В полумраке иль в сумраке он сидел полулёжа
С помутневшим сознанием в сумраках вспять,
И всё время вставала перед ним одна рожа,
Не пытаясь и маску с лица даже снять.
Это сумерки осени виновники чуда,
Это сумерки давят сознанье во мрак.
Это будущих дней - сумм огромная ссуда,
То, что раньше считалось брожением в брак.
То, что раньше в тиши как-то медленно тлело,
Разгораясь в огромный и мощный пожар,
Где храпело нетленное без души его тело,
Над душою бессмертьем своим ворожа.
Где б в истерике слёзной металось и билось,
Как по телу нагому, нагая душа,
Чтоб пророчество древнее не в прошедшее сбылось,
Где бы тело его оживила душа.
Где в грядущем откроется днём своим ссудным,
Как в златые когда-то благие века,
Прорываясь путём, предначертано трудным,
Словно с горных препятствий ледяная река.
Где б, в каком не плутать вековом лабиринте,
Где б на стенку не выйти в его тупике,
Где б лететь без оков, без связующих нитей,
Что бы в вечном полёте и тоже в пике.
Что б во времени быть не рабом или джином,
Что томился когда-то в своей лампе один,
Чтоб из праха подняться к вам горящей лучиной
Не рабом своей лампы, а как Аладин.
Чтоб не ждали в грусти его вечерами,
Под прохладой осенней и скучной тоски,
Чтоб не хлопнули тысячи тысяч дверями,
Разорвав не себя, а его на куски.
Чтоб разрывные стыки, не срывались сроками,
Как бумага не рвётся от нетленности лет,
Чтоб большими, большими, большими, глотками,
Поглощала б душа нектар жизненный свет.
Где бы можно свободно глотнуть в себя воздух,
Душевного ветра прошедшей струи,
Чтоб суметь прочитать одну длинную оду,
Что написана была для статуи статуй.
Где бы тёплой прохладой кружилось сознанье,
Утонувшее в тёплом уютном дыму.
Что бы джин смог забыть свою должность и званье,
Утомившись во времени и в стесненном дому.
Утомившись в печали одиноко забвенной,
Утомившись душою не в тех временах,
Просочится без тела с душою не тленной,
Чтоб суметь воскресить свой же собственный прах.
02.11.04.