Каримов Данияр : другие произведения.

Прыжок в устье Леты

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Повесть "Прыжок в устье Леты" можно назвать "спин-офф" к известному произведению Аркадия и Бориса Стругацких "Жук в муравейнике". Действие разворачивается через пару десятков лет, как на планете "Надежда" побывал Лев Абалкин в компании голована. Что происходило с Надеждой потом? Были ли "подкидыши Странников" единственными существами, воспитанными земной цивилизацией? Куда Странники уводили аборигенов с Надежды и почему похищали детей? Ответы на эти вопросы можно найти внутри.

  Очень много крыс. Непонятно, чем они питаются в этой каменной пустыне. Разве что змеями. Змей тоже очень много, особенно вблизи канализационных люков, где они собираются в спутанные шевелящиеся клубки. Чем питаются здесь змеи - тоже непонятно. Разве что крысами.
  "Жук в муравейнике". Аркадий и Борис Стругацкие.
  
  Когда меня не станет - я буду петь голосами
  Моих детей и голосами их детей.
  Нас просто меняют местами.
  Таков закон Сансары...
  "Сансара". Василий Вакуленко (Баста).
  
  
  
  Скрипнула половица, затем другая, выдавая следопыта с потрохами. Мысленно обругав себя за неосторожное движение, тот замер, облизнул потрескавшиеся губы под седой бороденкой и, выждав немного, продолжил осмотр. Комната, в которую проник следопыт, каким-то чудом еще сохранила мебель и некоторые предметы интерьера, но наметанный глаз уцепился за кучу ветхого тряпья в дальнем углу. Как будто специально собрали в одном месте.
  
  Седобородый присел на колено, осторожно разгреб ветошь и боязливо отдернул руку. Перед ним лежала винтовка - странная на вид, массивная, необычной конструкции, с прицелом и пламегасителем непривычных форм, но несомненно мощная и очень дорогая. Такого оружия он прежде не встречал.
  
  - Отличная штучка, - прошептал следопыт, мысленно прикидывая, сколько снеди и полезного добра он выручит за удивительную находку.
  
  От стены за его спиной неслышно отделилась тень и на мгновенье перекрыла свет. Седобородый выхватил обрез, но в затылок уже ткнулось что-то холодное и очень опасное.
  
  - Замри, - скомандовал за спиной мужской голос. Следопыт выронил оружие, не смея развернуться. Судя по очертаниям тени, ее обладатель был выше и крупнее всех, кого знал седобородый. Взрослый? Настоящий взрослый?! Откуда? Последний взрослый отошел к праотцам у него на руках лет пять назад. Значит, тот был не последний? А ведь кто-то рассказывал следопыту, что перед нашествием нелюдей и исходом военные строили тайные убежища. Мощные, хорошо укрепленные - для элиты и ученых, не чета тем бункерам, где он успел побывать.
  
  - Не стреляй, дяденька, - седобородый неожиданно всхлипнул как побитый мальчишка. Голос у следопыта был гнусавый, дребезжащий, с присвистом из изгаженных местной атмосферой легких. - Я же чувствую: не нелюдь ты, а всамделишный человек. Взрослый только. А нам друг друга убивать нельзя! Мало людей в мире осталось! А вы, военные, защищать нас должны.
  
  Тень сместилась, и в поле зрения следопыта появился рослый боец в камуфлированной форме незнакомого образца. Взрослый держал массивный пистолет, похожий на лучевое оружие супергероев из комиксов, которые печатались еще до исхода. Седобородый иногда находил такие в брошенных квартирах и порой даже листал от скуки. Бластер? Скорчер? До чего они там додумались в своих бункерах?
  
  - Пощади, дяденька, пожалуйста, - седобородый заломил руки. Широкие рукава обнажили болезненно тонкие предплечья, покрытые старческими пигментными пятнами. Но глаза, выцветшие и уже почти бесцветные - такие обычно наливаются тяжестью мудрости и бременем прожитых лет - почему-то блестели сквозь слезы непосредственной наивностью и неприкаянной надеждой на обязательное, сиюминутное чудо. Будто стоит еще чуть-чуть попросить, вымолить, искренне, с раскаянием, и отпустят восвояси, как подростка, попавшегося с сорванными яблоками в чужом саду. Отпусти, добрый человек, или тебе огрызка жалко?
  
  Военный, стараясь не выказать удивления, чуть опустил ствол пистолета. "Сколько этой развалине на самом деле лет? - подумалось ему. - Четырнадцать? Шестнадцать? Шут разберет их генное бешенство". Он прижал указательный палец к губам. Следопыт понимающе закивал, потряхивая жиденькой седой бороденкой, и прикрыл кривой рот сухонькой ладошкой. Бедняга еще не понимал, что ему не позволят просто встать и уйти. Подручные седобородого были где-то рядом - боец слышал их голоса, шум этажами ниже и выше, возню и надсадный кашель в соседних помещениях. Отряд дряхлеющих юнцов был бессилен перед силой течения, затягивавшего их все глубже в воронку мстительной парки.
  
  - Действуй как должно, - отчетливо произнес далекий женский голос в наушнике рослого бойца. - Местные не должны знать, что мы здесь, и чем занимаемся. Нам нельзя ставить операцию под угрозу. Как понял?
  
  - Подтверждаю, - глухо сказал военный. Следопыт, заметив, как дрогнуло что-то в лице взрослого, вдруг все понял, и осознание неизбежного заставило склониться ниже.
  
  - Не надо, дяденька, - торопливо зашептал он. - Только не всех. Убей меня, а их пощади. Я выследил тебя, а они тут не причем. Я среди них самый старший и привел их сюда. Они еще дети малые, неразумные. Уйдут и не вернутся, вот увидишь, и ничего-ничего никогда не найдут. Прошу, дяденька, как человека прошу!
  
  Военный кивнул, заставив глаза юного старика вновь засветиться надеждой, подобрал и закинул за спину странную винтовку и, не опуская пистолет, попятился к пролому во внешней стене. Мысль о предстоящем прыжке ему не нравилась. До земли, скованной камнями мостовой, падать метра четыре, не меньше, но разве есть другой выход? А ведь сразу после приземления нужно нырнуть в соседнее здание - на открытом пространстве точно накроют плотным огнем. Полуобернувшись, боец скосил глаза, чтобы проверить, чисто ли снаружи.
  
  Чуть прикрыв горящие веки, следопыт внимательно следил за движением взрослого. Вот незнакомец остановился у пролома и... Седобородый едва не задохнулся от нахлынувшей ярости. Фигура военного на глазах начала оплывать, превращаясь в бесформенную призрачную тень. Незнакомец не был ни взрослым, ни человеком!
  
  Воспользовавшись, что внимание к нему ослабло, следопыт подхватил брошенный обрез. На удивление ловко и споро он перекувырнулся в сторону и спрятался за древним, облезшим, но все еще крепким комодом из местного дерева, притулившимся у боковой стены. Седобородый недооценивал силу чужого оружия.
  
  - Нелюдь здесь! - Гаркнул следопыт и пальнул в сторону пролома, прежде чем пистолет чужака плюнул в ответ сгустком плазмы, проделав в комоде сквозную дымящуюся дыру. Потом пространство наполнилось грохотом и гарью, горячим металлом и ошметками штукатурки. Пули подручных следопыта прошивали тонкие межкомнатные стены, разбивали в щепы рамы облупившихся картин, впивались в мебель, вышибая пыль и волокна ваты. Перед тем, как шагнуть в спасительный пролом, "нелюдь" закоротил запасную батарею скорчера и швырнул в глубину здания. Несколько мгновений спустя покинутый им блок осветился изнутри яркой вспышкой и с грохотом обрушился, погребая преследователей.
  
  - Тепловых сигнатур не наблюдаю, - деловито сообщил женский голос в наушнике. - Сектор зачищен. Больше нам мешать не будут. Благодарю за работу.
  
  - Мальчишки, - "нелюдь" скрипнул пылью на зубах. - Всего лишь мальчишки! Змеиное молоко!
  
  
  Звездолет класса "призрак" растаял в утренней дымке, оставив на площадке у бункера одинокую фигуру с потертым рюкзаком у ног. Пришелец был рослым, если не сказать, мощным человеком средних лет, под стать тяжелой полуавтоматической винтовке, заброшенной за широкое плечо. Короткий ежик пепельных волос, глубоко посаженные голубые глаза, цепкий немигающий взгляд.
  
  Перед прибывшим раскинулся от края до края горизонта огромный город. В отличие от десятков полисов, знакомых визитеру, этот, впрочем, не горел разноцветными огнями, не гудел нескончаемым движением существ и машин, не дразнил ароматами бакалейных лавок, уличных кафе и уютных кофеен. Каменный монстр давно испустил дух, обнажив обглоданный временем хребет рассыпающихся многоэтажек и рассыпав вокруг истончающиеся кости автострад. Он пока не торопился исчезнуть с лика планеты, впившись намертво в выжженную кислотными дождями поверхность железобетонными когтями.
  
  Пришельца встречали двое: пожилой и склонный к полноте усатый мужчина, похожий чем-то неуловимым на меланхоличного персидского кота, и стройная рыжеволосая женщина значительно его моложе. Ее лицо с правильными чертами лица можно было бы назвать привлекательным, если б не печать холодной надменности. Приметив несуразную парочку, гость, отмахнувшись от невесть откуда взявшейся мошкары, легко подхватил поклажу и, чуть припадая на ногу, решительно зашагал навстречу.
  
  - Прибыл наш красавец, - пробормотал под нос встречающий, придерживая одной рукой выцветшую панаму, которую норовили сорвать порывы холодного ветра. - И как бы мы без него не справились?
  
  - Всеволод Маркович, откуда в вас столько предубеждений? - Женщина устало вздохнула, словно разговор об этом был между ними не в первый раз, но собеседники так и не пришли к согласию.
  
  - Из опыта, моя хорошая, - проворчал Всеволод Маркович. - И он подсказывает, что наш дорогой гость способен преподнести сюрприз. А я очень не люблю сюрпризы. Особенно, если они неприятные.
  
  Женщина поджала губки и недовольно тряхнула копной огненных волос. Однако если она и хотела что-то возразить, то оставила едкую реплику на потом. Прибывший, тем временем, подошел ближе и щелкнул каблуками высоких шнурованных ботинок.
  
  - Групп-егерь Бригг, - представился он так, будто приготовился к докладу перед вышестоящим офицером. Заметив удивление на лицах встречающих, прибывший вдруг зарделся. - Ой, да что я? Прошу простить. Совсем зарапортовался. За пятнадцать лет от цивилизации и самого себя отвык. Никифор! Никифор Еловский.
  
  - Всеволод Маркович, глава миссии, - встречающий чуть приподнял панаму. - Ваш, так сказать, временный патрон. Между прочим, имел честь когда-то работать в тесной связке с вашим отцом здесь - на Надежде. Он, наверное, что-то рассказывал?
  
  - Совсем немного, - уклончиво ответил Еловский. - Дома он практически никогда не упоминал о других мирах.
  
  - Узнаю скромного Ивана, - Никифору вдруг показалось, что глава миссии даже немного повеселел. - А мы были очень дружны, и долго поддерживали контакты. Ваш отец долго питал неподдельный интерес к Надежде.
  
  - Всеволод Маркович, - напомнила о себе его спутница.
  
  - Ох, простите старика, - воскликнул тот. - Нахлынуло, заговорился! Очаровательная дама рядом со мной - ваш координатор. Знакомьтесь.
  
  - Ольга, - женщина протянула новичку руку для рукопожатия, но Никифор приложился губами к тыльной стороне ее ладони, заставив координатора легкомысленно прыснуть. Всеволод Маркович изумленно поцокал языком. Еловский, осознав ошибку, резко распрямился и со смущением затряс изящную ладонь координатора.
  
  - Прошу простить, - повторился Никифор.
  
  - Вам не за что извиняться, - заверила Ольга. - Мне было приятно. Нашей скромной миссии отчаянно не хватало галантных кавалеров.
  
  Глава миссии принял огорченный вид и сокрушенно покачал головой. Хмурое небо над площадкой, будто подыгрывая ему, налилось тяжелыми облаками и уронило первые капли дождя. Закончив с приветствиями, троица направилась к бетонной коробке, скрывающей вход в бункер.
  
  - Впервые на Надежде? - спросила Ольга.
  
  - Не припоминаю, чтобы когда-нибудь здесь бывал, - ответил Никифор и инстинктивно поежился, почувствовав, как поползла по спине холодная капля, упавшая аккурат за шиворот. - Неуютный мир. Не думаю, что захочу сюда вернуться.
  
  - Пообвыкните, понравится, - заверил Всеволод Маркович и ускорил шаг, вынуждая остальных последовать его примеру. - Человек, знаете ли, тем и хорош, что ко всему привыкает и приспосабливается. По сравнению с Гигандой у нас тишь и благодать. Вы ведь к нам прямиком оттуда? Как там сейчас? Еще стреляют?
  
  - Стреляют, - коротко ответил Никифор.
  
  - И вы, значит, тоже? - Всеволод Маркович бросил многозначительный взгляд на спутницу. Никифор, перехватив невербальный сигнал, насторожился. Ему не хотелось становиться участником чужой игры, правил которой не понимал.
  
  - Вы, наверняка, ознакомились с моим досье, - с холодком сказал Еловский.
  
  - Разумеется, - сухо ответил глава миссии и спрятал глаза под панамой. - И пригласить вас было не моей идеей.
  
  - И не моей, - Никифор поправил винтовку на плече и, не скрывая вызова в голосе, добавил. - Хотя я тоже безмерно рад нашему неожиданному знакомству.
  
  - Добро пожаловать, - мягко сказала Ольга, пытаясь вернуть беседе непринужденность. Пикировка едва знакомых мужчин, сначала ее забавлявшая, теперь вызывала досаду.
  
  - Благодарю вас, - ответил Еловский и кивнул на металлические створы люка, еще хранившие на себе бесформенные кляксы защитной краски. - Полагаю, нам туда?..
  
  
  ФАНТОМ - УГОДНИКУ. СРОЧНО. ОПЕРАЦИЯ "ПЕННИВАЙЗ" САНКЦИОНИРОВАНА СОВЕТОМ. ПРИШЕЛЕЦ ПРИКОМАНДИРОВАН К БУНКЕРУ БЕЗ ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫХ КОНСУЛЬТАЦИЙ С АРХИВАРИУСОМ КК2. ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО, С ПОДАЧИ ХИМЕРЫ. УСТАНОВИТЬ НАБЛЮДЕНИЕ. ПРЕДСТАВЛЯЮТ ОСОБЫЙ ИНТЕРЕС: ВОЗМОЖНЫЕ МАНИПУЛЯЦИИ ХИМЕРЫ ПАТРОНОМ; ХАРАКТЕР КОНТАКТА ХИМЕРЫ С ПРИШЕЛЬЦЕМ, ВОЗМОЖНЫЕ СВЯЗИ МАНИПУЛЯЦИЙ С ТАЙНОЙ ЛИЧНОСТИ.
  
  
  ...В устье Тары было не сахар, но здесь гораздо хуже. Все, на что бы не падал взгляд, навевает безудержную тоску. Нет на Надежде ни бурной зелени милых сердцу алайских джунглей, ни крика птиц, вспугнутых на марше бестолковым имперским бронеходом, ни самой надежды, а только пыль, уныние и тлен. Мертвый мир, брошенный хозяевами. Или избавленный от них. Устье Леты...
  
  Судя по картинкам, передаваемым орбитальной группировкой, жители планеты превратили свой дом, некогда, наверняка, цветущий и в чем-то даже уютный, в огромную смердящую свалку. На несчастной Надежде не осталось ни одного не пострадавшего от техногенной катастрофы уголка. Теперь весь этот многократно перестроенный и захламленный дом буквально разваливался на глазах. С грохотом и пылью рушились заводские трубы, проседали и осыпались жилые здания, на каменных мостовых гнили навсегда оставленные машины. Неумолимому молоху времени противился, пожалуй, только пластик, в который аборигены с каким-то необъяснимым фанатизмом стремились упаковать любую мало-мальски значимую вещь. Вездесущий ветер все еще разносил искусственную пленку далеко за пределы городов, продолжая отравлять почву и редкие чахлые растения.
  
  Надежду следовало бы сохранить для истории, ничего на планете не меняя: законсервировать в том же виде как памятник глупости, алчности, жажде жалкого самоудовлетворения, неспособности поднять голову и перешагнуть через сиюминутные животные потребности. Моя бы воля, так и сделал, если б знал, как и для кого. Но Надежда вызывала у членов Всемирного совета чувства иного рода. Скорбь, жалость, сопереживание? Безусловно! Но, увы, только отчасти. Доминантой был, скорее, страх. Или, точнее, благоговейный ужас перед силой, с которой Земля - мудрая, сильная, светлая! - вряд ли могла бы справиться, даже если б бросила на кон все, что имела.
  
  В материалах, с которыми мне позволили ознакомиться по пути с Гиганды, упоминалось о вмешательстве в судьбу загаженной Надежды некой полумифической сверхцивилизации - Странников. Несколько десятилетий назад они якобы успешно провели "эвакуацию" подавляющего большинства ее жителей. Куда? Неизвестно. Зачем? Ответ тот же. Чушь и ересь, казалось бы. Но эта несуразица, больше похожая на продукт детской фантазии, чем на правдоподобное толкование инцидента, всерьез впечатлила Всемирный совет. Его ответственных, непредубежденных, высоколобых участников совершенно не смущало, что информацию - обрывочную и порой явно противоречивую - разведчики почерпнули из рассказов вымирающих, дегенеративных аборигенов. Возможно потому, что центру просто очень хотелось найти хоть какое-то объяснение практически одномоментного исчезновения нескольких миллиардов душ. Экспликация сомнительных трактовок и аналогий - вот чем, на мой взгляд, это было на самом деле.
  
  На момент контакта с землянами жалкие остатки популяции аборигенов жадно доедал грибок пандемии. Местных уничтожала чудовищная форма прогерии*. В ее возникновении, между прочим, аборигены видели руку все тех же таинственных Странников или, как они их называют, "нелюдей". Но в это утверждение Всемирный совет уже почему-то не верил. Избирательный получается скептицизм, не правда ли? Нелогичный.
  
  Когда на Надежду высадились наши первые разведчики, синдром Вернера поразил практически всех автохтонов старше двенадцати-тринадцати лет. Остановить пандемию, увы, пока не удалось, хотя на Земле над проблемой бились несколько крупных медицинских институтов. Скажу больше: с годами прогерия прогрессировала. Теперь бешенство генов наблюдается и у восьми-десятилетних детей. До совершеннолетия не доживает практически никто. Но Странники, якобы, решили добить угасавшую цивилизацию наверняка и объявили охоту на самое дорогое - детей. Малышню выманивали и похищали с помощью метаморфов, принимавших обличье то клоунов, то солдат, то причудливых, но неизменно приветливых ксеноков.
  
  Утверждается, что автоматы чужаков переправляют добычу в известную только им тмутаракань. Всемирный совет склонялся к версии, согласно которой метаморфы похищают детей для спасения - то ли маленьких жизней, то ли в целом местного генофонда. Объясняется, кстати, это чистым гуманизмом, присущим в теории всем цивилизациям, перешагнувшим определенную ступень развития. Вот здесь хочется горько усмехнуться. Почему мы стремимся истолковать все и вся, исходя из собственного представления мира? Разве история не учила, что подобный подход слишком примитивен, а то и преступно ошибочен? Мне думается, что нет на свете никаких добрых сверхцивилизаций. Откуда б появилась гуманность у тех, кто, если верить тому, что о них известно, и не гуманоиды вовсе? С другой стороны, разве на самом деле кому-то известно, как выглядят Странники? Кто-то из живущих их видел? Нет. А в доступном нам космосе один янтарин** от Странников и остался.
  
  Но такова легенда, а в реальности сама Вселенная мстила автохтонам за то, что они сотворили с природой. Возможно когда-нибудь, после того, как последний абориген откинет копыта, этот смертельно больной мир пойдет на поправку, и по поверхности очистившейся планеты распространится новая доминирующая форма жизни. Надеюсь, Надежда больше не совершит ошибки, позволив кому или чему-либо развиться в такую же хищную породу, какой были жившие здесь люди...
  
  
  ...Никифор свернул голографическую проекцию, на которой отображалась местность, где ему вскоре предстояло действовать. Еловский запомнил карту в подробностях и теперь размышлял над странным, пугающим и, по его мнению, несколько неуместным названием операции - "Пеннивайз". Какими ассоциациями руководствовался центр? Какое отношение к Надежде имел литературный персонаж, выдуманный классиком ужаса***? Увы, в детали операции Ольга новичка пока не посвящала.
  
  Еловский медленно провел рукой по люминесцентной краске, складывающейся в угловатые символы на стене. По непонятной ему причине многие казались знакомыми. Бетон, на котором тлела загадочная надпись, был холодным и сырым, несмотря на то, что в бункере постоянно поддерживалась комфортная температура, позволяющая персоналу ходить в шортах, а воздух, неоднократно очищенный и пропущенный через фильтры, был скорее сухим, чем влажным. Но Никифору он все равно казался спертым, с душком мертвечины.
  
  - Что здесь написано? - Еловский нарушил молчание и повернулся к Ольге.
  
  - Если бы ты хоть чуточку захотел, то успел за пару гипносеансов поднатаскаться в местном языке, - ответила она, отвлекаясь от просмотра документов, выведенных перед ней на экран. Никифор опустил глаза. С момента приземления его не оставляло странное ощущение: лицо координатора, миловидное и одновременно высокомерное, казалось ему знакомым, хотя он был уверен, что не видел ее раньше. По крайней мере, вспомнить подобное не удавалось.
  
  - Что притих? - Ольга обозначила ехидную улыбку. - Лентяй! Все равно ведь придется учить. Так лучше бы раньше, чем как студент перед экзаменом. Между прочим, язык аборигенов достаточно мелодичен. Цивилизация Надежды оставила галактическому сообществу неплохое литературное наследие.
  
  - Обязательно изучу, как только захочется прочесть что-то чуть длиннее надписей на стенах, - пообещал Никифор и приложил руку к сердцу. - Торжественно клянусь! Так что же это?
  
  - Лозунг, - смилостивилась Ольга. - Что-то вроде: "Не пренебрегай настоящим, и одержишь победу в будущем". В приблизительном переводе. На русском, конечно, звучит не так эффектно, как на языке аборигенов. В оригинале присутствует своеобразная поэтика.
  
  - Вот бы не подумал, что кому-то придет в голову упражняться в пропагандистских виршах в таком сумрачном месте, - Никифор повертел головой, осматривая стены, но больше зацепиться было не за что.
  
  - О, так ты решил, что это баловался кто-то из наших, - догадалась Ольга и добавила в голос долю сарказма. - Вы делаете поспешные выводы, господин групп-егерь! В миссии, конечно, каждый второй - юморист, и каждый первый - глубокий творец и мыслитель, но данный образчик агитационного наследия Надежды - не подделка, а оригинал. Бункер достался миссии в наследство от предыдущих хозяев. Здесь, если я правильно поняла Всеволода Марковича, когда-то размещался небольшой отряд военных.
  
  - Аборигены готовились к войне? - спросил Еловский, не скрывая иронии. - С кем? С вашими Странниками?
  
  - Не разделяю твой скепсис, но скажу: возможно, - Ольга, понимая, что настырный прогрессор не позволит вернуться к работе, не удовлетворив любопытства, отстранилась от экрана. Координатор забросила ногу на ногу и чуть откинулась в кресле.
  
  - Но этот бункер, скорее, был временным убежищем, - она нарисовала над собой воображаемый круг. - Здесь не нашли ни вооружения, ни боеприпасов - военные, видимо, все забрали с собой. Осталось только обмундирование и небольшие запасы продовольствия.
  
  - Значит, существуют и другие бункера, - Никифор присел в кресло напротив и задумчиво погладил подбородок, разглядывая потолок. Тот был покрыт сетью мелких трещин и просил штукатура. Упрямый подбородок Еловского - мазка и бритвенного станка.
  
  - Ты прав, - подтвердила Ольга с неожиданной ноткой раздражения. - Под мегаполисом, на окраине которого расположилась миссия, обнаружили целую сеть таких сооружений. Местные соединили их друг с другом коммуникациями, тоннелями с тайными выходами на поверхность. Город под городом, представляешь? На десятки тысяч человек. Колоссальный труд, но без выхлопа.
  
  - Где же обитатели? - Еловский откинулся к спинке и поднял брови.
  
  - Ушли, - неопределенно пожала плечами Ольга. - Видимо, поняли, что не смогут спокойно пересидеть под землей, а затем выйти на поверхность и начать все заново. Прогерия - не респираторное заболевание. Аборигены поражены ею практически поголовно.
  
  - Вы обследовали все бункера? - поинтересовался Никифор.
  
  - Нет, - удивилась Ольга. - Зачем?
  
  - Ну как же? - Еловский ответил вопросом на вопрос. - Тебе не кажется странным, что, несмотря на пандемию, на Надежде до сих пор рождаются дети? Кто-то, возможно, даже передает им полезные навыки. Иначе как бы автохтоны сохранили то, что еще можно называть цивилизацией? Значит, где-то прячется обособленная группа, которая сумела найти способ либо приостановить, либо победить генное бешенство.
  
  Ольга пару секунд с каменным лицом смотрела на Никифора, а потом вдруг задорно рассмеялась. Еловский, почувствовав неловкость, едва не покраснел.
  
  - Ты сейчас пошутил, да? - Она прищурилась, став на миг похожей на лукавую лисичку. - Только здравомыслия ради не говори ничего подобного нашему Всеволоду Марковичу. Ты больно ранишь его чуткую душу.
  
  - Я не собирался юморить и был абсолютно серьезен, - заявил Еловский, и искорки в глазах Ольги погасли.
  
  - Послушай, мой дорогой групп-егерь, - она вздохнула. - Миссия находится на этой планете не первое десятилетие. Каждый, кто прибывает сюда, лелеет иллюзию открыть что-то светлое, найти путь к моментальному или монументальному спасению умирающего мира и его несчастных обитателей. Человек создан таким: он верит в чудо, даже, если законченный циник и нигилист. Многим, если не большинству, хочется результата здесь и сейчас. Но только оптимизм на Надежде очень быстро тает. Катастрофически быстро. Пропорционально численности автохтонного населения.
  
  - Ты еще больше укрепила меня в мысли, что под городом еще остались нетронутые бункера, - резюмировал Никифор.
  
  - Вторая группа высадки вскрыла несколько бункеров, - тон Ольги был теперь ровным, словно она зачитывала текст официального сообщения. - Пару, включая этот, обнаружили пустыми. Еще три фактически стали для аборигенов братскими могилами. Обитатели убежищ умерли под землей, так и не выбравшись на поверхность. Кто-то не решился сам, а кого-то не пустили - на месте нашли много стреляных гильз...
  
  Координатор демонстративно повернулась к экрану, показывая, что ей больше не интересна тема разговора, но Никифор явственно ощущал, что беседа Ольгу почему-то тяготит...
  
  
  ...Словоохотлива нет-нет рыжая лисица, однако держит что-то в себе, недоговаривает. Тяготит это ее, но, чувствуется, координатор справляется. Плохо, конечно, выходит, по-дилетантски. Актриса бы из нее, полагаю, вышла никудышная. В самодеятельность таких не берут, к оперативной работе на версту не подпускают. Но в планировании наша Ольга блистательна и достойна оваций. Все у координатора моего учтено, помечено, сносками дополнено. Я еще на поверхность выйти не успел, а проинструктирован по самое не хочу - где предпочтительно позиции обустроить, откуда обзор лучше открывается, через какой люк в город выходить и в какой лучше нырнуть для эвакуации. Суетиться начала вокруг точно наседка. А смысл?
  
  Сдается мне, что на месте сам разберусь, что лучше, куда и откуда. Операции только на бумагах гладенько выходят. Я эту истину на личном опыте и личной же шкуре еще в первый год на Гиганде усвоил. Бросили, помнится, нас маршем к деревеньке одной. Да как деревеньке - пять дворов да плетень. Точка на карте и то больше будет. По прямой до обозначенного пункта верст двадцать, но прямых дорог с нашей стороны к ней не было и, полагаю, до сих пор нет. Все по джунглям и гатям, где всякая тварь если не кровосос, то ядовита. А на тебе винтовка родная, пистолет-пулемет для ближнего боя, провиант с боезапасом на пару дней, ракетомет по почкам стучит, и водица болотная в ботинках хлюпает.
  
  Вся ценность безымянной деревушки была в том, что стояла она аккурат напротив моста, по которому крысоеды резервы к передовой перебрасывали. Другого способа переправлять через Тару технику и пехоту, оперативно и в необходимом количестве, в том районе не существовало - в силу сложного ландшафта, сформированного речной дельтой, и имперской бесталанности. Бронеходы они, значит, делать умеют, бомбовозы поставили на конвейер, а быстро наводить понтоны их инженерные команды почему-то не научились. Так что, если б удалось мост закупорить, рвануло бы почище парового котла. А нам ведь только того и надо.
  
  Выползли мы из зеленки как черти, в грязи и пиявках, а у деревеньки нашей уже колонна имперских бронеходов в боевой порядок разворачивается, пехота крысоедская в джунглях просеки огнеметами выжигает, а на дереве у плетня - змеиное молоко! - селяне на ветру рядком болтаются. И стар, и млад: все, кого крысоеды нашли, и баб с детьми не пожалели. Бригад-егерь, как казненных увидел, на месте поклялся костьми лечь, но за гражданских отомстить. Они нам вроде и никто, но все равно - наши. А за алайского любой егерь должен врагу глотку рвать, ибо нет долга выше, чем своих защитить и на поругание не отдать.
  
  Сложил отец наш, бригад-егерь, горячую голову у той деревеньки и половину личного состава там же оставил, но дал крысоедам жару. Не выдержал враг благородного гнева и бешеного натиска, бежал за искомый мост так, что пятки сверкали. Правда, и алайским он оставался недолго - всего около суток, потому что надорвались и силы растратили, а к следующему утру зажали нас в имперские клещи. С флангов - мотопехота, сверху - авиация утюжит. Мы все это время подкрепления ждали, а командование о егерях вспомнило, когда и не осталось почти никого. После приказа об отступлении в джунгли ушли всего человек пять.
  
  Но расстраивать симпатичного координатора совсем не хочется. Пусть пока попланирует, авось что у нее и выпланерится. На том бы и мне успокоиться, но мысль о бункерах отчего-то нейронам покоя не дает. Втемяшилась, проклятая, идеей фикс, да так глубоко, что сам не заметил, как вслух брякнул.
  
  Вырывается, к счастью, измышление наружу не в присутствии Ольги, а за стаканом чая на камбузе - я так столовую в бункере про себя прозвал. Чай тут, ребята, чудо как хорош, поскольку готовит его не автомат какой-то, а настоящий человек - мастер кулинарных искусств и виртуоз поварских систем с большой буквы - Клаус Юрген. Все его в бункере за талант, почтенный возраст и умение удивить дедом Клаусом зовут, а то и проще - "нашим Сантой", но он, светлая душа, совсем не обижается. Санта, так уж вышло, меня и услышал, и как примерного мальчика подарком в носочек отметил.
  
  Присаживается рядышком, смотрит с хитринкой, и говорит: так, мол, и так, молодой человек, а в одном из вскрытых бункеров энное количество лет назад выживших находили. Когда это было, он сам точно не знает - ему предшественник рассказывал. А тот от кого-то из старых прогрессоров, давно отсюда переброшенных, услышал. Какой из бункеров-то, переспрашивает Санта, и из своей кружки отхлебывает, а потом сам себе же и отвечает. Вроде, говорит, шестой. Да-да, дескать, шесть их вскрытых было. Но ты, сынок, лучше б у Всеволода Марковича уточнил. Хотя ума не приложу, зачем тебе оно надо?
  
  Действительно, зачем? Но внутри пуще прежнего зудит, и ощущение такое, будто вот-вот откроется что-то очень важное, судьбоносное, и подобное для меня, можно сказать, внове. Поэтому о разговоре нашем я святейшего нашего Клауса прошу не распространяться, поскольку, дескать, любопытствую просто, не более, а рыжему координатору опостылел и пустыми вопросами до колик надоел. Санта доверчиво кивает. Он Ольгу почему-то жалеет.
  
  Всеволод Маркович, однако, рыжей подстать - тот еще баюн. Снюхался Базилио с Алисой на общей любви к стране дураков. Я, когда его о бункерах спросил, целую лекцию выслушал об особенностях и уникальности подземных коммуникаций Надежды. Схемы все норовил нарисовать - он, оказывается, еще лет десять назад схожесть планировки бункеров с местными графемами обнаружил, - а потом и вовсе на экскурсию вожделел сволочь в катакомбы подревнее бетонных укрытий. Аборигены, если я правильно все понял, под землю стремились забиться задолго до пришествия Странников. Никак предчувствовали нехорошее.
  
  Зевоту в себе как есть давлю, и вид горячо интересующийся всячески поддерживаю. А ну как сболтнет Всеволод Маркович что-то важное. Но старый котяра ус подкручивает, градус интриги повышает. Красноречив, аж зависть берет. Но за словоблудием, чую, болезненное что-то скрывается. Боится Всеволод Маркович чего-то, до дрожи в коленях себя изводит. Поэтому и в глаза мне старательно не смотрит, а все больше куда-то в сторону, и с показным удовольствием изливается об арсеналах найденных, о документах, предметах быта и произведениях искусства, но о выживших - ни-ни. Ни полсловечка. Словно и не людей из бункера на свет вытащили, а бездушных кукол...
  
  
  УГОДНИК - ФАНТОМУ. КОНТАКТ С ПРИШЕЛЬЦЕМ УСТАНОВЛЕН. МАНИПУЛЯЦИИ ХИМЕРЫ ПОДТВЕРЖДАЮ. ПРИШЕЛЕЦ - ВЕДОМЫЙ.
  
  
  ...Тонко пискнул сигнал дозорного дрона. Нехотя поставив точку, Никифор закрыл дневник и убрал во внутренний карман. Он бы никогда не доверил своих мыслей ни тонкой бумаге, ни цифровому носителю, если бы не настойчивая просьба центра. Убедительная настолько, что было понятно: все равно, что приказ. Рассудив, что ведение записей хоть как-то скрасит мучительное ожидание, Никифор смирился. В конце концов, он здесь ненадолго. Этот мир нуждается в могильщиках, а не метких стрелках, изнывающих от скуки и нехватки адреналина.
  
  Никифор посмотрел в серое небо, пытаясь разглядеть шарик автоматического наблюдателя, болтавшийся высоко над площадью. На миг ему показалось, что взгляд поймал черную точку дрона, но мигнув, Еловский понял: ошибся. Дозорный слишком мал и юрок, чтобы попасться на глаза, но оно и к лучшему. Не стоило привлекать к себе внимания.
  
  "Движение слева, - доложился дрон. - Двое. Ведущий: метаморф, тип "пеннивайз". Сопровождаемый: ребенок, предположительно пяти-шести лет. Время выхода к точке перехода - полминуты". Никифор бесшумно подполз к дыре в стене, у которой оборудовал огневую позицию, и, проверив винтовку, приготовился, ожидая визуального контакта. Над площадью, окольцованной ветхими этажками, стояла мертвая, вязкая нехорошая тишина. А потом Еловский услышал тихий, переливчатый звон.
  
  Они появились из проулка, заставленного ржавыми скелетами автомобилей, и скорым шагом двинулись к залитому неоновым светом павильону с игрушками, буквально врезанному в ветхий бетонный параллелепипед на краю площади. Никифор поймал в перекрестье метаморфа. Тот, как и предупреждала координатор, был одет в нелепый на фоне окружающей серости, разноцветный клоунский комбинезон. "Пеннивайз" пританцовывал, позвякивая бубенцами, умудряясь при этом крепко держать за руку чумазого ребенка. Тот послушно семенил рядом с "шутом", увлеченно уплетая леденец.
  
  Винтовка с еле слышным хлопком толкнула в плечо. Пуля вошла метаморфу между лопаток, окрасив одежду ярко-красным пятном, но тот продолжил движение, будто ничего и не заметил. Змеиное молоко! Никифор, не веря своим глазам, выпустил в него еще несколько пуль, однако "пеннивайз" пер имперским бронеходом вперед и вроде что-то по пути говорил малышу. Чем его, нежить, остановить? Ракетомет бы сюда!
  
  - Цель поражена, - подтвердил наушник спокойным голосом Ольги. - Переходи к следующей.
  
  - Что? - Никифор от неожиданности отстранился от прицела. - Другой цели не наблюдаю.
  
  - Следующая цель - ребенок, - сообщила координатор и добавила жестче: - Она теперь приоритетна. Приказываю поразить.
  
  - Я не исполняю преступные приказы, - со злостью сказал Еловский.
  
  - Еловский, операция санкционирована центром до последней детали, - напомнила Ольга, повышая тон.
  
  - В таком случае, плевать я хотел на твой центр, - процедил Никифор, приподнимаясь, но то, что он услышал в ответ, заставило его остановиться.
  
  - Никифор, опомнись, - координатор едва не сорвалась на крик. - Если не ты, это сделает метаморф! Задумайся на миг, зачем автомат чужаков охотится за детьми?
  
  - Я... - Во рту Еловского вдруг стало очень сухо. - Не знаю.
  
  - Прояви гуманность, - в голосе Ольги неожиданно зазвучала человеческая мольба. - Подумай сам: похищение детей как-то не вяжется с благими намерениями. Лучше так, миленький, одним выстрелом.
  
  Никифор сдвинул перекрестье на ребенка и задумался. Ему никогда не приходилось целиться в детей, и сама мысль об этом претила несмотря на аргументы Ольги. Может быть, прямо сейчас встать и уйти? Змеиное молоко! Почему он поставлен перед таким выбором? Что с ним сделала проклятая работа? С ним не должны так поступать! Он не заслужил!
  
  Ребенок, будто почувствовав чужое присутствие, обернулся и, казалось, посмотрел снайперу прямо в глаза. Затем малыш моргнул, разрушая магию момента, отвернулся и, увлекаемый метаморфом, шагнул в павильон. Никифор задержал дыхание и плавно нажал на спусковой крючок. Потом Еловский опустил голову и несколько минут лежал, вдыхая тяжелый сырой воздух и игнорируя вызовы координатора. Зачем он согласился в этом участвовать? Змеиное молоко! Змеиное молоко...
  
  
  ...Бункер давит на меня, гнетет всей своей железобетонной сутью. Склеп, а не убежище. Понятно, почему его аборигены оставили. Неужто нашим в поле нельзя было лагерь разбить? От кого тут прятаться? Местные, в основном, только в городах и остались, прячутся в руинах как крысы. Открытых пространств они боятся как огня. Может и правильно "нелюди", или как их там местные называют, очистили от автохтонов этот мир. На кой ляд им вообще планета была нужна? Чтобы расковырять, реки иссушить, землю в асфальт закатать? Места живого не осталось. Да и живым - тоже.
  
  Мертвый город, медленно разлагающийся на поверхности, населен призраками былого блеска и величия. Они тянут ко мне свои щупальца из ржавых лимузинов и разоренных вилл, позеленевших памятников и почерневших скульптур, высохших фонтанов и покрытых барельефами мостов. Приметил намедни в квартале от площади с павильоном монументальное основательное здание с массивными каменными колоннами. Окна давно выбиты и, судя по темным подпалинам, внутри полыхал пожар. Грешным делом, принял за музей, но нет. В нем располагалось какое-то административное учреждение, полное почерневших металлических шкафов, сейфов, табличек на стенах. Что на них написано, не разберешь. Все покрыто слоем сажи, перемешавшейся с пылью, и смесь эта скрадывает звуки, цвета, минуты, годы. Смертная тоска.
  
  Снаружи слышится звонкий детский смех. Звук доносится из ближайшего проулка и мне становится не по себе. Осторожно, чтобы не поймать шальную пулю или любой другой ее аналог, выглядываю из-за угла. Метрах в пятидесяти от меня врос в мостовую автобус с узнаваемым значком - бегущей фигуркой с ранцем. Окон в машине давно нет, двери раскрыты, каркасы сидений истончились, сквозь дыры в полу видно дорогу. Никто не садился в этот автобус десятилетиями, после того, как он в последний раз развез детей из школы. Но ведь я слышал смех. Наверное, схожу с ума. Но как здесь сохранить рассудок? Весь этот проклятый город - большая усыпальница, а в склепе никому не придет в голову смеяться.
  
  Вся Надежда - склеп, и бункер, в котором размещается миссия, его неотъемлемая часть. Может быть поэтому и народ в нашем бункере подобрался в основном молчаливый, смурной, воздухом мертвого мира до костей пропитанный. Зашел я как-то после очередного выхода на поверхность в столовую, а они делают вид, что меня не видят. В упор. Дед Клаус разве что не отворачивается пока. До поры. Но чего я хотел? Боевого братства? Профессиональной солидарности? Чтобы по плечу похлопали. Садись, мол, брат-прогрессор, промочи горло, авось и забудется все мерзкое, что ты сотворить успел. Ан нет. Изгой, детоубийца. Чужак, он и на Надежде чужак. Будто и камуфляж не снимал. Нет меня здесь. Или "здесь" для меня уже нет?
  
  Видеть никого не хочу. Ни Ольгу проклятущую, ни Котофея Марковича, ни подчиненных его, белоручек. А доведется с членом совета свидеться, в лицо плюну. В общем, забился я в свою комнату как таракан в щель, запечатал металлическую дверь на два оборота, и думаю: мне оно надо? Вот это все мне за что? Выдернули из джунглей, легенду о ранении запустили, да так, что ногу калечить пришлось, прихрамывать теперь, покуда на Землю не отзовут. А лучше - обратно, в устье Тары, чтобы в самое пекло. Пусть даже по возвращению на Гиганду мной контрразведка заинтересуется. Алайцы, доложу вам, не имперские крысоеды: миндальничать не любят, народ на расправу скорый, на заслуги перед герцогством смотреть не будут. И чхать будут на личный его высочества жевательный табак, которым меня сам герцог после одной из успешных операций отметил - за мужество и беспримерный героизм. Но плевать! Лишь бы забыться и о Надежде не вспоминать.
  
  Кому, змеиное молоко, об этом расскажешь? Тот же Всеволод Маркович во мне убивца видит. Не в Оленьке своей, которая операцией руководит, почему-то. Во мне! Снайпер в его глазах, видите ли, тот же палач, только высококвалифицированный. Потому что только палач способен жертве в глаза смотреть и хладнокровно наблюдать, пока не потянет их поволокой, чтобы потом спокойно доложиться о поражении цели.
  
  Чем крыть? Он и раньше ведь прав был, хоть и отчасти. Я в устье Тары, что уж скрывать, крысоедов положил на три жизни вперед, и такими же отпетыми головорезами командовал. Привыкнуть бы к смерти должен - во имя прогрессивной миссии! - но лица-то мне до сих пор снятся. Человеческие у крысоедов лица. А ведь с той стороны, возможно, такой же брат-прогрессор алайцев в оптику высматривает. И тоже, полагаю, не по своей нужде. Только, вот, в джунглях у Тары во взрослых мужиков стрелять приходится, а не как здесь. Знать бы, на что соглашался... Но так не предупредил никто, не намекнул даже. Секретности напустили по самое змеиное вымя. Особо важное задание! Как же! А теперь, выходит, прав Всеволод Маркович на все двести процентов. На все триста! Господи-боже, как с ума не сойти? Я человек, а не ангел смерти. Не мне через Лету детей переводить.
  
  В школе прогрессоров, между прочим, меня не к мясорубке готовили, и не к таким миссиям "гуманности". На Гиганде еще юнцом внедрили в охотничий клуб, чтобы к элите Алайского герцогства поближе был. Агент влияния доступ к высшим кругам должен иметь. Потом - война, мобилизация, зачисление в снайперскую группу, и - вот где прозвучал первый звоночек! - понеслась душа по кривой дорожке, пока на Надежду не вынесла. Но что бы, интересно, любезный Всеволод Маркович сказал, если б его подопечного в реальный бой бросили, да чтоб вымазался по локоть в крови? Как бы на своего питомца смотрел? То-то и оно!
  
  Но я, заметьте, ворчливого старикана не осуждаю. Понимаю в чем-то даже, сочувствую. Сидел себе спокойно, ус крутил, да брата-прогрессора на аборигенов науськивал. Они тут, оказывается, лаборатории под видом одаренных местных запустить пытаются, чтобы от синдрома Вернера избавить, почву и воздух очищают. Да только не получается в нужные сроки уложиться. Мрет народ, да с метаморфами потихоньку в неизвестность тикает. Не дураки, понимают, что глупо питать особые надежды на мертвую Надежду. Но спасательная миссия, однажды затеянная, все равно продолжается. Такую махину, коль в движение пришла, остановить сложно. А кое-кто, напротив, только рад, что конец Надежды хоть на какой-то срок оттягивается. Возможности-то какие для экспериментов открываются! Ого-го! Планетарные, космические!
  
  Интересно, питал бы светлые надежды дражайший Всеволод Маркович, если б знал, что Надежда не только комиссии по контактам будет интересна? Судьбой аборигенов, подозреваю, очень заинтересовалась структура, чья аббревиатура да не будет упомянута всуе, ибо порядком наслышаны, а теперь, быть может, и близко познакомились. Без ее одобрения, полагаю, совет на такую авантюру бы не решился. Просто мурашки по коже - от ситуации, от бункера, от Ольги этой. Такая милашка, казалось бы, но, глянь-ка, жесткий координатор. Что в ее огненной головке творится, уму не приложу. Странников она, значит, на Надежде ловить собралась. Стало быть, на живца. И только живцу мучительно и непонятно, за что его, бедолагу несчастного, насадили на крючок...
  
  
  ...Еловский рассматривал в прицел дряхлую старуху, медленно и обреченно бредущую через площадь. Бабка еле передвигала ногами, шаркая по мостовой подошвами ботинок, таких же древних и разваливающихся как она сама. Замызганный темный плащ, в который она была одета, пузырился на ветру, словно достался с чужого плеча. Из-под вязаной островерхой шапки неопределенного цвета торчали спутанные седые космы, придавая их хозяйке схожесть с персонажем из страшных детских сказок. Для полноты образа не хватало ступы или метлы. Вместо них "ведьма" тащила за собой двухколесную конструкцию с проволочной корзиной, обшитой изнутри мешковиной. В ней что-то мелодично и звонко позвякивало, отдаленно напоминая перелив бубенцов пеннивайза.
  
  Старуха остановилась напротив павильона и, поставив тележку впереди себя, оперлась на ручку. В оптику было видно, как она тяжело дышит и шевелит губами: то ли считает вслух, то ли просто разговаривает сама с собой. Потом бабка достала из-за пазухи засаленную флягу, отхлебнула из горлышка и огляделась с таким видом, будто не понимала, как и зачем сюда попала. Вот только взгляд у нее был удивительно цепким, словно карга что-то высматривала. На какой-то миг Еловскому показалось, что ведьма разглядела его укрытие. Чу-чу, русским духом пахнет! Палец Никифора лег на спусковой крючок, но старуха отвела прочь выцветшие глаза и медленно развернулась к павильону.
  
  Логово метаморфов ярко освещалось даже днем. Всеволод Маркович как-то обмолвился, что внутри спрятан мощный источник энергии, который питал не только круглосуточную иллюминацию, но и силовое поле, не позволяющее аборигенам разрушить ни объект чужаков, ни гипотетический подпространственный переход. Подобный реактор, думалось Еловскому, мог бы обеспечить электричеством целый город, но служил не созиданию, а бесчеловечной мерзости. Какими бы устремлениями не руководствовались чужаки, оправдать похищение детей Никифор был не в силах, чтобы не думал об этом Всеволод Маркович. Если бы малышей спасали, то уводили б вместе с родителями. Тем более, что и родители, по большому счету, тоже были детьми, только с запустившейся программой стремительного старения.
  
  Бабка, не подозревая о постороннем присутствии, вновь приложилась к фляге, сипло откашлялась и наконец решилась продолжить нелегкий путь. Почтенная должна была бы удалиться в ближайший проулок, но прошаркала прямиком к павильону. Еловский задержал дыхание: карга вела себя нетипично. После множества неудачных попыток уничтожить гнезда метаморфов, аборигены предпочитали обходить их за версту, хотя, иногда, и выставляли дозоры, чтобы перехватывать малышей. С одним из таких он едва разминулся накануне. Ребята тут обитают нервные: им пальбу устроить легче, чем поздороваться.
  
  Старуха остановилась у самой витрины павильона, уперлась лбом в стекло, и долго рассматривала выставленные на обозрение куклы. Плечи ее вздрогнули - раз-другой, и еще, и Еловский понял, что она рыдает, и тогда ему самому вдруг стало невообразимо горько. Бедняжка, представлялось ему, наверняка оплакивала свое детство, физически закончившееся буквально пару-тройку лет назад. Косички, еще помнящие банты и ленты, покрылись сединой, личико избороздили глубокие морщины, румянец зарубцевался пергаментом. Какой невообразимый ужас и жуткое отчаяние должны терзать ее рассудок?
  
  Затем произошло то, чего Никифор ожидал сейчас увидеть меньше всего. Из павильона, из самой его темноты, выступил на дневной свет справный молодой мужчина в мундире. Блеснули серебром начищенные пуговицы парадного кителя, качнулись в такт шнуры замысловатого аксельбанта. Так, наверное, должен бы выглядеть местный военный, но только не осталось на Надежде ни армий, ни парадов, ни смотров, ни маневров. Защитники мертвого мира сгинули вместе с миром, который присягали защищать. Впрочем, метаморф, принявший образ военного, не претендовал на звания, почести или ордена. Вряд ли его управляющей нечеловеческой схеме вообще были доступны подобные понятия.
  
  Отвлекшись от витрины, старуха зачарованно смотрела на приближающегося метаморфа. Так, наверное, ведут себя мыши, поддавшись гипнотическому танцу змеи. Никифор закусил губу, осознавая, что станет свидетелем скорой и неминуемой расправы. Но он ошибался. Автомат Странников медленно подошел к несчастной и застыл в шаге от нее. Метаморф будто ожидал ответного движения, и старуха поняла. Почтенная вытерла слезы и буквально ожила. Движения стали быстрыми, порывистыми, суетливыми - дряхлая матрона очень спешила.
  
  Бабка опустила руки в корзину. На мостовую вывалилось грязное тряпье, покатилась полупустая детская бутылочка, рассыпались незатейливые погремушки. Старуха извлекла из плетенки небольшой тряпичный сверток и доверчиво протянула "военному". Метаморф осторожно принял подношение и бережно прижал к мощной груди. Сверток, отреагировав на движение, зашевелился, зашелся здоровым младенческим криком. Карга закрыла лицо руками и, опустившись на колени, истошно взвыла, исторгая из глубин прокаженной души боль, отчаяние, горе, ненависть к себе и сущему.
  
  - Змеиное молоко, - Никифор прошипел ругательство вслух и прикусил язык. На площади внезапно появились новые действующие лица, которых, как и содержимое бабкиной корзинки, проворонил дрон. Исправен ли еще дозорный автомат или его нутро оказалось слишком тонким и чувствительным к насыщенной ядами атмосфере?
  
  Из зданий у павильона высыпалась группа низкорослых аборигенов. Никифор, доверяя теперь только своим глазам, насчитал пару десятков человек. Местные были вооружены огнестрельным оружием разного калибра и отличных друг от друга конструкций. У одного из них Еловский заметил даже внушительного размера ручной пулемет. Судя по злым восклицаниям, им не терпелось применить в деле весь разношерстный арсенал.
  
  - Стойте! - Старуха, изменившись в лице, поднялась с колен, встав между метаморфом с ребенком и соплеменниками. Она вытянула перед собой руку открытой ладонью вперед, словно хотела оттолкнуть вооруженных людей, отгородиться от них или смести прочь. - Не смейте!
  
  - Сумасшедшая дрянь! - Один из аборигенов выступил вперед и взял ее на прицел. - Ты отдала твари моего сына!
  
  - Он и мое дитя! - Старуха ударила себя в грудь. - Убей меня, если сможешь, но это я - я! - родила его в муках, не ты!
  
  - Заткни гнилой рот, стерва! - Абориген выстрелил, и старуха, согнувшись пополам, упала. Автомат Странников равнодушно посмотрел на то, как корчится у его ног человеческое существо, потом повернулся к вооруженной группе спиной и направился в логово. Не проявляя никакого желания вступать с ненавистным метаморфом в переговоры, местные открыли плотный огонь. Пули рвали ткань мундира, но "солдат", никак не реагируя на многочисленные кинетические удары, спокойным размеренным шагом вошел в павильон. Старуха, распластавшись в растекающейся луже крови, провожала его немигающим взглядом.
  
  Стрельба стихла, но воздух, насыщенный бессильной злобой и пороховыми газами, все еще витал над площадью мятежным духом. Еловский, не желая больше вдыхать смрад ненависти, отполз от пролома и принялся собирать снаряжение, намереваясь вернуться в бункер миссии. На сегодня, думалось Никифору, впечатлений больше чем достаточно. В конце концов он получил ответ на долго мучивший его вопрос. Трагедия Надежды была вовсе не в том, что доминирующий на ее поверхности вид наплевал на экологию в угоду развития машинерии. Причина безвременной кончины их мира крылась в отвращении, которую аборигены, будучи вершиной местной эволюции, испытывали друг к другу даже сейчас, у последней черты. Стоило ли удивляться, что местная цивилизация в конечном итоге отравила не только кормилицу-природу, но и саму себя, буквально совершив самоубийство?
  
  Никифор поднялся, чтобы уйти, но вдруг услышал, как в соседней комнате скрипнула половица. Змеиное молоко, лягушачьи уши! Прежде чем идти на поводу у эмоций, ему следовало убедиться, что местные ушли! Мысленно костеря себя за неосторожность, Еловский включил активный камуфляж, надеясь, что маскировочный слой не откажет, как дозорный дрон. Положив руку на скорчер, Никифор прижался к стене, сливаясь со штукатуркой и ошметками обоев.
  
  В комнату осторожно прокрался седобородый абориген, повертел головой, принюхиваясь к воздуху, словно ищейка. Будучи азартным охотником, он не догадывался, что, выслеживая зверя, попал к тому в берлогу. Следопыта, как и многих людей до него, сгубила самонадеянность.
  
  Когда с седобородым и его товарищами было закончено, а пыль осела, Еловский выбрался на улицу, прилегающую к площади. За зданием, из которого он вышел, стоял грузовой автомобиль с высокими бортами - грязное, уродливое, дышащее на ладан чудище, но от него еще исходили тепло и узнаваемый запах ископаемого горючего. Вот так сюрприз! Значит, кое-какая техника в городе еще была на ходу. Это объясняло, как у гнезда метаморфов одномоментно появился целый отряд карателей.
  
  Еловский заглянул в кабину грузовика. Под пассажирским креслом покоился брезентовый мешок. Кладь, наверняка, принадлежала хитрому следопыту. Кому ж еще исполнять роль штурмана, если не ему? Никифор вывалил к ногам содержимое и убедился в верности догадки. По камню покатились патроны, глухо ударились оземь пара запечатанных еще консервных банок, а сверху шлепнулся военный планшет - старый, кожаный, на блеклой металлической застежке. Внутри желтели бумажные листы с записями и пометками. Решив разобраться с содержимым планшета позже, Никифор сунул находку в свой рюкзак и наскоро обыскал кузов транспорта. Он нашел запасную канистру с характерным душком нефтеперегонки, облил ее содержимым машину и, отойдя за угол, поджог оставленную за собой дорожку.
  
  Мутная желтоватая жидкость загорелась, чуть чадя. Синий огонек весело и споро побежал к машине. Еловский развернулся и зашагал прочь. За спиной гулко ухнуло - то ли рванул бак с горючим, то ли где-то в грузовике лежала взрывчатка, на которую он по недоразумению и спешке не обратил внимания - поди теперь пойми.
  
  Виновато пискнул сигнал от дрона. Очухался, цифровая зараза! Еловский недобро усмехнулся. Дозорный автомат на удивление быстро вернул способность соображать. Чудо-техника, етить! Или не в ней было дело? Подавляя вскипающий гнев, Никифор приказал дрону возвращаться в бункер. "Подтверждаю", - доложился автомат. Выполнит ли он команду, оставалось только гадать и надеяться, но соглядатай Еловскому был не нужен. В следующий раз он намеревался выйти в город без сопровождения, и "отказ" дрона послужит хорошим поводом, чтобы настоять на проведении полного техобслуживания и глубокого тестирования функций дозорного. Это займет несколько дней. Никифор был уверен, что не встретит возражений...
  
  
  ПРИЗРАК - ФАНТОМУ. ПОЛУЧЕНА ИНФОРМАЦИЯ ОТ НАСТАВНИКА ХИМЕРЫ. ПЕРЕД ОТБЫТИЕМ НА НАДЕЖДУ ХИМЕРА СООБЩИЛА, ЧТО ЕЙ ИЗВЕСТНА ИСТОРИЯ ПРОИСХОЖДЕНИЯ ПРИЕМЫШЕЙ, НЕСМОТРЯ НА ПРОВЕДЕННОЕ РЕКОНДИЦИОНИРОВАНИЕ. ТАЙНУ ЛИЧНОСТИ РАСКРЫВАТЬ НЕ НАМЕРЕНА. ПОДТВЕРЖДЕНО АРХИВАРИУСОМ.
  
  
  ...Нет, ребята, краплеными картами со мной лучше не играть. Шулеров я на дух не перевариваю. Игрище, в которое меня втравили, и раньше пахло дурно, а теперь и вовсе смердит. Тройным одеколоном облейся, а зловония не перебить. Я, конечно, тоже хорош! Боевик! Отряд аборигенов уложил, а сам без царапинки, хоть в учебник вписывай, да диверсантов по нему учи. На Гиганде такое чтиво точно устроило бы фурор. А подайте-ка, благородие, за ратный труд нашему бравому групп-егерю медальку, да плесните крепкого, чтоб в жар бросило и румянец вернуло!
  
  Иной алаец может и гордился бы успехом, случись подобное в устье Тары, а по ту сторону бруствера выплясывали крысоеды. Имперцы бесстрашным сынам герцогства, конечно, не чета, но не больные и чем попало вооруженные мальчишки. За что их, и меня - за что? Последнее человеческое вытравить хотят. Так не логичней ли сменить живого снайпера на послушный автомат? Машина вопросами задаваться не будет, если, конечно, не запрограммирована. Почему роботам убивать людей запрещено, а нам - хоть и в порядке исключения - можно?
  
  Дураку понятно, пядей на лбу не считай, сбой дрона вызван искусственно. Вопрос только, кем. Угадайте, детки, кому понадобилась показательная бойня? Ольге? Совсем не исключено. С высокой, сказал бы, долей вероятности. Барышня на поверку цинична, по жесткости за пояс заткнет весь персонал убогой миссии, и ради успеха операции готова зайти беспримерно далеко. Кому, если не ей, сейчас претендовать на дивиденды? Сектор, заметьте, успешно зачищен, у аборигенов в обозримом будущем вряд ли появится возможность собрать еще один поисково-карательный отряд, если вообще появится желание сунуться к площади. Разве не так? А история нас потом оправдает, как апологетов правильной и единственной верной стороны. Ведь мы и только мы олицетворяем добро, и оно у нас всегда лучшее, исключительное, с мощными кулаками, чтобы отбить у зла любое желание высунуться. Коль взялись творить благое и светлое, то, считай, наверняка, наотмашь, с оттяжкой, с размахом, до победного конца. Потому, видимо, мы издавна любим совмещать и складывать вместе удивительно разные понятия: гуманитарная операция, принуждение к миру, несокрушимая свобода, активная оборона.
  
  Но если не Ольга? Если торчат за инцидентом чужие ушки? Всеволод наш Маркович - чем не кандидат? Он сотоварищи спят и видят, как избавиться от нелюбого гостя, но так, чтобы вроде сам вляпался. Не хочется баюну потом перед мировым советом крупом ерзать, да девицей краснеть. Оно и понятно. Ольга, опять же, ему чем-то дорога. Будто не координатор вовсе, а дочь приемная. А я - что? Меня не жалко. Был прогрессор и нет его. Подавай следующего, авось лучше будет. Старый ханжа!
  
  Есть, братцы, и третий вариант. Не самый, возможно, очевидный, но зато интригующий. Я этим вариантом, между прочим, могу на диссертацию по теории заговоров претендовать и почетное место на ярмарке тщеславия. Что если и Ольга, и Всеволод Маркович - не игроки, а фигуры на доске? Что если вся эта операция - фикция, чудовищный обман, и не аборигены, а я - главный объект в немыслимом по жестокости эксперименте? Что если кто-то там, наверху, усомнился в том, что мы, земляне, достигли наивысшей точки развития и достойны жить в светлом, уютном, добром мире без войн и страдания? Каково? Имеет версия право на существование? Вполне. С высокой, опять же, долей вероятности.
  
  Ну ничего, я выведу кого бы то ни было на чистую воду. Пусть сам вымазан по уши, и совесть все чаще стыдливо молчит, но истина - вот моя индульгенция. Ключик к заветной дверце, за которую упрятано это сокровище, у меня практически в кармане. Ох, знали бы мои кураторы, что было в следопытовом планшете, забегали бы, заметались как тараканы под ярким светом. Но я приберег сюрприз на потом, а пока всячески демонстрирую обитателям бункера маску безоговорочной лояльности и в доказательство преданности общему делу трофей с застежкой сдал. При свидетелях и едва ли не с порога. Всеволод Маркович, разглядев в планшете листки с местными закорючками, просто запрыгал от восторга на своих коротких ножках. Невдомек ему, что самое ценное я оставил себе. Ольга, разве что, заговорщицки улыбнулась, однако открыто скепсиса не выказала. И на том спасибо. Глупо верить в мою честность после того, что со мной сделали. Непредусмотрительно...
  
  
  ... Все больше уклоняясь от согласованного с координатором маршрута, где дворами, а где прямиком сквозь здания, через выбитые мародерами окна и выломанные ими же двери, Никифор держал путь к известной только ему цели - двухэтажному особняку на городской окраине. После спонтанной зачистки, уничтожившей наиболее боеспособных аборигенов округи, Еловский не искал встречи с теми, кто жаждал бы отмщения. И хотя координатор уверяла, что контакт с группой следопыта был случайным, он подозревал, что дозорный автомат не мог проморгать движение целого отряда.
  
  Здание отмечалось на карте следопыта, о которой Еловский умолчал, чтобы оставить себе, и оно же - вот ведь какое изумительное совпадение! - обозначалось в базе данных миссии. Под ним скрывался вход в шестой бункер, который по неясной причине предпочитали не поминать всуе Ольга и Всеволод Маркович. Еловский мысленно пожал плечами. На их месте он бы давно подчистил старые архивы. Наивно полагать, что прогрессор с его стажем, навыками и любопытством не способен обойти защиту локального информатория и получить доступ к нужным сведениям. Дилетанты!
  
  Район, в котором он вскоре очутился, разительно отличался от центральных. Предместье избежало тотального, варварского разграбления и вандализма, хотя и казалось таким же брошенным и необитаемым, как и весь остальной город. Причину Еловский обнаружил довольно скоро. Пригород находился под властью одичавших псов, сбившихся в стаи. Никифор не питал иллюзий: четырехлапые вряд ли довольствовались крысами или змеями, которых в городе расплодилось великое множество, если представлялась возможность загнать добычу крупнее.
  
  На одну из свор Еловский чудом не напоролся в паре кварталов от искомого объекта. Хаотичная россыпь приземистых строений, между которых теснились кривые улочки, зажатые ветхими заборами, скрадывали звуки, иначе бы он услышал приближение зверья издали - гипнотический, приглушенный топот множества лап, разноголосое тявканье, рычание и поскуливание истекающих слюной глоток. Никифор прижался к стене дома, мимо которого проходил, и, не шевелясь, наблюдал, как в паре десятков шагов от него текла неспешным потоком хищная стая, распространяя вокруг ауру голодной злобы и нестерпимую вонь. Многократно умноженный, тяжелый и тягучий запах псины буквально просачивался сквозь фильтры плотной маски, заставляя человека брезгливо морщиться.
  
  Течение живой массы неожиданно исторгло из себя крупного лохматого пса с желтыми подпалинами. Зверь замедлил бег и озабоченно поводил блестящим носом, принюхиваясь к воздуху. Потом он остановился и повернул морду в сторону стены, с которой слился человек. Никифор почувствовал, как стекает по спине холодный пот, и приготовился выхватить скорчер, но пес сел, и, высунув язык, принялся чесать за потрепанным ухом, став похожим на обычного дворового барбоса. Закончив с неотложной процедурой, лохматый потрусил параллельно движению сородичей, а затем слился с общим потоком.
  
  Стая растворилась в глубинах квартала, но Еловский выждал несколько минут. На Земле, думалось ему, нужно обязательно отыскать создателей камуфляжа и пожать руки. Костюм не просто превращал в невидимку, но и блокировал запахи владельца, а если б флюиды страха разнесло по округе, ему не помог бы и верный скорчер. Тут, наверняка, потребовался бы огнемет, надежный ранцевый огнемет. Сухопутные зверюги с известных ему землеподобных планет как правило боятся пламени, и туземные собаки, пожалуй, вряд ли служили исключением.
  
  Особняк, к которому вскоре вышел Никифор, выглядел на фоне соседних строений чем-то инородным. Сложенный из камня, скрепленного известковым раствором, этот двухэтажный дом казался слишком большим, слишком высоким и слишком хорошо сохранившимся. Территория вокруг была обнесена прекрасно сохранившейся высокой каменной оградой с гребнем изъеденных коррозией чугунных пик и кованными ажурными воротами, покрытыми струпьями ржавчины.
  
  Улица, на которой стоял объект, была запружена остовами грузовиков и автобусов. Здесь, в узком ущелье частной застройки, застрял, да так и остался стоять навечно, большой конвой. В голове и хвосте колонны темнели узнаваемые силуэты броневиков, поставленных так, чтобы блокировать любое движение извне. Пространство еще хранило следы панического бегства: лоскуты линялого тряпья, ошметки растерзанных дорожных сумок из пластика, выползки полимерной пленки, огрызки фольги и осколки стекла, рассыпающиеся в прах гильзы. Все это было втоптано множеством ног в мостовой камень и плитку самого двора, ступени особняка, ведущие к сумеречному холлу.
  
  Искусственный "ковер" неприятно пружинил под ногами, вызывая у Никифора чувство, будто он шел по чему-то живому. От кого спасались бегущие люди, в кого стреляли? Колонну преследовали метаморфы, либо сами чужаки? Или же огонь - злой, кинжальный, в упор - велся по тем, кто тоже стремился попасть в бункер, но по каким-то причинам был лишен права на место в убежище? После недель, проведенных на Надежде Еловский мог принять за объяснение любое безумие.
  
  На колонне у врат зеленела покосившаяся табличка с угловатой вязью. Окисление сделало некоторые символы практически нечитаемыми, но общий смысл был понятен.
  
  - Департамент бережного развития, - произнес Никифор вслух и, оглядевшись, добавил уже от себя: - Злая ирония.
  
  Кто-то очень давно, настолько, что петли успели схватиться намертво, оставил между ажурными половинками щель, сквозь которую мог бочком пройти человек. Но когда-то, очевидно, ворота были распахнуты настежь. Еловский остановился и задумчиво поднял с земли голову пластмассового пупса. Один глаз куклы приоткрылся, позволяя рассмотреть край стеклянной радужки ярко-зеленого цвета. Никифор осторожно положил игрушку на место и быстрым шагом направился в особняк. Следы бегства вели его к широкой лестнице, ведущей к тяжелым створам, перекрывающим проход.
  
  Гермозатвор с честью выдержал натиск пуль и попытки подрыва, покрывшись оспинами и окалиной, но перед тяжелым лазерным резаком землян оказался бессилен. Луч когерентного света пробил врата насквозь и перерезал запоры. С тех пор прошло много лет, и теперь, чтобы приоткрыть створу, Еловскому пришлось навалиться плечом и крякнуть от натуги. Люк подался нехотя, со скрежетом, пропуская человека в жерло тоннеля, населенного призраками прошлого.
  
  В бункере, значительно большем чем тот, что занимала миссия, царствовали мрак и ватная тишина. Еловский нашел распределительный щиток и пощелкал рубильниками. Энергии в сетях не было. Источник, их питавший, либо блокировали, либо он просто иссяк, и чем дальше Никифор углублялся в убежище, тем больше склонялся ко второму варианту. Подземелье было мертво, как и его обитатели.
  
  Первый уровень, судя по надписям на стенах, некогда отводился под жилые отсеки. Теперь его коридоры были пусты, а металлические двери в кубрики плотно закрыты. За теми, что Никифору удавалось вскрыть, фонарь выхватывал из темноты мумифицированные останки аборигенов - в военной форме и гражданской одежде, разного роста, сложения и пола. Эвакуация с поверхности, видимо, никого не спасла. Болезнь косила людей, несмотря на отфильтрованный воздух и, возможно, замкнутый цикл жизнеобеспечения. Население бункера, скорее всего, сокращалось довольно быстро, но исчезло не одномоментно, поскольку кто-то, чудом сохраняя рассудок и силы, все же укладывал тела умерших и запечатывал помещения.
  
  Осмотрев галереи первого уровня, Еловский спустился на второй, где его ждала та же картина. Почему следопыт нанес бункер на карту, оставалось догадываться. Возможно, где-то ниже сохранились арсеналы или запасы продовольствия, но желание продолжать осмотр у Никифора давно улетучилось. Он понял, что пора поворачивать назад, и мысленно ругал себя последними словами за бесплодную авантюру, когда луч нашарил отсек, створа в который была чуть приоткрыта. Сердце застучало быстрее.
  
  Помещение оказалось просторнее осмотренных ранее и, видимо, служило подобием детского сада. Стены отсека украшали узнаваемые картинки: улыбчивое желтое солнышко, плачущие тучки, зеленые холмы, уютные домики, причудливые зверушки и человеческие фигурки, держащиеся за руки. В дальнем углу, за куцым рядком пустых двуярусных кроватей со свернутыми матрацами, покрытыми ворсом пыли, возвышалась горка пустых консервных банок, рядом с которыми лежали цветные кубики. В противоположном краю стоял открытый стеллаж, полки которого занимали несколько книг и игрушки. Совсем не такие, что Никифор видел на витрине павильона метаморфов. Те были яркими, ладными, блестящими, словно только сошедшими с фабричного конвейера. Игрушки, которые развлекали детей бункера, передавались из рук в руки, все чаще ломались, но тут же заботливо чинились, и, конечно, давно не имели привлекательного вида.
  
  Еловский взял с полки первую попавшуюся книжку и, открыв первую же страницу, обнаружил, что держит фотоальбом. На снимках - пожелтевших и мутных - были запечатлены дети. Целая группа - от совсем еще малышей на руках у матерей до вполне самостоятельных сорванцов. С каждым листом число ребятишек таяло, а лица воспитателей старели, а потом исчезли вовсе. На последней карточке стояли, тесно прижавшись друг к дружке, несколько неулыбчивых мальчишек от ясельного до предшкольного возраста и девочка лет четырех. Несладко им было в подземелье.
  
  Никифор, сам не понимая для чего, бережно убрал фотографию во внутренний карман. Мысли путались, и на душе скребли кошки. Постояв немного, Еловский привел дыхание в норму и отправился обратно. Он вышел в галерею, все еще удивляясь тому, как легко ориентируется в заброшенном бункере, уверенно миновал несколько разветвлений, не сбившись с намеченного курса, а потом каким-то звериным чутьем почуял, что находится в убежище не один. Никифор перешел на мягкий, неслышный шаг и вытащил из кобуры скорчер.
  
  У выхода, опершись рукой о тяжелое полотно гермозатвора, стоял Всеволод Маркович с белым как мел лицом, словно увидел не Никифора, а приведение.
  
  - Что-то нашел? - спросил он тоном, чуть выше обычного.
  
  - Нет, - соврал Еловский, стараясь говорить обыденно, словно увидел знакомого, с которым встречался на том же месте по десять раз на дню. - Пусто здесь. Безжизненно.
  
  - Пусто, - сдавленно повторил Всеволод Маркович. - Безжизненно.
  
  - А вы что здесь делаете? - поинтересовался Никифор.
  
  - Молодость вспомнил, - замялся глава миссии, избегая смотреть Еловскому в глаза. - Я ведь этот бункер лично открывал.
  
  - Вот как, - сказал Никифор, пряча сарказм и усмешку.
  
  - Давно это было, - ответил Всеволод Маркович и голос его был подобен бункеру - пустым и безжизненным. - Думал, забылось все. Оказалось, нет...
  
  
  ...Струхнул Всеволод Маркович, как есть, да так, что маска отеческая набок сползла. Он внешне постарел даже, будто сам прогерию подхватил. И больше всего, чую, пугает его мысль, что в становище наше я не вернусь. Будто у меня альтернатива имеется в запасе. Куда тут податься? К аборигенам, разве что. Но я для них нелюдь, не иначе. Знамо, проходили.
  
  Что ж я в заброшенном бункере эдакого разузнать мог? Интрига! И самому теперь дюже интересно. Но беспокоить старика расспросами тревожно. Вижу, не в себе патрон, вот-вот резьбу сорвет. Как я потом отцу в глаза смотреть буду? Извини, батя, угробил твоего давнишнего товарища, довел грешным делом до инфаркта. Сердечко у него было большое, но слабое. Так что больше весточек с Надежды не жди. Бр-р-р!
  
  Всеволод Маркович, конечно, пытается держаться бодрячком. Но скрыть, что сопровождение отбившегося от рук сопляка отнимает у него последние силы, не может, и сам это прекрасно понимает. Кажется, рухнет вот-вот, да только страх на ногах держит. Поэтому тараторит Всеволод Маркович всю дорогу без умолку: про то, как они с моим отцом бункера нашли, как гермозатворы вскрывали, как полудохлые реакторы гасили и затем утилизировали. Плохонькие реакторы были, беда одна. В шестом он вообще почти сдох, энергии только на аварийное освещение хватало. Но разве что-то другое на Надежде было долговечнее? Здесь все на последнем издыхании: аборигены, их убогая цивилизация, сама разоренная планета. Консервы, разве что, тут выпускались едва ли не бессрочные, поскольку наполовину из синтетики. На запах и вкус что резина вяленая, но когда есть нечего и такому до слюнок рад.
  
  Вскоре Всеволод Маркович монотонным бубнежом меня вконец утомил, и я сам не заметил, как перестал на словесный поток внимание обращать. Общий фон: о таком вспоминаешь, только если исчезает. Погрузился в себя, а внутри бессловесная тоска. Мыслей путных нет, душа ноет, хоть в петлю лезь, и старый снимок из бункера грудь огнем жжет.
  
  По возвращению сдал Всеволода Марковича на руки медику, послонялся немного рядом, чтобы убедиться, что беспокоюсь напрасно. Мужик он еще крепкий, многих переживет, если близко к сердцу чужие выходки принимать перестанет. Потом заглянул на камбуз, выпросил у деда Клауса кружку крепкого чая, и заперся в своем отсеке от чужих глаз. Выудил из-за пазухи фото, приглядываюсь, и осознать не могу, чем он трепет вызывает.
  
  Снимок сделан в том же отсеке, где я его и нашел. На заднем фоне стена с картинками, но горки вылизанных консервных банок еще нет. Мордахи малышей назвал бы совсем обычными - на каждой человеческой планете таких пруд пруди. Крайний, самый маленький, даже на меня чем-то чутка похож. Я на снимках таким же выходил - насупившимся, неулыбчивым. Однако отличить детей подземелья от карапузов с других миров все же можно, хоть и не сразу поймешь, в чем. Печать обреченности на лицах. Такое, скорее, присуще взрослым, осознающим перспективы. Странно чувствовать подобное в нежном возрасте, но фото - немой свидетель. Видимо, понимали бедняжки, что кроме них и не осталось больше в бункере почти никого. А судя по тому, что снимок в альбоме был последним, вскоре, очевидно, и фотограф их покинул.
  
  Господи, я ж своими глазами видел горку консервных банок, а только сейчас задним умом понял, что в один жуткий момент осталась малышня в бетонном склепе одна! Думать об этом просто страшно, но представляется живо, как наваждение. Те, что постарше, какое-то время бродили по сумрачным коридорам в поисках консервов, чтобы самим поесть и младших накормить. Но потом? Выбрались наружу? Или остались лежать за герметичными дверями безымянного кубрика? Если так, хуже всего, наверняка, было самым маленьким. Мука видеть, как исчезают те, кто был рядом, и пытка - остаться в склепе в одиночестве.
  
  Раздумья так тягостны, что готов, братцы, на стенку лезть и волком сирым взвыть. Так бы и сделал, змеиное молоко, но кругом люди, а я пока не готов душу выворачивать. Мне до исповедей как безбожнику до Иордана. Не дождетесь! Я еще торжественным маршем в алайском строе по имперской столице пройду! Поэтому сижу тихонько и зубами поскрипываю, как слышу вдруг, в дверь скребут - тихонько, осторожно, проверяют, словно, не спекся ли. Открываю, а в коридоре Клаус Юрген, добрый наш Санта, с термосом мнется, и мягко выговаривает. Долго, дескать, юноша на пороге немолодого человека держать будешь? Не ровен час, расплескаю горячего. Не найдется ли пустого стаканчика?
  
  От термоса Юргена распространяется аромат диковинных трав и мяты, и страсть как хочется к содержимому приобщиться. Да и Санта, полагаю, не просто так зашел, но дед Клаус отмахивается. Слышу, мол, не спишь. Сам, говорит, издавна бессонницей страдаю, отварами только и спасаюсь. Товарищи старые с Алтая гербарии присылают. Дай, дескать, тебя угощу, чтобы морфей не задерживался.
  
  Я со столика карточку убрал, но, полагаю, гость полуночный ее с устатку не заметил, и стаканчик выставил. Даже подышал в него, чтобы на чистоту проверить. Старый Юрген плеснул мне с горкой, подождал, пока выпью, подлил еще. Не знаю, что он туда подмешивает, на каких снадобьях настаивает, но, чувствую, на душе легче становится, будто вместе с теплом по телу свет разливается. Не Санта, а кудесник, одним словом. Потом святой угодник удалился в свою келью, забрав пустой термос и тяжесть уходящего дня, а я сам не заметил, как прикорнул.
  
  Мысли, мрачные, тягостные и беспросветные, перекочевали в дурной сон, который вернул меня в заброшенный бункер. Я плаксивым мальцом бродил по коридорам в поисках нужного мне отсека, обозначенного мудреным значком, распугивая шлепаньем босых ног красноглазых демонов, шушукающихся в темных углах. Смысл нужного мне символа был непонятен, но я знал, что только этот символ имеет для меня огромное, жизненно важное значение. Но когда наконец его отыскал, меня ждало отчаяние.
  
  Я долго пытался открыть запечатанный отсек, но не получалось. Ручки, разводящие створы, были очень большими и располагались высоко, так что ни сил, ни роста не хватало, а внутри расползался липкий страх и лила горькие слезы обида, словно за жуткими дверями спрятались от меня близкие, родные, любящие меня люди. Поэтому чувствовал себя преданным и брошенным, и оттого глубоко несчастным. В конце концов, отчаявшись попасть внутрь, я сел прямо на бетонный пол, и, прислонившись к ледяным створам спиной, сидел бесконечно долго, пока не услышал жалобный девчачий крик из темноты: Ипотан! Где ты? Отзовись! Пожалуйста! Ипотан!
  
  Проснувшись в холодном поту, я с удивлением совершил два открытия. Во-первых меня сморило в одежде - даже ботинки не стащил. Во-вторых, похоже, я видел девочку с фотографии воочию. И имя, которым она меня во сне назвала, тоже вспомнилось. Я его уже слышал однажды, давным-давно, в далеком детстве.
  
  Наша группа вместе с учителем отправилась в экскурсию на Марсе. Мы - до всего любопытные семилетки - осматривали Долины Маринера****. Учитель полагал, и не без оснований, что нас впечатлит вид грандиозных каньонов, в сравнении с которыми шрамы, рассекавшие плато Колорадо на Земле, казались мелкими царапинками.
  
  Там, на Марсе, на одной из обзорных площадок мы столкнулись с другой группой - постарше, в которой ненароком заметил девчонку, какой бы стала та - с фотографии - года через четыре после съемки. Была она медноволосой, веснушчатой и нескладной, как многие дети, только вступающие в подростковый период. Она исподтишка разглядывала меня, думая, что не вижу. Потом наш учитель с основной группой отошел, а я замешкался, залюбовавшись чужим пейзажем. Девчонка, воспользовавшись моментом, приблизилась, взяла за руку и произнесла то самое имя из сна.
  
  "Ипотан? - спросила она сначала неуверенно. - Ты?". "Это ведь ты! - Она радостно улыбнулась. - Я узнала тебя! Мой маленький Ипотан!". И добавила: "Ты еще помнишь меня? Это я - Ильгенат".
  
  Испугавшись, и сам не помню чего, я бросился к своим ребятам, а девчонка с растерянным видом осталась стоять на краю обзорной площадки. Одинокая фигурка с опущенными плечами. Больше я ее не видел. Или видел? Змеиное молоко! Ильгенат. С чем-то это имя созвучно...
  
  
  ...Еловский вошел в кубрик Ольги без стука и бросил на стол перед ней фотографию. Он скрестил руки на груди, с кривой улыбкой ожидая, что координатор побелеет точь-в-точь как Всеволод Маркович. Ее реакция, однако, была иной. Ольга бережно, словно прикасалась к величайшей ценности, подняла снимок, и с грустью вгляделась в мордашки запечатленных на нем детей. Лицо ее утратило привычный налет надменности, став печальным и беззащитным.
  
  - Так вот, что ты искал в шестом бункере, - голос Ольги дрогнул. - Всеволод Маркович говорил, а я не поверила. Что ж... Ты заслужил право узнать: в бункере были выжившие. Немного, всего двое. Двое истощенных, но не пораженных синдромом Вернера, среди четырех тысяч трупов.
  
  - Дети? - С напором спросил Никифор. - В бункере нашли детей, да?
  
  - Мне кажется, ты знаешь ответ, - Ольга опустила голову и рыжие локоны скрыли ее лицо.
  
  - Ты сказала, я заслужил право узнать, - терпеливо напомнил Никифор.
  
  - Да, это были дети, - подтвердила Ольга. - Дети в возрасте трех и шести лет. И предугадывая следующий вопрос, добавлю: их немедленно эвакуировали на Землю. Большего сказать не вправе, прости. Тайна личности.
  
  - Мальчик и девочка, - задумчиво пробормотал Никифор.
  
  - Что? - переспросила Ольга.
  
  - Я здесь уже без малого месяц, - Еловский недобро прищурился. Его огромная фигура возвышалась над Ольгой и, казалось, росла вместе с презрением и злостью, которые он больше не стремился скрывать. - И по сей день только и слышу: тайна, тайна! Тайна личности, тайна Странников, тайна операции! Что ты еще назовешь тайным? Постой, дай угадать! Результаты того, что тут натворили? Все цели успешно поражены. Мной. Лично! Так каковы итоги? Не кажется ли тебе, гражданка координатор, что вы с центром в чем-то крупно просчитались?
  
  - Ты, видимо, имеешь особое мнение? - Ольга подняла потемневшие от гнева глаза на Никифора, и он смекнул, что перегнул, чем позволил справиться с замешательством. - Или нервишки шалят?
  
  - Мне не нравится, когда меня используют в темную, - с вызовом прорычал он. - Более того, вообще не вижу смысла в том, что делаю! Детские тела все равно исчезают вместе с автоматами так называемых Странников, но появления творцов метаморфов не зафиксировано. Ведь так?
  
  - А с чего ты вообще взял, что мы хотим выманить Странников на Надежду? - Ольга глянула так, что Еловскому вдруг стало неуютно и зябко. И было это столь унизительным, что он, прошедший огонь и воду, почти смирившийся с тем, что ради интересов Земли принес в жертву душу, взорвался.
  
  - Потому что стреляю в детей! - Никифор теперь метал гром и молнии. - Потому что ничем другим я объяснить задание не могу! А если нет, для чего эти жертвы? Я вполне допускаю, что мой послужной список многое за себя говорит. Вот он, смотрите, опасный и кровожадный хищник, которым, однако, еще можно эффективно управлять! Немного электрического тока, чуть-чуть каленого железа и, о чудо! Метода Павлова в действии! Зверь безропотно исполнит любую поставленную центром задачу. Но там, в джунглях, или ты противника, или он тебя. Вот и весь сказ! А здесь? Дети, змеиное молоко! Малые и безвинные! Чудовищно!
  
  Никифор ударил кулаком по столу, заставив Ольгу вздрогнуть. Дверь в комнату, в которой они находились, приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова Всеволода Марковича.
  
  - Олечка, все в порядке? - встревоженно спросил он, глядя, впрочем, не на координатора, а на Еловского. Тот попятился от стола, уперся спиной в стену, и скрестил руки на вздымавшейся груди.
  
  - Нет повода для беспокойства, Всеволод Маркович, - уверила Ольга и тон ее был на удивление спокойным и ровным. - Мы обсуждаем детали следующего этапа операции.
  
  - Как бы самим по этапу с вами не пойти, прости господи, - пробормотал Всеволод Маркович и скрылся, оставив, впрочем, дверь чуть приоткрытой.
  
  - Дуэнья, - фыркнул ему вслед Никифор.
  
  - Какой же ты дурак, - Ольга вздохнула и выставила на стол винтовочный патрон. - Ты знаешь вообще, что это такое?
  
  - Может и дурак, но винтовочный патрон узнаю, - сказал Никифор, немного остывая.
  
  - Другого ответа я не ожидала, - Ольга театрально всплеснула руками. - Групп-егерь! Стрелок! Зоркий глаз! Нет, ничего-то ты не знаешь! Подойди-ка ближе!
  
  Она отделила пулю из гильзы и повертела в пальчиках. Металлическая оболочка отозвалась на прикосновения ее рук и обрела прозрачность, открывая сердечник. Никифор нахмурился. Вместо куска стали пуля содержала в себе крохотную капсулу с красным желе.
  
  - Краска? - с надеждой спросил Еловский.
  
  - Гиперпространственный маячок, - пояснила Ольга. - Работает на принципе квантовой пары. Оболочка распадается от трения в воздухе. Содержимое достигает цели в виде аэрозоля. Со стороны похоже на брызги крови, но при взаимодействии с организованной материей частицы маркера теряют цвет. В среднем, за одну-три секунды. Это значит, что цель помечена. Куда бы не забросить, на каком бы краю известной нам Вселенной такой жучок не оказался, обязательно даст о себе знать. Понял теперь, групп-егерь?
  
  - Почему не сказала раньше? - в голосе Никифора зазвучала обида.
  
  - Ты не спрашивал, - ответила Ольга и, заметив, как сжались его кулаки, рассмеялась. - Ох, и дуболом! И как ты только школу прогрессоров закончил? А если бы автомат Странников тебя засек и решил выяснить, зачем ты взял его на прицел?
  
  - Метаморфы туповаты, как мне показалось, - неуверенно сказал Еловский.
  
  - На самом деле этого никто не знает, - Ольга положила маячок ему в нагрудный карман и поправила клапан. - Никому пока не удалось добыть образец для изучения. При повреждении, если таковое удается нанести, они рассыпаются в пыль. В ее составе нет ничего, кроме элементов из окружающей среды. Метаморфов как будто лепят из того, что оказывается под рукой. Не знаю, может у Странников есть философский камень или другой способ добиться трансмутации? Но не забывай, чужаки значительно превосходят нас в технологиях, Никифор. Поэтому их не стоит недооценивать.
  
  - Зачем, в таком случае, ты все-таки рассказала о маячке? - поинтересовался Еловский.
  
  - Потому что наступил последний день твоей охоты, - сказала Ольга и неожиданно погладила его по щеке, заросшей жесткой щетиной. - А метаморфам ты, как выяснилось, совсем неинтересен...
  
  
  УГОДНИК - ФАНТОМУ. СРОЧНО. ХИМЕРА РАСКРЫТА. ПРИШЕЛЕЦ НА ГРАНИ ПСИХИЧЕСКОГО СПАЗМА. РЕКОМЕНДУЮ НЕМЕДЛЕННО ОТОЗВАТЬ ОБОИХ НА РЕКОНДИЦИОНИРОВАНИЕ.
  
  ФАНТОМ - УГОДНИКУ. НЕТ САНКЦИИ. ПРОДОЛЖАЙТЕ НАБЛЮДЕНИЕ.
  
  
  ...Неинтересен? Хотелось бы верить, но уже и не знаешь, во что. Где правда, где ложь, где полутона? Не поймешь, пока сам не проверишь.
  
  Дождавшись, когда дозорный взмоет в воздух, осторожно выглядываю в щель, расколовшую стену под окном. Ветер гоняет мусор по площади, поднимая мелкую взвесь, заметную даже в спускающихся сумерках, и только перед павильоном воздух буквально застыл, оставаясь кристально чистым и хрустально прозрачным. Клянусь, могу разглядеть отсюда игрушки на витрине - машинки, куклы, пару неваляшек, отряд солдатиков на марше, но за ними по-прежнему стоит стеной асбестовая чернота.
  
  Что там, в тягучей гуще жуткого мрака? Никто до сих пор не знает. Автоматы оттуда не возвращались, а людей посылать Всеволод Маркович боится. Добр он безмерно, но ровно на столько же трусоват. Заперся в бункере, нос наружу не кажет. Глава миссии, спаситель мира. Однако спасать-то на Надежде почти что и некого. Вот к чему бездействие и безынициативность ведут. Почему ему доверили возглавлять миссию? В память о былых заслугах? За стресс и душевное смятение, которые он испытал, вскрывая мертвые убежища?
  
  Потратив пару минут на наблюдение за окрестностями, наконец решаюсь на задуманное. Ольга, конечно, меня почти убедила, а потом и мандат чрезвычайный под нос - как нашатырь - еще раз сунула, а там фамилий с регалиями тьма тьмущая. Весь Всемирный совет автографы оставил. Чтоб я не дурил, значит. Но веры рыжей бестии все равно нет. С нее, с лисы, станет. О, кицунэ*****, со смехом, похожим на звон колокольчика.
  
  Допустим, гипотетические Странники не слопали аборигенов, а действительно уволокли куда-то в бескрайние дали. Но почему от хваленых жучков, которыми я детей пометил, до сих пор нет сигнала? Квантовая пара работает на любом расстоянии. Автохтонов, что, в другое измерение перебрасывают?
  
  Есть, между прочим, и такое мнение. Но разве существуют измерения кроме нашего, в которых человек оставался бы человеком? Очевидно нет, и тогда получается сущая бессмыслица. Какой прок проводить эвакуацию людей туда, где они перестают быть людьми? Или Странников интересуют сущности без привязки к конкретным физическим телам? Ох, нечисто тут, господин групп-егерь, и серой все отчетливей пахнет.
  
  Ползком - где полозом, где юркой ящеркой, чтобы ни что, включая дозорного дрона, не приметило - пробираюсь в соседнее здание, затем в следующее. Знай наших! Меня к офицерскому званию на Гиганде не за красивые глазки представили. На войне мало зоркого глаза и твердой руки. Незаметность и внезапность - вот половина победы. Первый удар - он мощный самый.
  
  Старые половицы под тяжестью тела жалобно скрипят, но не беда. Здесь от ветра все скрипит, все на последнем издыхании стонет. В здании на противоположном краю площади с невообразимым шумом рушится межэтажное перекрытие. Мертва ваша Надежда, безнадежно мертва. Но ничего, уж мы-то найдем способ незаметно пробраться в этот треклятый павильон. Если нас хорошо припрет, мы взломаем даже сингулярность, если, конечно, Земля не плоская. Но ведь не плоская, а иначе вся космогония коту под хвост.
  
  Чур меня, чур! Нам в суеверия верить нельзя: современный человек должен стоять на ногах твердо, опираясь на трезвый рассудок, здоровый скепсис и проверенные знания, но у самого павильона отчего-то хочется перекреститься, истово, искренне, и есть отчего. Ай да групп-егерь! Нашел-таки как в логово метаморфов с другой стороны войти, хоть и надеялся втайне, что нет его, черного входа, а я - примитив, дубина, и в оценках окружающей реальности субъективен и трижды не прав. Теперь же точно знаю: конструкция сквозная, как тоннель, и это открытие ставит жирный крест на расхожей гипотезе о существовании подпространственного перехода, портала в другое измерение или врат в неизвестность. Если фасад павильона - лаз в кроличью нору Странников, то выход из нее должен бы быть не на этой планете. Или не располагаться рядом со входом, по крайней мере.
  
  Граница между Надеждой и ввинченной в ее истлевшее тело аномалией, заметна сразу. Она делит старую комнату, часть пространства которой поглотил чужой объект, ветхую мебель, мимо которой ползу, и, пожалуй, само время под неестественно правильным, прямым углом. Там, позади, пахнет тленом и плесенью, а здесь свежо, будто после грозы, и вроде озоном пахнет. Двухцветная кафельная плитка, выложенная на полу в шахматном порядке, по ту сторону покрыта сетью трещин, кое-где разбита или вовсе рассыпалась в прах, а по эту - блестит как новенькая и вроде только-только вымыта начисто. Ни пылинки, ни скола. Половина антикварной софы, не затянутая аномалией за локальный горизонт событий, вспучилась и выпустила сквозь истлевшую обивку ржавые пружины, вторая же - хоть сейчас садись, да только жутко. Ее словно что-то в воздухе держит. Но что?
  
  Я специально рукой над софой провел, потом снизу пошарил. Змеиное молоко, лягушачьи уши! Не может софа просто так на двух ножках стоять. А потом пальцы натыкаются на что-то мягкое, и я тяну это на себя, наружу...
  
  
  - Стоять! - Никифор выступил из глубины павильона под неоновый свет, легко удерживая в вытянутой руке тяжелый скорчер. Ствол дезинтегратора был направлен в живот пеннивайза. Клоун звенел бубенцами, весело пританцовывая на месте, и улыбался, словно не видел перед собой реальной угрозы. От метаморфа пахло свежей сдобой и ванилью, и Еловский, забывший за годы, проведенные вне Земли, о домашней выпечке, невольно сглотнул набежавшую слюну. От самого Никифора несло потом, оружейным маслом и грязью.
  
  Девочка лет четырех-пяти, которую пеннивайз привел к павильону, испуганно захныкала.
  
  Эфир загалдел встревоженными голосами. Сознание Никифора вычленило Ольгу и Всеволода Марковича, устроивших перепалку. Глава миссии требовал немедленно завершить операцию и эвакуировать стрелка. Рыжая отбрехивалась, попутно отдавая команды дрону, который оказался не беспомощным дозорным, а вполне себе боевым автоматом, и одновременно пыталась напомнить Еловскому о чувстве долга и ответственности, но Никифор не ощущал внутри ничего, кроме звенящей пустоты, вынесенной из черного сердца аномалии. В свободной от оружия руке он держал маленькую курточку с алым пятном на воротничке.
  
  - Иди сюда, маленькая, - позвал ребенка Никифор, стараясь произнести это как можно мягче, но голос от волнения дрожал. Девочка вопросительно посмотрела на клоуна, потом перевела взгляд чистых голубых глаз на Еловского и отрицательно замотала головой.
  
  - Иди же, не бойся, - повторил Никифор и нашел в себе силы улыбнуться так, будто не держал на мушке опасного и непредсказуемого противника. - Я - добрый человек. Хочешь, отведу туда, где хорошо, есть новые игрушки и живут взрослые? Как я.
  
  - Взрослых не бывает, - нерешительно сказала девочка. Звон бубенцов стал громче, а запах ванили разбавил цветочный аромат.
  
  - Но я же есть, - сказал Никифор как можно мягче. - Стою здесь, перед тобой. Настоящий, а не ростовая кукла, которая держит тебя за руку.
  
  Девочка опустила голову и затеребила подол ветхого платьица. Истекла патокой долгая секунда, за ней потянулась другая. Ветер за спиной странной пары погнал через площадь лоскут пластиковой пленки. Потом девочка решилась и сделала было шаг навстречу, но метаморф и не подумал отпустить ее ручку.
  
  - Отпусти ребенка, - с угрозой сказал Еловский. Метаморф, будто не понимая, чего от него хотят, продолжал пританцовывать и глупо улыбаться, сжимая детскую ладошку. Пройти в павильон он не мог: мощная фигура групп-егеря занимала весь проход.
  
  - Никифор, мальчик мой, - надрывался в наушнике Всеволод Маркович, непостижимым образом заглушая другие голоса в эфире. - Умоляю тебя, уходи оттуда! Тебе не нужно никому ничего доказывать: ни человеческую природу, ни человечность! Прошу, уходи немедленно! Мы отправим тебя на Землю, а потом, если надумаешь, на Гиганду. Куда пожелаешь, только скажи!
  
  - Отпусти, ну! - Еловский, игнорируя увещевания, в искренности которых он не без оснований сомневался, недвусмысленно качнул перед пеннивайзом стволом оружия.
  
  - Ох, и дуболом, - вдруг отчетливо произнес метаморф голосом Ольги, и тогда Еловский нажал на спусковой крючок.
  
  В далеком от места событий бункере сквозь треск невесть откуда взявшихся помех Ольга расслышала истошный детский визг. Перед тем, как картинка, транслируемая зависшим над площадью дроном, поплыла и погасла, она успела разглядеть, как мрак за спиной Никифора оформляется во что-то огромное и жуткое, многоногое и многоглазое, похожее одновременно на паука, спрута и краба. Чудище хищно тянулось к Еловскому, чтобы утащить в тартарары, а павильон сминался и рушился вместе со зданием, в которое был встроен.
  
  И тогда Ольга закричала голосом испуганной девочки из бункера: - Ипотан!..
  
  
  ...Пыль осела, открывая взгляду массивный глайдер специальной модели. Доступ к таким имели только сотрудники отдельных и очень специфичных служб. Колпак аппарата откинулся и на выжженный ярким солнцем песчаник спрыгнул подтянутый моложавый мужчина. Он щегольски поправил кепи и направился к краю каньона, у которого возвышался одинокий каменный дом. Мужчина легко взбежал на крыльцо и постучал в дверь, потом еще, пока, наконец, она не отворилась. Из дома вышел высокий широкоплечий старик с темным, будто высеченным из дерева, мрачным лицом.
  
  - Никифор Иванович Еловский, если не ошибаюсь, - сказал посетитель с любопытством разглядывая хозяина.
  
  - Угу-м, - сказал Еловский. - Мое земное имя звучит так. Настоящее - иначе.
  
  - Да-да, - ответил мужчина, виновато улыбаясь. - Ипотан Абревекс. Планета рождения - Надежда. Обнаружен звездолетчиком и следопытом Иваном Еловским, впоследствии усыновленный и воспитанный им же. Узнал о тайне своего происхождения в результате инцидента на Надежде. Все верно?
  
  - Абсолютно, - ответил Еловский, равнодушно разглядывая посетителя.
  
  - Я как раз по поводу памятного для вас инцидента на Надежде, - воскликнул тот. - Сорок семь лет назад вы участвовали в операции "Пеннивайз".
  
  - Что вам нужно? - прервал Еловский, всем видом показывая, что не рад гостю и не горит желанием пускать его на порог. - Меня вышвырнули из Института экспериментальной истории как только вытащили из-под завала на месте павильона. За прошедшие годы я уже все рассказал вашим коллегам, и не раз. Больше добавить нечего. Оставьте меня в покое.
  
  - Конечно, - ответил посетитель. - Уверяю, больше вас не потревожат. Я только уполномочен сообщить, что несколько часов назад жучки откликнулись.
  
  Еловский изменился в лице и схватился за дверной косяк.
  
  - Это невозможно, - глухо сказал он.
  
  - Разве? - Посетитель пожал плечами. - Как и предполагалось, в павильонах на Надежде работали подпространственные переходы. Нуль-Т, только более продвинутой технологии, если хотите. Мы ошибались в другом. Они связывали точки не в пространстве, а во времени. Хотя, если уж быть точным, с поправкой на смещение Надежды по галактической и внутренней орбитам. Население планеты эвакуировали в будущее. Или, точнее, в наше с вами на данный момент настоящее. Вы, наверное, слышали, что на Надежде удалось восстановить экологию. Буквально, пару месяцев назад на планету вернулась жизнь.
  
  - Я не слежу за новостями, - буркнул старик.
  
  - Прекрасно вас понимаю, - в тоне гостя сквозил намек на сочувствие.
  
  - Не думаю, - резко ответил Еловский. - Кто вас прислал?
  
  - Думал, вы догадались, какой институт я представляю, - посетитель вновь улыбнулся, но теперь только краешками губ.
  
  - Из какой вы конторы, я понял сразу по вашим иезуитским манерам, - сказал Никифор. - Кто конкретно послал ко мне?
  
  Посетитель замялся. Хозяин дома горько усмехнулся.
  
  - Опять тайны, - резюмировал Еловский. - Столько времени утекло, а все неймется.
  
  - Фантом, - наконец выдавил из себя "иезуит". - Это псевдоним. Больше я ничего не могу вам сказать.
  
  - Благодарю и за это, - кивнул Еловский. - Я могу через вас передать ему просьбу о встрече?
  
  - Боюсь, что нет, - гость опустил голову. - Фантом безвременно покинул нас больше десяти лет назад. Наша беседа состоялась по одному из условий его завещания. Удивительный был человек, прозорливый. Многое предвидел.
  
  Выдержав паузу, которую Еловский, однако, не заполнил, "иезуит" добавил: - Что ж, спешу откланяться.
  
  Посетитель развернулся и бодро зашагал к глайдеру.
  
  - А как же метаморфы? - крикнул вслед Еловский.
  
  - Исчезли, - посетитель остановился и, развернувшись к старику, развел руками. - Рассыпались в пыль. Видимо, так и останутся тайной, которую нам еще предстоит разгадать.
  
  Дождавшись, когда глайдер взлетит, хозяин дома прикрыл дверь, постоял немного, пытаясь унять бешено стучащее сердце. По половице у его ноги медленно полз большой черный жук.
  
  - Как ты тут оказался? - Еловский, заметив движение, наклонился над жуком и дотронулся до него пальцем. - Прибыл с нарочным?
  
  Жук, в ответ на прикосновение, поджал лапки и замер, притворившись мертвым. Еловский осторожно взял его двумя пальцами и выставил за дверь. Затем он прошел вглубь дома, открыл люк, за которым пряталась лестница, ведущая в подвал. Спустившись по скрипучим ступеням, Никифор прошел к дальнему углу, где стоял кованый железом и украшенный алайской вязью сундук, дезактивировал кодовый замок и открыл крышку, а затем выудил на свет детскую курточку с бурым пятном на воротнике. Прижав ее к груди, он заплакал.
  
  - Живы, - прошептал он. - Живы!
  
  
  
  Примечания
  
  * Синдром Вернера или прогерия - описанные в современной медицине случаи аномально быстрого старения организма. Причиной считаются мутации генома или наследование дефектного гена.
  
  ** Янтарин - материал, внешне схожий с янтарем и неизменно присутствующий во всех неземных объектах, создание которых приписывается Странникам. Определить его химический состав ученым так и не удалось.
  
  *** Имеется в виду писатель Стивен Кинг и его роман "Оно", в котором фигурирует мистическая сущность, принимающая обличье танцующего клоуна и известная под именем Пеннивайз. Прототипом главного героя служил реально существовавший маньяк Джон Уэйн Гейси, посещавший праздники в наряде клоуна, и похищавший детей.
  
  **** Долины Маринера - гигантская система каньонов на Марсе. Имеют длину 4,5 тысячи километров (в четверть окружности планеты), ширину - 200 и глубину - до 11 километров. Эта система каньонов кратно превышает знаменитый Большой каньон и является самым крупным известным каньоном на планетах Солнечной системы.
   ***** Кицунэ - в японской мифологии лисы-оборотни. Считаются умными хитрыми созданиями, умеющими превращаться в людей. Как правило, в соблазнительных девушек.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"