Похмельной жаждою томим,
к ларьку пивному я влачился,
и пятирогий серафим
на перекрестке мне явился.
Он чрево мне вспорол ножом,
и печень гибнущую вынул,
и силикатным кирпичом
нутро отверстое задвинул.
И совесть - черную змею
он вырвал из души согбенной,
и в длань дрожащую мою
вложил червонец неразменный.
И чувств и разума лишенный
застыл мой труп недоуменный.
Как столб фонарный я стоял,
и серафим ко мне воззвал:
"Восстань ничтожный, виждь и внемли,
исполнись волею своей,
и, обходя моря и земли -
и пей, и пей, и пей, и пей!"