Драматурги
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Дмитрий Карапузов
Драматурги
Действующие лица:
Лейтенант
Зубов - солдат, разведчик
Оксана - санинструктор
Чуркин - солдат
Ганс - немецкий лейтенант
Комбат
Генерал
Полковник из свиты генерала
Майор из свиты генерала
Свита генерала
Действие 1.
Обстановка: ящики из-под снарядов в качестве стульев, стола и кровати. Лейтенант сидит за столом, на котором разложены листы бумаги. Лейтенант сочиняет пьесу.
Лейтенант. Надя, я хочу показать вам... Надя, я хотел бы показать вам... Надя, я хотел бы вам кое-что показать... Надя, я хотел бы показать вам одну вещь... Надя, я сейчас вам покажу кое-что... И что же это? Так, одна вещь, очень важная для меня. Очень важная для меня вещь. Одна очень важная для меня вещь. Это результат... это плод... Результат. Плод. Результат. Плод. Результат. Плод... Итог. Надя, только я хочу, чтобы вы честно сказали, что вы об этом думаете. Хорошо? Хорошо, Павел, ну давайте уже, показывайте, наконец. (Пауза. Лейтенант, задумавшись, постукивает карандашом по столу.) Надя, а хотите, я вам кое-что покажу? Да, конечно, Павел. Надя, а давайте я покажу вам...
Входит Чуркин.
Чуркин. Здравия желаю, товарищ лейтенант.
Лейтенант. Здравствуйте, Чуркин. Проходите, садитесь.
Чуркин садится.
Лейтенант. Подождите, пожалуйста, одну минуту.
Пауза. Чуркин сидит, лейтенант пишет.
Лейтенант. Вы по общественному вопросу или по личному?
Чуркин. Насчет тиатра я, товарищ лейтенант. Ротный объявлял... Мол, кто хочет, обращайтесь к товарищу лейтенанту. Ну вот, я и это... По этому, значит, вопросу.
Лейтенант. Что ж, со всего батальона один вы? Неужто больше нет желающих?
Чуркин. Я за других не знаю, товарищ лейтенант, я за себя пришел.
Лейтенант. Ладно. Хорошо хоть так. Я уж думал, вообще никто не придет. (Заканчивает писать, складывает исписанные листки в планшет.) Это хорошо, что вы пришли Чуркин. Честно говоря, не ожидал от вас. Как-то безынициативно вы себя ведете. И на собраниях в углу молчком отсиживаетесь.
Чуркин. Один я молчком, что ли?
Лейтенант. Вот и плохо, что не только вы один. Ну ладно, это тема для более пристального разговора, а сейчас я хочу сказать вот о чем. Как вам известно, Чуркин, мы стоим в обороне на спокойном участке фронта. (Чуркин кивает.) Бойцам особо заняться нечем, поэтому участились случаи нарушения воинской дисциплины. И даже мародерства.
Чуркин. Товарищ лейтенант, Неброда те ходики с кукушкой в лесу нашел. Оне на дереве висели.
Лейтенант. А вы видели?
Чуркин (встает). Товарищ лейтенант, пойду я, а то взводный спросит, а я не сказался никому...
Лейтенант. Садитесь, Чуркин. Ладно, перейдем к делу. Итак, мы должны поставить спектакль. Знаете, что такое спектакль? Это сценическое драматическое представление с участием актеров.
Чуркин. А нас двое тока будет?
Лейтенант. Ну, я надеюсь, народ еще подтянется.
Чуркин. А что представлять будем?
Лейтенант. К большому сожалению, современных пьес, подходящих по тематике, мне найти не удалось. Честно говоря, не удалось найти вообще никаких пьес.
Чуркин. Да уж, где их тут найдешь, посредь леса.
Лейтенант. Я обращался в политотдел дивизии, но они... в общем, мой запрос был напрасен. Да. Так что вот - приходится писать пьесу самому. Честно говоря, я никогда этим не занимался, поэтому, как оно получится - не знаю. Вот. Это будет драма с оптимистическим финалом. Понимаете, Чуркин, я хочу показать мирную жизнь, которая наступит потом - замечательную жизнь. Я хочу, чтобы у солдат была надежда, чтобы появилось желание бороться, победить и выжить, вы понимаете?
Чуркин. Да что ж тут не понять, понимаем.
Лейтенант. А то иногда встречаются такие настроения, что мы тут все чуть ли не смертники.
Чуркин. Это верно, товарищ лейтенант. Это как говорят: "в пехоте служить - три разА в атаку сходить". А я уж четыре разА сходил. Зажился я, товарищ лейтенант. (Смеется.)
Лейтенант. Ну вот видите, Чуркин - и вы туда же. Ну, ладно, это мы обсудим на ближайшем политсобрании, а сейчас давайте перейдем к нашим насущным вопросам. Для спектакля нужна эсэсовская форма. Но не полевая, а черная. И, непременно, лейтенантская.
Чуркин. Иде ж ее взять?
Лейтенант. У вас есть какие-нибудь соображения на этот счет?
Чуркин. Соседи танк вчерась подбили и танкист ихний рядом лежит. Так может хворму с его взять? Хворма у их тож черная и черепушка на пилотке. Хочите - я прям щас смотаюсь.
Лейтенант. Ну что ж, попробуйте, Чуркин, если это не долго.
Чуркин. Одномоментно! (Выбегает.)
Лейтенант достает опять из планшета свои листки и продолжает сочинять пьесу.
Лейтенант. "Скажите, Надя, вы член комактива?" "А почему вы спрашиваете?" (Задумывается.) "Надя, вы, конечно, член комактива?" "Да, конечно, а почему вы спрашиваете?" (Отрицательно мотает головой.) "Послушайте, Надя, а ведь вы, наверное, член комактива?" "Ну и что?" "Надя, но, ведь, вы же член комактива!" "И что с того?" (Утвердительно кивает.) Да, вот оно! (Записывает.)
Входит Чуркин в форме немецкого танкиста. Форма ему мала и, вообще, сидит как-то наперекосяк.
Чуркин. Хенде хох! (Марширует перед лейтенантом "прусским шагом". Когда он поворачивается, на спине танкистской куртки видна прожженная дыра.) Ну как, товарищ лейтенант?
Лейтенант. Да нет, Чуркин, что-то, как-то, фашист из вас не очень...
Чуркин. Злобства у мине в наружности не хватает, товарищ лейтенант. Не моя это роля.
Лейтенант. Да, наверное.
Лейтенант думает. Чуркин сидит, занимается тем, что подкидывает пилотку и ловит.
Лейтенант. А вы, Чуркин, почему придти решили? Склонность к лицедейству имеете или так, из любопытства?
Чуркин. Да я, товарищ лейтенант, мальцом еще, видал один раз тиатр. Дамочка там одна была вся в золоте и меч золотой здоровенный и она этим мечом рыцарев рубала. Очень мне понравилось - дюже красивая та дамочка была. Потом пожгли ее живьем, а, перед тем, дали последнее слово сказать. А я-то в самый перёд меж коленок протолкался, ростом-то мал, не видать ничо за спинами, и вот говорит она так чувствительно и смотрит прям на меня, а у меня мандраж сперва, поманила бы - ей богу, в полымя шагнул бы, хоть и сгинуть, лишь бы вместе с ей, а потом отпустило и поплыл я и в душе как-то так: и жутко и сладко - никогда, ни допреж, ни после, не было такого. С той поры, товарищ лейтенант, чувствую я расположение к тиатру.
Лейтенант. Ну что ж, Чуркин, у вас будет роль. И не самая маленькая. Обещаю вам.
Чуркин. Только вот, товарищ лейтенант... Боюсь, оробею, когда перед всеми...
Лейтенант. Ну что ж вы, Чуркин, в атаку ходить не робеете, а перед товарищами выступать оробеть боитесь?
Чуркин. В атаку все робеют, товарищ лейтенант. Я по первому разу усрался.
Лейтенант. Ну все же вы смогли преодолеть свой страх, верно? И здесь получится, надо только... ну... характер проявить. Все от вас зависит. Это ладно, вот с немцем у нас незадача. Нужен немец.
Чуркин. А нельзя без его?
Лейтенант. Нельзя.
Чуркин. Так может привести?
Лейтенант. Откуда?
Чуркин. С той стороны.
Лейтенант. С той стороны?
Чуркин. Ну. А чего голову ломать? Привести - и все дела.
Лейтенант. Кто ж его приведет?
Чуркин. Земляк есть у меня в разведвзводе, товарищ лейтенант. Ванька Зубов, знаете? Мировой парень. Тока ему надо будет магарыч поставить.
Лейтенант. Чуркин, вы думаете, это так просто? Тем более, с разведчиками вообще не просто дело иметь. Они вообще... Политучебу игнорируют, общественных нагрузок не несут. Прямо казацкая вольница какая-то.
Чуркин. Это точно, товарищ лейтенант, разведчики - они такие, с гонором все. Так уж они себя здесь поставили.
Лейтенант. То есть я не в том смысле, что это просчет командования части, а я в том смысле, что это, конечно, отдельные недостатки в работе отдельных командиров. Дисциплина у них хромает, вот что. Правила ношения воинской формы нарушают. Иной раз такое на них увидишь, что непонятно вообще с кого они это сняли. Я понимаю, что в наших условиях нельзя требовать от всех единообразной формы. Имеются пока временные трудности со снабжением бойцов обмундированием, но...
Чуркин. Сапог вообще не дают, товарищ лейтенант. В наступлении еще ладно, сымешь с кого, убитого аль ранетого, даже выбрать можно, какие помене сношены...
Лейтенант. Зачем же с раненых снимать?
Чуркин. Так что ж он в гошпитале, в сапогах что ли лежать будет? Ему там не надо.
Лейтенант. А когда выписываться будет, как он пойдет?
Чуркин. А когда на выписку, товарищ лейтенант, там так: в каптерку заводят - выбирай из кучи, а что там выбирать? - слезы одни, хоть босой иди. Ежели каптеру дашь чего, вынесет с потаю, какие еще годные, только, что у тебя есть, чтоб дать, ежели, пока тебя до гошпиталя допрут, три разА карманы вывернут?
Лейтенант. Потому там и нет сапог пригодных, что с раненых снимают.
Чуркин. Не, товарищ лейтенант, сапог нет потому что их не выдают вовсе, поэтому и с ранетых сымают. Ранетому не до сапог, а там, гляди, и вовсе не донесут до самбата - тада и вобче не надо. А на Том Свете, уж, верно, и без сапог всех примают - не слыхать, чтоб за ими кто вертался. А разведке, товарищ лейтенант, магарыч хороший поставить надо, это уж так водится.
(Пауза. Лейтенант размышляет.)
Лейтенант. Патефон подойдет?
Чуркин. От! То что надо! За патефон они вам генерала притащут. Так я схожу до земляка, товарищ лейтенант?
Лейтенант. Хорошо, Чуркин, пригласите его сюда. Только не болтайте там по дороге ничего лишнего. Я с ним сам поговорю.
Чуркин. Ну как же ж, товарищ лейтенант, понимаем, - деликатес. Понимаем. (Убегает.)
Лейтенант берет карандаш, возвращается к своим листкам.
Лейтенант (бормочет). Обстановка в комнате простая и скромная. В правой части сцены - кровать застеленная синим одноцветным одеялом. Посреди сцены - круглый стол, накрытый белой скатертью и два венских стула. На столе стоит лампа с матерчатым зеленым абажуром. Николай Иванович сидит за столом на одном из стульев и сосредоточенно раскладывает на столе одинаковые кубики. На стене висит чертеж дома с современными смелыми формами. Павел взволнованно ходит по комнате. Видно, что между отцом и сыном продолжается давно начатый разговор. Павел, с трудом сдерживая себя: "Нет, отец, я, все-таки, думаю, что ты не прав".
Входят Чуркин и Зубов. Чуркин уже не в форме немецкого танкиста, а в своей.
Зубов. Здрасьте, приятный вечерочек.
Лейтенант. Здравствуйте, Зубов. Садитесь, пожалуйста. Тут, в общем, вот какое дело... Я думаю, вы понимаете, Зубов, насколько важно в условиях нашей нелегкой фронтовой жизни...
Зубов. Лейтенант, ты что думаешь, немцы как грибы в лесу растут? Пошел да набрал цельное лукошко? У их же там и проволока, и мины, и ракетами ночью светят. Да еще и пса себе завели специально. Лает, зараза. Второго дня ходили: и немца не донесли и Витьку Злобина в живот ранило.
Лейтенант. Да, конечно, я понимаю.
Зубов. И ты лучше меня знаешь: у нас все только по приказу.
Лейтенант. Я понимаю. Я поговорю с начальником штаба...
Зубов. Можешь не стараться. Он тебя пошлет подальше. (Пауза.) Ты патефон как отдаешь, с пластинками?
Лейтенант. С пластинками, конечно. Шестнадцать пластинок. А, Зубов? Вы представьте: возвращаешься с задания, ставишь арию Ленского - и вот ты уже и не на войне, как будто, а в Большом Театре. А еще и романсы есть, и народные песни.
Зубов. Не жалко?
Лейтенант. Жалко. Только, Зубов, нужен лейтенант. Именно лейтенант.
Зубов (саркастически). А обер не подойдет?
Лейтенант. Нужен лейтенант. И, желательно, из СС.
Зубов. Э, да где ж такого взять? У нас тут одна пехтура. В Серегино танковый батальон стоит, в Репьевке - зенитчики, а этих чертей нету, слава богу.
Лейтенант. Ну, тогда, хоть пехотный.
Зубов. Ладно. (Встает.) Покумекаем. Ты, лейтенант, патефон пока береги. (Уходит.)
Лейтенант возвращается к своей пьесе. Чуркин занимается разными делами: то разглядывает подошвы сапог, то снимет гимнастерку и ловит вшей, то ходит по сцене и беззвучно что-то репетирует. Подразумевается, что прошло какое-то время, может быть, несколько дней.
Входит Зубов. Впереди себя толкает Ганса со связанными руками.
Зубов. Достали! Во! Гляди! Офицер! А? Как? Картинка, а не немец! Гляди - Железный Крест! А? Вот и фуражечка даже. (Достает из-за пазухи фуражку, нахлобучивает Гансу на голову.) Двоих взяли - гауптмана и этого. Елисеев сказал: обоих тащите, а то как прошлый раз фельдфебеля возле самых окопов наших - чик! - осколком прямо в горло и привет: прощевайте ребята, извиняйте, что не так. А этих обоих дотащили, гауптмана в штаб, а этого я у Елисеева выпросил, он разрешил, говорит: хер с ним, если лейтенанту такая моча в го... то есть, говорит, раз уж немец лишний получился, то пусть, говорит, товарищ лейтенант берет его для своих надобностей, мне, говорит, не жалко.
Лейтенант (жмет руку Зубову). Спасибо, Зубов. Огромное спасибо. Ты даже не представляешь, как ты меня выручил.
Чуркин. Да уж, оптимальный фриц, товарищ лейтенант, а? (Вслед за лейтенантом трясет руку Зубову.) Молодец, Зубов, ограменную помочь ты оказал всему нашему военно-театральному искуйству.
Зубов. Да ладно, делов-то...
Лейтенант достает патефон, коробку с пластинками и вручает все это Зубову.
Лейтенант. Вы ж там это... аккуратней заводите, пружину не порвите.
Зубов. Ладно, лейтенант, не боись за нашу жисть.
Зубов с патефоном под мышкой уходит.
Чуркин (Гансу). Давай, фриц, проходь поближе, что ты там, у стеночки, как сиротка жмесся? Тебя как зовут? Ганс?
Ганс. Helmut.
Лейтенант. Чуркин, развяжите его.
Чуркин разрезает веревку, которой связаны руки Ганса.
Лейтенант (Гансу, показывая на ящики). Садитесь.
Чуркин. Садись, Ганс, не стесняйся, будь как дома.
Ганс. Mich rufen Helmut.
Ганс садится, Чуркин с лейтенантом смотрят на него.
Чуркин. Ну как, товарищ лейтенант, вроде подходящий немец, а?
Лейтенант. Ну, так, по наружности, вроде, подходит. Похож.
Чуркин. Слышь, Ганс, в тиатре будешь играть, во подфатило тебе, ты понял?
Ганс молчит.
Чуркин. Вишь, не разговорчивый какой. Чего молчишь? Слышь, ты, брюссельская капуста, колбаса краковская, ты понял, какое тебе доверие оказано со стороны советского командования?
Лейтенант. Подождите, Чуркин, на артистов нельзя давить, это не метод. С ними надо по-хорошему. Послушаете, Ганс, мы сейчас проведем пробы. Я вам буду говорить, что надо делать, а вы будете в точности выполнять это. Впрочем, можете импровизировать, но в разумных пределах. Если вы меня не понимаете, то я вам буду показывать задание, а вы должны будете повторять все за мной, но, конечно, с вашим видением ситуации. Ну, вот, например, наставьте на меня пистолет.
Лейтенант дает Гансу пистолет, показывает жестами, что нужно сделать. Ганс берет пистолет, вытаскивает обойму, смотрит - обойма пустая.
Чуркин. Ага, думал мы тут дурачки вообще?
Лейтенант. Ну, давайте, наставьте на меня пистолет.
Ганс наставляет на лейтенанта пистолет.
Лейтенант. Нет, не так, не так, злое лицо! Страшное лицо! (Гримасничает, показывая как надо делать страшное лицо.)
Входит генерал со свитой. Труппа вскакивает, все встают по стойке "смирно". Генерал со свитой подходит к труппе. Показывает на Ганса и вопросительно смотрит на комбата.
Комбат. Это, товарищ генерал, наш батальонный театр. Репетируют постановку. Художественная самодеятельность, товарищ генерал. Так сказать, для поднятия духа бойцов.
Генерал (оглядывает Ганса, обращается к полковнику из своей свиты). Ты гляди, Замятин, а ведь немец, а!?
Полковник Замятин. Так точно, товарищ генерал. Натуральный немец.
Генерал (Гансу). А ну, скажи что-нибудь по-немецки.
Ганс. Heute das gute Wetter, Herr General.
Генерал (смеется). Во, дает! А ну еще!
Ганс (делает страшное лицо, размахивает пистолетом). Mutter, wo dein Sohn?! Dein Sohn Partisanen?! Wir werden dich erschießen!
Генерал хохочет, свита смеется вместе с ним.
Генерал. Вот, черти! Слышь, Замятин, это надо поддержать и распространить.
Полковник Замятин. Так точно, товарищ генерал. Марципанов, запиши!
Майор из свиты. Есть, товарищ полковник! (Достает планшет, записывает.)
Генерал со свитой уходит. Комбат, идя последним, оборачивается, делает зверское лицо и грозит кулаком лейтенанту.
Чуркин. Впервой живого генерала побачил. Важный.
Лейтенант. Знаете, Ганс, а вы артист. Настоящий артист.
Лейтенант прикрепляет на стену чертеж чудо-дома. Чуркин садится за стол. Ганс садится в углу на ящик.
Лейтенант. Нет, отец, я, все-таки, думаю, что ты не прав.
Чуркин. А я думаю, что я прав.
Лейтенант. Я же не просто так все это..! Я расчеты делал! У меня же все продумано. Нет, отец, ты посмотри! (Показывает на чертеже.) В моем жилом комплексе имеется: кинозал, бассейн, библиотека. На крыше - взлетная полоса для небольших самолетов. Сам комплекс состоит из 20 блоков по 20 квартир. В каждом блоке также имеется: детская комната, спортивный зал, солярий, зимний сад - да, да, не смейся! - и актовый зал. Отец! Ну неужели теперь, на месте развалин всех этих убогих доходных домишек и купеческих логовищ мы построим не прекрасные современные дома, а какие-то унылые многоэтажные бараки? Люди, пережившие такую страшную войну, надеются на то, что теперь, после Победы, они будут жить совсем по-другому! Разве наш народ не заслужил это?
Чуркин. Заслужил, заслужил! Наш народ еще больше заслужил! Золотые унитазы наш народ заслужил, понимаешь! Да разве я против бассейнов твоих с соляриями? Нет! Пусть хоть в каждой квартире бассейн будет! Но я же не об этом! Тебе, понимаешь, хорошо рисуночки свои рисовать: у тебя и отопление паровое имеется, и электричество, и горячая вода! Туалет теплый, понимаешь! В таких условиях можно проекты всякие придумывать! А люди в землянках живут! Ты об этом думал? Нам поставлена конкретная задача: как можно быстрее дать обездоленным войной трудящимся крышу над головой! Ты спроси у них, спроси: готовы они ждать пока ты им свои солярии построишь? Придумал, понимаешь, зимние сады!
Лейтенант. Увеличение скорости строительства за счет новых прогрессивных методов и научной организации труда...
Чуркин. Да опустись ты на землю! На землю, на землю, на нее родную! Архитектор, как никто другой, должен на земле твердо стоять, а не в облаках витать!
Лейтенант. Я расчеты делал! Ты даже посмотреть не хочешь!
Чуркин. Чепуха! Воздушные замки!
Лейтенант. Воздушные замки? А твои дома, отец, похожи на коробки из-под обуви!
Чуркин. Что?! (Вскакивает.) Коробки из-под обуви?! Спасибо, сынок за добрые слова! Да, коробки из-под обуви! Пусть так! Зато в моих коробках люди будут жить! Жить и спасибо говорить, да! А твои маниловские замки останутся только на бумаге! "Коробки из-под обуви", понимаешь! И пусть! (Быстро уходит, хлопнув дверью.)
Лейтенант. Ну вот, опять обиделся. Напрасно я с ним так, наверное... Наверное, помягче надо было как-то. Нет, он, конечно отличный архитектор, но... Но почему он не хочет понять..? А ведь было время, когда мы друг друга отлично понимали. Я помню, как однажды он взял меня на стройку и мы поднялись на самую высоту. Он подошел к самому краю, а я не решился. Он обернулся и спросил: "боишься?", а я сказал: "нет", а у самого душа в пятки и сердце замирало, но я виду не подал и подошел, а он стал объяснять про балки и нагрузки, а я ничего не понимал от страха, зато потом, когда спускались вниз, такое облегчение и такой восторг, что я смог, что я преодолел, что не показал, что страшно. Еще помню, как мы вместе строили замки из кубиков, и у него получались очень красивые замки, ведь это, фактически, он строил, я только помогал ему, он показывал где ставить стену, а я ставил кубики и он поправлял, если я ставил неровно, и вот, однажды, я сказал ему: "папа, я сам хочу", а он сказал: "хорошо, сын, я тебе помогу", а я сказал: "нет, папа, я хочу сам построить, хочу все сделать сам, чтобы это был мой замок, мой, понимаешь?", а он засмеялся, потрепал меня по вихрам и сказал: "Молодец, сынок, проявляй характер, иначе всю жизнь будешь только деталировки делать, да спецификации составлять". Потом я слышал, как он матери на кухне сказал про меня: "наша порода у парня, матвеевская". (Бросает взгляд на часы.) Два часа ночи! Опять засиделся. Все, хватит, спать, спать.
Лейтенант ложится на лежанку. Входит Чуркин. Подходит к спящему лейтенанту, поправляет сползшее одеяло. Подходит к чертежу чудо-дома, висящему на стене и рассматривает его.
Чуркин. Зимние сады, понимаешь... Фантазеры. (Уходит.)
Ганс вскакивает, быстрым шагом подходит к лейтенанту, бьет сапогом по ящикам из которых сложена лежанка. Лейтенант просыпается.
Ганс. Гутен таг, лейтенант.
Лейтенант. Ты кто? Ты чего тут? Ты не должен...
Ганс. Ты есть помнить меня, лейтенант? Я есть твой первый упитый фриц. Я стрелять тебя из мой парабеллум, но мой пуль только царапать твой висок. Ти ошень пугаться и выпускать в меня полмагазин твой ППШ. Мой красивый молодой лицо разлетаться на куски. Мой мозг брызгать все вокруг. Ти помнить это? Я видеть, что ти помнить. Но ти упивать меня только один раз, а я пуду ходить в твой сон и упивать тебя каждый твой ночь.
Ганс стреляет в лейтенанта. Лейтенант кричит и просыпается. Ганс садится за стол, разбирает и чистит пистолет. Лейтенант некоторое время сидит на постели и смотрит в пол. Потом он резко встает, одевается, начищает сапоги. Все его движения резки. Начистив сапоги, топает ими о пол, поправляет портупею, воротничок, пригладив волосы, надевает фуражку. Одергивает гимнастерку и уходит широким шагом.
Входит Чуркин. Берет вещмешок лейтенанта и вываливает все его содержимое на стол. Из этой кучи берет портретик в рамочке.
Чуркин. Художественный портрет товарища Ворошилова из бисера в фигурной рамке. (Гансу.) Тебе не надо?
Ганс. Nein.
Чуркин бросает портрет обратно в вещмешок.
Чуркин. Зеркальце. (Смотрится в зеркальце, отдает Гансу.)
Ганс. Danke.
Чуркин. Банка пшенного концентрата. В общий котел. (Откладывает.) Бритва опасная. (Откладывает себе.) Одеколон трофейный. (Откладывает себе.) Подметки новые. (Примеряет себе, потом Гансу.) Малы. Ладно, на маргарин сменяем. Так, все, что ли? Все. Не бог весть наследство лейтенант оставил.
Входит комбат. Чуркин и Ганс встают.
Комбат. Чего сидим? Чего не репетируем?
Чуркин. Так, товарищ майор... Закончился наш тиатр... вроде...
Комбат. Кто сказал? Разве была команда?
Чуркин. Так нету больше товарища лейтенанта, товарищ майор. А я же тока на подхвате был... Ну, там, хворму принести... Это лейтенант все...
Комбат. Ну и что, что нету лейтенанта? Если выбыл в бою командир - его место занимает кто-то другой. Чуркин, с сегодняшнего дня, ты старший по театральной группе. Отвечаешь за все.
Чуркин. За что, за все, товарищ майор?
Комбат. За все - значит за все!
Чуркин. Так, как же? Так нас же тока двое!
Комбат. Грамотно проводи агитацию, Чуркин, и добровольцы найдутся. А если кто упираться будет - скажи мне. Приказ по армии вышел про театральную самодеятельность. Через месяц - дивизионный смотр готовых спектаклей. Готовьтесь. Если обосретесь там, или подставите меня - в разведку боем будете ходить, пока не сдохнете. Все, исполняйте.
Чуркин. Есть, товарищ майор.
Комбат уходит. Чуркин и Ганс садятся.
Чуркин (Гансу). Видал как повернулося? Приперли же меня сюды черти. Не сиделось дураку на своей жопе. (Подперев голову рукой, погружается в глубокую задумчивость. Вздохнув, берет планшетку лейтенанта, достает из нее стопку исписанных листов, читает с расстановкой.) "Пьеса. Новые высоты. Драма в шести частях". (Некоторое время читает пьесу про себя.) Эх, ма... Понесло Егора вдоль по косогору. Ерапланы у них на крыше. А на нашей крыше весь камыш съели мыши. (Отдает листы Гансу.) На, будешь в нужнике подтираться.
Ганс (берет листы). Danke.
Входит Оксана.
Оксана. Здравствуйте.
Ганс. Guten Abend.
Чуркин. О, чё та, вдруг, медицина к нам пожаловала? Али ранетый у нас кто, али заболел? Ганс, ты не болеешь? (Ганс отрицательно качает головой.) Я тоже, вроде, слава богу, жив-здоров. Пока.
Оксана. Перестаньте дурачиться, Чуркин. Меня к вам на усиление направили.
Чуркин. Направили? По разнарядке, что ли?
Оксана. Нет, я вызвалась добровольно.
Чуркин. Ааа! "Добровольно". Это хорошо, что добровольно. Тока, милая моя, тут одного твово хотенья мало. А вот скажи ты мне, какие у тебя заслуги для этого дела имеются?
Оксана. Я в школе в драмкружке участвовала.
Чуркин. Ха! Эка важность! В школе она участвовала! Тут тебе не школа, тут тебе фронтовой тиатр, между прочим. Драмкружок-трамдружок! Нашла чем хвалится. Который претендует, он в себе выразительность должон иметь. И наружность представительную, и голос зычный, чтоб в заднем ряде слыхать было. (Оглядывает фигуру Оксаны.) И чтобы стать была подходяшая. Чтоб ноги не волСчила. Чтоб не горбата была. Ты не горбата, не? (Обходит Оксану сзади, проводит по спине сверху вниз.)
Оксана (бьет Чуркина по рукам). Уберите руки! Что я вам, лошадь?
Чуркин. Ну-ты, и вправду брыкается. А что ты думала, в тиатр кого попало берут? А ты знаешь, как лейтенант меня спытывал? А ну, говорит, Чуркин, преставь кобеля кала мясной лавки! Преставь как бабка на всеношной мается! И что? Преставлял! И не ерпенься тута! Я тута главный - так комбат сказал. Я тута за все решаю.
Оксана. А мне комбат сказал: если Чуркин будет руки распускать, то он будет немцам показывать спектакль под названием "Разведка боем".
Чуркин. Ну чё ты сразу ежисся? Этак мы с тобою не сработаемся. Ладно, оставайся пока. Поглядим, как себя покажешь. Группа стройся!
Ганс встает, становится напротив Чуркина.
Чуркин (Оксане). Что непонятно? Команда строиться была.
Оксана становится рядом с Гансом.
Чуркин. Равняйсь! Смирна! Вольна. Группа, слушай боевой приказ: щас пойдем шукать рехвизит. Возле моста два дома разваленных, там рехвизит пошукаем.
Оксана. Какой реквизит?
Чуркин. Посуду разную. Всякую берите, какую найдете. Группа, за мной!
Чуркин, Ганс, Оксана уходят.
Действие 2.
Оксана, босая, вносит и ставит на стол сковородки, миски, горшочки, тарелки с едой. На середину стола ставит большую бутыль с самогоном (самогон не мутный!).
Оксана. Пожалте кушать, Демьян Тимофеевич! Готово все!
Входит Чуркин, босиком, сидится за стол. Наливает, выпивает, начинает есть. Оксана приносит очередную миску, ставит на стол. Чуркин поглаживает ее жопу.
Оксана. Какой вы, однако, неугомонный, Демьян Тимофеевич. Все вам мало. Всю деревню уж попользовали. Баб-то ладно, из нас каждая рада вам удовольствие доставить, но вы бы хоть девок не портили.
Чуркин. Значиться, во-первых... (Наливает себе.) Больно много ты, Глафира, рассуждать стала. (Грозит Оксане.) Смотри: накажу!
Оксана. Извиняйте, Демьян Тимофеевич.
Чуркин. Извиняю. Но последний раз. (Выпивает.)
Оксана. Больше не повторится, Демьян Тимофеевич.
Чуркин. Во-вторых... (Закусывает.) Что касаемо порчи девок. Ежели девки сами ко мне лезут, так что ж мне от их, отбиваться, что ли?
Оксана. Да ведь, девкам-то потом ответ держать.
Чуркин. Перед кем ответ держать - там все лежат. А тут пацаны одни сопливые, да деды осталися.
Оксана. И то верно, Демьян Тимофеевич, ваша правда.
Чуркин ест. Наливает, подносит стакан ко рту. Стук в дверь.
Чуркин. Да чтоб тебя..! (Оксане.) Иди, погляди, кого там еще черт принес.
Оксана выходит. Через некоторое время возвращается.
Оксана. Там к вам опять, Демьян Тимофеевич.
Чуркин. Кто?
Оксана. Нинка Прохорова. Просит принять.
Чуркин. По какому вопросу?
Оксана. Да все по нашему, по женскому. Говорит: горит все у ей и чешется. Говорит: мочи нет терпеть.
Чуркин. Скажи: занят. Скажи: завтра пусть приходит, тока не сранья.
Оксана (переспрашивает). Тока не какая?
Чуркин. Тока не спозаранку, говорю! Ни пожрать, ни поспать не дают, что за жисть!
Оксана выходит. Через некоторое время возвращается.
Чуркин. Ушла?
Оксана. Ушла. Заревела как дитя и пошла.
Пауза. Чуркин ест.
Чуркин. Ну, что смотришь? Давай, стели постелю чистую.
Оксана. Так чистая она, Демьян Тимофеевич! На той неделе меняла.
Чуркин. Говорю: стели постелю чистую! И вторую перину принеси. На одной жестко мне.
Оксана. Демьян Тимофеевич, так хорошая перина! Вон важная какая!
Чуркин. Не обсуждай приказы, дура! Говорю: вторую перину стели.
Оксана. Как скажете, Демьян Тимофеевич. Для вас - что хотите.
Оксана стелит постель. Раздевается, становится возле постели. Чуркин заканчивает есть, отодвигает тарелку.
Оксана. Пожалте, Демьян Тимофеевич. Готово все.