Memento mori 1
|
|
Историю, которую я хочу рассказать, мне довелось услышать благодаря Его Величеству Случаю. Однажды за утренним чаепитием я просматривал заголовки свежего выпуска "Морнинг кроникл". "Мировой судья изгоняет демонов", - гласила один из них. Под ним ютилась небольшая заметка о прошедшей в Корнуолльском театре премьере и неблаговидном поступке некоего эсквайра - мирового судьи маленького городка близ Плимута. Этот господин так впечатлился игрой актеров, что при виде Смерти, пришедшей за главным героем, вскочил с воплем: "Vade retro, Sathanas!" 2 .
Я отпустил шутку в его адрес, совсем забыв, что не один. В то время у меня гостил старый друг, доктор богословия и ректор нескольких приходов неподалеку от залива Маунтс-Бей - мест, которые находились под присмотром как раз высмеянного мною мирового судьи.
- Над кем вы так зло смеетесь? - спросил мой друг, назовем его Джоном Эрскотом.
Я прочитал заметку вслух и подивился, что даже в XIX веке страх перед сверхъестественным остается сильнее здравого рассудка. На что доктор Эрскот заметил:
- Я бы не стал на вашем месте спешить с выводами. Мистер Глэнвилл - человек уважаемый и образованный. Я знаком с ним лично и ручаюсь за него.
- Должно быть, вы можете объяснить его поведение?
- За курьезным на первый взгляд случаем кроется трагедия. Вижу, вы заинтересовались. О, да, такие истории вам по вкусу. Предугадывая ваше желание в будущем опубликовать мой рассказ, попрошу лишь позаботиться о репутации мистера Глэнвилла.
- Будьте уверенны, я не назову настоящих имен, равно как и мест, из коих вы приехали. Думаю, вы не станете противиться, если я назову мирового судью Томом Глэнвиллом?
- Ни в коем разе.
- А вас... как вам нравится быть Джоном Эрскотом?
- Если на то ваша воля...
Я не обладаю памятью мистера Вудфолла 3 , поэтому прошу простить, если повествование покажется вам сбивчивым. В свою защиту хочу сказать, что старался запомнить каждое слово моего гостя.
- Наверное, вы слышали, как в наших землях докучают старые тропы, ведущие к заброшенным шахтам? - начал доктор Эрскот.
- И до сих пор удивляюсь, почему их не закроют.
- Об этом же задумался и мистер Глэнвилл, когда прочел в утренней газете некролог по преподобному Уиллу Джеффризу. Несчастный возвращался со званого ужина, когда ось двуколки сломалась. До дома оставалось немного, и викарий решил добраться до него пешим путем. Ночь выдалась темная, тучи заполонили небо. Преподобный Джеффриз сам не заметил, как сошел с главной дороги на параллельную, но давно пребывающую в запустении. Чем дальше он шел, тем уже становилась тропа, плотнее обступали заросли кустарников. Осмелюсь предположить, что викарий был в нетрезвом уме, иначе заметил бы вовремя, что идет по дороге, негодной даже для самой непритязательной телеги. Успел ли он понять свою ошибку, ignorabimus 4 . Спустя несколько дней констебли нашли его тело. При нем не было ни гроша, поэтому убийство списали на разбойников. Не сомневаюсь, так оно и было.
- Я слышал и другие истории, когда с пути сбивался целый экипаж. Порой это кончалось тратой времени и изрядными волнениями, но, к сожалению, дремучие места привлекают искателей легкой наживы.
- Именно, викарий не единственная жертва "мертвых" дорог. Потому мистер Глэнвилл и крепко задумался об их закрытии. Корнуолльский вестник неустанно оглашал отсечение то одной, то другой опасной тропы и установление в соответствующих местах упреждающих знаков.
Казалось бы, все должны быть довольны, ведь мистер Глэнвилл проделывал работу на благо общества, но доктор Эрскот опроверг мои ожидания. Как-то поутру к судье приехал высокий кряжистый мужчина с крайне озабоченным видом. Судя по всему он надел для встречи лучший костюм, грубость ткани и топорность покроя которого все же выдавали человека деревенского. Мужчина долго шевелил усами, пушистыми и белыми, как снег, и наконец смущенно заговорил:
- Позвольте представиться, сэр. Билл Уотингем, учитель из Фогсхилла, сэр. Меня отправили к вам, сэр, чтобы от лица всей, так сказать, сельской общины попросить вас, сэр, открыть тропу, что идет около нашего селения. Дело в том, сэр, что эти, как говорят, "мертвые" тропы, сэр, используются нами и поныне.
- Чем же вас не устраивает главная дорога? Насколько я знаю, шахтерские тропы так заросли, что ездить по ним невозможно, а ходить опасно.
- По этим тропам, сэр, мы проводим покинувших этот бренный мир в дальний путь.
- На кладбище можно попасть и по главной дороге. К чему вы меня беспокоите? - мистер Глэнвилл начинал нервничать, он не любил тратить время попусту.
- Сэр, но старые тропы пользованы еще нашими дедами, и прадедами, и прапрадедами...
- Ваши традиции опасны. Я не уберу заграждения, а за своеволие строго накажу.
- Но, сэр...
- Тут и говорить не о чем.
Что тут сказать, парламентер покинул судью не в лучшем расположении духа. Говорят, покидая дом, он качал головой и шептал: "Так нельзя, нельзя".
Мистер Глэнвилл и забыл бы об этом кратковременном визите, если бы на следующее утро не увидел на столе в кабинете поверх свежей "Морнинг пост" записку: "Помни, человек, ты всего лишь пыль". От послания веяло скрытой угрозой. Мистер Глэнвилл не на шутку встревожился и послал слугу разыскать почтальона. Оба появились к ланчу. Мистер Глэнвилл с пристрастием допытывался у почтальона, кто ему передал записку, но тот упрямо настоял на своем: никакой записки он не видел и тем более не приносил. Оставалось одно: каким-то образом в дом прокрался злоумышленник и подложил письмо. Цель этого проказничества была совершенно непонятна.
Мистер Глэнвилл счел разумным не ломать голову над загадкой. Явного повода для беспокойства он не видел. Просто чья-то злая шутка. Мировой судья даже посмеялся про себя над ничтожной затеей злопыхателя.
Обязанности мирового судьи не представляют секрета ни для кого из нас, так же как и интереса для данной истории поэтому позволю себе перейти сразу к следующему утру, когда мистер Глэнвилл, бледный, со вздувшейся веной на лбу, застыл перед письменным столом в своем кабинете. Поверх газет и деловых писем лежал знакомый клочок бумаги in-quarto 5 . На сей раз на нем было написано: "Время бежит безвозвратно".
Почту принимал камердинер, верный друг, служивший еще отцу мистера Глэнвилла. В его предательство не верилось, и все же мировой судья счел нужным поговорить со стариком. Как следовало того ожидать, записки камердинер не видел, не клал и от почтальона не принимал. Только газеты и пару писем.
Как ни хотелось позабыть о мелкой неприятности, мысли мистера Глэнвилла возвращались к ней в течение всего дня. В конец бедняга совсем измотался. К вечеру он перебирал всех потенциальных врагов, и тут вспомнил об учителе из Фогсхилла. Докучливые записки стали приходить после отказа открыть старые тропы. Неужели тот серьезный мужчина способен на подобную детскую шалость? Странная попытка убеждения. К тому же в посланиях о дорогах - ни слова.
Мистер Глэнвилл отправил гонца в Фогсхилл с поручением разыскать учителя, чье имя, конечно, давно забыл. Выполнить поручение не составило труда: деревня оказалась небольшой, а учитель - единственный на несколько миль вокруг.
Когда Билл Уотингем предстал перед мировым судьей, последний пытался выглядеть как можно строже.
- Итак, говоришь, звать тебя Билл? - начал мистер Глэнвилл прокурорским тоном.
- Именно так, сэр, Билл Уотингем.
- А знаешь ли, Билл, чем карается шантаж мирового судьи?
- Не имею понятия, сэр. Оно и знать-то мне незачем. Святой Пайрон мне в свидетели, у меня и в мыслях никогда...
- Умеешь ли ты писать? - нетерпеливо перебил мистер Глэнвилл.
- На то и учитель, сэр. И читать, и писать. И детишек стараюсь тому обучить. Старые-то, они-то что, им не до этого.
- Мог бы ты написать свое имя, вот здесь?
- Ну, раз уж попросите, чего уж не написать. Могу и написать.
- Уж будь добр, Билл.
Бедный Билл боялся упасть в грязь лицом перед судьей, поэтому выводил буквы с похвальной старательностью. Об усердии свидетельствовали и напряженный взор, и кончик языка, выглянувший из-под правого уса.
Мистер Глэнвилл с трудом дождался тяжелого для Билла испытания и буквально вырвал бумагу из-под пера. Должно быть, вы уже догадались, зачем мистеру Глэнвиллу понадобилась подпись сельского учителя. Мировой судья не занимал бы свой пост, если бы не обладал недюжинным умом. Мистер Глэнвилл сличил почерк злоумышленника и Билла Уотингема и разочарованно вздохнул. Подпись можно и подделать, скажете вы. И будете правы. К счастью, мистер Глэнвилл имел немалый судебный опыт, поэтому прекрасно читал лица людей и вполне справедливо мог судить об искренности собеседника.
- Что вы думаете об этих изречениях? - спросил мистер Глэнвилл, подсовывая Биллу загадочные записки.
Билл нахмурился, зашевелил губами. Мистер Глэнвилл хотел было уже озвучить написанное, но учитель справился сам, отложил послания и промолвил:
- Скажу, сэр, что автор - умный человек.
Мистер Глэнвилл не услышал ни унции фальши. Билл Уотингем видел записи впервые. Так и ничего не объяснив, мистер Глэнвилл отпустил учителя домой.
Следующим утром дом мирового судьи огласил крик отчаяния. На злополучном столе лежала новая записка. Дрожащей рукой мистер Глэнвилл поднял листок и прочел: "Смерть, Суд, холодный Ад: когда человек думает о них, он должен содрогаться".
Мистер Глэнвилл собрал прислугу, а после и членов семьи. Всем она задавал одинаковые вопросы: не принимали ли они гостей поутру или ночью, не видели ли сегодня чужого человека вблизи дома, чего-либо странного? Без результатов.
Несколько часов кряду мистер Глэнвилл сидел, запершись, в кабинете. Он разложил перед собой полученные три послания и пытался уловить их смысл, взаимосвязь, но ему назойливо мешал глухой стук с улицы и хлопанье крыльев. Когда терпеть стало не в моготу, мистер Глэнвилл оторвался от бумаг и увидел сороку. Та сидела у окна, смотрела на судью не мигая и терпеливо ждала, когда ее впустят внутрь.
- Прочь, проклятая! - крикнул судья, замахнувшись, но сорока не шелохнулась.
Глаза птицы пугали, они несли смысл, как у человека. Мистер Глэнвилл - человек прагматичный и просвещенный, но тут не сдержался: плюнул и прошептал традиционное "дьявол, дьявол, я отрекаюсь от тебя".
Сорока затрещала и постучала клювом в окно. Только тут мистер Глэнвилл заметил в ее лапках туго скрученный листок бумаги.
- Librera me a malo, Domine 6 , - промолвил судья, чувствуя, как сердце замирает.
Словно во сне, он добрел до окна и открыл его. Сорока впорхнула в кабинет, села на стол, потом на шкаф, издала трескучий звук и пристально уставилась на судью. К запискам на столе прибавилась еще одна. Мистер Глэнвилл развернул ее. "Я убью вас всех". Листок выпал из рук, а бедный мистер Глэнвилл, не чувствуя ног, упал в кресло. Дело принимало серьезный оборот.
Между тем сорока протрещала на прощанье и вылетела на улицу, оставив мистера Глэнвилла с самыми худшими опасениями.
Ночью мировой судья никак не мог уснуть. Ему мерещились сороки, осыпающие дождем дьявольских записок, вгоняющий в пот холодный Ад, Билл Уотингем в судейской мантии стучал молотком, кричал "виновен" и приговаривал мистера Глэнвилла к смертной казни. Ближе к середине ночи мистер Глэнвилл услышал, как за дверью кто-то ходит. Возможно, сказалось нервное расстройство, потому как судья вышел в коридор, но никого не застал. Подумав, что то мог быть камердинер, мистер Глэнвилл позвал его. Позже несчастный клялся доктору Эрскоту, что над самым его ухом женский голос прошептал: "Отец Тревоги идет". Надеюсь, вы не посчитаете судью трусом, если я скажу, что он опрометью бросился в спальню и до утра не покидал постели.
В общем, к рассвету мистер Глэнвилл твердо решил заручиться поддержкой Господа. Встал ни свет, ни заря и приказал подготовить карету. Когда он вышел из дома, к ногам упал бумажный сверток. Мистер Глэнвилл застыл в нерешительности. Как бы подталкивая его к действию, с ветки вяза протрещала сорока. Она не сводила с эсквайра взгляда, ждала.
Позволю себе опустить те терзания и сомнения, которым в тот момент подвергся мистер Глэнвилл и коими после он поделился с доктором Эрскотом. Возможно, судья поступил не как должно человеку, занимающему столь важный пост, но я его не осуждаю. Дело в том, что мистер Глэнвилл не стал читать очередную записку, а просто в сердцах зашвырнул ее как можно дальше.
Сорока, словно взбесилась, закружила, застрекотала, но мистер Глэнвилл оставался непреклонен. Он сел в двуколку и приказал трогать. Сорока метнулась в кусты и спустя время нагнала судью. Записка приземлилась аккурат ему на колени. Мистер Глэнвилл с проклятьем метнул сверток в надоедливую птицу, только тогда она отстала. Ее неодобрение эсквайр чувствовал до самого дома доктора Эрскота.
Доктор Эрскот был известен как самый набожный человек в округе. Он успешно закончил колледж в Кембридже, опубликовал с десяток серьезных трудов, тут же разошедшихся на цитаты, славился благодарными прихожанами, преклонявшимися перед его добротой и мудростью. Неудивительно, что мистер Глэнвилл надеялся найти помощь именно у него.
Мирового судью встретили с радушием, собственно, как и любого другого гостя доктора Эрскота. После нескольких минут вводных любезностей, мистер Глэнвилл признался, что последние дни подвергается бесовской атаке. Искренне верящий в силу Господа и злобу существ из Нижнего Мира, доктор Эрскот выслушал историю судьи с живым интересом. Он выказал готовность помочь и попросил показать злосчастные записки. Некоторое время доктор Эрскот их тщательно изучал, наморщив лоб и постукивая пальцем по виску. Наконец, он сказал:
- Эти фразы мне кажутся знакомыми. Вот задача: хоть убейте - не помню, откуда.
- Что же мне делать, преподобный Эрскот?
- Вы сказали, слышали женский голос и чьи-то шаги... Возможно, вас посетил spiritus. Или игра больного, извините, воображения.
- Вы мне не верите! - в отчаянии воскликнул мистер Глэнвилл.
- Отнюдь. Всей душой хочу разобраться в этом деле. Возможно, придется окропить ваши комнаты святой водой. Но прежде поразмышляю над посланиями. Мне кажется, в них ключ к решению вашей проблемы. Если хотите, можете заночевать у меня.
- Спасибо за гостеприимство, но я опасаюсь за жену и детей.
- Тогда приезжайте завтра в это же время, а записки оставьте. И помните: pax Domini sit tecum, et cum spiritu tuo 7 .
Поездка к доктору Эрскоту сказалась благотворно. Мистер Глэнвилл успокоился и уже верил в удачную развязку. В эту ночь сон настиг его быстро, но эсквайра ждали новые испытания.
Около полуночи судья так замерз, что в пору было думать, наступила зима, а камин не разожгли. Сохраняющий тепло шелк нисколько не помогал, и мистер Глэнвилл откинул бесполезное одеяло, надел тапочки и выглянул в окно. На дворе по-прежнему стояло лето. Между тем судья отчетливо видел, как изо рта вырывается пар.
Раздалось потрескивание. Окно начало покрываться сетью морозных узоров, они сплетались, ползли со всех уголков стекла, пока не соединились в рисунок - существо с пустыми глазницами открывало безгубый рот в беззвучном крике. Мистер Глэнвилл отшатнулся и задернул занавеску. В тот же миг на него обрушились сотни голосов: женских, мужских, детских; гулких, как эхо, далеких, кричащих в самое ухо, шепчущих из каждой клеточки спальни. Мистер Глэнвилл как ни старался, не мог разобрать, чего от него хотят. Он схватился за голову, готовую вот-вот взорваться, и не знал, куда деться. Губы сами по себе шептали молитвы.
На стенах проступили кровавые пятна, расплылись, приобрели очертания слов. Anken, Hanret, Arbaourante... Мистеру Глэнвиллу казалось, он сходит с ума. Голова закружилась, и он упал в беспамятстве на подушки.
Дальнейший ход событий позволяет двойственное толкование. Люди, склонные к эзотерике, скажут, что дух мистера Глэнвилла совершил путешествие в иной мир. Сам же судья, впрочем как и я, склонны считать это сном.
Мистер Глэнвилл очнулся в полной тишине и сумраке. Оглядевшись, он не увидел ничего, кроме океана огней. Тысячи горящих свечей различной длины опаливали жаром и гипнотизировали невозмутимым спокойствием.
- Жизнь - свеча, - произнес блеклый голос. - Она так же имеет начало и конец, как этот кусочек воска. У кого-то она ярче, у кого-то еле тлеет, но всякую легко загасить.
Мистер Глэнвилл обернулся и увидел высокую худощавую фигуру в черном истрепанном плаще. Лицо скрывала широкополая шляпа. Мистер Глэнвилл имел возможность разглядеть лишь бледный подбородок да морщинистую щель вместо рта. Из-под шляпы на плечи спадали грязные черви седых волос. Сквозь аромат плавленого воска пробивалась вонь разложения.
- Что будет, если свечи не гасить? - вопрос был брошен словно воздух. - Пожар!
Вспыхнуло ярче солнца. Мистер Глэнвилл зажмурился, загородился руками. Кожу кусал огонь и... мистер Глэнвилл обнаружил себя в постели. Весь в поту, дрожащий от волнения, он не сомкнул глаз до утра.
Ждать назначенного доктором Эрскотом часа не было мочи. Мистер Глэнвилл выехал из города, лишь прокричали петухи.
Несмотря на ранний час, доктор Эрскот встретил гостя с распростертыми объятиями. Заметив неутешительное состояние эсквайра, доктор Эрскот напоил его чаем и усадил у камина.
- Рассказывайте. Что-то опять случилось?
- Случилось. Я чувствую себя на краю гибели.
Мистер Глэнвилл рассказал о прошедшей ночи, во всех красках, то выказывая нездоровое возбуждение, то замолкая. Приходилось подбадривать и проявлять трогательное участие, дабы мистер Глэнвилл продолжал рассказ. Хоть история была мрачной, в глазах доктора Эрскота сохранялось веселье, что не ушло от внимания несчастного судьи.
- Уж не над моими ли бедами вы смеетесь, преподобный Эрскот? - не вытерпел он.
- Что вы, что вы. Мне кажется, грядущую ночь вы будете спать спокойно.
Эсквайр весь подобрался и замер, словно пес в ожидании косточки.
- Я вспомнил, - продолжил доктор Эрскот, - где видел слова, процитированные в ваших посланиях. То же, но на древнебретанском, я читал на стенах церквей Бретани!
- И что?
- Да то, что мифология бретанцев перенята у наших предков - кельтов. Фразы, посланные вам, относятся к одному популярному персонажу. Мою догадку подтверждают и кровавые надписи, что вы видели сегодня, и ваш сон. Теперь мне ясна и сорока, столь напугавшая вас. Это его посланница.
- Кого, кого же? Не мучайте меня!
- Анку.
- Анку? Уж не тот ли Анку, который частенько упоминается чернью в сказках?
- Именно. И сегодня он вас попросил об одолжении.
- Вы... вы хотите сказать, что существо среди свечей...
- Да. Он пояснил, что вы не даете ему осуществлять положенную работу, что чревато последствиями. Мистер Глэнвилл, вам сегодня же надо распорядиться снести заграждения на старых дорогах.
- Уж не заодно ли вы с учителем из Фогсхилла?
- Помилуй, Господи, вы так и ничего не поняли? По заброшенным тропинкам ездит Анку. Души умерших не дадут вам покоя, пока вы не откроете тропы. Вы пришли ко мне за помощью. Вот же она! Будьте благоразумны и прислушайтесь.
Вы, наверное, уже догадываетесь, чем я закончу повествование.
"12 августа 18.. года мировой судья Томас Глэнвилл удивил весь запад Корнуолла новым распоряжением. Напомним читателю, что недавно мистер Глэнвилл вознамерился закрыть все заброшенные дороги - "мертвые тропы", так он их назвал. Эти дороги не раз служили рождению печальных строк на страницах нашей газеты. Осознавая их опасность для общества, судья Глэнвилл издал указ об их закрытии. Теперь же, не давая объяснений, он отменяет указ и возвращает Корнуоллу старую зубную боль.
Начало было положено на тропе близ деревушки Фогсхилл. Мировой судья самолично присутствовал при снесении заграждений. Говорят, что как только дорогу очистили, послышался скрип тяжело груженной телеги да мерзкое постукивание ее колес, хотя никакой повозки и близко не было. Почудилось или нет, а судья Глэнвилл покинул то место второпях. Что бы это могло значить, ignorabimus".
Карелин Алексей © 19-22.06.2011
1 Memento mori - помни о смерти (лат.)
2 Vade retro, Sathanas! - изыди, Сатана! (лат.)
3 Вильям Вудфолл - главный редактор газеты "Морнинг кроникл", прославившийся феноменальной памятью, за что и был прозван "Мемори" - "Память".
4 ignorabimus - мы никогда не узнаем (лат.)
5 in-quarto - в четверть листа (лат.)
6 Librera me a malo, Domine - Господи, огради меня от дурного (лат.)
7 pax Domini sit tecum, et cum spiritu tuo - Мир Господень с тобой, и с тобой дух его (лат.).
|
|
