного хватит терпения не нажимать слишком ретиво на приграничную знать, и одновременно с улыбкой отнимать у них все больше и больше, ставя повсюду своих людей, то страна расцветет. Вот только Хинаи процветание вряд ли коснется. Никто, кроме Тагари, сейчас не удержит северо-восточную глушь. Но усиливать его Столица не будет из вполне понятных опасений.
Эх, брат... вот она, награда за верность.
Тобой затыкают дыру, пока разбираются с мятежным западом, готовым вспыхнуть в любой момент.
И все-таки Солнечный - неплохой человек. Почти для каждого в Землях Солнечной Птицы он - воплощение Неба, свыше дарованной власти, но Кэраи видел еще и человека средних лет, порой жесткого, порой излишне доверчивого, но в целом разумного и уверенного. Оно и к лучшему, что правитель не слишком рвется охватить своей властью как можно больше и сразу. Если сумеет разобраться, чьи слова слушать не стоит, оставит хорошее наследство сыну - мальчику как раз сравнялось пятнадцать. Его Кэраи совсем не успел узнать, как и двух девочек, дочерей Солнечного. Но даже если на престол уже завтра взойдет другой, все равно - им с братом надо выполнять свой долг, а если говорить совсем уж по-простому - делать то, что Дом Таэна делал всегда.
Делал, побери всех завистников нижние демоны! И продолжит, пусть даже сейчас Тагари кажется, что без мудрых советов этого молодого нахала обрушится каждый мост и каждая крыша. Веками семейство держало границу, прекрасно обходясь без провидцев!
А пока предстояло совсем неприятное... лишь бы у брата и впрямь хватило выдержки преподнести городской знати байку, которую сам он почти придумал. Не терявшийся среди отравленных стрел, он совсем не умел врать, и в интригах был сущий младенец. Порой Кэраи чувствовал себя старшим, хотя, окажись они в гуще битвы или на опасной лесной дороге, беспрекословно отдал бы первенство.
Младший из братьев Таэна задумчиво стоял подле застланного белым ложа; тело успели одеть, как должно. Несмотря на обычай, одежда отличалась от той, что Энори носил всегда, лишь покроем и тканью, не цветом. В полутьме, при неровных тусклых огнях он казался спящим, но в лице не было ни кровинки. Шею прикрывал кусок тончайшего полотна, сложенный несколько раз.
Черные свечи горели у изголовья, а у лица умершего лежали водяные лилии. Больше его цветов не осталось в доме - Тагари велел их сжечь...
Кэраи не сводил взгляда с лица Энори. Жизнь, прерванная в самом расцвете... хоть недолюбливал воспитанника-советника старшего брата, и в чем только не подозревал, все же нехорошо умирать так.
Смотрел, и тревога, невнятная, почти неуловимая пробивалась сквозь мысли о письме, горожанах и тайных врагах. Что-то в навеки застывшем лице было непривычным - будто черты слегка изменились, самую малость, не так, как бывает от дыхания смерти. А смерть отнеслась к нему милостиво - не отняла, а прибавила.
Кэраи слышал перешептывания служанок, когда шел прочь - из-за дверной занавески доносилось тревожное:
- А говорю, не смотри! Нельзя, будешь стоять - глаз не оторвешь, а потом за собой уведет. Гибельная это красота, говорю!
Девичий голос слабо возражал что-то - Кэраи на миг замедлил шаг, но слов разобрать не смог. Ощутил досаду - не хватало еще подслушивать под дверью сплетни слуг!
Зашагал прочь.
В городе было тихо этой ночью. Еще никто ничего не понял, а домочадцы Тагари молчали как рыбы. Всего одну ночь... завтра еще до полудня загорится погребальный костер.
Кэраи остался в доме брата, но больше не говорил с ним. Все, что мог, сказал и сделал, теперь пусть побудет один.
Он очень устал, но сон не спешил накрыть его с головой - скорее, вяло наползал, готовый в любой миг исчезнуть. В полусне Кэраи ощутил, что в комнате становится холоднее, мороз струился отовсюду, казалось, и покрывало соткано из снега.
Мужчина открыл глаза. Ощущение холода понемногу прошло.
Стоило вновь задремать, как оно повторилось. До слуха донесся голос, не то близкий, не то далекий, он повторял и повторял одно слово.
Кэраи приподнялся - в комнату хлынула тишина. Он зажег лампу, осмотрелся - никого, и стены были теплы на ощупь.
"Мне тоже нелегко дался этот день", - подумал, и вновь опустил голову на подушку.
Полудрему вновь пронизали холод и голос - и голос этот принадлежал Энори, сейчас Кэраи это понял. Одно слово... произносимое почти с мольбой, так Энори никогда не говорил при жизни, он так попросту не умел разговаривать.
Кэраи невольно вслушался как мог пристально - и различил женское имя. Несколько мгновений понадобилось, чтобы вспомнить.
Неэле.
Та девочка, которую Энори спас от Макори и в конце концов забрал в этот дом.
Да, она...
- Чего ты от меня хочешь? - пробормотал Кэраи, вновь зажигая лампу. Девочка... совсем забыл. Она ведь могла быть сообщницей Энори, присланной сюда с севера или теми, кто желает падения Хинаи. Или не могла?
Что она полная дура, Кэраи поверить мог, но в то, что шпионка, актриса, ведущая двойную или даже тройную игру - никак не получалось. Плох тот лазутчик, у которого на лбу алой краской написано "верить нельзя", но Кэраи готов был съесть ту самую сколопендру, если бы вдруг оказалось, что Неэле все время искусно водила его за нос. И Энори, получается, тоже смогла провести? Ну нет, все же есть пределы возможному.
И все-таки - как в этом замешана эта несчастная девчонка?
Если она еще в городе... и если жива. Кэраи полулежал, глядя на пламя. Думал, довольно долго.
Потом кликнул своего доверенного слугу, сопровождавшего господина, и отдал приказ - отыскать Неэле и привести сюда, немедленно, до рассвета, и чтобы никто не знал. Если исчезла - найти, хоть бы она провалилась под землю.
Верхнюю накидку она сняла, и теперь стояла в бледно-голубом, казавшемся белым. Воплощение растерянности и невинности. Да и вообще белый - омерзительный цвет...
- У тебя, девочка, просто дар притягивать неприятности...
- Отчего он умер?
- Делал то, чего делать не стоило.
Неэле стояла эдаким весенним деревцем в цвету - Кэраи ожидал, что от известия о смерти Энори лепестки опадут, или хоть слезы польются. Но она словно замерзла, и на лице гримаска то ли удовольствия, то ли торжества - не понять. И - растерянность, словно сообщил ей о падении куска неба на крышу.
- Что теперь будет со мной?
- Ты должна умереть, поскольку, вероятней всего, его сообщница... я знаю твою бурную историю. Сказать, что она подозрительна - не сказать ничего. Умереть, а до этого выложить все, что знаешь.
- Мне все равно.
- Может быть. Настолько его любила?
Неэле промолчала. Да и не знала, что отвечать. Ненавидела - это да, но чтобы любить? И какое это сейчас имеет значение, раз все услышанное смахивает на плохую выдумку?
- Видишь ли, я не верю в твою виновность.
Ошеломленно вскинув глаза, Неэле пыталась понять, что он такое сказал.
- У меня нет вещего дара... и я пострадал от твоих рук, но я не верю в твою виновность.
- Почему? - едва ли не взмолилась Неэле.
- Я знал его... как он играл людьми. Доигрался сам... Ты больше похожа на жертву, не на сообщницу.
- Господин, я не... простите.
- Что ты хочешь сказать?
- Сколопендра... это не я. То есть, не моих рук дело.
- Верю. Давно знаю, что это не ты.
- Что вы со мной сделаете?
- Не должен тебя отпускать, но... Однако хочу предупредить: в городе тебе не место. Я не угрожаю. Считай это дружеским советом.
Недаром настолько двусмысленно назвал причины смерти Энори Сэнны. Легко понять, сообразуясь с истинным знанием, или не понять вовсе. Пока беседовал с девушкой, отправил весточку своим людям. Те перехватят у ворот и будут незримо следить, с кем говорила, к кому подошла, с кем перекинулась взглядом. Пока она в городе, глаз не спустят, выйдет из ворот - за ней и там проследят. Что до совета... Коль она вправду листик, гонимый по дороге ветром, не стоит ей здесь задерживаться. А если замешана в чем, сама сбежит, добрых напутствий не дожидаясь.
На рассвете Кэраи, довольного тем, как все решилось с Неэле, при выходе из комнаты встретила уже не скорбная тишина, а плохо скрываемый страх. Все, от домоправителя до последнего садовника, годного только сгребать в кучи сухие листья, при встрече ежились, переминались и весь вид их выражал стремление убежать из дома куда подальше. Только этого и не хватало брату, подумал Кэраи. Сборище трусливых дураков. Никак иначе он домочадцев назвать не мог - кто же еще станет распространять нелепые сплетни, что умерший выглядит не так, как все нормальные покойники, и по коридорам всю ночь незримо летала его душа! Хотя - в самом деле приснился же, и, надо сказать, очень кстати. Спасибо, что напомнил про девушку.
Кэраи проведал брата, словно в норе сидевшего в своих покоях, и, повинуясь счастливой мысли, убедил съездить в Храмовую долину, дабы очистить душу. Затем навестил Тайрену - мальчику и впрямь стало лучше; о том, что творится в доме, он не подозревал.
Глядя в прозрачные глаза ребенка, брат генерала впервые смутился, чего не бывало уже долгие годы. Но, будучи человеком разумным, не подал виду, считая, что сейчас открывать тайну негоже, а потом мальчик сумеет совладать с горем.
Покинув племянника, Кэраи, готовый подать сигнал нести тело к месту, отведенному для костра, снова окунулся в плотную дымку перешептываний и недомолвок, и слегка растерялся. Что же должно было случиться такое, из-за чего на уши встал весь дом?!
"Он следит за каждым из нас".
Когда этот же бред ему виновато поведал почтенный управляющий домом, Кэраи не выдержал. А заодно вспомнил давние слова врача про стрелу, ранившую Энори: "Я хочу убедиться, что шрам существует". Расспросить слуг, одевавших тело, не счел разумным - не хватает еще новых сплетен, так и вовсе дом объявят проклятым. Оставалось посмотреть самому... конечно, можно было поручить кому-то еще, а самому не касаться мертвого, но если уж делать нечто не слишком достойное, то своей рукой. А не взваливать тяжесть проступка на человека подневольного.
Здесь, в спальне Энори, не наступил рассвет, окна были плотно завешаны. Ни одного человека не провело рядом с ним последнюю ночь. И самые отважные, и любившие его стремились поскорее покинуть комнату. В прошлый раз, когда Кэраи был здесь, свечи горели, сейчас от них остались огарки. Только из-за двери, полуотворенной, прикрытой занавесью, пробивалось немного света, давая возможность видеть.
Помедлив, он прикоснулся к небеленому холсту, потянул его в сторону. Кожа была гладкой - ни следа шрама. И казалась не восковой, как всегда бывает у мертвых... выглядела сделанной из лепестка водяной лилии, и словно чуть-чуть мерцала.
В полумраке комнаты Кэраи стало не по себе.
Такие же белые лилии по-прежнему лежали у изголовья, их стебли покрывала вода - но в комнате не пахло цветами. Еще остался смолистый аромат черных свечей из можжевельника, и поверх проступал отчетливый запах... снега?
Осознав это, Кэраи оглянулся невольно.
Да, пахнет холодом. Не сыростью, какая бывает возле воды или в подвале - воздух скорее морозный, будто снаружи зима, и открыто окно.
Окно?
Створка его, скрытая за плотной черной тканью, и впрямь была приотворена, хотя такой-то оплошности слуги не должны были допустить. Или они слишком привыкли к приказу Энори - окно всегда должно быть открыто?
Но снаружи - лето, хоть и утро еще; почему такой холод?
Снова касаться тела не хотелось совсем. Но не оставлять же его так, с распахнутой на груди одеждой? Очень медленно Кэраи запахнул белую погребальную рубашку, расправил все складки на ней. Холод усиливался, сочился из-под носилок, из каждого угла, из окна...
Пока возился с одеждой Энори, Кэраи старался не смотреть на его лицо, а сейчас взгляд упал на тонкую ткань, прикрывавшую горло. Рука мужчины будто сама поднялась - потянулась к невесомому шелку.
Шрама на груди нет. А что там, под опаловой полосой ткани? Есть ли страшная рана... или только светлая кожа без следа от ножа?
Пальцы Кэраи окоченели, словно его собственное тело покинула жизнь. Он ощутил - еще одно движение, и произойдет что-то непоправимое. Собравшись, мужчина отдернул руку, с трудом, все в нем и вокруг противилось этому.
Переведя дух, бросил взгляд на лицо умершего. Что угодно ожидал увидеть - открытые глаза, улыбку торжества... но веки по-прежнему были сомкнуты, черты спокойны и неподвижны.
В комнате стало заметно теплее, что-то уходило из нее, унося пронизывающий холод.
Кэраи шагнул к двери, чувствуя сильную слабость.
Уже в коридоре ощутил сильное желание обернуться, но переборол себя.
Кем бы ни был при жизни Энори Сэнна, чем скорее тело его обратится в пепел, тем лучше.
Кэраи пришлось приложить усилия, чтобы убедить старшего брата не присутствовать у погребального костра. Жители Осорэи должны знать - тот опечален произошедшим, и устроить пышные похороны мешает как печаль, так и обстоятельства убийства. Энори впустил какого-то проходимца в дом, вновь нарушив запрет... Пусть горожане гадают, убийство - чья-то месть, случайность или попытка подрубить корни Дома. Простор для толкований - что может быть лучше, если толкования эти потекут по заботливо проложенным руслам?
Сам он тоже не счел нужным лично смотреть за обрядом, проследил лишь, как факел был поднесен к сухим дровам и те вмиг занялись.
Костер разложили в безлюдном месте на берегу реки; плотный дым поднимался в небо, в котором не было ни одного облачка. Пепел собрали в простую бронзовую урну, которую зарыли в ольховой рощице там же, недалеко от берега.