Каридова Жанна Геннадьевна : другие произведения.

Поэзия в прозе

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Поэзия, вышедшая из тесных берегов и правил стихосложения становиться нашей жизнью.


Предисловие

   Поэзия души встречается каждый день в серых буднях, но не каждый может заметить её. А заметив, признать.
   Почему люди так жестоки по отношению к самим себе? Почему не хотят видеть в себе лучшее, а увидев, стараются затоптать? Я лишь попыталась ответить на эти вопросы своими зарисовками из жизни, превратив их в притчи и былины, для того, чтобы будни превратились в поэзию, а не наоборот.
   Каждый из рассказов рождён либо чувством невесомости и полёта, либо несмирением перед обстоятельствами. Вот почему каждая из строк, написанная прозой, приравнивается к поэтической.
   А мир продолжает жить своей жизнью, ничего не зная о том, что чья-то душа затерялась в облаках безумия и не хочет возвращаться на землю.

Но разве не безумие жить без полётов?!

Поэт - величина неизменная. Могут устареть его язык, его приёмы, но сущность

   его дела не устареет.
  
   А.А. Блок.
  
  
  
   Поэт и психолог - две сущности, совершенно противоположные и в то же время выполняющие одну задачу. Психолог - мудрец, поэт - безумец. Психологом правит хладнокровие, поэт совершает свои литературные подвиги не задумываясь, в пылу клокочущих эмоций. Но объединяет их глубокое знание человеческих душ, они оба несут свет людям.

(Мои собственные размышления)

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Вместо пролога

Между Ангелом и Бесом.

   ( притча )
  
   Случилась эта история, как вы уже догадываетесь не на земле и не на небе, а где - то там в потустороннем мире, в параллельном измерении, не доступном нашему созданию.
   Жил в Аду лихой Бес Чертович. И был он чертовски прекрасен. И слыл он гордостью Ада, потому что соблазнил и завлек к себе в любовные сети ни одного ангелочка из Рая. А между Адом и Раем, как всем известно, с спокон веков идет борьба.
   А в Раю в то время жила прекрасная Ангелочек. И была она настолько чиста и невинна, что белизне ее крылышек удивлялся весь Рай. И была она украшением всего Райского сада. И пела она песни о самой чистой неземной любви своим хрустальным голоском, прозрачным, как прохладный родник летом.
   И вот случилось непоправимое, такое, чего никто не предполагал. Опытный в своих интрижках Бес влюбил в себя невинного Ангелочка. А та даже не пожелала скрыть от других костер, который не имела права разводить в своей кристаллически чистой душе. Ведь сердца у ангелов должны быть всегда прозрачными и чистыми.
   Теперь день деньской она пела на своем дереве песни о порочной земной любви, о том, как прекрасен молодой Бес, как манят к себе его черные кудри, спускающиеся до плеч, а в темных, как омут, глазах полыхает огонь, но не ада, а страсти, а рожки его острые, как и его ум.
   "Угомонись, - говорили Ангелочку подруги и предвещали ей беду, - Ты помнишь, как Адама и Еву выгнали из Рая за их грешное чувство. Так выгонят и тебя. Кроме того, ты позоришь нас всех и очерняешь Рай своей грешной любовью".
   Но Ангелочек не могла угасить свой пыл, не свойственный для ангелов, и все пела о своей любви. И песни те доносились до Ада.
   А черти в это время в Аду не нарадовалось своим коллегой. Ведь он сумел очернить самую неприступную и чистую душу в Раю. Они поздравляли молодого Беса с такой удачей и пророчили ему повышение в должности. Не был счастлив лишь сам молодой Бес. В его глазах не пылал больше адский огонь соблазнителя. Он ходил с поникшей буйной головой мрачнее самого Ада.
   "Да бросьте, - говорили ему друзья, - пока о твоей печали не проведал самый главный Черт. Ты ведь подрываешь наш авторитет, чертовскую честь и достоинство. Грустить - удел ангелов, сочувствовать - тем более, грех для нас, чертей".
   Но молодой Бес не переставал печалиться, в нем пробудилась жалость к Ангелочку, которую он вот - вот погубит своими чарами.
   И дошли слухи о чувстве между Ангелом и Бесом до самого Всевышнего. И приказал Всевышний начальником Ада и Рая навести порядок в своих уделах. И собрали начальники Ада и Рая собрание - вече каждый в своих владениях.
   - Как ты смела превозносить земную грязь своим пением? - спрашивали ангелы провинившуюся в своем Храме, - Ведь мы - носители Света, мы не должны прославлять Тьму. А ты нарушила наш Закон. Отрекись от своей любви или покинь наш Храм.
   Но Ангелочек гордо отвечала:
   - Мне без любви ко всему земному Рай не мил. Не отрекусь...
  
   - Как ты смел соблазнивши, влюбиться сам и отдать свое сердце при этом, - строго спрашивали черти в пекле влюбленного Беса, вызывавшего теперь только смех и призрение у них. А чертята язвительно хихикали прямо ему в глаза.
   Разве ты не знаешь, что Закон и Сила Ада - соблазнять слабых и неразумных, смеяться над их муками и никогда не страдать самому. А ты нарушил этот Закон. Ты позоришь себя и нас. Стань снова прежним чертом, живи беспечно и привольно или покинь Пекло.
   На это Бес грустно ответил:
   - Мне без Святой Любви теперь и воля не нужна. Нет, не смогу я стать прежним, потому, что несчастлив я в Пекле...
   И по итогам обоих собраний было решено выгнать падшего Ангела из Рая, а просветленного Беса из Пекла дабы не нарушилось равновесие и не воцарился хаос во всем Мире.
   И полетели Ангелочек и Бес на Землю в наше трёхмерное измерение, а пока летели, соединились воедино. И поселились они в душе одного бедного писателя, художника или артиста - точно не знаю, кого. Да это и не так важно, а важно то, что этот счастливец стал видеть мир иначе - он прозрел. И стал он поэтом в душе, ибо любой писатель, художник или артист должен быть прежде всего поэтом хотя бы на самой глубине своей души, даже если он не умеет писать стихов.
   И разбогател поэт, став знаменитым. Но суть его жизни даже теперь заключалась не в богатстве и славе. Теперь он жил для того, чтобы днём нести песни своей души людям, чистые и свежие, как прохладный родник летом. А ночью, перенося муки Ада в своей многострадальной душе рождать новые произведения, ещё светлее тех, что были. И стали звать поэта чудаком, потому, что не гнался он за славой и успехом, которые шли к нему сами. Не скупился он в помощи другу да и к врагам был благосклонен и всех прощал. И всё богатство развеял по ветру и стал скитальцем в поисках Истины. И стал он, как это принято называть, не от мира сего. Ведь в душе его прочно поселились изгнанные со своего измерения Ангел и Бес.
   Вот так и живут с тех пор на земле все талантливые люди, отрешившись от мира сего в своём особом измерении - между светлым счастьем и жгучей тоской, между любовью и ненавистью, между небом и землёю, между днём и ночью, между сном и явью, между

Ангелом и Бесом.

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   За счастьем на край света.

( легенда о Светлом мальчике )

   Давным-давно в одной небольшой серенькой деревушке жил мальчик. И был он не столько зрел умом и не столько красив, сколько светел. Люди рассказывали, что когда он родился на свет, вся деревня до самых окраин засияла заревом среди ночи. То зарево хоть и погасло через несколько часов, но еще долго защищало маленькую деревушку от бед и напастей. А мальчика за его спасительную светлую ауру так и нарекли Светозаром.
   Рос Светозар, радовал всех в деревушке своей лучистой энергией, сочившейся прямо из его ясных небесных глаз. А старцы пророчили ему большое светлое будущее. Но когда сбудутся их пророчества, сами не знали. Ведь способности у мальчика стали проявляться очень рано.
   Где бы он ни появлялся, улыбки вспыхивали у всех на лицах, люди мирились даже после самой крепкой ссоры. Больные вставали на ноги после самой тяжелой болезни, увидев его. А в глухую непроглядную ночь звезды зажигались на небе, освещая всем дорогу, если в пути оказывался Светлый мальчик. И все это Светозар делал без особого труда, сам не зная о своем чудодейственном даре.
   И вот подрос Светозар и стал крепким юношей. И стала тесной ему серенькая деревушка. Однажды услышал он от мудрых старцев, что есть на свете другая более просторная и плодоносная страна - Остров Счастья. Но путь туда очень непрост. И только сильный богатырь с мудрым и чутким сердцем сможет попасть туда и жить там.
   И стал Светозар собираться в дорогу. Надел кольчугу потолще, взял меч покрепче, а в котомку положил немного хлеба да студеной воды. И как старенькая мать не просила его остаться, не смогла убедить.
   - Не могу, - ответил Светозар, - Белый свет мне тесен стал. Вырос я. Малы мне теперь деревенские просторы. Пойду счастья по миру искать, а когда найду, то и вам принесу. Много, много.
   С этими словами развернулся он и ушел не оглядываясь так, словно завтра вернется снова.
   Долго ли, коротко ли шёл Светозар по дороге, только сапоги стерлись его, а кольчуга сносилась, остался один только стальной надежный меч. И с ним юноша не расставался ни днем, ни ночью.
   И вот пришел Светозар в город. Город был тесным и шумным, в нем было много народу. Много диковинных вещей предстало перед взором Светозара. Умилялся он ими день деньской, а к вечеру ему это все тоже наскучило. И подумал он: " И здесь мир тесен. Нет, не за этим счастьем шел я на край света. А коль сюда попал, дайка, хоть сапоги себе новые справлю".
   Нашел Светозар сапожника и попросил его:
   - Мил человек, ходить не в чем. Сшей-ка мне пару сапог, да еще одну про запас.
   - А чем расплатишься, добрый юноша? - спросил пожилой сапожник.
   В той деревне, где жил Светозар, не было понятия о деньгах. Люди делали друг другу добро в обмен на добро. И юноша ответил:
   - Нечем мне расплачиваться. Нет у меня таких монет, которыми владеют все у вас в городе. Но взамен я отдам тебе столько света и тепла, сколько душа пожелает.
   И лучистые глаза Светозара засияли с такой силой всеми цветами радуги, что сапожник не смог устоять против щедрого добра юноши. Ведь в их холодном городе люди давно позабыли, что такое тепло и любовь.
   Сшил сапожник молодцу две пары сапог, да еще и на ночлег оставил. А утром и спрашивает:
   - Куда путь держишь, лучезарный юноша, если не секрет?
   Светозар и отвечает:
   - Нет секрета пути моего. Счастья ищу по всему свету. Хочу найти много его и осчастливить всех, кто живет со мною рядом.
   Призадумался сапожник и говорит:
   - Ой не знаю, добрый юноша, долго ли тебе искать еще придется. Но счастье это находится на далеком острове за семью долами, за девятью морями. И путь туда сложен и тернист. Немало смельчаков искали его, да ничего не нашли, а только головы свои загубили. По дороге к этому острову много преград и начинаются они в самом начале пути искальца, - так сказал мудрый старик.
   А Светозар еще раз одарил его своей лучистой энергией и снова отправился в путь. И после его ухода сапожник стал шить сапоги еще лучше и зарабатывать в два раза больше денег.
   Не знал Светозар, что два из своих испытаний - трудную дорогу и холодный город, он уже пересилил, не задумываясь об этом.
   Что ж это за испытания? - думал все время Светозар, - Неуж-то на свете есть такой страх, который сломает мой меч и мою волю?!"
   Так размышлял он в пути и крепился. А зеленая степь незаметно сменилась пустынными песками. Теперь вокруг Светозара были одни колючки да гремучие змеи. Наострил он получше меч о камень, что бы от змей отбиваться, да они все по норам попрятались на закате солнца. И это Светозара встревожило еще сильнее. Быть может опасность рядом, а я ее не вижу, - думал он , - А может не по той дороге я иду. Где же испытания?!"
   И вот остановился молодец на ночлег у одного большого валуна. А под тем валуном как раз гнездились змеи. Как только Светозар достал свои пожитки и хотел поужинать, как из под камня вылезла гремучая змея. Она замерла напротив него, шипя в своей стойке. Замер и Светозар от неожиданности, боясь пошевелиться. А змея и не думала на него нападать, она просто хотела пить и смотрела на флягу с остатками воды.
   Светозар сам не пил три дня, экономя воду. Подумалось ему в этот момент, что змея думает, о том же самом и подпихнул ей флягу. Напилась змея, сколько ей было нужно и уползла за камень к своей семье. А там всем рассказала, что человек, который находится рядом, понял ее с одного только взгляда, значит, он равен по крови змеиному царству, что б не трогали его.
   Так проспал Светозар спокойно до утра, даже не зная, какая опасность подстерегала его, схватись он в первую очередь за меч. Вряд ли он смог бы перебить змеиное семейство и тех змей, которые пришли бы им на помощь. А теперь на протяжении всего нелёгкого пути по пескам ни змеи, ни скорпионы не трогали его. Так благополучно добрался он до высоких гор и подумал: " Вот тут, наверное, будут настоящие трудности".
   И как только Светозар взобрался на одну из скал и хотел остановиться возле пещеры передохнуть, как налетел на него откуда - то сверху орел и хотел клювом пробить ему голову. Светозар вынул меч и стал отважно драться с орлом. Перебил ему лапу и тот упал, издавая звуки жалобно и бессильно. Он бил крыльями оземь так, словно пытался что - то ими закрыть. И тут Светозар увидел гнездо на земле с птенцами. Не орел то был, а орлица. Она защищала своих отпрысков. Устыдился Светозар своего меча. Первый раз в жизни он дрался им и то причинил вред по своей невнимательности. Выбросил тогда юноша меч от досады в глубокое ущелье, что б никогда больше не делать им зла. Изорвал на себе рубаху и ею обмотал, перебитую лапу орлицы. Семь дней он лечил ее своей энергией носил еду и воду ей и ее орлятам. А потом, когда орлица смогла сама добывать пищу, спокойно отправился в дорогу дальше. А она долго летела в след за ним, словно благодарила за доброту и за то, что он оставил ей жизнь.
   И Светозар вдруг почувствовал что - то необъяснимое у себя внутри. На какое - то мгновение ему расхотелось идти дальше, а навсегда остаться с орлицей и выращивать ее птенцов. Но он знал, что когда - нибудь орлята вырастут и разлетятся, а ему надо следовать дальше и добывать счастье для себя и всех остальных. И как только орлица скрылась за вершинами гор, Светозар почувствовал горечь, после которой счастья уже не хотелось. Слезы устилали его глаза, но он следовал дальше, ничего не видя перед собой. И, наконец вышел к морю.
   Был теплый вечер полнолуния. В такие дни обычно бывают отливы. Волны отступают от берегов, увеличивая их в размерах, иногда очень сильно. И беда всем морским обитателям и рыбешкам, задержавшимся вблизи берега. Они рискуют остаться на суше.
   Светозар остановился, издалека любуясь морем. Он присел отдохнуть на плоский удобный камень лежавший у его ног. Валун был настолько гладок, что напоминал скамейку, отполированную солнцем. Сверозар почувствовал смертельную усталость и голод. А в его котомке не осталось ни единого кусочка хлеба, ни капли воды во фляге. Он устало провел ладонью по гладкой поверхности камня и вдруг его рука соскользнула и оперлась о что - то мягкое и пульсирующее. То была плоть. Живая плоть черепахи. Одну из огромных черепах, которые обитают в этих краях, выбросило на сушу. Да еще отлив сильно удалил ее от воды. Она лежала перевернутая, беспомощно шевеля лапами, и уже не надеялась на спасение. Для Светозара это была отличная находка. Из черепашьего мяса могла получится отличная похлебка тем более, что его было так много, что хватило бы на несколько дней.
   Светозар еще раз взглянул на черепаху. Та совсем выбилась из сил, пытаясь перевернуться, и словно молила о помощи. И Светозар не смог отказать. Ждать было нельзя, черепахе нужна была влага. Юноша поднатужился и перевернул ее. Это сделать было не так сложно. Сложнее было другое. Совсем обессиленное животное не смогло ползти самостоятельно. И уставшему до смерти Светозору, пришлось толкать ее к самому синему морю, пока она не окунулась в шипящею пену волн. Черепаха уплыла по дорожке, выстланной лунным светом, а Светозар долго смотрел ей в след. И снова добрый юноша почувствовал горький комок внутри. И снова ему не хотелось продолжать свой путь. Чуть дыша, из последних сил, голодный и изнеможенный, он нашел куст и заночевал в нем. А утром, уже отдохнув, Светозар почувствовал себя веселей. И подумалось ему на рассвете:
   " Когда же я буду совершать подвиги во имя счастья? Да и нужно ли их совершать? Нужно ли мне это счастье?"
   И только долг перед обещанием заставил его вставать и идти дальше. Светозар подошел к морю. Теплые волны манили вслед за собой, но плытьбыло не на чем. И тут Светозар увидел черепаху, которую спас вчера. Подплывая к самому берегу, она словно приглашала путника отвезти на более плодородную землю, где он сможет найти еду и питье. И юноша не отказался. Он знал, что на этом берегу не выживет. Верхом на черепахе он бесстрашно отправился в открытое море и через некоторое время она вынесла его на солнечный остров.
   Земля, куда он попал, была настолько благодатной и красивой, что добрый молодец сразу понял - это и есть остров счастья, который другие так долго искали и не могли найти. А многие даже головы сгубили из - за него.
   Здесь росли фруктовые деревья и щедро бросали свои плоды в руки Светозара. На каждом шагу били родники с прозрачной студенной водой. На полях трудились жители этого острова и без сожиления одаривали подарками любого, прибывшего сюда путника.
   Восемь красавиц сразу же окружили Светозара, заменили его изорванную одежду на новую и отвели в светлые хоромы, где он должен был жить - поживать и горя не знать. Ему ничего не нужно было делать, все делали за него слуги. И жители этого острова знали, что такой участи заслуживает не каждый. А тот, кто сумел попасть сюда, считался героем, достойным счастья.
   Но уже на третий день нашему "герою" наскучил остров с его обитателями и богатством. Мир опять показался тесным. Лица людей, живущих здесь, излучали только улыбки. Жители острова никогда не знали бед и печалей. Они просто трудились на полях, имели все и этими были счастливы. Не имели они только внутренних переживаний, сочувствия и сострадания друг к другу. Ведь у них не было бед и ненастий, а значит, не было и настоящего счастья. Было только обилие на полях.
   И Светозар вдруг вспомнил свою маленькую серую деревушку, где даже в ясный день так мало света. И жизнь в ней показалась ему такой широкой и бездонной, что весь огромный мир казался ничтожным перед ней. И вспомнил он о том, как часто ее жители бедствуют от засух и неурожаев, как бояться тайфунов и ураганов, внезапно налетающих с юга. Вспомнил он и о своем волшебном даре и способности защищать всех, кто находится с ним рядом. И о своем обещании принести землякам много счастья. На как унести это все с острова? Это было невозможно. И взгрустнулось Светозару, и он подумал: "А ведь настоящее счастье заключается в нас самих, пока мы живем для других. А раз со мною счастливы все, то счастлив и я сам."
   С этими нехитрыми мыслями отправился Светозар в обратный путь осчастливить свою землю.
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Обратная сторона медали.

( из жизни писателя )

Искусство - ноша на плечах!

А. А. Блок.

  
   С утра моросит дождь. Кругом непролазная слякоть. На улице холодно и сыро. Ничего удивительного в этом нет, ведь уже осень. Поздняя. Ноябрь. Что толкнуло меня в такую погоду выйти из дому, да еще в свой редкий единственный выходной среди недели. Да еще ранним утром. Что вынуждает меня постоянно метаться в бессмысленных попытках... обрести себя. Обрести то, что нужно мне сейчас. Нужно уже давно. Н теперь я имею полное право на это, хотя права мне никто не давал. Я должна взять его сама. И я возьму.
  
   Я часто вспоминаю, с чего все началось, но когда никогда не могу дать конкретного ответа самой себе. Возможно, это все случилось со мной до того, как я родилась на свет. А, может, со мной ничего и не случалось, а случилась я на этом свете. И тогда все началось. Да, все началось с того, что я стала плакать. И плакала я над всем. И над опавшим с ветки листком с еще зелеными прожилками на бледно - желтом фоне и над стрекозой с поломанным крылышком, и о том, как неумолимо коротка, но вместе с тем прекрасна жизнь. Но слез моих никто не видел, и не увидит их никогда.
   Иногда мною овладевает ярость. Ярость до безумия от бессилия, что я не могу, запретить кому-то глумится над красотой, чистотой, беззащитностью. И тогда из моей души сочатся слезы на чистый лист бумаги. Я сама не замечаю, как беру в руки перо и... боюсь поток меня поглотит полностью. Но нет, вот он спасительный остров Мечты. Я пропадаю в его тумане бесследно. И слова маленькими звездочками спускаются мне на руки, словно кто - то неведомый диктует мне свысока все, о чем я должна рассказать.
  
   Но время затишья прошло. Неведомая сила вытолкнула меня из спасительного тумана в холодный реальный мир и заставила искать. Чего? Я до сих пор не знаю, как не знаю ответов на многие другие вопросы, поскольку неопределенность - это основное кредо моей жизни, которое я ни за что не хочу менять. Это и есть я сама.
   Кто - то скажет, что бессмысленность - это безнравственно. Я полностью согласна. Но у меня есть своя цель, просто я не могу, да и не хочу давать ей словесное оформление. Я только делаю то, что должна сделать. Что кроме меня не сделает больше никто. И так нужно жить. Да, это я сама.
  
   Как я оказалась в редакции нашей газеты, я не помню. Это может показаться смешным но не смешнее того факта, что в последнее время меня стало одолевать желание кому - то показать свою писанину. Нужно ли было это делать, я долго не задумывалась, просто встала однажды утром, взяла свои бумаги и отправилась в путь. Потратила почти весь свой выходной, но повезло мне только в конце дня. Почти во всех редакциях мне отвечали, что печатать авторские произведения им коммерчески не выгодно и отказывали, даже не взглянув на мои творческие начинания. Только в двух редакциях полюбопытствовали, о чем я пишу, но тут же отвергли мои труды, заявив, что они слишком велики для скромной газеты.
   И вот, ближе к вечеру я вспомнила о небольшой молодежной газетке. Признаться, сил и уверенности уже не было. Но все же решила испытать судьбу в последний раз. Я вошла в редакцию перед самым закрытием, но главный редактор еще был у себя. Я робко постучавшись, услышала "Войдите," и зашла
   - Я... - машинально начала я и тут же запнулась, потому что за день устала произносить одни и те же слова, - я - вот, - коротко заявила я и бухнула на стол редактора свои листы.
   - Что это? - удивленно поднял он на меня глаза поверх очков.
   - Мои труды, -беспристрастно ответила я. Редактор глянул на листки, исписанные вручную, и вздохнул:
   - Хотите, что б напечатали?
   - Да.
   - Но мы ничего не плотим за это. Я пожала плечами. Редактор нахмурился. Он истолковал мой жест, видимо, по своему:
   - Вы представляете, если газета будет плотить каждому...
   - Представляю... - не дожидаясь конца фразы, соглашаюсь я со вздохом.
   - Ничего вы не представляете. Вот так все сначала просят, что б напечатали, а потом любой сопляк - школьник из за одного своего стишка или письма в редакцию готов иск в суд подавать за то, что гонорар ему не выплатили. Грамотные все кругом стали, коммерсантов из себя корчат, а сами в слове "рама" четыре ошибки делают. Пожелай людям добра да еще виноват останешься. А ведь гонорар зарабатывать надо... - сетовал редактор, вытирая платком, пот со лба, а я молча стояла и слушала, потом устало завершила:
   - Я судиться не буду.
   Он враз умолк. Доверительно глянул на меня. Потом перевел взгляд на мои листы. Взял один из них. Начал читать. Я молча ждала. Он с минуту читал. Лицо его немного просветлело, при этом морщинки на лбу стали не такими глубокими более спокойно он произнес:
   - Ладно, поможем вам чем - нибудь.
   Я сказала "спасибо" и ушла.
   Через несколько недель я увидела в газете свой первый отрывок из рассказа, правда всего на полстранички. Но это была моя первая победа над собой, над своей неуверенностью. И над внешним миром.
   Правда, с этой статьи начались все мои творческие беды.
  
   Теперь я не могла жить иначе. Мне нужно было писать еще и еще, и видеть свои статьи, свои рассказы, свои мысли в газете. Видеть и представлять, что их читают люди, соглашаются со мной или противоречат мне. Но в любом случае, я теперь не одиночка.
   Все шло хорошо. Я писала, газета меня печатала. Но жажда творческих исканий позвала меня дальше. Мне захотелось живого контакта с людьми. Почитать им стихи, выслушать их мнение. Именно эта тропка и привела меня в городской отдел культуры. Я стала просить у заведующей сделать мне творческий вечер. Наивная. Я не знала, что не все сердца на этом свете распахнуты.
   Пожилая дама окинула меня взглядом.
   - У вас какое образование? - холодно задала она первый вопрос.
   - Высшее техническое... неоконченное.... А что? - робко ответила я.
   - А где работаете?
   Тут я напрягалась еще сильнее. Дело в том, что работала я вовсе не по специальности. Даже можно сказать, по специальности, которая не у каждого вызовет уважение, хотя название многообещающее - администратор офиса. В мои обязанности входило не только отвечать на вопросы клиентов, но и вытирать пыль, мыть пол с утра и вечером. Хотя такая работа меня целиком устраивает. Заработок не ниже среднего. В тепле и не в обиде.
   Я робко назвала, кем я работаю. Дама снова окинула меня взглядом, и на этот раз в нем улавливалось легкое призрение.
   - Вы, молодая леди, - начала она, - Полагаете, что с неоконченным техническим образованием, хотя и высшим и с такой должностью, как у вас, можно находиться на литературной стезе и преподносить свою писанину людям?...
   - Я полагаю, что даром не стала бы отвлекать людей, - резко отвечаю я, поскольку не ожидала услышать подобной глупости, - А что касается моей работы, то она ни капли не мешает мне творить. По ночам.
   Дама тоже не ожидала отпора с моей стороны. Как можно презрительней она фыркнула в мою сторону и заявила:
   - Да я больше чем уверенна, что вы слова без ошибки написать не можете. Я прежде всего должна вас послушать и посмотреть визуально на ваши "шедевры", а вот потом и потолкуем. Но это все будет после заседания. Сейчас я занята. Идите, готовтесь.
   Со взглядом, полным пренебрежения она указала мне на дверь, затем вышла и сама, громко щелкнув замком за моей спиной.
  
   Дома я никак не могу успокоиться и прийти в себя после такого разговора. Я, то ругаю себя за неосторожность и доверчивость, то ненавижу тех людей, которые незаконно занимают свои посты. Одна только едкая фраза не покидает моего создания: "Как можно с такой должностью, как у вас, находится на литературной стезе"...
   С такой должностью, как у меня, ни в коем случае нельзя. С такой должностью дверь в мир прекрасного закрыта навсегда. А я ее отворяю постоянно и ни у кого не спрашиваю разрешения. И этот мир принимает меня всецело, как свою частицу и не спрашивает, какая у меня должность.
   Да и чем плоха моя работа?! Тем, что я мою пол, навожу порядок в кабинете начальника? А была бы сама начальником, вряд ли успевала бы писать и мечтать. У меня было бы много других забот. В общем, моя должность меня целиком устраивает.
   Я нервно хожу по комнате, не зная, куда деть свое отчаяние, затем подхожу к книжному шкафу. Когда мне тяжко, я всегда оказываюсь перед ним. Это происходит у меня не нарочно, а по наитию так, словно книги сами шепчут: "Успокойся, отдохни, поговори с нами".
   Я по очереди беру то одну книгу, то другую, читаю и немножко прихожу в себя. В основном это поэзия. Без неё я не могу жить. Но среди моих любимцев есть и фантасты - классики, неутомимые путешественники по вселенским мирам. Их мысли так же глубоки, как сам Космос.
   Вдруг я случайно нахожу строки письма обычного земного человека, которые так необходимы мне сейчас: ".... Мне нужно только видеть Тебя и знать, что Ты со мной.... Если Ты думаешь, что экзамены и пр. будут страдать от этого, то знай, что мне прежде всего нужна жизнь, а жизнь для всякого человека самое главное... "
   Ну, конечно, так и есть, это - старина Блок. Человек, живший более ста лет тому назад понимал, что ценнее человеческой сути нет ничего на свете. И я понимаю его, потому, что думаю так же. Так почему же теперь не понимают меня люди, считающие себя образованными, грамотными, начитанными. А, может, только делают вид, что не понимают? Хотя, бог весть, сколько дилетантов окружало самого Блока. Без этого видно не обойтись.
   Первое моё решение - ни за что не отдавать в лапы таких обманщиков свои бесценные труды. Но немного поразмыслив, я прихожу к другому решению: "Вы от меня получите, но не то, что вам нужно. " Лихорадочно я начинаю перебирать свои работы. Выбираю из них самые лучшие, такие, которые могут кое - кому.... Не понравиться. Пересматриваю их ещё раз, чтобы не было ошибок. Затем переписываю красивым почерком на чистый листок.
   Ничего, мы ещё повоюем.
  
   Я стучусь в теперь уже знакомую дверь, но теперь я готова к разговору и знаю, как себя вести. "Войдите " - слышу я знакомый грубый голос и вхожу.
   За столом сидит уже знакомая мне личность - заведующая отделом культуры. Она окидывает меня торжествующим взглядом: "Что, на поклон ко мне пришла. Теперь ты в моих руках. "
   "Рано радуешься, " - думаю я про себя и молча протягиваю ей свои листки.
   Она с видимым нетерпением хватает их и начинает читать. Читает долго, про себя. Наконец я начинаю замечать, как недовольно морщатся её губы. Она нервно начинает перекладывать листки, словно ищет в них что-то. Вдруг она произносит, положив на стол очки:
   - Нет, я не нахожу. Ничего не нахожу для души в этом всём хламе.
   "А ты сначала душу в себе найди, " - думаю я, а вслух говорю:
   - Другие находят.
   И неторопливым движением я достаю из сумки несколько номеров газеты с напечатанными в них своими стихами. Словно дразнясь, я держу их в своих руках перед её носом, но на стол не кладу.
   - Что это? - дама снова надевает очки.
   - Мои публикации, - сухо отвечаю я, - Меня печатают уже год.
   Я рывком почти швыряю газеты ей на стол. Она судорожно начинает их листать, нахмурив брови. Я замечаю, как усилием воли она овладевает своими эмоциями и пытается выглядеть спокойно. Убедившись, что это действительно мои стихи напечатаны в газете, потому, что кое - где рядом с ними есть моё фото (его я носила в редакцию по просьбе редколлегии) она выбирает другую тактику поведения.
   - Ну, раз так, вы уже знаменитость, - льстит мне моя соперница, - И всё же я вам сочувствую, - её лицо принимает задумчивое выражение. Она украдкой смотрит на меня, ожидая вопроса. Но я молчу и только кутаюсь в шарф.
   - Вы во многом проигрываете, - продолжает она, не дождавшись реакции с моей стороны, - Вам никто не сказал, как глубоко вы заблуждаетесь. Ведь литератор не о том должен писать и думать должен не так. Вы слишком молоды, чтобы это всё понять. А вообще, большая подлость печатать всё это в газете. Ведь вы ещё не доросли до настоящего творчества. И не дорастёте никогда, потому, что уже гордитесь.
   Я всё так же молчу, не желая спорить и холодно воспринимаю каждую её фразу.
   "С такими как ты, дорастёшь.... " проносятся у меня мысли, но вслух я их не произношу.
   - А знаете что, - миролюбиво предлагает мне дама, - Я могу помочь стать вам на ноги. Для этого вы должны поучиться у настоящих литераторов. Это необычайной глубины люди....
   С этими словами она пишет мне на клочке бумаги адрес какого - то клуба. Я молча сую бумажку себе в карман и ухожу. Я даже не знаю, стоит мне туда идти. Должно быть, там все, такие, как она. Не зря же себе в подмогу она подключила эту гвардию.
   Сегодняшний разговор в отделе культуры меня не столько расстроил, сколько опустошил. Я лишний раз поняла, что таким людям доказывать что - нибудь бесполезно. Сколько их ещё встретится на моём пути?
   Домой в этот день я возвращаюсь поздно. Родители уже спят, мирно посапывая. Они очень рано ложатся спать и даже не догадываются, во сколько ложусь я.
   Нет, я не была в гостях, я просто шаталась по городу, пытаясь заглушить тоску. Долго сидела в кафе за чашечкой кофе. Потом, наконец, решилась встать и отправиться домой в свою тесную комнатку, где всё мне напоминает о том, что я одна на всём белом свете.
   Мне нужно немедленно ложиться спать, потому что завтра на работу. Так догорел мой выходной, а впереди вереница рабочих будней похожих друг на друга как шаблонные листы бумаги.
   Утром встаю рано, ещё до того, как прозвенел будильник. Знаю, что на работе моя тоска пройдёт, но отправляюсь туда с неохотой. Знаю, что там будет всё то же самое, что было вчера. Хотя мне нравится, что в свободное время у меня есть возможность что - нибудь написать или обдумать новый роман.
   - Зачем тебе это нужно? - недоумённо спрашивает шеф, застав меня за внеплановой работой.
   - Я - писатель, - всякий раз напоминаю я ему.
   - Но ведь тебе не платят, - удивляется снова он
   - Ну и что.
   - Вот я - никогда бы не стал делать чего - нибудь за бесплатно.
   Я ничего не отвечаю. Как я могу объяснить, что душе всё равно, дают ей за работу деньги или нет. Она ведь есть у каждого, только у кого - то кричит, плачет, радуется жизни. У кого - то молчит. А результатом моей духовной деятельности есть стихи, рассказы, романы, поэмы. И это - моё спасение, но не отдых. Душе давать отдых нельзя, она как и сердце работает без остановки.
   Шеф уходит заниматься своими делами, ему нечего больше мне сказать. Ещё бы, всю работу в офисе я выполняю старательно, как никто другой.
   Иногда девчонки - сотрудницы пристают с ненужными вопросами:
   - Скажи, если не секрет, сколько ты зарабатываешь на этом всём?
   - Да нисколько.
   - Не может быть.
   Я снова вздыхаю. Разве я стала бы работать администратором, имея хорошую плату за то, что я делаю вне работы. Но гонорар нужно заработать. Да и не деньги волнуют меня сейчас, а скорее то, насколько важны будут мои произведения для мира сего. Но над этим нужно потрудиться. И я тружусь. Я выращиваю семя глубоко у себя внутри, чтобы зачатки великого чувства выросли в несокрушимый тайфун, созданный не разрушать, а спасать, лечить, увековечивать целый мир и так уже достаточно погрязший в этой мерзкой грязи, которую производит он сам под диктовку бизнеса. Но я люблю этот мир таким, каков он есть и потому тружусь для него
  
   Весна. На улице теплеет с каждым днём. Люди с удовольствием сбрасывают зимние одежды, меняя их на щегольские курточки, плащи, туфельки. Очень радостно смотреть на деревья и кусты, одевающие новую листву, на модниц одетых во всё новое в такт времени года.
   Мне тоже хотелось бы чем - нибудь обновить свой гардероб, но нет, нельзя. Скоро день зарплаты, его я очень жду, потому, что есть дела поважнее модных шмоток. Мне нужно расплатиться за рукописи, а их к меня немало. И нужно спешить все материалы привести в электронный вид, чтобы потом их можно было выставить в Интернете или отправить в газету. Атак, как компьютера у меня нет, то приходиться отдавать их в наборку и платить за работу. Я часто думаю, что неплохо было бы иметь такую вещь, как компьютер, но где же взять средства?
   И другое дело не менее важное, нужно подкинуть что - то своим старикам, на одну пенсию не протянешь. Хорошо, что с каждой зарплаты я ещё могу это делать.
   В последнее время шеф грозится сокращением штата. Теперь я не имею возможности писать на работе, потому, что занимаюсь только офисной работой. Ею шеф загрузил меня до отказа, некогда вверх глаза поднять. А ему всё кажется, что я работаю плохо. Но я настолько устаю, что не могу писать даже дома. А зарплата не повышается, мне едва хватает на питание. Иногда мною овладевает отчаяние. Но я беру себя в руки и благодарю судьбу хотя бы за такой заработок, без которого я не только творить, жить не смогла бы.
   Но горечь всё же скапливается на сердце. Подруги больше не зовут меня с собой в кафе, не приглашают на вечеринки. Парни всё реже обращают на меня внимание и больше косятся на подруг, одетых в модные прикиды.
   Я знаю, что мой внешний вид оставляет желать лучшего, но ничего не могу поделать, творчество важнее. Да и чего стоит человек, который обращает внимание только на шмотки, ставя их выше души, не желая вникать в реальность жизни.
   Интересно будет посмотреть, как они все будут себя вести, когда узнают о моих успехах. А пока я решила затаиться, потому, что устала от холода и презрительного безразличия взглядов в ответ на мою открытость.
  
   Прошло несколько недель после того памятного, прежде всего мне самой, визита в отдел культуры. Я долго не решалась заглянуть в тот литературный клуб, который мне рекомендовали. И всё же что-то подтолкнуло меня это сделать. Любопытство, скорее всего. День моего визита настал. Мой выходной выпал в четверг.
   Я долго ищу нужное мне заведение согласно указанному адресу. Наконец нахожу многоэтажное здание, в котором должно располагаться помещение так называемого литературного клуба, заранее внушающего мне недоверие. Хотя внутренне я готова ко всему, что бы ни преподнесла мне судьба. Но то, что я увидела сегодня, меня потрясло ещё сильнее, чем предыдущая встреча.
   Я попала в небольшую мрачную комнатку, похожую на коморку. Отовсюду разбросанный мусор, пепел, окурки под ногами. Почти ничего не видно из-за едкого сигаретного дыма. Эта комнатушка, наверное, никогда не проветривается и не убирается. Откуда столько грязи в приличном важном здании, вызывающем нервную дрожь одним своим видом. Полузашторенные окна, хотя зимой солнечного света и так мало. Я пытаюсь разглядеть что - нибудь в полумраке и наконец, мне удаётся увидеть стол, посреди комнаты и разбросанные вокруг него стулья. В комнате никого нет. Любопытство толкает меня поближе к столу. На нём я вижу бутылки с недопитой водкой, кружки, стаканы, среди них валяются обрывки исписанной кое - где бумаги, огрызки карандашей, ручки. Серость, мрачность, неуютность. В такой обстановке вряд ли захочется писать стихи.
   Я сомневаюсь что попала по адресу. Наверное вахтёрша внизу сказала мне неправильный номер кабинета или я перепутала что - нибудь. Я чувствую, как мне необходим свежий воздух. Но не успеваю я сделать и трёх шагов в сторону двери, как она распахивается настежь и я сталкиваюсь с тремя рослыми парнями. Судя по всему, это и есть хозяева каморки. Один из них нажимает на выключатель где-то справа. Вспыхивает свет, но неяркий. Я успеваю заметить, что парни эти средних лет, небритые и растрёпанные.
   - Чё надо тут? - рявкнул один из них в мою сторону. У него воспалённые красные веки, порватая(наверное нарочно ) тельняшка и сигарета в руке.
   Я говорю, что ищу литературный клуб и хочу видеть его председателя. И тут, о ужас, нет я не ошиблась, это и есть то помещение, в котором заседают литераторы. А этот высокий небритый неряха - "предводитель шайки. "
   Я начинаю сожалеть, что пожаловала сюда. И вот эти люди будут учить меня и помогать " становиться на ноги," чтобы я смогла " дорасти" до настоящих высоких мыслей! Мне хочется замкнуть свою душу на все пуговицы и молнии и никогда не говорить им кто я такая. Но поздно, надо как-то выруливать из ситуации. С деланной непринуждённостью я снова обращаюсь к "главарю"
   - Вы действительно пишите стихи ?...
   Но он грубо обрывает меня, не дав договорить.
   - И стихи, и прозу, и статьи в газету. Чё закажут, то и пишем.
   - О, вы интересная личность, - мне не удаётся скрыть насмешку в своём голосе и он это улавливает.
   - А ты не выкай, ты не выкай мне. Здесь поэты собрались, а не кисейные барышни. Никаких "вы," только "ты," если хочешь с нами общаться. Поняла?
   - Поняла, - говорю я на его манер и еле успеваю отвернуться, чтобы откашляться. От председателя так и разит перегаром, кроме того, он дышит мне в лицо сигаретным дымом.
   Чего уж тут не понять. Именно такими я и представляла настоящих поэтов. Только за бутылкой водки на свет появляются великие произведения. Особенно если писать их всей братвой. Не то, что я, затворница, жизни настоящей не знаю.
   - Чё, не нравится, - нервно ревёт названный председатель в ответ на моё покашливание, - Ты никогда поэтом не станешь, пока нашей жизни не поймёшь. Вот Блок тоже пьяницей был. Так я посильней его буду в поэзии. И ему никто не говорил "вы," - верзила тычет мне прокуренным пальцем в лицо, - А где ты слышала, чтоб Сашке Пушкину при жизни кто - нибудь говорил "вы. " Это был свой человек. А Сир-роня этот, ну, как его... - он забыл фамилию известного поэта. Не трудно догадаться о ком он говорит. Нет, не в таком тоне нужно вспоминать дорогие сердцу имена. Я молчу, не в силах скрыть ироничной улыбки, а "профессор," так и не вспомнив, о ком говорил, продолжает, - Так он бандитом был, кулаков не жалел. Свой парень. А вот это, - он обнимает плечи своего кореша с такими же красными глазами и носом, - Это гений. Бог. Я перед ним на коленях стою...
   Дальше мне не хочется слушать лекцию о" выдающихся деятелях культуры," оказывающих большую честь, позволяя стоять с собою рядом. Я больше не могу находиться я в этом дыму и, не говоря ни слова, отворачиваюсь и ухожу.
   - Иди, иди, кисейная барышня. Много вас таких развелось. Не туда пришла, куда думала. Чтоб тебя.... - слышу я вслед грубую брань, но не реагирую даже внутренне.
  
  
   И вот небольшое просветление в моей судьбе. Одно из издательств согласилось издать мой первый сборник рассказов, пока только тысячным тирражем. Правда, выручка мне идёт небольшая. Но сейчас для меня это не главное. Разве могут волновать деньги, когда первая книга скоро появится на прилавках книжных магазинов страны?! Для меня это большая радость но и не только. Переживаю понравиться ли она читателям. От этого, быть может, зависит быть мне писателем или не быть. Но как бы там ни было, я всё равно пишу ещё и ещё. Зачем? Не могу объяснить. Но меня уже не остановишь.
  
  
   Уже вечерело, когда я спешила домой из издательства, с которым теперь сотрудничаю, как известный писатель. Внезапно моё внимание привлёк странный юноша, стоящий возле обочины тротуара. Голова его была низко опущена так, словно жизнь оборвалась. С виду ему, казалось, лет двадцать. Я остановилась не в силах пройти мимо.
   - Что случилось? - спрашиваю.
   Юноша поднимает на меня глаза. Его взгляд такой безумный, что я боюсь дальше продолжать беседу. Но тут он узнаёт меня и в его глазах появляется искорка спасения.
   - Так это вы.... Это вы пишите такие замечательные романы.
   - Да, я пишу романы, - улыбаюсь я в ответ снисходительно.
   - Как же у вас так получается. Где вы этому научились?
   Я смущаюсь Этот вопрос всегда ставит меня в тупик, но отвертеться от него я не могу. Мне приходиться долго рассказывать юноше о том, что всё это результат моих кропотливых трудов, бед и переживаний, через которые я прошла. Но если есть превеликое желание творить, то останавливаться не стоит.
   - Кто тебя обидел? - задаю я ему вопрос в свою очередь.
   - Обидели не меня, обидели моих героев. Их не поняли, теперь мне за них страшно.
   Мне становится ясно, что передо мной стоит исследователь, творец, первопроходец. Внутри него целая вселенная, существующая реально, но ещё не открытая никем. Я говорю ему об этом. О том, что всё светлое возникшее в нашем воображении, не случайно, оно живёт в другом измерении, куда не каждый может попасть. Но донести этот светлый мир людям, верящим в него, будет не просто. И к этому надо быть готовым.
   Потом странный юноша рассказывает мне, как жестока и несправедлива жизнь бывает порой. Какой тяжёлой и непредсказуемой бывает человеческая подлость. Как мало бывает светлых дней и как они дороги.
   - Вы пишите такие правдивые произведения, - говорит он мне, - но они не порождают страха перед жизнью и отчаянья. С ними хочется дальше жить, летать и не падать, а плавно приземляться.
   - Это наш писательский долг, - вздыхаю я, - Прежде чем научить душу летать, её надо вылечить. В мире много зла. Но мы не даром существуем на свете - писатели, поэты, артисты, художники. Мы чувствуем беду раньше, чем другие и должны предупредить об этом всех.
   Грустное лицо парня стало приобретать задумчивый вид. А когда он взглянул на заходящее солнце, купающее свои оранжево розовые лучи в реке, в его бездонных глазах отразился свет. Это был свет, торжествующий над миром безразличия.
   И я подумала:"Кажется, отошел. А значит, у него всё впереди. "
  
  
   А ночью, засыпая, я как и прежде вижу один и тот же сон. И вижу его очень ясно, как наяву.
   Я надеваю ботфорты и плащ - накидку едва прикрывающую колени. Волосы мои беспорядочно разбросаны по плечам. Мой наряд оказывается непростым. И я взлетаю. Сначала медленно и невысоко. Затем всё выше и вышё. Я достаю до самых облаков и меня приятно обволакивает туман. Но я не останавливаюсь и продолжаю подниматься туда, где звёзды одиноко мерцают в пустоте. Кого-то может испугать этот холод, но только не меня.
   Я поднимаюсь ещё выше и вижу перед собой зелёную траву, поле зелёной травы. Сначала мне кажется, что я брежу. Нет, я просто прозрела. Вдалеке, в майской розовой дымке зеленеет лес, качая на ветру верхушками сосен. Слышен шум прибоя. Отовсюду доносится пение птиц и... голоса. Голоса тех, кого я слышу внутри себя постоянно.
   Вдруг незаметно и непонятно откуда по высокой траве ко мне подходят те, кого я слышу. Они тоже услышали мой одинокий голос. Пока их только трое, но я знаю, что скоро появятся и другие.
   Подошедшие ни слова не говорят вслух, но я читаю их мысли по глазам. Мысли, которые я и так знаю, как свои.
   - Как ты нашла нас? - спрашивают они, - Ведь сюда может попасть лишь тот, кто знает, о чём мы думаем. Но об этом очень тяжело догадаться. На земле все врут.
   - Для меня это не сложно, - отвечаю я так же глазами. - Я искала, я читала и вот наконец нашла вас всех. Я знаю о чём вы думаете, потому, что верю только тому, что написали вы. Я умею видеть сквозь строки, сквозь века и расстояния. Я одна из вас. Вы верите мне?
   - Да, верим, - коротко и безмолвно отвечают они, потому, что узнают меня.
   Я - одна из них. Я люблю их и они любят меня. Я подхожу к каждому и приветствую каждого по очереди.
   - Привет, Мишель, ты всё так же молод и вспыльчив и всё та же тоска в глазах. А ведь мне тебя жальче всех.
   - Не стоит сожалеть, не стоит.... - отвечает он взглядом, поддёрнутым задумчивой дымкой, - Не стоит.... Время всё скроет.
   Я обнимаю его крепко, боясь обронить слезу. Но она всё же подает. Он ловит её и прячет на память.
   - А ты, Серёга, - подхожу я к другому, - Всё такой же вихрастый и бесшабашный. Тебя, кажется, ничем нельзя ни удивить, ни обескуражить. В глазах сплошное озорство. И только ты знаешь, да ветер в чистом поле, как тоска сводит сердце вдали от дома. Как дорого обходится нам свобода. Как жить без тебя?.... Как жить....
   Я треплю его по непослушной шевелюре и крепко пожимаю руку. В ответ он обнимает меня.
   Я знаю, что это сон и что такие объятия на земле не реальны, но чувствую тепло куда большее, чем от прикосновения тела. Я сливаюсь душой.
   Я подхожу к третьему из них. Это великан, самый старший и мудрый.
   - А ты, Сан Саныч, по прежнему хмуришь брови и сетуешь на жизнь. Всё так же угрюм и всем недоволен.
   - Да-а, - меланхолично потягивает он трубку, - Что там на земле новенького? Уже двадцать первый век? А люди всё те же. Не научились ценить главное.
   Он угрюмо вздыхает.
   - Ничего, - пытаюсь успокоить я его, но продолжать не стоит. Он понимает о чём я хочу сказать.
   Вместо ответа целует мне руку, как было принято в те времена.
   - Как тебе живётся? - спрашивает он, - Тяжело ли на литературной стезе? Не хочется ли свернуть?
   Я отвечаю ему его же строками:
  

"Так жили поэты. Читатель и друг,

   Ты думаешь, может быть хуже
   Твоих повседневных житейских потуг
   Твоей обывательской лужи. "
  
   Спасибо Вам за то, что Вы есть. И пока Вы в наших сердцах, этот мир жив!
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Бродяга

( откровения кота Джуль-Барса)

  

Пожалуйста, голубчик, не лижись.

   Пойми со мной хоть самое простое.
   Ведь ты не знаешь, что такое жизнь,
   Не знаешь ты, что жить на свете стоит.

С.А. Есенин (собаке Качалова)

   "Мя-а-у " - по кошачьи "здравствуйте. " разрешите представиться, я - кот Джуль Барс. Так назвал меня первый хозяин. Но мне самому нравиться просто Бася. Когда меня так называют мне сразу становится уютно и тепло, как в хорошо отопленном доме возле камина морозным зимним днём. Я даже мурчу от удовольствия. И по воле судьбы, а может, из-за случайных обстоятельств так меня зовут и по сей день.
   Хочу рассказать вам всё, что накипело на моей кошачьей душе. Всякий раз меня возмущает, когда люди думают, что животные ниже их по разуму. Это далеко не так. Мы всё понимаем и чувства у нас почти такие же, как у людей, только говорим и выражаем себя иначе.
   Родился я в многодетной семье, нас было семеро. Как наша бедная мать выносила и родила нас на свет целыми и невредимыми всех до единого, я не знаю. Вероятно, ей было очень тяжело. Тем более, что семейство наше породистое и, хотя я не был самым крупным, но достаточно упитанным крепышом.
   Я помню возню вокруг себя, когда только - только начал видеть. Как мои сёстры и братья расталкивали друг друга, ища источник молока, чтобы поесть. Мать нас берегла и любила всех одинаково. Она угрожающе рычала, когда кто - нибудь подходил к нам очень близко, не важно, человек или другое животное. Да это и не удивительно. Ведь наш первый хозяин умудрился сделать из кошачьего потомства бизнес, продавая котят ещё совсем маленькими и несмышлеными на базаре или с рук. И его вовсе не интересовало, что будет с нами потом. Но об этом всём я узнал гораздо позже от других четвероногих обитателей дома.
   Я узнал, что такое на самом деле человек и чем он отличается от животного. Если двуногие существа считают себя умнее нас, зверей, только тем, что не ходят на четвереньках, то глубоко заблуждаются. Мы никогда не позволяем себе много того, что могут люди. У нас другая мораль. А пока я был маленьким и глупым, для меня мой хозяин был просто кормилец и господин, которому я повиновался и был благодарен за всё..
   Ещё в нашем доме был пёс, но он не был ласков и дружелюбен. Он только сторожил дом - хозяйский особняк. Днём хозяин выводил его во двор и привязывал на цепь к столбу. Будки у собаки почему - то не было. И весь день верный Арни сидел под палящими лучами солнца или мок под дождём. А вечером хозяин запирал ворота, включал сигнализацию и забирал пса домой. Арни спал рядом с нашей коробкой, но с нами почти не общался и был всегда угрюм и молчалив. В темноте я часто наблюдал, как он рассматривал месяц и звёзды сквозь небольшое оконце, как отражается их отблеск в его грустных глазах и как он печально вздыхает о чём - то, известном только ему одному. Я чувствовал, что Арни добрый пёс, но хозяину нужно было чтобы он был злым. Человек одобрял только его вспышки злобы и бешенства и специально провоцировал их, вырабатывая у пса ненависть ко всему живому.
   Когда я немного подрос и научился выползать из коробки, меня неожиданно заинтересовал весь мир. Меня влекли все запахи и звуки, бледные солнечные пятна на полу и щебетание птиц за окнами. Однажды, под влиянием своего любопытства, я попал во двор. Играя со своими братьями и сёстрами, я нечаянно отдалился от них. Я оказался возле входной двери, которая была приоткрыта. Я проник сквозь щель на крыльцо, скатился по ступенькам и оказался во дворе. Боже, какая там была красота. Я такого никогда не выдел и не думал, что это всё может существовать. Зелёня трава, кусты, деревья, запахи цветов, порхание мотыльков и жужжание шмелей. Я просто ошалел от восторга и стал носиться по стриженному газону и клумбам. Меня увидели хозяйские дети и стали, визжа, гоняться за мной. Мне это не слишком понравилось и, собрав все силы, я влез на небольшое деревце. Они обступили его и стали кричать: "Кис - кис, спускайся. "
   На детские крики вышел хозяин, увидел меня на дереве и стал ругать детей. Им он строго настрого запретил брать меня и моих братьев и сестёр, подготовленных для продажи, в руки. А меня отнёс снова в коробку, которая теперь находилась в чулане. После этого я уже никуда не мог выйти, разве что за двери чулана в коридор, да и то, только для того чтобы сходить в наш общий туалет. Даже еду нам приносили только в чулан. С тех пор, как мы стали питаться самостоятельно, я и маму свою больше не видел, хотя всё ещё нуждался в ней.
   И вот однажды в хозяйский дом за нами пришёл первый покупатель. В то утро я почему - то проснулся раньше всех. Неясная тревога мучила меня. Я открыл глаза и стал обнюхивать всех, спящих рядом котят, чтобы убедиться, все ли братики и сестрички на месте. Они все мирно посапывали перед рассветом, а я всё всматривался и всматривался в их лица будто никак не мог насмотреться. Потом и сам заснул, вернее, забылся неясным смутком. И мне снилась бесконечная дорога, будто я иду по ней неизвестно куда, а они все, сжавшись в кучку долго провожают меня взглядами. Потом принесли еду и я проснулся. Все котята кинулись к миске, но мне почему - то не хотелось есть и я подошёл к общей чашке только для того, чтобы побыть рядом со всеми.
   Где-то в полдень, когда мои собратья снова сладко дремали, возле чулана раздались громкие шаги. Это был хозяин, а с ним ещё кто - то. Хозяин отворил дверь чулана и яркий свет ослепил меня. Хозяин наклонился над нами, внимательно осмотрел всех, затем пристально глянул на меня и сказал другому человеку:
   - Вот этот самый шустрый, он даже сейчас не спит, - и взял меня в руки.
   Я издал прощальное мяуканье для своих братиков и сестричек. Они от этого проснулись и засуетились, провожая меня тем же мяуканьем. А хозяин показывал меня клиенту, хвастаясь:
   - Вот он какой, рябенький, но пушистый. У него в роду, наверное, леопард был или барс, - шутил он,
   - Я так и назвал его Джуль - Барс.
   Клиент одобрительно взглянул на меня:
   - Главное, чтоб мышей ловил.
   - Будет ловить. Коты с такой окраской обычно любят охотиться.
   Хотя, признаюсь вам честно, даже если вы не поверите в это. За всю свою кошачью жизнь я не поймал и не убил ни одной мышки, птички и другого мелкого зверька, как бы голоден не был. Почему? Не знаю. Может, судьба, которая не слишком удачно складывалась, всё же избавила меня от этого. Может я, не смотря на свою окраску, не слишком кровожадный. А может, слова моего хозяина мне так не понравились, что в знак протеста я никогда не делал этого.
   Новый хозяин повертел меня в руках. Затем, усадив на плечо, стал отсчитывать деньги за меня. Потом оба великана пожали друг другу руки и новый хозяин направился к выходу, держа меня за пазухой.
   Сначала я даже обрадовался и забыл свою тоску, снова попав в этот чудесный зелёный мир. Но через минуту мне стало тревожно. А что, если меня снова запрут в чулане и я проведу там всю жизнь, теперь уже в полном одиночестве. Я стал просить, громко мяукая, что б меня отпустили. Но теперешний хозяин тоже был неумолим. Он крепко прижимал меня к груди своей большой ладонью так, что вырваться было невозможно. Кроме того, мне было страшно находиться на такой высоте. А вдруг он случайно уронит меня или сожмёт сильнее, и я задохнусь. Чтобы предупредить его об этом, я впился всеми своими когтями ему в грудь. Но он только приговаривал:
   "Чего ты кричишь, дурашка, сейчас будем дома. "
   И вот мы пришли. Его жилище не было особняком, а многоэтажным домом. Мы вошли в полутёмный подъезд и подошли к лифту, который я тогда принял за чулан. Я стал царапаться и мяукать ещё сильнее, требуя, чтобы меня отпустили на свободу. Но хозяин вошёл туда вместе со мной, когда двери "чулана " отворились перед нами сами. Там не было темно. Я решил, что теперь это и будет наш дом. Но как только дверцы захлопнулись за нами, меня резко придавило вниз и тут же затошнило. Я испугался, но ещё через некоторое время всё прошло и мне показалось, что я взлечу. Но дверцы тут же открылись и мы вышли в тёмный коридор.
   Хозяин отворил ещё какую-то дверь, перешагнул через порог и выпустил меня из- рук прямо на пол. И теперь я пожалел об этом. Пол показался мне слишком холодным. Но я преодолел неприятное ощущение и какое - то время не двигался, желая принюхаться к новым незнакомым запахам. Не дав мне опомниться, хозяин снова подхватил меня и отнёс в более светлую комнату. Там он положил меня на мягкий диван с шерстяным покрывалом и предложил: "Располагайся. " Затем он улегся рядом со мной и заснул. Я тоже заснул, свернувшись рядом с ним комочком.
   Когда я проснулся, то почувствовал голод и стал напоминать о себе, мяукая и топчась по его могучей груди. Он нехотя встал, отнес меня в кухню и накормил меня вчерашним супом. Мне такая еда не очень понравилась. В доме прошлого хозяина нас кормили лучше. Но пришлось всё съесть потому, что ничего другого мне не предложили.
   Затем хозяин показал мне мой горшок и подстилку и, на всякий случай, пригрозил мне пальцем, чтобы я не шалил. Я сходил в туалет и отправился спать. А на следующее утро началась обычная будничная жизнь, к которой я должен был привыкнуть.
   С утра хозяин уходил на работу и оставлял меня одного на весь день. Он ставил тарелку в определённом месте с полупрокисшим супом и накрошенным в него заплесневелым хлебом, и говорил как бы между прочим: "Проголодается, сожрёт. " И я жрал потому, что был очень голоден.
   Когда хозяин возвращался домой и уваливался на диване, я забирался к нему на грудь и, мурлыкая, пытался выпросить чего - нибудь повкуснее. Но он лишь засыпал под моё мурлыканье, издавая протяжный храп. Затем он вставал, ужинал, а я всё это время, ожидая лакомого кусочка, тёрся ему об ноги и пытался вскарабкаться на колени, чтобы он меня пожалел. Но он только говорил недовольно: "Брысь, окзья, чтоб ты пропал. " Затем, наевшись, хозяин отдавал мне свои объедки и каждый раз после ужина отправлялся на свою постель.
   Но больше всего мне не нравились великовозрастные дети хозяина. Они, почему то не жили вместе с ним, но приходили по выходным и по праздникам в гости. И тогда для меня начинался ад.
   Это были брат и сестра. Девица хватала меня на руки, без конца целовала, визжала над моими ушами от восторга и подбрасывала. Полёты в воздухе я не любил больше всего. От них у меня начиналось головокружение и тошнота. Я начинал вырываться, кусаться и царапаться. А она швыряла меня на диван или, ещё хуже, на ковёр над ним. Я, спасаясь от неё, карабкался вверх, а она визжала от радости, оглушая меня.
   А юнец, только переступив порог квартиры, если не пинал ногой, то пытался отдавать команды, словно я пёс. Я не выполнял его приказы, хотя всё отлично понимал. Я их игнорировал и делал всё наоборот. И тогда этот мерзкий тип начинал меня дрессировать. Рявкал: "Сидеть !" и прижимал меня к полу. "Лежать !" - и заставлял ложиться и вытянуть лапы. Всё это унижало моё кошачье достоинство. А мы, коты, подобных обид не прощаем. Однажды, не вынеся очередной обиды, я расцарапал нахалу нос, а сам забрался далеко под диван, где меня никто не смог достать. Там я просидел до самого утра, пока про меня и вовсе забыли.
   Случайно я узнал, что у нас завелась мышь. Но к этому времени я значительно подрос, мне исполнился год. Мышь поселилась за газовой плитой и шуршала там каждый вечер. Вначале тихонько, так, что это слышал только я. Потом, осмелев, громче и о её присутствии догадался хозяин. Мне ужасно хотелось с ней пообщаться и я пытался её выследить. Но когда заметил, что хозяин этому рад, прекратил охоту. Мне очень не хотелось делать так, как хочется хозяину, потому, что я ему не доверял и ненавидел.
   Хозяин понял, что от меня он ничего не добьется и стал ставить мышеловку с кусочками сыра или колбасы возле норки. Однажды я видел, как мышка, клюнув на приманку, крутится возле мышеловки и пытается высвободить лакомый кусочек, чтобы съесть. И тут я заметил, что мышка не в меру полненькая и неповоротливая. Я догадался - она ждет потомство. Мое мужское кошачье сердце сжалось от жалости. Я помог ей высвободить кусочек сыра, она пискнула в благодарность и убежала. После этого я все время вытаскивал для нее съедобные кусочки из мышеловки и клал перед норкой, что бы она их ела. А хозяин, видя пустую мышеловку, всякий раз чертыхался и говорил: "Что за мышь проклятая. Всю колбасу пережрала, а не попадается"
   Вскоре у мышки появились малыши. Их было много. Она выводила их погулять в кухню, когда хозяина небело дома. А я в это время сидел на чеку перед дверью и когда слышал шаги хозяина на лестнице, тут же давал ей знак, а она, дав сигнал своим малышам, вслед за ними пряталась и сама. Однажды хозяин понял, что мышь теперь не одна и купил яд. Я видел, как он варит еду для приманки и смешивает ее с ядом. Тогда я еще не знал, что все это значит, но всем своим кошачьим чутьем почуял неладное. Не дожидаясь беды, тем же вечером я сообщил маме мышке об опасности. И к утру, она со своим выводкам ушла, куда только не знаю.
   И с тех пор моя жизнь помрачнела. Без того серый дом опустел и я чувствовал себя совсем одиноким. Но даже такое домашнее счастье длилось недолго. И вся моя беда, как мне показалось, случилась из - за того, что я очень люблю сладкое.
   Однажды дочка хозяина купила торт, украшенный красивыми кремовыми розочками. Напрасно я выпрашивал у нее кусочек, становясь на задние лапки и мурлыча перед нею. Я так надеялся ее разжалобить. Но она оставила торт на столе и ушла. Вероятно, еще за покупками. Я никогда прежде не лазал по столу, ничего никогда не крал.
   Но этот соблазн был слишком велик и я не удержался. Прыгнул на стол и слизнул одну розочку, совсем немного, больше мне и не нужно было. И тут появилась хозяйка. Она застала меня прямо на столе, когда я уже собрался прыгать на пол. Я ошибался, когда думал, что она единственная в этом доме любит меня. В этот же миг ее лицо исказилось злостью, глаза, всегда излучавшие радость от одного только моего вида, загорелись ненавистью. Я не стал дожидаться расправы и шмыгну под диван, где обычно прятался. Там я просидел до самых сумерек. Вылез я когда сильно захотел есть.
   Моя мучительница, к тому времени, видно уже перестала злиться. Увидев меня, снова схватила на руки и стала тискать и прижимать к себе. Это было так неожиданно и больно, что я не выдержал и укусил ее за руку. На человеческой коже блеснули капельки крови. И я ощутил их вкус. Это был вкус мести. Мести, которую я считал справедливой. Ведь сколько раз я предупреждал ее рычанием, что мне невыносимо больно, когда жмут мои бока. Сколько раз я пытался найти примирение, показывая, какой я ласковый, если со мной обращаться осторожно. Но все мои старания прошли даром. И вот теперь я отплатил ей кровью.
   Она очень громко закричала, бросила меня на пол и подфутболила ногой так, что я головой ударился о стену. Я очень испугался. От страха забился за дверь и прямо там неожиданно для самого себя описался. За дверью я просидел долго. Я слышал, как пришел хозяин и вся семья села ужинать. А она, та что души во мне не чаяла, та которую я жалел и терпел больше всех, стала рассказывать обо всех моих прегрешениях за день, начиная с розочки на торте, недолизанной мной
   Потом, когда брат и сестра ушли, хозяин случайно заглянул за дверь в зале и увидел меня и лужу. Я хотел проскользнуть мимо него, но не успел. Он громко заревел: " Так ты еще и гадишь!" Схватил меня за шиворот и выбросил в подъезд, крикнув в след: "Все равно мышей не ловишь". И плотно захлопнул дверь. Тщетно я скребся когтями и мяукал. Хозяин не отворял. Да мне не слишком - то и хотелось возвращаться в эту тоскливую квартиру. Я просто был голоден. Так я просидел под дверями всю ночь, надеясь, что меня хотя бы покормят. А утром хозяин вышел из квартиры, пнул меня ногой и даже есть, не дал. Лишь сердито зашипел: "Брысь оказья", и отправился по своим делам.
   И я ушел. Ушел навсегда из ненавистного мне дома. Сожалел я об этом мало, потому что на конец - то обрел свободу. Единственная проблема, которая меня волновала - это голод. Ведь я не ел уже вторые сутки подряд. Но как только я вышел из подъезда на улицу, меня снова охватила волна радости, как в тот первый раз в детстве. И на некоторое время я забыл про голод.
   Правда вначале мне пришлось и здесь туговато. Во дворе я столкнулся с важными домашними котами и кошками, которых хозяева выпускали погулять. Они не хотели, чтоб я гулял на их территории, и мне пришлось уйти на помойку. Там мне понравилось. Я сразу нашёл корм для себя, намного лучший чем тот, которым кормил меня хозяин. А коты и собаки приняли меня дружелюбно.
   Уж чего я от них только не узнал. Какими всё- таки подлыми бывают люди. Ведь многих из здешних обитателей тоже выгнали из дома, и они нашли свой приют здесь, о чём ни капли не сожалеют. Хотя собаки иногда поскуливают, видя своих хозяев издалека. И как это в собачьей душе уживается одновременно чувство обиды и тоски за тем, кто тебя обидел, не понимаю. Вот я, например, своего бывшего хозяина простить никогда не смогу. И чем больше обиды в моей кошачьей душе, тем больше ненависти к нему.
   Так я сидел теперь по вечерам с моими друзьями на мусорной свалке и болтал о том, о сём. И нам было хорошо. Никого не нужно было бояться. Но счастье моё длилось не долго. Однажды мимо помойки шёл знакомый моего хозяина. Он раньше заходил в мой бывший дом и я знал, что он любитель выпить. Мой хозяин недолюбливал его за это, но тому всё было безразлично. Без бутылки жизнь не мила. И он всякий раз приходил занять денег. Я помню, как хорошо поддатый он просил моего хозяина: "Продай киску, вдвойне заплачу. " Но тот не соглашался: " Откуда у тебя деньги, если ты в долг берёшь." И пьянчуга только гладил меня по шелковистой шерсти приговаривая: "Породистый, умный, по глазам вижу. "
   И теперь, проходя мимо помойки, он заметил меня издали и позвал: "Бася, Бася. " Я оглянулся по привычке и сделал ошибку. А он, не долго думая, сгрёб меня в охапку и отнёс домой.
   Жил он намного хуже, чем мой бывший хозяин. Но мне это даже нравилось. Я совершенно не был обязан соблюдать чистоту в этом доме и мог спать, где мне захочется. Мне не запрещалось прыгать на стол и хозяин даже иногда выпускал меня на улицу, пообщаться с моими дрызьями. Кормил он меня хорошо только в дни пенсии, когда деньги были ещё не пропиты. Чаще мы оба голодали. Раз в месяц он покупал много водки, жарил много мяса на сковородке и созывал своих друзей, таких же как он пяниц. Так они гудели целую неделю. Я тогда не отходил от них и щитался их компаньёном. Они все кормили меня по очереди, сажали к себе на колени и называли разными именами, потому, что моё собственное припомнить уже не могли.
   Однажды к моему хозяину пришёл сосед и пригласил выпить. Тот был не прочь, потому, что свои барыши уже давно пропил. Изрядно набравшись, сосед стал спорить, есть ли с в моей родословной хоть капля дворняжичей крови. Хозяин утверждал, что нет, отстаивая моё кошачье достоинство. Хотя, мне самому, признаться, было всё равно, какая у меня родословная. Ведь жизнь от этого легче не станет. Это я знал, потому, что знал людей. И я не ошибся на этот раз.
   Пъяный сосед стал доказывать по каким - то признакам, что я наполовину простой. И мой хозяин засомневался в чистоте моей крови. Вскоре у негоначались "скрутные времена," когда не хватало на бутылку, а выпить было надо. И тогда он решил продать меня. И продать таким низким способом, что такой обиды не смогла бы простить даже самая верная собака.
   Он завязал у меня на шее верёвку. Обычную верёвку. И выволок на площадь рядом с рынком. А сам позорно стал клянчить бутылочку у прохожих в обмен на меня. Я извивался, упирался, вырывался, как мог. А прохожие равнодушно проходили мимо. Но вот один ротозей остановился, рассматривая меня. "Почём кота продаёшь ?" - спросил он хозяина. "За бутылочку, совсем за даром, " - молящее ответил он. Я, услышав слова хозяина, не стерпел унижения. Собрав последние свои силы, я туго обкрутил верёвку вокруг его ноги и со всей злостью укусил его в пах. Пьянчуга взвыл от боли и выпустил "поводок. " А я, не теряя времени, влез на дерево, скрывшись в листве. К счастью, никто не успел заметить на какое. Покупатель кинулся "спасать" хозяина. А когда мой тиран, хромая, уплёлся домой, и на улице стало поменьше народу, я, путаясь в своих оковах, слез с дерева. Пока я усердно вырывался из лап хозяина, верёвка на моей шее значительно ослабла. Теперь мне осталось немного поднапрячься и высвободить шею из петли. И я сделал это, наступив одной лапой на свободный конец верёвки. Теперь я снова был свободен. С этой минуты я поклялся самому себе никогда больше не попадать в плен к людям, а только мстить им за их зло.
   Немного истрёпанный, но счастливый от вновь приобретённой свободы, я отправился по просёлочной дороге к небольшому леску на окраине города. Уже вечерело, когда я добрался туда. Там было всё иначе, чем в душном посёлке. Воздух, и без того свежий, к ночи становился звонким и прозрачным. Стояло начало лета и кое-где всё ещё раздавалось смолкающее пение птиц, ложащихся спать. В траве копошились мелкие зверьки, ежи, мыши, суслики. Я был голоден, но трогать никого из них не стал. Ведь я здесь пока гость, мне не хотелось нарушать законы леса. Для начала я решил отыскать спасительную для себя траву, а дальше будет видно.
   Я брёл по лесу без направления и вдруг набрёл на небольшое сооружение, созданное людьми. Это была землянка. Ничто снаружи не преграждало вход во внутрь и я заглянул туда. Там были ступеньки, ведущие вниз. Осторожно я спустился по ним. Внизу было темно и холодно. Но прохлада мне нравилась потому, что летом я сгораю от жары из-за своей пышной шубки. Крадучись, я стал обследовать помещение. Хорошо, что я умею видеть в темноте. Я понял, что это небольшая комната, в которой находится деревянный срубленный стол и такие же лавки. Больше там ничего не было. Людей там тоже не было, но недавно они были здесь и, наверное, будут ещё. Это я понял по недоеденным кускам колбасы и хлеба, валявшимся на столе. Под столом были разбросаны бутылки с отвратительным запахом как те, из которых пил мой недавний хозяин. Пол в помещении тоже был земляной.
   Не дожидаясь, когда кто - нибудь придёт, я хорошо поужинал объёдками, оставленными на столе и, свернувшись калачиком, заснул в уголке. Я успел выспаться, когда на утро пришли люди. Они были такими шумными и грубыми, что я решил, не теряя времени уйти подальше, пока они меня не заметили.
   Я опять оказался в лесу без еды и крова. Уже светало. Я блуждал по лесу всё утро и весь день, пока не вышел на окраину. Сразу за леском начиналось бесконечное поле, чем-то засеянное людьми. За полем виднелись домики, их жилища. Мне стало любопытно, что там, а вдруг я сумею украсть себе что- нибудь на ужин. Я перешёл через поле и оказался на дороге понад которой тянулась небольшая деревенька.
   Я заглядывал через заборы то в один, то в другой двор и все они казались мне очень похожими. Возле каждого дома бегали гуси и куры, а пёс на цепи зорко охранял хозяйство. В каждом дворе были такие же как и я коты и кошки. Хотя нет, они очень сильно отличались от меня своим сытым холёным видом и ожиревшими телами. Их взгляды выражали только вечное спокойствие на физиономиях. И на меня они смотрели с некоторым презрением и высокомерием.
   Но вот уже под вечер возле одного из домов я увидел, как хозяйка носит в погреб большие горшки, завязанные сверху тряпками. По запаху я догадался, что в них молоко, которое ставится в погреб, вероятно, для того, чтобы с него потом собрать сметану и масло. Пока цепной пёс спал в будке, я попытался проскользнуть незамеченным в погреб. Но не успел. Возле самого входа хозяйка меня заметила и закричала: "А, воришка, ну-ка, иди сюда . Будешь в погребе мышей ловить, а то мои дармоеды совсем разленились." И пнула меня ногой так, что я скатился кубарем по ступенькам погреба. После чего захлопнула дверь.
   Немного придя в себя, я почувствовал, что мною овладевает новая волна ненависти к людям. Опять я должен ловить для них мышей и выручать откормленных лентяев, во всём похожих на меня. И не подумаю. Ещё когда я крался к погребу, думал напиться молочка из одного горшка. Но теперь я отчаянно стал срывать клеёнку с каждого. Глупая хозяйка думала, что я не смогу этого сделать. Оказалось, что в сосудах уже готовые сливки. Какое замечательное угощение для голодного бездомного кота. Сливки так и таяли у меня во рту. Я урчал от удовольствия, когда ел, а потом качался сытый по полу. Но через несколько дней моя сладкая жизнь закончилась. Хозяйка открыла дверь, что бы взять один из горшков и увидела сорванную пленку почти на всех горшках. А сами горшки полупустые. Я в это время тихо спал за одним горшком, но как только отворилась дверь, я понял, что необходимо уносить лапы и хвост, пока они целы.
   Я улучил момент, когда хозяйка стояла ко мне спиной, и прошмыгнул мимо нее к выходу, едва не запутавшись в длинной юбке. Она смекнула, в чем дело и погналась за мной. Уже за калиткой разъяренная фурия схватила полку и чуть не огрела меня по хребту. Но я ловко изворачивался, виляя хвостом, как лисица. Это бесило ее еще сильнее и она гналась за мной через все поле, до самого леса. Просто удивительно, что злость предавала ей столько сил. Наконец, я белкой вскарабкался на сосну. Фурия все еще угрожала мне и трясла палкой в низу, но, видя свое бессилие, ни с чем ушла домой.
   А я так и просидел на дереве до самого утра. Я не хотел слезать, внизу мне не нравилось. В эти минуты я завидовал птицам. Но рано или поздно, нужно было спускаться на землю. Теперь мне ничего не оставалось делать, как снова искать ту землянку в лесу, из которой я ушел. Возможно, в отсутствии хозяев там можно было чем - то поживиться. И я не ошибся. Ночью в том убогом жилище никогда никого не было и я спокойно мог там ночевать.
   А утром или днем являлись хозяева, пили, ели и оставляли огрызки еды на столе, которые я потом с удовольствиям подбирал. Пока я там жил меня так никто и не заметил. И всё было хорошо. Но одна лишь тонкая ниточка не давала мне мыслями оторваться от деревеньки и забыть это злое селение навсегда. Мне не давали спокойно спать Её глаза. Наши взгляды встретились в одном из дворов, в который я заглядывал. Хрупкое бело-снежное создание. Нет, она не была такой пушистой, как я. Но сколько изящества, сколько грации было в каждом её движении. И звали её так красиво - Маркиза. Я называл её про себя Мася. Явно её завели не для ловли мышей. Она была любимицей богатого хозяина и целыми днями нежилась, спрятавшись в теньке от палящего солнца. А теперь я дня не мог прожить, не проделав долгий путь, чтобы повидать её. Она всякий раз была рада меня видеть, но выходить за ворота не решалась, боялась хозяина.
   Но вот, однажды, ночью в полнолуние она решилась. Мы вместе побежали к речке. Там под светом луны я любовался её глазами, отражающими мою любовь, и изящным телом. Я до сих пор помню каждый её изгиб, когда она потягивалась, вытягивая вперёд обе передние лапки, мурлыкая какую - то песенку.
   Утро наступило очень скоро. Ей нужно было возвращаться домой. Но она обещала встречу опять. Я не мог взять её с собой. Ведь я сам жил в ужасных условиях и питался чем попало. А она было так легка и чиста, и я не желал ей такой судьбы, как себе.
   Но однажды она не пришла к речке на нашу полянку. С бьющимся сердцем я пришёл узнать, что с ней.
   - Уходи, уходи, - с тревогой шептала она, - Хозяин заметил что я исчезаю и решил, что мне пора замуж. Он купил мне пару. Теперь Рудольф будет жить со мной.
   - А как же я?
   - Уходи, я боюсь, что хозяин тебя выловит и убьёт, чтоб ты не нарушал родословную. Но я люблю только тебя. Я не хочу тебе зла.
   Её глаза были полны неумолимой грусти. И снова я почувствовал ненависть к людям, этим тупым, эгоистичным двуногим существам. Они не знают, что такое любовь, что такое сочувствие. Они разводят и держат нас у себя только с корыстливой целью, а когда мы им надоедаем - предают и выбрасывают на помойку. Они считают нас низшими существами. Но на самом деле низшие - это они. Они, а не мы.
   - Прощай, я должна идти, а не то нам обоим будет плохо, - мяукнула она и скрылась в доме.
   А я ещё долго сидел на заборе, глядя ей вслед, пока меня не заметил цепной пёс. Он нарочно громко залаял, когда мимо нас проходил хозяин.
   - Уходи, уходи, - лаял он на показ, а между слов успел шепнуть мне, - Я могу разрешить тебе ещё парочку свиданий, дружок, только осторожно.
   - Нет, не нужно. Не рви моё сердце. Прощай.
   Я скрылся в кустах и побрёл своей дорогой, чтоб никогда больше не видеть опостылевших мне людишек.
   Вот уже лето подходило к концу. Наступила осень. Все чаще моросил дождь. Жить в сырой землянке становилось сложнее с каждым днём. Я замерзал не смотря на свою тёплую шубку. Да и люди стали приходить сюда гораздо реже и я голодал. Теперь я всё чаще бродил по лесу.
   Однажды, совершенно неожиданно, в самой чаще леса я наткнулся на избу. Теперь я вёл себя ещё настороженней, чем раньше. Я спрятался в кустах и решил понаблюдать. Избушка была довольно странная. Вокруг неё не было высокого забора и хозяйства со сторожевым псом. Она так и стояла посреди леса. А за её крылечком и верандой сразу же начинали шуметь сосны. Наконец на крыльцо вышел немолодой седовласый мужчина с бородой и раскуренной трубкой в руке.
   Вдруг рядом со мной прошелестел травой уж. Человек насторожился и я тоже. Я знал, что змей в этом леске нет но всё же боялся. Шерсть стала на мне дыбом и когда ужик приблизился ко мне, я выскочил на песчаную тропинку.
   "А ты как здесь оказался?" - удивлённо воскликнул человек, но я тут же скрылся опять в кустах.
   Человек вынес угощения - порезанную ветчину, оставил её на веранде, а сам ушёл в домик. Какое - то время я колебался, не решаясь выйти из засады. Затем осторожно, крадучись взошел на крыльцо и с жадностью накинулся на еду. Такого вкусного мяса я в жизни своей ещё не пробовал. Поев, я снова скрылся в лесной чаще.
   Так продолжалось несколько дней. Я следил за лесным хозяином. Он оставлял мне еду на крылечке, а сам уходил в дом или лес по своим делам. Он ничего не хотел, не звал и не ждал, что я снова приду. Я ел и уходил тоже. Его пёс Трезор не был против меня. И меня удивила его молчаливость. Он никогда не лаял попусту, а лишь тогда, когда была необходимость. Вскоре я сам не заменил, как стал подолгу засиживаться и болтать с Трезором. А когда стало и вовсе холодно, и полил дождь, меня пригласили в дом и я не отказался. Там было тепло и уютно. Потрескивал камин и пахло свежим воском от свечей. А мой единственный настоящий хозяин любил по вечерам сидеть у камина, раскуривать трубку и рассказывать нам с Трезором о том, как бывает несправедлива жизнь к хорошим людям. Как в ней много зла, но добра тоже много, не стоит забывать об этом, иначе мир рухнет
   - Правда, Бася, - так назвал он меня с самого начала, он не знал, что это и есть моё настоящее имя. И я охотно откликнулся на него, Хотя стал бы откликаться и на любое другое, которое дал мне мой спаситель, - Ох, Бася, чего бы ты только не рассказал, если бы умел говорить.
   В ответ я только помурлыкивал в знак согласия.
  
  
   Так прошла зима с дождями, снегами и морозами. Сейчас весна. Я вспомнил о своей любимой, которая томиться взаперти у злого хозяина, Теперь мне есть куда её привести.
   Старый пёс тогда не соврал. Он узнал меня и позволил повидаться с ней, с моей Масей.
   Теперь она живёт у нас. Добрый хозяин не был против. Он всё понял сразу. А к осени в нашем кошачьем семействе будет пополнение.
   На этом я заканчиваю историю старого доброго кота Барсика. На прощание вам скажу "му-р-рр" значит "до свидания. "
  
  
  
  
  
  
  
  

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   23
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"