Дёмина Карина : другие произведения.

Семь минут до весны - 2. Глава 19 - ...

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.91*44  Ваша оценка:

Глава 19.

   В нем не было ничего от Брана.
   И от этого факта Ийлэ должно было бы стать легче, но не стало.
   Не похож.
   И все-таки... сухое лицо, изможденное, такое бывает после долгой болезни...
   ...камердинер отца слег на осень с сухим лающим кашлем, который старательно пытался скрывать, боясь, что ему откажут от места. Но однажды не выдержал, закашлялся прямо на парадной лестнице. И в доме запахло кровью.
   Он же, вытерев губы платком, поспешил заверить, что это простуда.
   Лгал.
   Отец сказал, что люди всегда лгут, когда боятся или когда злятся, или просто так, без повода... а в тот раз он разозлился на эту ложь. И обиделся, пожалуй.
   Да, теперь Ийлэ лучше его понимает. Он так долго был рядом с этим человеком, а тот все равно отказал ему в доверии...
   ...он помог.
   ...на третий день, когда сумел перерасти обиду, поднялся на третий этаж и долго оставался там. А мама сказала, что отец умеет кое-что, но говорить об этом не следует.
   Лечить людей не принято.
   Почему?
   Ийлэ не спросила тогда, а теперь... теперь она лишь удивлялась тому, что ненавистный гость вытянул очередную нить из клубка ее памяти.
   Камердинер спустился таким же иссушенным, бледным и нервозным.
   Хотя нет, пожалуй, Видгар из рода Высокой меди не нервничал, а если и нервничал, то весьма умело это скрывал. Он держался независимо и просто, будто бы сам этот дом принадлежал ему...
   ...и не только дом.
   ...стал, опершись на балюстраду, озирается.
   Высматривает кого-то.
   Видит Ийлэ?
   Она не собиралась выходить из комнаты, но вдруг поняла, что не способна усидеть взаперти, что стены давят, а потолок, высокий потолок с белой лепниной, того и гляди упадет. Дом был надежен, Ийлэ знала это, но все равно ощущала, как потолок проседает.
   Сбежала.
   Райдо не обрадуется.
   Он вернется.
   Скоро.
   И будет притворяться больным. И расскажет про встречу. И еще, наверное, об этом Видгаре, ведь если он не ушел, то им удалось договориться. И как быть, если он вообще не захочет уходить? Ийлэ придется прятаться и дальше?
   - Я тебя вижу, - сказал Видгар, и Ийлэ попятилась. - Не убегай.
   Замерла.
   Следовало уйти, потому что...
   ...он не причинит вреда.
   Райдо не позволит... он женился на Ийлэ и согласия не спросил. Она бы, конечно, не согласилась, и наверное, именно поэтому Райдо поступил так, как поступил... он всегда делает именно то, чего хочет сам.
   Или как считает правильным.
   И оказывается прав. И значит, Видгар - тоже часть его правоты, которую Ийлэ пока не способна понять. Она, как отцовский камердинер, не верит?
   Это обидно и...
   ...а ведь отец должен был чувствовать болезнь. Если он умел лечить, то... какие путаные, неуместные мысли. Почему он прямо не спросил?
   Ждал?
   И Райдо ждет. И этот, внизу... серый костюм. Серое лицо.
   Сел на ступеньки, спиной к ней, и глядеть на эту сгорбленную спину неудобно. Ийлэ хотелось снова посмотреть в его лицо, убедиться, что нет тех, неправильных черт, которые напомнят ей...
   - Тебе нет нужды бояться меня, - Видгар говорил тихо, и поневоле пришлось сделать шаг.
   Всего один.
   А потом второй.
   Третий и четвертый, до вершины лестницы. Сама лестница, лежащая между ними, это уже достаточная гарантия безопасности Ийлэ. Пока он поднимется, он успеет убежать.
   Конечно.
   И потому стоит. Смотрит. Ждет продолжения разговора.
   - Я не враг тебе. И точно не враг твоей дочери.
   Видгар все-таки повернулся.
   А профиль похож, тот же тяжеловатый нос с горбинкой, и линия подбородка, и сердце стучит, а пальцы немеют. Они вцепились в перила, и хорошо, потому что Ийлэ не уверена, что сумеет устоять, если перила отпустит.
   Слабая.
   И трусиха.
   - Но не буду лгать, называя себя твоим другом, - Видгар покачал головой, будто сам удивляясь, что такая нелепая мысль вообще пришла в его голову. - Я предпочел бы, чтобы тебя не было вовсе... это избавило бы меня от многих проблем.
   Откровенен.
   И за это, пожалуй, следует быть благодарной.
   Ийлэ кивнула, пусть он и не увидел кивка, но кажется, все понял верно.
   - Ты тоже была бы рада, если бы я не появлялся. Однако ты существуешь. И я существую. И у нас есть общий интерес...
   - Интерес? - шепот и слово царапает горло.
   Нани - не интерес. Она живая.
   И учится сидеть. У нее не получается долго, заваливается то на один бок, то на другой, но не расстраивается, она вовсе расстраивается редко, а улыбается часто. И от этой улыбки сердце замирает.
   Еще от ужаса при мысли, что ее могло бы не быть.
   Если бы Ийлэ...
   Если бы...
   - Да, пожалуй, я неверно выразился... ты познакомишь меня с ребенком? - он развернулся и поднялся. Медленно... и в плавных его движениях не было угрозы.
   Пожалуй, что не было.
   - Я понимаю, что ты не слишком рада меня видеть... и быть может, ненавидишь...
   Замолчал.
   Уставился. Смотрит исподлобья, ожидая.
   - Нет, - сказала Ийлэ.
   Его ей ненавидеть не за что. Райдо прав в том, что этот мужчина - не Бран... отец Брана, но не он сам... и он, наверное, виноват в том, что Бран стал чудовищем.
   Или нет?
   И как знать, кем станет Нани, ее Нани, которая сейчас лежит на медвежьей шкуре, наверняка, перевернулась на живот и теперь ерзает, пытается ползти. Она ловит длинный мех, и дергает, и тянет в рот.
   В последнее время она абсолютно все тянет в рот.
   И еще пузыри пускает, а слюню текут по щекам, и Райдо уверен, что дело в зубах и дальше будет хуже, но опиума давать нельзя. Ийлэ с ним согласна: опиум не для детей.
   - Нет, - жестче повторила она. - Я... понимаю, что ты другой. Возможно.
   - Хорошо.
   Ийлэ не знала, что в этом хорошего. А Видгар пояснил:
   - То, что ты понимаешь или хотя бы пытаешься понять... так познакомишь?
   Ийлэ, подумав, кивнула, но сочла нужным уточнить:
   - Не сегодня.
   Сегодня она вернулась в комнату Райдо и аккуратно притворила за собой дверь. На цыпочках подошла к шкуре, легла рядом с Нани, которая устала ползать и уснула, а во сне выглядела такой трогательно-беззащитной, что Ийлэ стало совестно - нельзя оставлять детей одних.
   Особенно теперь.
   Особенно, когда в доме столько чужаков.
   - Мне он не нравится, - сказала она шепотом, уверенная, что даже во сне Нани ее слышит. - Но я верю Райдо. Пытаюсь верить.
   Ийлэ коснулась посветлевших волос, которые отрасли и теперь завивались, хотя и у нее, и у Брана волосы были прямыми.
   - Если бы ты знала, до чего это сложно - верить кому-то...
  
   Представление.
   Весь дом - театр, и Ийлэ в нем играет, у нее множество ролей, и не все даются легко.
   Зрители привередливые.
   Следят за каждым шагом, за каждым словом... Ийлэ боится сказать неверные слова. Или оступиться. Или просто сделать что-то, что нарушит весь план.
   Он ведь есть?
   Райдо говорит, что есть, но вот подробностей не рассказывает.
   - Я могу и ошибиться, - он почти не выходит из комнаты, и в ней вновь пахнет кровью и еще опиумом, который Ийлэ неловко прячет под старой шалью. Шаль бросается в глаза своей неуместностью, а запах опиума, кажется, и люди способны учуять.
   Ходят на цыпочках.
   Шепотом разговаривают.
   Переглядываются со значением и наверняка готовы сбежать. Только не бегут, а ждут.
   Чего?
   Райдо не нравится болеть, и прежде-то не в восторге был, а теперь, когда он здоров и полон сил, и подавно. Он злится. Ворчит. И раскаивается.
   Капризничает.
   Просит читать ему, Ийлэ читает, долго, до хрипоты и сорванного голоса, который идет лечить на кухню теплым молоком. Кухарка наливает его в глиняную кружку и щедро добавляет меда, а еще каких-то трав, которые придают молоку пряный привкус.
   - Бедный, - сказала она как-то Ийлэ. - Так мучается.
   Ийлэ кивнула.
   Мучается.
   Ему приходится лежать. И отказываться от еды, которую Ийлэ приносит позже, ночью... или не она, а Нат.
   Изредка - Гарм, в карманах которого, кажется, способно уместиться половина кладовки. Гарм появляется заполночь, входит без стука и молча выкладывает на стол куски колбасы, хлеб, сыр. Потом садится на пол, у колыбели, и смотрит на Броннуин.
   - А я сына хочу, - сказал он однажды и люльку качнул. - Всегда хотел... только дома не было. А без дома - какая семья?
   Ийлэ не знала.
   Она вообще потерялась в этой странной постановке, от которой удовольствие получал лишь Видгар из рода Высокой меди. Он обжился в доме и заглядывал каждый день.
   Спрашивал разрешения Ийлэ.
   Она разрешала, отступала к Райдо, садилась на его кровать и брала за руку. Ей так было спокойней. А Видгар делал вид, что ничего не видит.
   Не понимает.
   Он брал Броннуин на руки и разглядывал. А она смотрела на него.
   Улыбалась.
   И однажды огрела погремушкой. Ненарочно, нет, но Ийлэ испугалась, что пес разозлится. Он же вдруг улыбнулся, и в этой улыбке сделался до отвращения похож на того, другого...
   - Если тебе плохо, я скажу, чтобы он больше не приходил, - Райдо гладил ладонь.
   - Нет.
   - Почему?
   Он все-таки сел, пользуясь тем, что время позднее и от души ненавидимую им кашу уже подавали. А значит, вряд ли кто решится побеспокоить больного хозяина.
   - Я устала бояться, - ему можно рассказать. - Это... это еще хуже, чем ненавидеть.
   Райдо обнял.
   - Я хотела бы забыть... знаешь, чтобы просто вдруг очнуться в доме и с ребенком, и не помнить ничего... но тогда бы я, наверное, искала бы эту утраченную память, думала бы, что там что-то важное... не плохое, нет... разве со мной могло бы случиться что-то плохое?
   - Конечно, нет...
   - Но случилось.
   - Да, - Райдо коснулся губами волос. - Плохое иногда случается со всеми нами. И никогда нельзя сказать, заслуженно или нет...
   Он замолчал.
   Сидел, обнимал и мягко покачивался, а Ийлэ покачивалась с ним, пытаясь угадать, о чем же он думает. И беспокойство ее утихало, а страхи вновь отпускали.
   Ненадолго.
   - Я не хочу больше бояться, - она сказала это на десятый день представления.
   Или на одиннадцатый?
   Она сбивалась, хотя и, продолжая старую традицию, отмечала дни черточками на обоях, но черточек было много, и Ийлэ запуталась, не зная, какие из них принадлежат ей.
   Среди дней, похожих друг на друга, немудрено было потеряться.
   - Скажи, что мне сделать? - Райдо спустился на пол и лег, и подставил спину, ему нравилось, когда Ийлэ спину гладила.
   А ей нравилось гладить.
   В этом было какое-то равновесие... гармония.
   - Поцелуй меня снова.
   Райдо повернулся на бок.
   - Это я с огромным удовольствием, но, может, объяснишь?
   - А мне казалось, что муж может целовать жену и без объяснений.
   Что ему сказать?
   Что она сама не уверена в том, чего хочет и хочет ли?
   - Ты пытаешься шутить, - констатировал Райдо и поцеловал, правда, в висок и как-то не так, как в прошлый раз. Нежно?
   Нежно.
   Осторожно. Точно она, Ийлэ, из хрусталя... а она не хрустальная вовсе, ни рюмка, ни ваза, живая. И просто немного запуталась. В очередной раз запуталась. С ней это случается, да...
   - Райдо.
   - Я здесь.
   Конечно, здесь. Сидит, обнимает. Держит бережно, дышит в затылок, и от этого дыхания по коже разбегаются мурашки.
   - Я не хочу, чтобы ты больше ждал.
   Хорошо, что он сзади, не смотрит на нее. Если бы смотрел, Ийлэ не решилась бы заговорить. А так можно представить, что Ийлэ сама по себе.
   Почти сама.
   - Это из-за Видгара?
   - Что? Нет. И да... но не в том смысле, в котором ты подумал, - Ийлэ все-таки пришлось повернуться к нему.
   Темно.
   И свечи на туалетном столике недостаточно, чтобы темноту разогнать. Эта свеча, уже оплывшая, с почерневшим фитилем, отражается в зеркале, а еще в нем же, подернутом пологом пыли, отражаются их с Райдо тени, сплетенные, сросшиеся друг с другом. В этом Ийлэ видится истина.
   - В доме много... чужих.
   - Они тебя пугают?
   - Да.
   - Я просил Видгара объяснить своим людям, что...
   - Он объяснил, - Ийлэ прижала палец к губам Райдо. - То есть, я точно не знаю, но наверное, он объяснил. Они стараются не попадаться на глаза, но... я все равно знаю, что они где-то рядом. И боюсь. Я... я не хочу больше бояться. Их... или других мужчин... мужчин вообще...
   Молчит.
   Почему молчит?
   Ийлэ плохо объяснила? Она не умеет иначе. И чем дольше молчание длиться, тем страшнее становится, потому что сейчас Райдо решит, что она ничем-то не лучше Дайны.
   Может, хуже. Дайна хотя бы не притворялась, а...
   - Мне казалось, я тебе нравлюсь.
   - Нравишься, - ответил Райдо. И голос его был сиплом, надломленным. - Очень нравишься. Но я не хочу вот так...
   - Как?
   А шрамы под пальцами все равно чувствуются, пусть и разгладились немного. Ийлэ помнит их рисунок, но продолжает изучать его наново...
   ...и кожа мягкая.
   Странно, что у мужчины кожа мягкая, только волосы отрастающие колются...
   - Ты красивая... даже не так, не правильно. Нет, ты красивая, но красивых женщин много. А тянет к тебе. Это из-за запаха. Я говорил, что ошибся, когда думал, что от тебя осенью пахнет? Весной. Весну нельзя обижать.
   - Я не прошу меня обижать.
   - Возможно, - он соглашается легко, и в этом Ийлэ видится подвох. - Но я тоже боюсь...
   - Чего?
   - Того, что ты поймешь, что вовсе не этого хотела. И возненавидишь меня за то, что я воспользовался слабостью... или просто за то, что я ничем не лучше тех...
   - Всем лучше.
   - Неужели?
   - Ты меня поцеловал.
   - Это, без сомнения, аргумент...
   - Да, - и снова у нее не получается объяснить. - Те... раньше... мне было больно и только... боль и боль... и опять... и стыдно очень, потому что лучше умереть, а умереть решимости не хватает. Но теперь я смотрю на... остальных, которые чужие здесь, и думаю, что любой из них рад будет сделать больно. Я понимаю, что, наверное, ошибаюсь... что не все такие... но знать - одно. Чувствовать... когда кто-то подходит близко, я жду, что он ударит. Не разумом, но... здесь.
   Ийлэ приложила руку к сердце.
   - А от тебя - нет... ты и Нат еще...
   - Нат каким боком? - кажется, в голосе Райдо проскользнули рычащие ноты.
   - Никаким. Его я тоже не боюсь. Я вообще думала, что если бы у меня был брат, он походил бы... ты понимаешь?
   Райдо кивнул.
   - Но хорошо, что брата не было. Его бы убили. А Нат вот... живой. Разве это не замечательно?
   - Замечательно.
   Глухой голос.
   И шепот горячий... и от этого шепота становится жарко.
   - Я знаю, что не сделаешь мне больно...
   Наверное, та молния, которую Ийлэ поймала, никуда не исчезла. Она спряталась, чтобы теперь ожить. Иначе почему жарко?
   Страшно немного.
   Самую малость.
   И страх заставляет тянуться к тому, кто защитит, даже от молнии. Или хотя бы разделит ее на двоих. Молния, на двоих разделенная, не способна испепелить.
   - Ты плачешь?
   - Нет. И да. Сама не знаю.
   - Плохо?
   - Хорошо...
   ...свеча оплывает, и огонек, который до последнего держится, цепляясь за оплавленную нить фитиля, все-таки гаснет.
   Его отражение уходит следом.
   Но зеркала не любят пустоты, и остаются тени, те самые, сплетенные вместе, сросшиеся в одно. Тени знают правду, а Ийлэ... она меняется.
   Сейчас.
   Плавится, как тот воск, и застывает. И считает удары сердца, только сбивается, а значит, счет приходится начинать наново.
   Раз.
   И два, и три... это чем-то похоже на танец... Ийлэ целую вечность не танцевала, она и забыла, как кружит голову вальс... музыка есть, просто иная.
   Скрипки ветра, который разыгрался к ночи, и ластится, воет, подглядывает бесстыдно. А стыд сгорел, надо полагать, на вершине свечи, оттого так быстро ее и не стало.
   Но музыка...
   Вдох и выдох.
   Полустон, полувсхлип. И шорох ткани, заставляющий замереть в болезненном ожидании.
   Страх, какой-то вдруг всеобъемлющий, звериный, напрочь лишающий способности думать. И когти впиваются в чью-то кожу, раздирая ее.
   Пахнет кровью.
   И запах ее отрезвляет ненадолго.
   - Прости, - ей стыдно и боязно уже оттого, что странная музыка ночи будет разрушена. Однако голос Ийлэ вплетается в эту недоигранную мелодию. - Прости пожалуйста.
   - Тебе больно?
   В темноте кровь почти черная, густая.
   Ее не так и много, но... почему Райдо спрашивает о ее боли?
   - Нет, - Ийлэ проводит ладонью по его плечам, чувствуя, как зарастают на них рваные ссадины. - А тебе...
   - Ничего страшного.
   Наверное.
   Ничего.
   Страшного.
   И вправду совершенно ничего. Это тоже все весна виновата. Мама говорила, что весною альвы теряют разум... Ийлэ вот потеряла, или еще раньше потеряла, а весной эта потеря особенно остро ощущается. Только о разуме не получается больше думать.
   И о свечах.
   О тенях.
   Ветре.
   Ни о чем, кроме того, кто рядом. Ийлэ так боится его потерять, что отчаянно цепляется за шею, тянется, дотягивается до уха и шепчет тихо-тихо имя:
   - Райдо...
  
  
   Его женщина спала, обняв подушку. Она обхватила ее и руками, и ногами, и во сне вздыхала, а еще улыбалась. И видеть ее улыбку было... странно.
   Райдо смотрел.
   Любовался.
   И уговаривал себя, что утро ничего не изменит.
   Ложь, конечно. И прежде утро меняло многое, оно возвращало краски, а еще столь неуместное порой чувство стыда. За ним следовало раскаяние, которое портило все. И упреки. Взгляды, преисполненные раздражения, потому как он, Райдо, стал не только причиной, но и невольным свидетелем чужого преступления.
   Быть может, поэтому младшенький предпочитал не связываться с замужними дамами? Да и вовсе нанимал девиц. Платил.
   Когда платишь - это честно, пусть и грязно...
   Не те мысли.
   Надо бы о доме. О непременном визите доктора, который наверняка не выдержит. Слухи расползаются по городу, будоража людей, подталкивая. И тот, кто затеял игру, не устоит.
   Скорее всего, не устоит.
   Приедет проверить. Убедиться, что слухи не лгут... и хорошо, что у людей обоняние слабое. Пса обмануть бы не вышло.
   - Тише, - одними губами произнес Райдо, когда Броннуин завозилась в корзине. И подхватив ее на руки, поднял. - Она устала. Пусть поспит. Тогда добрее станет. Поверь моему опыту, выспавшийся человек на порядок добрее не выспавшегося.
   Броннуин зевнула и сунула кулачок в рот.
   - Сейчас... думаю, сегодня мне может полегчать настолько, что я выйду из комнаты? Ненадолго... к сожалению, надолго нельзя, а так бы я с превеликим удовольствием с тобой бы прогулялся... день, кажется, солнечным будет. И жаль его терять, но лучше один, чем всю жизнь.
   Он говорил шепотом, а Броннуин слушала.
   Всегда его слушала. Такая очаровательно внимательная. И ничего в ней нет от Брана. На Видгара, быть может, и похожа слегка, как он утверждает, но на Райдо похожа сильней.
   Только-только рассвело.
   Было по-утреннему прохладно, свежо. И Райдо остановился в коридоре, наслаждаясь этой свежестью, обилием запахов, скрытых звуков...
   ...жесткая щетка трется о решетку, счищая грязь. Хлопает дверь внизу... кто-то что-то несет... кто-то с кем-то говорит...
   Надо бы на кухню, чтобы согрели молока.
   И пеленки принесли.
   Почему он, Райдо, няньку не нанял? Не сообразил... да и прежде Ийлэ няньку бы не подпустила к дочери. Но, может, передумает?
   - Уже встали? - Видгар с трудом подавил зевок. А ему что не спится? И отвечая на молчаливый вопрос, Видгар из рода Высокой меди, признался. - Старческая бессонница... всю ночь ворочаюсь, а сна ни в одном глазу. Под утро засыпаю, просыпаюсь через час или два, если повезет... можно?
   Райдо протянул ребенка.
   - Ревнуете?
   - Не знаю. Пожалуй, что да. Я привык, что она моя. И еще Ийлэ.
   Видгар держал малышку бережно, и та не протестовала, но разглядывала уже его и шлепала губами, точно пыталась сказать что-то донельзя важное.
   - Вижу, - Видгар сделал глубокий вдох. - В ваших отношениях с супругой наметился некоторый... прогресс.
   Настроение сразу испортилось.
   - Не та тема, которую я готов обсуждать.
   - Не злитесь, - миролюбиво произнес Видгар. - Считайте, что я рад за вас...
   - Даже так?
   - Лучше, когда у ребенка нормальная семья, а не формальная.
   С этой точки зрения Райдо проблему не рассматривал. Он вообще не рассматривал эту проблему, да и проблемой-то ее не считал.
   - И еще, - Видгар посадил малышку на сгиб руки. - Я думал над тем, что вы рассказали. И пришел к выводу, что ваша альва - ключ ко всему.
   - Именно, что моя.
   - Помилуйте, я точно на нее не претендую. Не те годы. А денег у меня и своих хватает... этот клад... он опасен тем, что вещички будут слишком уж приметные... ну да не о том ведь речь. Вы не можете не понимать, что Ийлэ ему нужна. Вы пытаетесь защитить, но...
   - Что предлагаете?
   - Немного... развить вашу авантюру.
   - Ийлэ...
   - Не пострадает. Она как таковая не нужна... нужно намерение, - Видгар пощекотал малышку под подбородком и та рассмеялась. - Очевидное намерение... и немного денег, которые, скажем, я готов буду заплатить за свою внучку.

Глава 20.

   Ийлэ проснулась.
   Встала. Умылась. Оделась. И серое ее платье с двумя десятками пуговиц представлялось Райдо броней. Мягкой, шерстяной, но удивительно прочной.
   - Доброе утро, - он улыбнулся, надеясь, что на улыбку она ответит.
   Кивнула.
   И отвернулась:
   - Тебе... не следовало вставать.
   - Не следовало, - согласился Райдо. - Но я не хотел мешать. Ты так спала...
   - Ты меня презираешь?
   Ее не хватило на то, чтобы прятаться долго. И хорошо, потому что Райдо не был настроен играть в прятки.
   - Я тебя люблю, - он подхватил эту упрямую женщину и поцеловал в нос.
   - Это... это неправильно.
   - Почему?
   Нос она сморщила. И крепко задумалась над вопросом, ответ на который Райдо и сам не отказался бы получить.
   - Не знаю, - сдалась Ийлэ и отвернулась. - Просто неправильно и... все это как-то неправильно с самого начала! Ты должен был меня ненавидеть...
   - Как и ты меня.
   - Я тебя и ненавидела.
   - Значит, недостаточно ненавидела.
   - А вообще возможно ненавидеть достаточно? - она склонила голову набок. Бледная шея, острые ключицы и тенью между ними - жемчужина-подвеска.
   - Смотря чего достаточно.
   А платье жесткое.
   Райдо не помнит, чтобы покупал такое. Серое. Скучное. И плотное шитье нисколько его не преображает, напротив, платье странным образом выглядит еще более уродливым.
   Ей не к лицу серый.
   И слезы, которых, впрочем нет.
   Прикушенная губа. Взгляд мимо Райдо. О чем она думает? Наверняка о чем-то важном, если забыла и о Райдо, и о причине этого разговора. Стоит, вцепилась в пуговицу на рукаве, то крутит, то поглаживает, того и гляди оторвет.
   Оторвала.
   И мелкая пуговка, обтянутая той же серой тканью, упала на пол. Ийлэ наклонилась, чтобы поднять, и Райдо наклонился, и лбы соприкоснулись.
   - Я все равно тебя люблю, - он произнес это тихо, шепотом, но Ийлэ услышала.
   Услышала.
   И робко улыбнулась.
   Поверила ли?
   Хорошо бы... а если нет, то позже у Райдо будет время рассказать ей, доказать... правда, он не представляет, как именно доказывают подобные вещи, но постарается.
   На худой конец, у младшенького спросит. Тот, небось, с женщинами всегда ладил.
   - Вот, - Райдо протянул пуговицу, которая на его ладони гляделась совсем уж крошечной, с горошину.
   - Спасибо... знаешь, раньше... давно, в той моей первой жизни, я ждала весну. Зимой все время спать хотелось. Даже когда солнце... и отец говорил, что это нормально, что я просто маленькая, поэтому более чувствительная... зимой холодно. И тоскливо очень. И я весну ждала. Брала календарь и зачеркивала дни. Один за другим.
   Она коснулась пуговицы осторожно, точно опасаясь, что та рассыплется от легкого этого прикосновения.
   - Сначала казалось, что этих дней много... так много, что весна никогда не наступит. А потом вдруг оказывалось, что она уже вот-вот... и совсем рядом... и всего-то осталось, что три дня... или два... или и вовсе последний... он так долго тянулся этот последний день... я уже считала часы... и минуты... и меня не отправляли спать, но мы садились в гостиной... или играли во что-нибудь, или просто беседовали... иногда мама читала... или я... не важно, главное, что мы все ждали, когда наступит полночь.
   Ийлэ все-таки взяла пуговицу.
   - А в тот последний год, когда... когда еще казалось, что все наладится, часы остановились. Мы не сразу поняли... сидели и ждали, что вот-вот пробьют полночь... и ждали... а они все никак... семь минут. Бесконечные семь минут... она уже наступила, а ты и не знаешь. Бывает так.
   - Бывает, - согласился Райдо. - Но ведь наступила же?
   Наступила.
   Где-то там, за порогом. И на треклятых яблонях вот-вот распустятся цветы, а ему, Райдо, приходится разыгрывать умирающего. Он этого цветения ждал всю зиму, оттого вдвойне обидно будет пропустить...
   - Семь минут, - Ийлэ сжала пуговицу в кулаке. - Это ведь немного, да?
   Райдо кивнул. Немного.
   Пожалуй, что немного, только он успел усвоить, что и время имеет свою цену. И иные минуты дороже золота.
   - Не убегай от меня, - попросил он. - Пожалуйста.
   - Не буду.
   - И платье это выбрось. Оно меня в тоску вгоняет. Тебе нужны яркие... потом, когда закончится все, мы к морю поедем, ладно? Я бы показал тебе и Город, но боюсь, тебе там будет неуютно. А море... море всем нравится. Рассказать?
   - Расскажи, - легко согласилась Ийлэ.
   - Море - это вода... то есть, ты конечно, знаешь, что море - это просто очень много воды, но представить ее, пока не увидишь, сложно. Оно бывает серым. Или синим. Зеленым. Даже розовым... на закате. Золотым тоже. Оно то гладкое, что атлас, то ощетинившееся, разозленное. Ветер пытается его оседлать, но с морем не так просто справится. Оно встает на дыбы... - Райдо протянул руку.
   Раскрытая ладонь, пустая.
   Приглашение.
   И оно было принято.
   - На берегу пахнет солью. И еще водорослями. Порой море отступает, и на прибрежной полосе остаются раковины, или еще морские ежи... их собирают, чтобы продать. Иногда попадаются подарки не такие интересные... я как-то дохлую рыбину нашел. Матушка не оценила, а я ведь хотел ее порадовать.
   Слушает.
   Полуприкрытые глаза, и бусина-пуговица, зажатая в кулаке. И Райдо спешит продолжить, боясь одного, что воспоминаний его не хватит. Сказка прервется, и его женщина, которая слишком не уверенна, что в нем, что в себе самой, вновь придумает какую-нибудь глупость.
   - Мы выезжали на море в первый летний месяц... иногда - в первый осенний, когда жара отступала... летом разрешали купаться. Даже некоторые девушки решались, хотя матушка этого не одобряла, полагала купальные костюмы слишком... - Райдо описал полукруг в воздухе. - Смелыми. На грани приличий... нижних юбок нет, руки оголенные... ужас.
   Ийлэ дышала.
   Однажды ему случилось поймать синицу, залетевшую в палатку, не иначе как по глупости, а может, и нет. Зима была, замерзла птаха, а из палатки теплом тянуло. Вот и притянуло. Синица сидела в его руках, смирная, притихшая, и Райдо слышал отчаянный стук птичьего сердца, и боялся сдавить слишком сильно.
   - На море тебе понравится... я надеюсь.
   Она не ответила.
   И пускай.
  
   Гости явились в разгаре весны, когда потеплело и как-то очень резко. Землю парило, и запах ее, тревожащий, манящий, пробирался в раскрытое окно.
   Две недели.
   И люди Гарма обжились в городе, облюбовав заведение матушки Бибо. Как ее звали на самом деле, крупную кряжистую женщину, которая и в молодости своей не отличалась особой красотой. Она много курила и говорила медленно, взвешивая каждое слово.
   - Ты мне, я тебе, - сказала она, выслушав тогда Райдо. - Не потому, что деньги нужны...
   ...от денег, впрочем, матушка Бибо тоже не отказалась.
   - ...и не потому, что я так уж властей боюсь. Одна была, другая стала... а там, глядишь, и третья придет, - она носила очочки из темного стекла и к тонким дужкам их крепился кожаный наносник. Под ним скрывалась дыра. Матушка была больна, пожалуй, давно больна, и солнечный свет раздражал ее глаза, но она не замечала болезни и тем была симпатична. - Власть властью, а девки девками. Небось, всем нужны...
   - Тогда почему?
   - Почему... - она прищурилась и рукой заслонилась от свечи, стоявшей далеко, но оказалось - слишком близко к ней. - Потому что этот городишко гниет и давно... все эти приличные дамочки, которые от моих девочек носы воротят. Навроде их и вовсе нет. И муженьки их, что ко мне бегают. А в городе встретишь, так скривятся, будто нелюдь какую увидели. Я вот помру скоро... так перед смертью хоть увижу, как их перекосит. Перекосит?
   - Еще как, - пообещал Райдо и, помолчав, добавил. - Мне прислуга понадобится. Поэтому если кто из твоих... девочек вдруг захочет жизнь поменять...
   - Добренький?
   - Какой есть.
   - Здоровые нужны, - матушка Бибо постучала кривым ногтем по столу. - Поговорю... авось кто и вправду захочет... не подумай, мои девочки ни в чем не нуждаются. Кто-кто, а мамаша Бибо никогда никого не обманывала и силой к этому делу не принуждала. От силы толку никакого... потому, не обижайся, ежели никого не сыщется. В служанках хлеб не сладкий... нигде он не сладкий... но ты иди, иди... я девочкам скажу, чтоб с тобой, аки с исповедником... нет, на исповедника ты не тянешь. Тот-то любит к нам заглянуть. А что, небось, удобно. Сам согрешил, сам покаялся, сам себе грехи и отпустил.
   Она зашлась хриплым лающим смехом.
   Этой женщине и вправду осталось недолго. Кто займет ее место? Кто-то займет. Мамаша Бибо наверняка нашла достойную кандидатуру... тоже карьера, если подумать...
   - Ты болен, - повторила Ийлэ в сотый кряду раз, и Райдо кивнул: болен, он помнит о своей болезни, опиуме и виски.
   Несвежие простыни.
   И лихорадка.
   Должна быть лихорадка, но следовало признать, что выглядел он до отвращения бодрым.
   - Пей, - Ийлэ протянула кубок.
   - Мерзко пахнет.
   - На вкус еще хуже. Белокрестник жгучий, малина и тертый корень ройша. Моментально пропотеешь. Меня этим в детстве лечили.
   Не обманула, на вкус пойло было еще более отвратительно, нежели на запах. Не горькое, какое-то кисловатое, перебродившее будто.
   - Теперь ложись... голова не кружится?
   - Отравила, да?
   - Отравила, - она убрала волосы со лба. - Вот и верь после этого альве.
   Нервная кривоватая улыбка. И нить пульса дрожит.
   А ей ведь страшно, но Ийлэ учится держать свои страхи в узде.
   - Послушай, это скоро закончится и тогда...
   - Мы отправимся на море, да?
   - Да.
   - Хорошо... ей понравится море, как ты думаешь?
   - Уверен, что понравится... только, сокровище ты мое, не сразу их приглашай, ладно? Пусть поуговаривают... настаивают...
   Райдо сомневался, что выпитый им отвар способен был что-то излечить, разве что альвы и псы устроены по-разному. Его знобило, и тут же бросало в жар, и жар был таким, что Райдо едва не сгорал.
   Он задыхался.
   И кажется, провалился в полусон, муторный, тяжелый. В этом полусне он был куском льда, который стремительно таял. Со льдом по весне всегда так, главное, успеть поймать воду...
   ...дверь открылась беззвучно, но Райдо услышал.
   Очнулся.
   Открыл глаза, и уставился на человека, который присел у кровати. Этот человек снова принес с собой запах крови, а еще опиум.
   Руку Райдо схватил. И прикосновение это было столь неприятно, что кожа отозвалась сыпью живого железа.
   - Пульс учащенный, неравномерный, - сухо, словно бы издалека отозвался человек. - Сердце сдает. Увы, осталось уже недолго.
   Правильно.
   Он умирает. Райдо еще не забыл, каким положено быть умирающему... и он пытается сесть, но человек не позволяет.
   - К сожалению, в этом случае медицина бессильна.
   Показалось или в голосе человека мелькнуло торжество?
   Райдо закрыл глаза.
   А когда снова открыл, человека не было, зато у постели сидела Ийлэ. Бледная. Напряженная, что струна.
   - Привет, - прохрипел Райдо. - Как все прошло?
   Губы дрожат.
   И ресницы дрожат. И вот-вот заплачет, но справляется с собой:
   - Они поверили и... и я, кажется, что-то напутала... так не должно было быть!
   - Все-таки отравила, - Райдо с трудом, но сел в постели. - Коварная женщина... ну вот, а плакать-то чего теперь? Подумаешь, маленько в пропорциях ошиблась... так ты ж не аптекарь... и не кухарка. К счастью.
   - П-почему к счастью?
   - Потому что мне кухонных талантов Ната хватает.
   - Я хорошо готовлю! Просто... мы... мы, наверное, все-таки разные...
   - Разные, - согласился Райдо, не отказав себе в удовольствии слизать слезинку с ее щеки. - Но это же мелочь, верно?
  
   За гостями Нат наблюдал издали. Он бы и вовсе остался на галерее, если бы не Нира, которая, конечно, не сумела остаться в стороне.
   - Папочка! - она бросилась ему на шею и расцеловала в обе щеки.
   И Нату стало даже неудобно, что он, Нат, не верит этому человеку.
   В этого человека.
   Доктор выглядел больным. С последней встречи он похудел, и оттого щеки его, некогда полные, розовые, обвисли. У губ наметились складки, а лоб прорезали глубокие вертикальные морщины.
   - Папочка! Я так рада тебя видеть! Тебя Нат позвал?
   Доктор одарил Ната весьма мрачным взглядом.
   - Или ты сам? Конечно, ты сам... вы же все еще враждуете... зачем вам враждовать? - Нирин голосок звенел, и Нат испытывал странные чувства.
   Хотелось ее запереть.
   Спрятать.
   А человека - вовсе убрать из ее жизни. Но не позволит же... и если Нат попросит, не подчинится. Это ведь отец... разве Нат бросил бы своего отца?
   Поверил, что он, отец, способен сделать что-то плохое? Даже если и способен, то... как бы он поступил? Нат не знал.
   И терялся.
   Чувствовал себя предателем.
   - Это такая глупость! Давай свое пальто. Ты почему такой худой? Опять с мамой ссоритесь? Послушай, папочка, если у вас с ней все плохо... а все знают, что у вас с ней все плохо и новостью это ни для кого не станет, то лучше тебе будет уехать. Ненадолго. Например, сюда... я уверена, что когда вы с Натом познакомитесь поближе...
   - А девчонке палец в рот не клади, - заметил Гарм. Опять подошел беззвучно... и вот откуда у него эта привычка, подкрадываться? - Спокойно, парень. Ты же не на меня злишься. Потерпи. Эти уберутся, тогда и пар спустишь...
   Гарм гостей разглядывал так... пожалуй, так мясник смотрит на свежую тушу, прикидывая, как будет ее разделывать.
   Все трое явились.
   Альфред раскланивается, целует Нире ручки, говорит что-то тихо, но от слов этих у Ниры щеки вспыхивают. Нат же готов...
   - Спокойно, - Гарм положил руку на плечо. - Не стоит нервничать. Этот тип просто хочет тебя позлить.
   - Зачем ему меня злить?
   - Затем, что злясь, люди чаще ошибаются. И не только они. Ты, дорогой, готовься... наш парень будет пытаться выяснить, что происходит...
   - И при чем здесь я?
   - При том, что, как я уже говорил, ты ближе всех к Райдо, а следовательно, в курсе его состояния... а во-вторых, ты самый молодой и наивный.
   Нат не решил, следует ли обижаться на Гарма или простить.
   Альфред тем временем не спешил Ниру отпускать, приобнял, склонился к самому уху... но говорить говорит, а сам на галерею косится.
   И улыбочка эта его премерзкая...
   ...хорошо бы он...
   ...ему бы Нат с радостью преогромной глотку перервал.
   ...или вот шерифу... нет, не то, чтобы Нат имел что-то против шерифа, напротив, в чем-то шериф был ему глубоко симпатичен, тем же спокойствием своим, отрешенностью. Но уж лучше шериф, чем доктор. Доктора Нира не простит.
   - Ну что, дорогой, спустимся к гостям? - Гарм бросил в рот орешек.
   И Нат не устоял.
   - Когда ты уже наешься?
   - Не знаю. Подозреваю, что никогда.
   Гарм спустился первым. И с каждым шагом он преображался все сильней, при том, что Нат не мог бы сказать, что именно происходило, но...
   Гарм больше не был одним из стаи.
   Хозяин.
   По праву силы.
   Вальяжный. Неторопливый.
   Он позволял рассмотреть себя, и люди смотрели. Подмечали. Новые сапоги с глянцевыми голенищами. А штаны старые, в голенища заправлены, но торчат пузырями. Куртка заношенная. И рубашка, некогда белая, но давно белизну утратившая.
   Золотая цепь на шее, толстая, самая толстая, какую только удалось найти. Пара перстней, из тех, что налезли на кривоватые Гармовы пальцы. Помнится, он еще ворчал, что перстни - это определенно перебор. А теперь вот стоял, давил пальцами ядра орехов, и темные камни поблескивали. Блеск этот завораживал людей, и Нату подумалось, что они сейчас ничего, помимо камней, и не видят.
   - Какие... люди, - в голосе Гарма звучала откровенная насмешка. - А я уж начал думать, что о нас забыли... Нат, малыш, поздоровайся с родственниками.
   - Добрый день, - буркнул Нат, стискивая кулаки.
   Это часть игры.
   Всего-навсего.
   Но Нат совершенно не предназначен для подобных игр. Не понимает он их! И участвовать не желает. И вообще...
   - Добрый, - Альфред широко усмехнулся. И руку протянул, которую Нат пожал очень осторожно.
   - И чем обязаны? - Гарм мерно двигал челюстями, пережевывая орехи, и говорил, громко, брызгая слюной. И это было весьма оскорбительно.
   Точно неприлично.
   Доктор поморщился.
   Альфред приподнял бровь, выражая удивление.
   Шериф остался безучастен.
   Но в то же время он первым нарушил молчание.
   - До нас дошли слухи, что... хозяин усадьбы занемог, - вполне миролюбиво произнес шериф и пальцем приподнял шляпу. - А весна ныне... дороги просохли... народец опять пошаливает. На тракте третьего дня обоз торговый выпотрошили...
   Шериф вздохнул и, шляпу сняв, признался.
   - Навели их. Уверен, что навели...
   Он ударил по широким полям, вымещая на этой шляпе злость.
   ...все-таки лучше бы Альфред. Сволочь ведь. Правда, сволочи этой Нат обязан, но... подобные обязательства ни к чему хорошему не приведут. А если это он, то обязательств как бы и нет.
   Или все-таки есть?
   Нат обещание давал. И если нарушит слово, то сволочью получится именно он.
   - Сегодня на обоз, завтра, глядишь... не только обоз, - Альфред выразительно замолчал. - Вот я и обеспокоился... по-родственному... да и не только по-родственному.
   Он говорил, глядя в глаза Гарма, без вызова, скорее с любопытством, которое представлялось Нату вполне искренним.
   Что ему интересно?
   Сам Гарм? Или золото на нем?
   Не только золото... Альфред должен был заметить и новенькие ножны... узнал ли? Ийлэ утверждала, что особой ценности эти ножны не представляют, что камни полудрагоценные, и работа простая. Но ведь красиво же!
   Нат сам не отказался бы такие поносить.
   - Вот заявятся сюда людишки разбойные... - медленно продолжил Альфред. - Беды учинят... а с кого спрос будет? С отца моего... и с шерифа.
   Тот кивнул, подтверждая, что все именно так. Его, судя по всему, гораздо больше интересовала собственная шляпа.
   - Если Райдо здоров...
   - Прихворал, - заметил Гарм, отправив в рот очередной орешек. И перстень лизнул, тот, с темно-синим сапфиром. - Но мы и сами...
   - Банда большая, если обоз взяли.
   Нарушил молчание шериф. Только Гарм отступать не собирался.
   - И что предлагаете? В город переехать?
   - Предлагаю принять на постой дюжину моих ребят... мешать не станут. Но ежели чего...
   - И как надолго?
   Шериф пожал плечами:
   - Неделя... другая... как выйдет. Есть у меня мыслишка одна... авось и выгорит. Зимой-то взять их не вышло... снега, бури... а теперь весна. И землица просохла... и если собраться... объединиться.
   Йен Маккастер смотрел исключительно под ноги, и Нату это показное отсутствие интереса было подозрительно. Проклятье! Ему все здесь было подозрительно!
   - Погонять... - понимающе кивнул Гарм. - И что мне с того будет?
   - Доля. И тебе, и твоим людям, если захотят принять участие в облаве.
   - А кто их спрашивать станет, чего они хотят... но такие дела на пороге не обсуждаются.
   - Так может, за порог все ж пригласишь? - осведомился Альфред, одарив Гарма белозубой улыбкой. - Я б и выпить не отказался... кстати, банда эта давненько в наших краях гуляет. И нагулять должна была прилично...
   - Прошу, - Гарм повернулся к лестнице. Он шел вразвалку, оставляя за собой след из крошек. И доктор вновь скривился:
   - Ужасно, - сказал он, обращаясь не то к Нире, которая вцепилась в его рукав, не то к Нату, не то ни к кому конкретно. - Отвратительно...
   - Он... он не всегда такой, папа.
   Не всегда.
   Всего-то неделю, с того самого дня, когда Райдо перестал выходить из комнаты... и эта неделя далась Нату нелегко.
   Если бы не занятия на заднем дворе...
   ...пар он выпускает.
   - Папа... а ты... к Райдо, да? - Нира оглядывается.
   Ей тоже страшно.
   Например, она боится, что придется выбирать между отцом, которого она любит, пусть и слабого, растерянного, но все одно родного, и мужем. Его она тоже любит, хотя он так и не поверил.
   И держится в стороне.
   Почему?
   Не объяснил. Нира точно знает, что его тянет к ней.
   Или ей только кажется, что она знает точно? Нат говорил... нет, он мог солгать словами, но помимо слов есть взгляды, которые заставляют Ниру тотчас вспыхивать. И прикосновения, за ними видится нечто большее, и сердце сжимается в предвкушении... есть поцелуи и... и ей кажется, что с каждым он становится все более нетерпелив.
   И точно ждет чего-то от нее, Ниры.
   Чего?
   Если бы сказал, она бы поняла.
   Наверное.
   - Я... я не уверен, что меня рады будут видеть, - отец протирал очки, он делал так всегда, когда волновался. И ему наверняка не просто было решиться на эту поездку...
   Мама вот так и не приехала.
   От нее приходили вежливые письма. Сухие. Равнодушные даже, если не считать, что после прочтения их Нира начинала чувствовать себя виноватой. Она плохая дочь, которая ничего-то помимо разочарований не приносит. А Мирра... Мирра написала лишь дважды.
   И вот теперь Альфред передал от нее сердечный привет и приглашение в гости. Солгал? С него легко станется солгать. Он вовсе не такой, каким все его видят...
   ...Нира помнит и задний двор, и кошку, на которую Альфред спустил собак, а сам смотрел и улыбался. Ниру потом стошнило, и она долго не могла заставить себя посмотреть на этого человека.
   Нет, все было давно, только... люди не меняются, ведь так?
   Как все сложно... но в гости к Мирре Ниру вовсе не тянет. Да и время ли, когда происходит такое...
   - Ты ошибаешься, - она решительно отогнала все сомнения. - Уверена, что тебя здесь всегда рады видеть. Скажи, Нат?
   - Рады, - не особо уверенно произнес Нат.
   И отец кивнул.
   Все-таки надо будет их помирить. Мужчины упрямы, но если Нира постарается... хорошо-хорошо постарается, то...
   - Я должен на него взглянуть, - отец водрузил очки на кончик носа.
   - Зачем?
   - Затем, молодой человек, что как бы странно это ни звучало для вас, у меня имеется долг. Долг врача перед пациентом...
   Ну да, а Нат вот взял и поверил.
   Нашли дурня.
   - И если вам все равно, что будет с вашим... - доктор нелепо взмахнул рукой. - ...приятелем, то я обязан соблюсти протокол.
   Вот в этом правды больше.
   Правда, Нат ни о каком протоколе знать не знал, но оно и понятно, кто ему скажет правду?
   - Идем, - Нат решил, что в конечном итоге не обязан расспрашивать этого человека, но просто развернулся, не сомневаясь, что тот последует за ним.
   И Нира от отца не отставала.
   Она выглядела такой виноватой... а она не виновата, наоборот, если кто вину и должен испытывать, то Нат...
   В комнату к Райдо он не пошел.
   Не смог себя заставить переступить порог. В той проклятой комнате вновь пахло болезнью, и запах доводил Ната до безумия, до глухой ярости.
   Нет, Нат прекрасно понимал, что эта нынешняя болезнь рождена травами, что на самом деле Райдо ничего не грозит, что... понимал.
   Но поверить не мог.
   - Что происходит? - Нира тоже не вошла. - Нат?
   - Я... потом... все расскажу потом!
   Он вдруг испугался, что Нира не отступит, начнет задавать вопросы, и ему придется отвечать, а значит, лгать ей, поскольку сказать правду сейчас никак невозможно.
   И Нира поймет, что он лжет.
   Обидится.
   И будет права: нельзя лгать тому, кого любишь. И сбегать не стоит, но побег - наименьшее из зол. Тем более что Нат далеко не ушел. За прошедшие месяцы он успел изучить этот дом, а дом, надо полагать, притерпелся к Нату, если не выдал его.
   Не скрипели половицы. И тени замерли, давая пристанище. Запахи обострились, Нат даже глаза закрыл, вслепую ему было легче ладить с запахами.
   И с домом.
   Он шел вдоль стены, прижав к ней раскрытую ладонь. И стена эта была теплой, живой. Конечно, вероятнее всего это тепло рождено было трубами и дымом, каминами, самой весной, но Нату нравилось думать, что дом по-настоящему жив.
   Он ведь альвийский.
   Особенный.
   - Вас зовут Альфред, верно? - этот голос остановил Ната и заставил отступить в тень, прижаться к стене, которая, показалось, поддалась, отступила, пряча Ната. - Вы сын местного мэра... и полагаю, будущий мэр.
   - А вы...
   - Видгар из рода Высокой меди.
   Голоса доносились снизу... или нет? Внизу было пусто, а вот комнаты... комнаты и воздуховоды... или сам дом, благодарный Нату за то, что тот признал его живым.
   Почему бы и нет?
   - Приятно познакомиться.
   - И мне, - каждое слово было слышно так, словно собеседники находились совсем рядом. И Нат слушал, затаив дыхание. - Я всегда рад свести полезное знакомство...
   - Полагаете, я могу быть вам полезен?
   - Как и я вам.
   - И чем же?
   - Поддержкой, которая вам потребуется, - Видгар спокоен, и это спокойствие заставляет Ната стискивать кулаки.
   Райдо верит ему.
   Не зря ли?
   Старик прижился при доме... или сделал вид, что прижился. Он держится в стороне, наблюдая за прочими, а Нат наблюдает за ним.
   Старается, во всяком случае.
   Старик ему не нравится. Холодный. Равнодушный. Но когда берет на руки малышку, меняется. И эти перемены вновь-таки пугают Ната. Старику хочется, чтобы малышка принадлежала ему и только ему. Нат его понимает. Он и сам не стал бы делиться, но...
   Есть Райдо.
   И есть альва.
   Райдо был силен, когда беседовал с Видгаром из рода Высокой меди. И жаль, что этот разговор подслушать не вышло, а Райдо не стал делиться...
   - У меня есть... друзья...
   - Из рода Мягкого олова, полагаю? - Видгар стоит. Он скуп на движения, точно опасается, что они выдадут его. А вот Альфред по комнате расхаживает, и дом бережно доносит до Ната звуки, что скрип половиц под тяжестью Альфредова тела, что похрустывание начищенного хрома его сапог... что дыхание, ровное, глубокое.
   Спокойное.
   - Это не секрет, - Альфред остановился.
   - Но вы сами понимаете, что поддержки мало не бывает...
   - Я понимаю, что порой... приходится делать выбор. Оценивать перспективы...
   - Порой - несомненно.
   Танец на словах. И Нат понимает, что слишком мало понимает, но продолжает слушать, боясь одного - упустить нечто действительно важное.
   - Но это не ваш случай, Альфред. Не думаю, что мои интересы расходятся с интересами рода Мягкого олова...
   Пауза.
   Молчание. Оно нервирует едва ли ни сильней, нежели предыдущий разговор. И Нат заставляет себя дышать именно так, как Гарм учил.
   Глубоко и спокойно. Ему отчаянно не хватает спокойствия. И еще уверенности в том, что все будет именно так, как спланировал Райдо...
   - Видите ли, Альфред... полагаю, для вас не секрет, что этот брак поставил Райдо в некоторую оппозицию с родом...
   - Не секрет. Увы, я имел неосторожность быть причастен...
   - Даже так?
   - Мне показалось, что Райдо достаточно здоров, если думает о женитьбе... и упрям, чтобы добиться своего любой ценой... мне подумалось, что маленькая услуга избавит меня от множества грядущих проблем. Ошибся.
   - С кем не бывает.
   Видгар готов быть великодушным.
   А где шериф?
   С Гармом? Или ходит по дому без присмотра? И надо бы проверить, но тогда Нат упустит нить беседы. И он снова злится, уже на тех, кто не способен обойтись минимумом слов. Все выплетают и выплетают сети из слов, играют друг с другом.
   - Но порой подобные ошибки можно исправить...
   - Как?
   - Райдо умрет.
   Нат судорожно выдохнул.
   Ложь.
   И все равно она слишком долго была правдой. Нат сам почти поверил, что Райдо умрет...
   - Род Мягкого олова смирился с этим фактом...
   Шорох.
   Точно кто-то развернул свежую газету.
   - И готов принять блудного сына...
   - Но не его вдову? - с насмешкой поинтересовался Альфред.
   - Именно. Не вдову. И не ребенка. Они прекрасно осведомлены, что в этой девочке нет ни капли их крови...
   - А ваша?
   - Этого я не скрываю, - снова шорох... нет, не газеты, но крыса, которая затаилась где-то рядом.
   Подслушивает?
   Ната передернуло, до того он ненавидел крыс. Не боялся, нет. Он был сильней, но вот с отвращением не способен был справиться.
   - То есть девочка вам нужна? - деловито осведомился Альфред.
   - Да.
   - А ее мать...
   - Мне показалось, что у нее имеются... проблемы со здоровьем... и все пережитое... а еще и смерть супруга... этого хватит, чтобы свести в могилу любую женщину.
   - Поверьте, Видгар, эта женщина крепче, чем кажется. И свести ее в могилу... постараться надо.
   - Так постарайтесь, - в холодном голосе сквозило раздражение.
   - Вы предлагаете мне...
   - Я предлагаю вам оценить ваши перспективы. И нынешнюю ситуацию... и поступить так, как подсказывает совесть.
   - Совесть? - Альфред рассмеялся. - Помилуйте... совести у меня никогда не было, чего я не скрывал. Совесть политику не нужна...
   - И я о том же...
   Снова молчание.
   Оно длится и длится. И Нат представляет, как Альфред делает вид, будто бы обдумывает предложение... или и вправду обдумывает?
   Нет, он осторожен.
   Он не будет ввязываться в подобное... если, конечно, уже не ввязался.
   Ему нужна Ийлэ. А Видгару она не нужна...
   - Мальчишка будет ее защищать, - голос Альфреда раздался совсем рядом, и Нат отпрянул от стены, но велел себе успокоиться. Если бы его могли заметить, уже бы заметили.
   - С мальчишкой, думаю, ты справишься... полагаю, тем самым решишь еще одну... семейную проблему.
   - А вы рискуете.
   - Чем же?
   - Если я сейчас...
   - Донесете? И кому же? Шерифу? Он не будет вмешиваться в наши дела, - Видгар подчеркнул слово "наши". - Вашим... союзникам из Оловянных? Те лишь сделают вид, что не понимают, о чем речь... а если и поймут, то одобрят.
   Верно, так и будет, если...
   ...Видгар играет.
   Райдо сказал, что он - союзник, но если... если Райдо ошибся? И Видгар просто воспользовался ситуацией... это ведь удобно.
   Избавиться от Райдо.
   И от альвы.
   Забрать малышку. А людям оставить дом, раз уж он так им нужен.
   Нат потер шею, которая вновь зудела. Этот зуд в первое время был хуже боли. Старая шкура сползла, а новая нарастала. И нарастая, невыносимо чесалась. Нат терпел.
   Шкуру нельзя было трогать, но...
   Порой он забывался и начинал чесаться, расчесывая себя до крови.
   Это было давно. И зуд, который не проходил, даже когда кожа стала плотной, а доктора сказали, будто бы это нервическое, посоветовали успокоительное принимать.
   Нат не нервничал тогда.
   И сейчас спокоен.
   Просто... просто он не до конца верит Видгару. Имеет же он право на недоверие? Нат решил, что имеет. Равно как и на подслушивание чужих бесед, если эти беседы в перспективе окажут непосредственное влияние на Натову жизнь, точнее, поспособствуют ее окончанию.
   А красиво получилось.
   Нат запомнил. На всякий случай. А то вдруг кто спросит... или просто придется к слову.
   - Когда вы собираетесь устраивать облаву? - теперь голос Видгара доносился слева и звучал глухо, будто бы Медный говорил сквозь трубу.
   - Зависит от доктора... а так... дней через пять. Хотите поучаствовать?
   - Несомненно. Я полагаю, что в этом и состоит мой долг перед обществом.
   - Конечно. Общество будет вам очень благодарно...
   - И моим людям.
   - Они тоже примут участие?
   - Полагаю, как и люди Гарма.
   - Какое поразительное единодушие... - восхитился Альфред. А Нат порадовался, что эти двое все-таки находятся на безопасном для них расстоянии.
   И вправду, может, успокоительное принять.
   - И вы не боитесь оставлять дом...
   - Отнюдь, - Нат живо представил кривоватую вымученную усмешку Видгара. - Его будут защищать люди шерифа. Так ведь? Вы же позаботитесь о том, чтобы это были очень надежные люди?
   - Позабочусь...
   - Вы очень... перспективный молодой человек.
   - Стараюсь...
   Стало тихо. Нат ждал, но дождался лишь протяжного скрипа, где-то наверху, на третьем этаже, наверное, а то и вовсе на чердаке.
   Скрипели ли балки.
   Крыша?
   Или скрип этот и вовсе примерещился Нату, он не знал. Но понял, что больше дом ничего не скажет. Впрочем, и услышанного было более чем достаточно. Нат прижал к теплой стене руки и сказал:
   - Спасибо большое... я понимаю, что ты меня, скорее всего, не слышишь... а если слышишь, то не понимаешь... я для тебя совсем чужой. Ты альвийский дом, а я с той стороны Перевала... и я альвов ненавижу. Наверное, ненавижу. То есть, раньше я был уверен, что ненавижу, а теперь вот... твоя хозяйка слабая. Сильная, внутри если, но все равно слабая и женщина. Женщин надо защищать. Спрячь ее, когда все начнется. И Ниру. Я попробую уговорить ее уехать... она, конечно, обидится, но зато не пострадает. Меньше всего я хочу, чтобы она пострадала...
   Дом вздохнул.
   Понял ли? Нат надеялся, что понял. Хотя бы дом.
   Вечером он переговорит с Райдо, расскажет без утайки и о доме, и о подслушанном разговоре, и Райдо, осклабившись, переспросит:
   - Облава, значит? Дней через пять? Замечательно.
   Он почешет шею и признается:
   - Больше пяти дней здесь я не выдержу... надоело болеть.
   А про Видгара не скажет ничего. И ладно.
   Нат все равно присмотрит за стариком. По собственной инициативе.

Глава 21.

   Доктору Ийлэ не верила.
   И шерифу.
   И вообще людям, которые держались в доме слишком уж вольно в ее доме.
   Чувствовали себя хозяевами? Настолько хозяевами, что не давали себе труда быть вежливыми с ней? Не видели... шериф прошел мимо, не удостоив и взгляда.
   Гарм... Гарм подмигнул.
   Весело ему.
   Для него происходящее - представление, а Ийлэ... она слышит надрывный лай собак, и чувствует кожей волглую, сопревшую листву. Она задыхается от запахов гнили, снова и снова облизывает сухие губы, не способная напиться.
   И ногти впиваются в кожу.
   Надо дышать.
   Успокоиться.
   Взять себя в руки. Нет, ее нервозность в нынешних обстоятельствах понятна, но... Ийлэ не желает доставлять им удовольствие. Пусть и делают вид, что она им не интересна, но ведь смотрят же...
   Она провожает взглядом шерифа и Гарма, а потом спускается в гостиную, где устроились Альфред с Видгаром... и возвращается наверх, к комнате Райдо.
   Доктор там.
   Он держит Райдо за руку, отсчитывает пульс. И так внимательно смотрит на часы... серебряные часы с гравировкой, которую делал отец. Подарил на Рождество.
   У людей принято на Рождество подарки делать, и отец хотел доставить другу радость... фразу выбрал... что-то такое, пафосное, про тех, кто держит жизнь в руках... не жизнь, но всего-навсего часы. Жизнь бы ему Ийлэ не доверила.
   Ниру жаль.
   Она отца любит. И эта любовь понятна, хотя и странно-неприятна, и заставляет Ийлэ отворачиваться. Она не хочет видеть Ниру рядом с этим человеком.
   Он же шевелит губами и руку щупает.
   Склоняется над постелью, низко, будто желая поцеловать. И думается, что Райдо вряд ли обрадовался...
   Без сознания.
   Мечется, как в бреду. И простыни мокрые. На висках, что пот, что серебряная сыпь живого железа, которая то расползается, то почти исчезает.
   Он должен был лишь пропотеть... пропотеть и только.
   Доктор оттягивает веки.
   Белые глаза. Красные нити капилляров. Зрачки сужены. И Райдо смотрит на доктора, но не видит.
   - Все куда хуже, чем я предполагал...
   ...сонная трава.
   ...и корень белокрыльника, который вызывает подобие лихорадки, но лишь подобие.
   - Это еще не агония, но почти... почти... я сожалею, - он отступил и руки вытер.
   - Он... умрет? - Нира задала вопрос шепотом, точно это могло что-то исправить.
   ...корень белокрыльника - не яд.
   Его и детям дают, когда надо, чтобы дети пропотели... на кончике ножа... а Ийлэ две ложки... или три? Райдо ведь большой и... он молнию вынес, а с белокрыльником как-нибудь да справится.
   Должен.
   - Умрет, - жестко ответил доктор. - Как я и говорил.
   Вот в чем дело. Он не ненавидит Райдо, хотя ненависть Ийлэ поняла бы. Он просто хочет быть прав. И не важно, что из-за этой правоты кому-то придется умереть.
   Не важно.
   Надо просто дышать.
   И уйти. Тихо, пока доктор не обернулся, пока не спросил... не сказал чего-то, что сделает дальнейшее молчание Ийлэ невозможным.
   Она не успела прикрыть дверь.
   - Я редко ошибаюсь.
   Редко.
   Быть может, Ийлэ несправедлива и он действительно неплохой доктор... его ведь ценят... и приглашают... впрочем, кого еще приглашать людям, если иного доктора в городке попросту нет?
   Она не успела спрятаться.
   - Ийлэ! - Альфред просто появился.
   У него порой получалось просто появляться, словно бы из ниоткуда. Шагнул, руки раскрыл, пытаясь обнять, но Ийлэ ускользнула.
   - Злишься? - он улыбался широко и радостно.
   Ему улыбка шла.
   И маска веселого славного парня, которую прежде Ийлэ принимала за лицо.
   - Не злись, дорогая, что было, то было... прошлое имеет куда меньшее значение, чем это принято считать. Будущее куда как важней.
   Он перестал улыбаться.
   - Поговорим?
   - А есть о чем? - молчать больше не получалось.
   Уйти?
   А если он скажет что-то действительно важное?
   - О нашем с тобой будущем.
   Альфред наступал, заставляя Ийлэ пятится. Шаг и еще шажок... в доме безопасно... он не посмеет тронуть ее здесь.
   - А у нас есть будущее?
   Не стоит бояться.
   Он просто... просто играет... как тот, который... только он не решится ударить. Конечно. Сын мэра и будущий мэр не бьет женщин...
   - Тебе решать.
   Прикосновение пальцев к губам, точно Альфред просит помолчать.
   - Ты же умная девочка, Ийлэ... ты понимаешь, что скоро твой покровитель... уйдет в мир иной.
   - Муж.
   - Что?
   - Не покровитель, - поправила Ийлэ. - Муж.
   Остановилась.
   До тупика еще шагов пять, но Ийлэ больше не позволит загонять себя в тупик. И со страхом справится. Должна справиться.
   - Муж? Ах да... я в курсе... я сам выправил ту бумагу... и еще кое-какие... интересные. Конечно, передать их не успел... а теперь, глядишь, и не понадобятся.
   Он стоял слишком близко.
   Разглядывал.
   - А ты изменилась.
   - Странно было бы, если бы я не изменилась.
   - Конечно, - Альфред провел пальцем по ее щеке, и прикосновение это заставило замереть.
   Не ударит.
   Не тронет.
   Пока.
   - Все меняются... но я помню, какой очаровательной ты была... не девочка - статуэтка... белая-белая... мотылек, - его взгляд затуманился. - Тогда я понял, как ты мне нужна...
   Дыхание тяжелое.
   И пахнет зверем. Странно, он ведь человек, а люди... люди - не звери. Не этот.
   - Настолько нужна, что ты меня бросил?
   - Прекрати, Ийлэ, - Альфред поморщился. - Неужели ты думаешь, что если бы был иной... вариант, я бы оставил тебя им?
   - Значит, не было?
   Захотелось закричать. Громко, голос срывая, но чтобы он, Альфред, да и все те, кто в доме ее собрался, услышали, наконец.
   Поняли.
   Она, Ийлэ, не игрушка. Она живая!
   - А что ты хотела, чтобы я сделал? Заявился сюда, - он провел мизинцем по стене. - И потребовал тебя отдать? Если же не согласятся, пригрозил бы... ах да, чем бы я мог им пригрозить? Жалобой?
   Ийлэ молчала.
   - Или мне следовало взять парочку арбалетов и сыграть в героя? Тогда бы у тебя осталась обо мне светлая память... светлая память - это много... что скажешь?
   - Ничего.
   - Конечно... ты ведь сама понимаешь, что в той ситуации я ничего-то не мог сделать... только ждать и искать вариант, который всех устроит.
   - И как? Нашел?
   - К сожалению, не успел... но я был близок. Мы бы договорились... Бран, конечно, еще та сволочь, но договариваться любил... я бы выкупил тебя.
   Мерзко.
   Настолько мерзко, что дыхание перехватывает. Ийлэ давится воздухом, но все равно дышит, сквозь стиснутые зубы, через силу, ненавидя себя за то, что не способна высказать этому человеку все.
   Она боится?
   Нет, не боится. Презирает.
   Герой? Альфред никогда героем не был и не станет. Он любит использовать, что ситуации, что людей... и наверное, это тоже талант.
   - Тебе не нравится? - Альфред склонил голову на бок. И во взгляде его появилось... раздражение? Он, что, ждал, что Ийлэ придет в восторг от этакой новости?
   Он собирался выкупить...
   Подождать, когда Бран наиграется... если наиграется... когда доведет до края, а потом выкупить... и если бы... если бы все так и получилось, то она, Ийлэ, была бы ему благодарна?
   Или убила бы?
   - Деточка, я понимаю, что тебе обидно, но жизнь такова... и стоит ли вспоминать дела давно минувших дней, ежели есть вопросы куда более актуальные?
   Альфред протянул руку, но Ийлэ не позволила прикоснуться к себе. Она отвела его пальцы от своего лица и сухо поинтересовалась:
   - Чего ты хочешь?
   - Тебя. Я все еще хочу тебя. И я тебе нужен... если ты, конечно, не предпочтешь героическую смерть у постели супруга...
   Он замолчал, предоставляя возможность задать вопрос, на который наверняка приготовил ответ. Он и прежде-то был предусмотрительной сволочью. Поэтому Ийлэ не стала вопрос задавать.
   - Ты понимаешь, что в этом городе лишняя? Тебя, конечно, используют, но потом избавятся... кому нужны свидетели? И в лучшем случае смерть твоя будет легкой... в худшем... последнюю свою жертву Потрошитель на куски разобрал. Отвратительное зрелище...
   - Ты о ком?
   - О человеке... точнее, я полагаю, что он - человек, но находятся и те, кто говорят, что до появления твоего... супруга, в городе было тихо.
   - Ты его не любишь.
   - Потрошителя?
   - Райдо.
   Ему нравится говорить. Это тоже игра, сродни той, в которой он, Альфред, ловит ее взгляд. И пытается удержать его, привязать к себе.
   Если дать волю, то и привяжет.
   Не только взгляд. На самом деле взгляд - это мелочь, но...
   - А за что мне его любить? - Альфред пожал плечами, и жест этот получился... лживым?
   Определенно.
   Он сам лжив, старый добрый друг. Или не добрый. И вовсе не друг, не говоря уже о том, что он вовсе не стар.
   - Он поломал мои планы. Знаешь, я обрадовался, когда узнал, что ты жива... так обрадовался... и сделал ему предложение.
   Райдо ничего не говорил.
   И хорошо. Тогда Ийлэ не была готова его слушать. Она и теперь не готова, не уверена в себе, в том, что хватит сил выдержать этот разговор, в котором с ней вновь играют.
   - А он отказал. Но проблема даже не в этом... не только в этом... отказ я бы как-нибудь да пережил. Но твой Райдо...
   И снова пауза.
   Ждет, что Ийлэ скажет, что Райдо вовсе не ее? Неправда.
   Ее.
   Ему сейчас плохо, и Ийлэ следовало бы находиться рядом, а она ушла. Ей невыносимо было вновь видеть его больным, пусть и болезнь эта - ложная.
   Все здесь обман.
   Главное, в нем не запутаться.
   - Он вел себя так, будто бы лучше меня.
   - Он лучше тебя.
   - Что? - Альфред усмехнулся, нехорошо так усмехнулся, сделавшись донельзя похожим на Брана.
   - Он лучше тебя, - спокойно повторила Ийлэ и в глаза посмотрела. Если ему так хочется поймать ее взгляд, то пожалуйста. - Он умней. Честней. Благородней.
   - Благородней, - со смешком произнес Альфред. - Конечно... мне вот благородства никогда не хватало. Я, если разобраться, еще та сволочь... только видишь ли, радость моя...
   - Не твоя.
   - Пока.
   - В принципе.
   - Посмотрим. Видишь ли, не моя ты радость, так уж сложилось, что благородным быть непросто. Им это самое благородство очень по жизни ну очень мешает. Настолько, что сама эта жизнь становится короткой-короткой. И безрадостной...
   Альфред отступил.
   - Подумай, - сказал он. - У тебя есть еще несколько дней... до облавы.
   Он сделал еще один шаг назад и исчез. А Ийлэ обняла себя, так и стояла, долго, наверное, пытаясь унять сразу и дрожь, и гнев, и слезы.
   Справилась.
   Выдохнула и кулаки разжала. Вытерла сухие глаза. Заставила себя улыбнуться, радуясь, что в этом тупике нет зеркал.
   Развернулась.
   Окончательно получилось успокоиться лишь в комнате Райдо, который все-таки уснул. И кажется, сон его был спокоен. Ийлэ присела рядом и просто сидела.
   Смотрела.
   Ждала.
   Он ведь проснется... и выживет, конечно, выживет, потому что сейчас ему ничего не угрожает... и будет жить... нет, они вместе будут жить долго и счастливо.
   И никак иначе.
  
   Нира подкараулила на лестнице.
   Встала. Руки на груди скрестила. И глянув исподлобья потребовала:
   - Рассказывай.
   - Что рассказывать? - Нат после тренировки чувствовал себя опустошенным. И это чувство нравилось ему куда больше глухого гнева, который Гарм принимал раз за разом, повторяя одно:
   - Не спеши.
   Нат пробовал не спешить, но у него плохо получалось.
   Гнев ослеплял.
   Лишал воли и разума. Заставлял раз за разом подниматься из грязи и вытирать раскровавленный нос. Бросаться. И падать. Вставать.
   Раз за разом...
   ...сегодня, кажется, дольше обычного.
   - Потом.
   - Нет, - Нира топнула ножкой.
   - Я устал.
   Устал. И вправду устал настолько, что еще немного и он попросту уснет на этих вот ступеньках, и будет при том совершенно счастлив, во всяком случае до пробуждения.
   - Ты каждый день устаешь, - спокойно произнесла Нира. - И каждый день прячешься. Что ты скрываешь, Нат?
   - С чего ты взяла, что я что-то скрываю?
   Ложь. Скрывает. А врать Нат никогда толком не умел и полагал это достоинством, ан нет, выходит, что вовсе и не достоинство.
   Если бы умел, Нира бы поверила.
   И не стала задавать опасных вопросов.
   - Я ничего не скрываю, - чуть более уверенно произнес он. - Я просто... после тренировки. Грязный. И нос опять разбил...
   ...и она жалела.
   Утешала.
   А Нату было невероятно приятно слушать ее... и не только слушать... позавчера она потребовала прижать к глазу монетку, не поверила, что следов не останется. Села рядом и монетку держала, хмурилась, пеняла Ната за то, что он себя не бережет...
   - Рубашку вот порвал...
   Он продемонстрировал дыру.
   - Зашьешь?
   Нира молчала.
   Зашьет. Всегда ведь сама... и это тоже часть их жизни, которая только-только началась. И Нат должен сделать что-то, если не хочет, чтобы эта жизнь прямо сейчас взяла и закончилась.
   А он не хочет.
   Только не знает, что сделать... сказать.
   - Я тебя люблю, - Нат выдержал прямой ее взгляд.
   - Но не настолько, чтобы поверить, да?
   - Я верю.
   - Не веришь... думаешь, я совсем наивная? Не понимаю, что в доме что-то происходит... к чему-то готовятся все... а я вот... я снова ничего не значу.
   - Значишь. Для меня.
   - Неужели, - Нира стиснула кулачки. - И поэтому ты молчишь, да? И все молчат. Конечно, кому надо тратить время, чтобы пытаться объяснить хоть что-то наивной дурочке...
   - Ты не дурочка.
   - Но наивная, если думала, что с тобой все будет иначе... - она поднялась на ступеньку, и этот шаг показался Нату огромным расстоянием, почти непреодолимым. - А ты... говоришь, что веришь, но на самом деле... на самом деле, твое доверие... я могу зашивать твои рубашки... да, это ты доверяешь... или еще постирать... а больше - нет.
   Она отступала, шаг за шагом, пока не оказалась на вершине лестницы.
   - Нира... я...
   Нат осекся.
   - Значит нет, да?
   - Нет.
   - Тогда я не хочу тебя больше видеть, - она подобрала юбки. - Мне очень жаль, но... я бы еще смогла жить без любви, но не без доверия.
   Ушла.
   А Нат не остановил.
   Он собирался. Пойти за ней. Обнять. Сказать, что не в ней дело, а в ее родичах, что им-то Нат как раз не верит... и что эти Ниру очень хорошо знают... и если так, то смогут понять... нет, тогда придется объяснять все, а этого делать нельзя.
   Нат прикусил руку.
   Нельзя.
   Пока.
   Кроме Ниры есть Райдо.
   Ийлэ.
   Малышка, которую точно некому будет защитить... а Нира поймет.
   Наверное.
   Но вечером Нат попробует поговорить с ней снова, и быть может, у него получится? Он ведь действительно любит ее...
   Не вышло.
   - Подъем, - Гарм поднял с постели пинком. - Труба зовет.
   - Куда? - Нат мотнул головой, отгоняя муторный, тяжелый сон, в котором он, кажется, все-таки попытался объясниться, только из этого все равно ничего не вышло... кажется, не вышло.
   - Птичка одна донесла, что народец в городишке очень взбудораженный... готовятся к облаве, стало быть.
   - Шериф?
   - Молчит пока. Выжидает, - Гарм широко зевнул и поскреб живот. - Шериф ваш - еще та хитрая сука... знавал я таких. С виду - свой парень, а копни чуток - в дерьме утонешь.
   Он кинул Нату чистую рубашку.
   Штопаную.
   - Не знаю, он ли главный, но в доле точно.
   - С чего ты взял? - рубашка пахла чистотой, и Нат не спешил ее одевать. Сидел. Нюхал.
   Время есть. Если бы не было, Гарм сказал бы, не постеснялся. Он стеснительностью не отличается вовсе, а еще про Ната говорят, что будто бы он бесцеремонный.
   - С того, что... ай, много будешь знать, скоро состаришься. Собирайся уже. Ехать пора. Чую, пригласят нас в последний момент...
   Нат натянул рубашку.
  
   Дом опустел.
   Ийлэ услышала его недовольство, и страх, который дом прятал в скрипах и вздохах.
   - Ты... знаешь, кто? - Ийлэ долго не решалась задать этот вопрос.
   - Да. Мне кажется, что знаю.
   Райдо этой ночью не ложился. Чуял, что день выдастся непростым? Или просто отоспался? Он последние дни только и делал, что спал. Это вписывалось в сказку о его болезни, к счастью, больше никто не появлялся проверять, сколько же правды было в этой сказке. Но Райдо все равно не выходил из комнаты.
   И давился овсянкой.
   А по ночам ел пирожки, которыми с Ийлэ не делился, сказал, что она и так поесть может, а ему силы нужны. И пусть пирожков Ийлэ совершенно не хотелось, она и без них прекрасно себя чувствовала, но все одно пыталась утянуть хоть крошку.
   Тоже игра.
   Слишком много всяких игр. И странно думать, что одна вот-вот закончится.
   - Я почти уверен, что знаю, но... всегда остается шанс, что я неправильно что-то понял... оценил... недооценил.
   Его это беспокоило. И беспокойство передавалось Ийлэ.
   - Я в любом случае сильнее... - это должно было стать утешением, но не стало. - Мы справимся, верно?
   Он спрашивал? Нет, Райдо наклонился, уперся лбом в лоб и повторил:
   - Мы обязательно справимся.
   - И... я?
   - Ты пока посидишь в одной тихой комнате...
   - В той, где...
   - Именно.
   - Но...
   - Те ключи больше не подойдут, - Райдо нехорошо усмехнулся. - Зря, что ли Талбот здесь столько времени околачивался? И заметь! Я терпел его!
   - А по-моему, он не мешал.
   - По-твоему... ты просто не замечала, как он на тебя пялился... стоило тебе появиться, как он мигом забывал обо всех сокровищах... а у меня, между прочим, нервы слабые... я старый и больной. И волноваться нельзя.
   - Тебе?
   Он пытается убедить Ийлэ, что ничего страшного не происходит, а потому и говорит вовсе не о том, что вот-вот случится.
   Ворчит, и ворчание это умиротворяющее ненадолго вытесняет страхи. Ийлэ поддерживает беседу:
   - Стоило мне выйти, и он вновь вспоминал о сокровище... значит, он не только ради клада остался?
   - Не только, - согласился Райдо. - Он сменил замки в той комнате... и не в ней одной.
   - И кто...
   - Никто. Только Нат. А Ната ты знаешь, он скорее умрет, чем проболтается о таком.
   - А ключ?
   Райдо вытащил из-под матраса связку и нашел нужный. Обыкновенный. И с виду ничем-то не отличается от прежнего.
   - Ты спрятал его...
   - Среди ключей, - Райдо позволил взять связку в руки. Старая. Мамина? Или та, которую носила экономка? - Видишь, он похож на старый. И вряд ли кому в голову пришло бы их сличать... а вот если бы я старый снял, а новый спрятал, все стало бы очевидно.
   Прав ли он? Время покажет.
   Ийлэ не нравится сама мысль о том, что ее запрут.
   - Ты ведь сумеешь выйти, если понадобится? - Райдо протянул руку, и ключи пришлось вернуть. - Тебе они не нужны. Верно?
   Да.
   И нет. Ийлэ сумеет выйти, но сама мысль о том, что ее снова запрут.
   Там запрут.
   - Тише, - Райдо перехватил руки. - Дыши глубже. Послушай. Брана больше нет. Ты это понимаешь? Если понимаешь, то кивни.
   Ийлэ кивнула. Она прекрасно понимает, и что Брана больше нет, и что из всех комнат, та - самая безопасная. И что запрут ее для ее же блага, но... понять - это одно. Принять - другое.
   - Вот и хорошо. Умница. Видишь ли, сокровище мое, у меня нет доказательств. То есть, я примерно представляю, что здесь произошло, но мои слова ничего не значат... разве что для Особого отдела, но с ними, мы уже это выяснили, нам связываться не стоит. Остается королевская полиция... а им потребуется нечто большее.
   Ийлэ заставляла себя слушать его.
   Полиция? Королевская? О чем он говорит?
   О том, что устроил из дома ловушку, и приманкой в ней - Ийлэ. Поэтому исчезли люди Гарма и сам Гарм со вчерашнего дня не появлялся. Нира и та пропала, а Видгар, явившийся с утренним визитом, улыбался так странно.
   Видгар знает.
   И тоже играет, кажется, получая от игры немалое удовольствие.
   - Все идет к тому, что мне придется убить этого человека... таких врагов оставлять себе дороже, но и это убийство, Ийлэ, должно выглядеть оправданным. Я не знаю, как именно он подстраховался, но такие, как он, всегда ждут удара. И поэтому... поэтому я должен быть уверен, что его смерть никак вас не заденет. Ясно?
   Нет. Но Ийлэ готова солгать, если ему так будет спокойней. Он ведь собирается убить, а убийство требует спокойствия.
   Не из мести.
   Конечно, не из мести, Райдо некому мстить здесь, но лишь чтобы жить спокойно.
   - Поэтому, милая, потерпи немного, ладно?
   Потерпит.
   Будто у нее есть иной выход?
   - И пожалуйста, - Райдо коснулся щеки. - Что бы ни случилось, не выходи... ты знаешь дом. Ты слышишь его. Ты поймешь, если вдруг начнется что-то и вправду серьезное...
   - Пожар?
   Дом боится огня. И одно это слово отзывается в нем болезненной судорогой.
   - Пожар, - соглашается Райдо. - Наводнение. Ураган. Не знаю! Главное, что если опасность будет настоящей, тогда уходи. Не раньше. И я буду рядом. Веришь?
   Уже да.
   Если кому здесь и можно верить, то Райдо.
   - Вот и хорошо, - он осторожно поцеловал в висок. - Вот увидишь, все у нас получится...
   ...и страхов станет меньше. Потом, когда Райдо убьет, того, кто и вправду виновен в смерти родителей. Но почему-то сейчас мысль о мести, даже не мести, но справедливости - а смерть за смерть более чем справедливо - не вызывала у Ийлэ радости.
   - Нат должен был оставить корзину. Еда там, вода... пеленки опять же. Всякое такое, что может пригодится... и не бойся, ладно? Постарайся не боятся. Страх, он лишает способности думать. А ты умная девочка. Ты у меня очень умная и очень храбрая девочка...
   - Утешаешь?
   - Пытаюсь. Не получается, да?
   - Не очень, - признала Ийлэ. - Но ты... ты не думай, мы справимся.
   Потому что иначе быть не может.
  
   То, что предстояло сделать, Нату не нравилось.
   Придется лгать.
   Не то, чтобы смущал сам факт лжи, но... а если не поверят? Нат лгать не любил и не умел.
   - А если не получится? - он сунул пальцы в рот, отогревая.
   Весна весной, но холода еще стояли.
   - Чему тут не получится-то? Сиди себе. Смотри, - пожал плечами Гарм. - Одна беда, жопу не отморозь.
   Просто у него выходит... сиди, смотри. Нат сидит вот, смотрит. Старается, только как-то в последнее время старания его боком выходят.
   - Что, с девчонкой поссорился? - Гарм вот выглядел удручающе довольным жизнью. И пирожок очередной жевал, судя по запаху - с грибами. Нат тоже от пирожка не отказался бы, но ему не предлагали. А сам просить он не станет.
   Гордый.
   Пусть и замерзший, но все равно гордый.
   И обиженный.
   Нет, он не совсем, чтобы обижен. Обижаются дети, а Нат взрослый. И разве просил о многом? Просто поверить ему.
   Не имеет он права рассказать Нире все.
   Пока.
   А она уперлась, мол, что это он ей не доверяет... и из-за ее семьи, наверное... и если так, то не надо было на ней жениться, все равно эта женитьба - видимость одна. Ему не жена нужна, а нянька, которая будет разбитый нос вытирать и рубашки штопать.
   Ну да, рубашки рвались.
   Нат ведь не специально! Он и надевал на тренировки те, которые поплоше, а они все равно страдали... и Нира штопала.
   Горничные есть. Нат ей говорил. А она ответила, что ей самой хочется... хотелось... и перехотелось, наверное. Устала штопать.
   И нос вытирать тоже устала.
   И вообще права, потому что в семейной жизни от Ната никакой пользы нет, расстройство одно. А еще Гарму пирожок с собой дали, а Нира и проводить не вышла.
   Злится.
   И от этой злости Нату страшно, потому как вдруг она решит уйти? Вернется к семье... или просто уедет в другой город. Нат, конечно, поедет следом, потому что невозможно ее одну оставить, без всякого присмотра, но...
   - Опять много думаешь, - сделал собственный вывод Гарм. И пирожок недоеденный протянул. А Нат взял, здраво рассудив, что лучше он на сытый желудок пострадает.
   Тем более что позавтракать он не успел. А обеда и вовсе не предвидится.
   - Она говорит, что я ей не доверяю до конца, - пирожок оказался до отвращения маленьким, на один зуб, и после него голод ощущался острее.
   - А ты?
   - Я доверяю.
   - Но не настолько, чтобы рассказать все?
   Нат вздохнул.
   Как можно рассказать такое?
   - Нира их любит... всех...
   - Райдо может ошибаться.
   - Да, - это Нат признал не сразу, поскольку сама мысль о том, что Райдо способен ошибиться в голове не укладывалась. Но исключительно теоретически Нат готов был согласиться. - Но он может оказаться прав...
   - И тогда она все равно рано или поздно узнает.
   Нат кивнул.
   - Даже если Райдо ошибается, то после этого представления многое вылезет на свет... и вряд ли на радость твоей женушке.
   - То есть, надо было рассказать?
   - Нет, - Гарм облизал пальцы и вздохнул. - Не надо. Ты же сам понимаешь это. Потому и смолчал... она, конечно, девочка хорошая, спору нет, только как и ты, притворяться не умеет. И родичей своих любит. Это хорошо, это правильно родичей любить, но... заявится к ней вот завтра папочка... или мамаша... или сестрица... что, сумеет твоя Нира вести себя также как обычно?
   Нат покачал головой.
   Он пытался себе представить, как Нира поступит, узнав... не правду, пока еще не правду, а лишь теорию, но уж больно грязной эта теория гляделась.
   - То-то и оно... а это зверь хитрый, ему малости хватит, чтоб насторожиться. И Нира твоя, если не дура, все поймет. Простит... думаю, что простит.
   Гарм потер щеку, на которой третьего дня появилась весьма характерная отметка, наглядно продемонстрировавшая, что Гармова пышнотелая невеста с черпаком управлялась весьма ловко. И к слухам была не так уж равнодушна...
   Но помирились же!
   И выслушала она Гарма! И вон, пирожков напекла, правда, тот делает вид, что их уже не осталось, но Нат-то чует! У него чутье хорошее...
   Дело даже не в пирожках, а в том, что Нира тоже простит. Хотелось бы думать, что простит.
   Поймет.
   Он хотел бы иначе, но... прав Гарм. И Райдо прав.
   Вот и остается, что вздыхать да считать минуты.
   - И на будущее, парень. Договорись с женой... случай-то первый, да не последний... потом мало ли куда тебя занесет... Райдо вон службу прочит. А по службе секреты всякие случаются. Одними, конечно, и поделиться можно, а другими - никак нельзя. И хорошо бы, чтоб знала она, о чем стоит спрашивать, а о чем не след.
   - И как?
   - Прямо. Словами.
   Нат покосился, но убедившись, что собеседник и не думал издеваться, кивнул: оно понятно, что не жестами. Но где подобрать правильные слова?
   - Не бойся ее обидеть. Поймет. Или не поймет. Но тогда уж пусть лучше не понимает сразу, пока вам нечего особо делить. Но я думаю, что она - девочка сообразительная... хотя нет, скорее мудрая... уж не знаю, откуда что берется, но женщины или равнодушные, или мудрые, или дуры... будем надеяться, что тебе повезло. Еще пирожка хочешь?
   Нат кивнул.
   Если уж слушать, то лучше на полный желудок.
   - А когда ты...
   - Не спеши. Сначала пусть устроятся... выпьют... не морщись, в этом деле без выпивки никак... девочки подсобят. Девочки тут хорошие...
   Вновь не поморщиться у Ната не вышло.
   - Экий ты... но ничего, так даже лучше...
   Для кого лучше, Нат уточнять не стал. Поднял воротник куртки и головой тряхнул: погода к вечеру окончательно испортилась. И начавшийся дождь грозил затянуться, а значит он, Нат, вымокнет.
   Странное дело, прежде-то он спокойно воспринимал и дождь, и снег, и прочие неудобства. А тут вдруг неимоверно захотелось домой.
   И чтобы камин.
   Нира с книгой. Или без книги, но главное, чтобы улыбалась... и простила его за грубость. А Нат найдет слова, объяснит как-нибудь, что не собирался ее обижать, но напротив, защитить пытался.
   Правда, попытка эта какой-то кривой вышла.
   Ничего, Нат вернется и попробует снова. И будет пробовать раз за разом, пока что-нибудь да не получится. Райдо не зря говорил, что Нат упертый.
   А Нира - мудрая...
   - Ох, ты глянь... хорошо идут, - сказал Гарм, приподнимаясь на стременах. - С факелами... вот скажи, дорогой мой мальчик...
   - Я не дорогой.
   В лиловых сумерках город гляделся далеким, а огни факелов и вовсе были с трудом различимы.
   - ...они нас совсем за дураков держат? - Гарм спешился и повод кинул на ветку.
   Куртку повесил на другую. Сняв рубашку, аккуратно сложил ее в седельную сумку.
   - Облава... вот кого можно в лесу ночью искать, а? Разве что собственную задницу... разбойники... дураки-разбойники...
   Он разулся и носки стянул, скатал в аккуратные комки, которые спрятал в ботинки. Пошевелил босыми ступнями.
   - И мы не умнее, если в это дерьмо ввязались...
   Огней становилось больше.
   Рыжие муравьи, вот на что это похоже... суетятся, сталкиваются друг с другом, подпитывая силой... множатся, множатся, того и гляди, станет их столько, что и не управится.
   - Ты знаешь, что делать, - Гарм больше не ворчал и выглядел немного иначе, чем обычно.
   Более серьезный?
   Сосредоточенный.
   - Только на рожон не лезь, ладно?
   - Не буду, - пообещал Нат, чувствуя неприятный холодок.
   - И себя побереги... шкуру... шкура-то...
   Гарм не договорил. Он менял облик медленно, кажется, с трудом. И зверь, вставший на опушке леса, долго пытался отдышаться, он кашлял, а из раззявленной пасти текла слюна.
   Огромный.
   Черный.
   Жуткий, наверное... будь Нат человеком, испугался бы. Правда, он человеком не был, и, спешившись, стянул рубашку. Подумалось, что запасную он как раз-то не взял, и теперь придется так возвращаться, но с другой стороны, можно и не возвращаться.
   Следом пойти.
   Нат темной масти, незаметной...
   Гарм оскалился. Нет, мыслей читать он не умел, но успел неплохо Ната изучить.
   - Да я просто...
   Зверь коротко рявкнул.
   - Ладно, ладно... вернусь и буду сидеть тихо. В подвале запрусь, если хочешь.
   В этаких жертвах зверь не нуждался вовсе. Он потянул носом - огоньки приближались, а ветер донес острый будоражащий запах людей...
   - Понял я, понял... можно, я твою куртку возьму? А то ведь околею, простыну, Райдо ругаться будет...
   И Нира огорчится.
   Хотя... если огорчится, то простыть стоит? И глядишь, огорчившись, простит? Мама, когда Нат заболевал, ему все-все прощала и еще варила куриный бульон с луком и морковкой.
   Бульон был вкусным.
   Нат бросил рубашку. Клацнули челюсти, и на землю полетел ком.
   - Погоди, - Нат спешился. - Кровь же...
   Флягу со свиной кровью Гарм держал при седле. Запахло резко, сладко, и запах этот породил судорогу, живое железо рвануло.
   Лес.
   Дым.
   Кровь.
   Охота, которая совсем рядом. И Нат достаточно здоров, чтобы пройти по следу, тем паче, что след этот будет широк.
   Он сглотнул слюну и отвернулся.
   Люди идут к дому.
   Люди собираются убить Райдо. И самого Ната. И разве не справедливо, если Нат тоже убьет? Смерть за смерть.
   Кровь за кровь.
   Он заставил себя дышать, и руку сунул в рот, прокусил. Стало легче.
   Не безумие, но просто Нат давно не выходил на охоту. А это тоже неправильно. Ничего. Когда все это закончится... а ведь закончится когда-нибудь, верно? Пока же стоит думать о чем-нибудь хорошем.
   Доме.
   Нире.
  
   ...мудрой Нира себя не ощущала. Вот ни на мгновенье.
   Скорее дурочкой.
   Истеричной слезливой дурочкой, которая, вместо того, чтобы выслушать, наорала... а теперь Нат уехал, и когда вернется, не сказал. И вернется ли вовсе.
   Наверное, уже жалеет, что с нею связался...
   ...и про рубашки эти...
   ...ерунда какая... ей не тяжело зашивать, хотя там шить уже нечего, латка на латке стоит, и кажется, что эти рубашки сами состоят из лоскутов.
   Новые надо бы.
   Но не рубашек жаль, а Ната, которому приходится нелегко...
   Нира всхлипнула и решительно вытерла слезы: они никогда и никому еще не помогали.
   Что делать?
   Мириться.
   И выяснить, наконец, что происходит. Нет, Нира крепко подозревала, что желания эти ее взаимоисключающи, но хотелось всего и сразу.
   Еще плакать.
   Но Нира с собой справилась. Умылась. Поглядела в зеркало и поспешно отвернулась, до того она была нелепа, некрасива даже, с бледной кожей, с носом покрасневшим и глазами заплаканными. И как это у Мирры получается оставаться красавицей даже в слезах?
   Вспомнив о сестре, Нира тряхнула головой.
   В ней дело.
   И в матушке с ее стремлениями заполучить усадьбу... и в отце, который слишком слаб, чтобы ей помешать... и еще в том, чего Нира не знает. А она, как выяснилось, не знает слишком многого.
   Это Нат сказал.
   И от слов этих стало обидно-обидно, получилось, что будто бы Нира в своей семье и вправду чужая, лишняя, вот и не доверяют... а она... она не лишняя.
   Она сумеет все выяснить.
   Сама.
   Решение было спонтанным и, как многие иные спонтанные решения, не слишком умным. И Нира в глубине души подозревала, что Нат этакому ее поступку вовсе не обрадуется. Но обида переросла в злость, а злость требовала выхода, причем немедленно, пока Ниру от этой злости вовсе не разорвало.
   Она сделала глубокий вдох и сказала:
   - До темноты добраться успею.
   В конце концов, Нат муж, а не тюремщик. И не вправе Нире запрещать видеться с родными... конечно, следовало бы сказать... попросить сопровождение, но... Нира от мысли этой отказалась, поскольку вряд ли Райдо это самое сопровождение выделит. Скорее уж запрет.
   Нет.
   Ей надоело притворяться слепой, глухой и вообще...
   До города - пара миль. И верхом Нира держится неплохо.
   Доберется.
   А заночует дома, небось, не откажут... утром же вернется.
   Все будет именно так.
   Переодевалась она сама, торопливо, в глубине души и опасаясь, что ей помешают, и желая этого. Но в огромном этом доме до Ниры никому не было дела.
   Райдо был занят.
   Ийлэ... Ийлэ вновь пряталась, надо полагать от вчерашнего гостя, который не убрался из дому, но поселился и, кажется, надолго... с гостем прибыли еще псы, и Нат просил держаться от них подальше.
   Неподходящая компания.
   Нира и без предупреждения не стала бы к чужакам подходить, и сейчас шла осторожно, на цыпочках, и по лестнице спускалась также... а чужаку, который маялся у входных дверей, кивнула.
   И дверь толкнула.
   Сердце екнуло: вдруг да задержит? Спрашивать начнет... не задержал.
   - Вам помочь, леди? - спросил он низким гортанным голосом.
   - Нет, спасибо. Я... сама.
   Нира подобрала юбки и бегом бросилась к конюшням.
   Конюх тоже не стал задавать лишних вопросов, но заседлал сытую соловую кобылку и попросил:
   - Вы уж аккуратней, а то дождь... скользко.
   И вправду дождь.
   Зарядил. И мелкий такой, бисерный... капли оседают на плаще Ниры, прячутся в складках его, оседают и на шляпке, и на вуали, и в гриве лошади. Той вовсе не по вкусу прогулка, она то поднимается в рысь, то переходит на шаг, тряся головой, фыркая, всем своим видом показывая, что приличные люди этакой погодой не гуляют.
   Дома сидят.
   Ничего. До дома осталось не так уж далеко и... Нира натянула поводья.
   Господи, что она творит?
   Ее же просили... и Нат сказал, что все объяснит, но позже. Если так, то... он бы не стал молчать без веской на то причины.
   А Нира...
   Нира никогда не умела слушать. И думать. И вообще... надо возвращаться, пока никто отсутствия не заметил... а если и заметили, то Нира скажет, что просто-напросто собиралась прогуляться. Верхом. Злилась она из-за ссоры и вот... конечно, тоже не самый умный поступок, но все лучше побега.
   Она решительно развернула лошадь, которая, оценив перспективу, воспряла духом и бодро затрусила по дороге... вот только уехать не получилось.
   Откуда появились всадники Нира не поняла, но просто вдруг оказалась в кольце, и знакомый насмешливый голос поинтересовался:
   - И куда это вы так спешите, юная леди? Да на ночь глядя?
  
   Райдо видел огни.
   Далекая цепь, рассыпавшееся ожерелье из рыжих звеньев, которые по мере приближения срастались одно с другим.
   Интересно, отчего подобные дела люди предпочитают проворачивать по ночам? Что это? Инстинктивная вера, будто темнота спрячет их, что от закона, что от их же Господа, который, говорят, гневлив и злопамятен?
   Или же давний, пришедший вместе с ними, страх, который заставляет вспомнить древние времена, где ночь была опасна.
   Враг.
   И друг. Для кого? А для кого придется.
   Райдо ждал.
   Он поднялся на чердак и сел у трубы, к трубе прислонившись. Печь топили с утра, и к вечеру она успела остыть, но кирпичи все одно были теплыми.
   Странно как.
   Ничего-то на чердаке не изменилось. И матрац на полу остался, и покрывало. Столик кукольный, куклы упавшие. Прерванное чаепитие.
   А время тянется-тянется... ждать тяжело. Райдо устал от этой истории, от самих людей, а еще от невозможности просто жить. Война ведь закончилась, так какого хрыся они держатся за нее?
   - Тоска, да? - тишина давит на голову.
   И страхи выползают.
   Запертая комната? Талбот, конечно, дверь исправил и заверил, что этот замок он теперь и сам не сразу вскрыть бы сумел, а значит, людям и подавно его не взять...
   ...тот, кто устроил это представление, слишком умен.
   ...он подозревает ловушку, а потому...
   ...облава?
   Облава... неудачная, надо полагать... нынешние разбойники на диво хитры окажутся и, уходя от преследования, доберутся до усадьбы.
   Спалят...
   ...только сначала вырежут всех, кто в недобрый час окажется здесь.
   И Гарм рискует, как рискует и Видгар... с ним пятеро... люди Гарма... полукровки, наемники... а значит, без роду, без племени. Этих никто искать не станет.
   - Верно, шериф? - Райдо понял, что молчать не способен. Он поднял куклу со стертым лицом. Платье грязное, да и сама игрушка выглядит жалко, но за неимением иных собеседников, сойдет. Он усадил куклу на стул.
   А стул развернул к себе.
   - Мне с самого начала следовало заглянуть к мамаше Бибо... мы с вами знаем, сколько всего интересного способны рассказать проститутки... это другие пусть смотрят на них сверху вниз. О чем они вам поведали? О странных вкусах Альфреда?
   - В том числе, - раздался тихий голос. - Вижу, вы не так больны, как мне представлялось.
   - А вы не так человечны, как представлялось мне.
   Он сумел подняться беззвучно, и стало быть, даже дом боялся его.
   - Поговорим? - предложил Райдо.
   - Думаете, есть о чем? Кстати, не шевелитесь и вообще постарайтесь не делать резких движений, а то ведь выстрелю...
   Арбалет в руке.
   Арбалет маленький и выглядит детским, игрушечным, а стрела и вовсе на иглу похожа. Скорее всего, игла и есть.
   Шериф кивнул, подтверждая догадку:
   - Я не промахнусь с такого расстояния. А вам хватит и царапины.
   - Яд?
   - Увы...
   Он остановился в трех шагах.
   Близко.
   И слишком далеко.
   - Руки. Так чтобы я их видел.
   Райдо положил руки на колени.
   - Ладонями вверх. И откиньтесь немного... вам ведь неудобно сидеть.
   - Да я потерплю.
   - Терпеть осталось не так и долго, - человек скинул надоевшую маску и теперь, пожалуй, выглядел самим собой.
   Ублюдком форменным.
   Или в форме?
   Надо будет потом Кейрену отписаться, спросить, как правильно таких вот ублюдков именовать.
   - Так значит, старушка Бибо проболталась? Всегда была языкастой тварью... учи ее, учи, а она упрямится... думает, что если помрет, то я ее не достану. Достану. И помереть не успеет.
   Он по-прежнему жевал табак, и челюсти двигались размеренно, спокойно.
   Сердце билось ровно.
   И страхом от него не пахло, равно как и азартом.
   - Шериф, вам не говорили, что самоуверенность губит людей...
   - И нелюдей.
   Оскалился желтыми кривыми зубами.
   - Так на чем мы там остановились?
   Человек не спешит. Он уверен в своей победе и позволяет себе небольшую слабость: разговор. Он в этом разговоре нуждается едва ли не больше, чем сам Райдо.
   Человек тоже устал.
   Кто сказал, что хранить тайну просто? Не год, не два, но годы... если не десятки лет.
   - На Альфреде... славный мальчик. Напрочь лишен совести, но это по нынешним временам скорее достоинство. Он у нас вообще одно сплошное достоинство... вот только его... пристрастия, вы правы, многим покажутся отвратительными. Нет, я им удивляюсь.
   Шериф ступал мягко.
   Разношенные старые сапоги. И рубашка старая, похоже, та самая, которая на нем была в первый визит.
   - Как бить жену с пьяных глаз, так это нормально, а как розгами да в постели... да по обоюдному согласию... то извращение, - шериф носком сапога перевернул кукольный столик, прекращая затянувшееся чаепитие. - Бедняге Альфреду приходилось рисковать... он хорошо платил мамаше Бибо, но сами понимаете...
   - Деньги ничто против страха. А вас боятся.
   - Только те, кто нарушает закон.
   - Ваш закон, шериф.
   - Какая разница?
   - Огромная. Королевский закон...
   - Прекратите, - шериф с преогромным удовольствием наступил на кукольный чайник. - Где ваш король?
   - Он теперь и ваш...
   - Пожалуй... только где он? За Перевалом. И нет ему дела до нашего Богом забытого городка... а мне есть.
   Он говорил это всерьез. И вправду верил, что воплощает собой закон? И наверное, был по-своему безумен, если верил.
   - Я пришел сюда много лет тому... я жизнь отдал, чтобы навести здесь порядок.
   - И как, навели? - острие иглы гуляет.
   Рука.
   Нога.
   Живот... шериф ходит, но расстояние держит. Старый зверь. Опытный.
   - Навел.
   - И наверное, огорчились, когда война пошатнула этот порядок... альвам ведь не было дела до того, что городок ваш, и закон ваш, и обычай. Альвы плевать хотели на человека.
   - И где они теперь?
   - Нигде, - согласился Райдо. - Но есть мы. И есть вы. Слишком старый, чтобы и дальше оставаться шерифом. Вы понимаете, что рано или поздно и до этой глуши дойдут королевские поверенные. А там... последуют перемены, которые вы не готовы принять. А может, и вправду устали и решили, что пора на покой. Только вот на покой лучше уходить с полным кошельком... нет, тебе платили. Мамаша Бибо. Лавочники мелкие... Альфред, опять же...
   - С Альфредом мы сумели договориться без денег.
   - Ах да, конечно. Он же мастер договариваться. Но дело не в нем, а в том, что тебе было мало.
   - Так ведь городок небольшой, - шериф развел руками. - Что здесь заработаешь?
   - Действительно... городок небольшой, тихий... и ничего-то не происходит. Почти ничего... королевский ювелир не в счет. Кстати, ты ведь за ним приглядывал, верно? Явно или нет, но без надзора их не оставили бы...
   Шериф кивнул.
   - Пришлось. Я этим не гордился.
   - А чем гордился?
   Молчание.
   И надо его разорвать, пока шериф не решил, что пришла пора закончить беседу иначе.
   - Ты понял, что время альвов ушло. И ты решил провернуть аферу... спугнуть ювелира, заставить его покинуть дом. Надеялся, что он возьмет с собой драгоценности. Ты представлял их стоимость и... на чем ты зацепил доктора?
   - На любви к покойникам... к покойницам. У него, видишь ли, тоже престранные вкусы оказались. В городе их бы не поняли... кстати, он согласился не сразу. Все плакал, что ювелир ему доверяет, что он не может обмануть доверие... погубить целую семью...
   - Но ты напомнил ему о собственной семье, верно? Его позор стал бы их позором. Верно?
   - Верно. Умный песик.
   - И если о жене он заботиться не стал бы, то дочери... дочери - дело иное. Он их любит.
   - Все кого-то да любят. К счастью.
   Выстрелит?
   Выстрелит определенно. Он за этим сюда шел. И еще из желания показать, что он, Йен Маккастер, умнее Райдо. И не только Райдо, но и всех прочих, что людей, что нелюдей.
   Ему, такому умному, было тяжело в этой глуши. Он подмял под себя город, только город оказался невелик...
   - Ты предложил замечательный план. Переговоры с псами... ты убеждал, что его не тронут. Ценный заложник. Сам по себе драгоценность, только в использовании неудобная.
   - Не я убеждал, - шериф осклабился. Зубы у него дрянные, желтые, но крупные. И к резцам прилипли крупинки табака. - Кто я такой, чтобы убеждать сиятельного альва? Знаешь, как он на меня смотрел?
   Райдо догадывался.
   Ювелир, если не совсем глуп, понимал, что кто-то из горожан присматривает за ним. Подозревал шерифа? Или просто этот человек был ему не симпатичен, и ювелир при всей вежливости не давал себе труда скрывать отсутствие этой самой симпатии?
   А шериф обиделся.
   Или скорее, был оскорблен в лучших чувствах.
   - Ты донес мысль до доктора, а доктор...
   - Все сделал в лучшем виде. Он не такое уж ничтожество, каким кажется... это все его женушка... тупа и жадна.
   Острие качнулось вправо, дразня Райдо, приглашая попробовать сыграть в интересную игру. Кто быстрей? Он или эта вот, безопасная с виду стрелка?
   Знать бы, что за яд...
   - Ты собирался встретить ювелира. Взять его саквояж... и дальше что?
   - Ничего.
   - В живых не оставил бы. Тебе ни к чему свидетели.
   - Ни к чему, - согласился шериф. - От свидетелей одна морока...
   - Но ты не учел Дайны.
   - Все зло от баб, - он произнес это нарочито спокойным тоном. - Вечно они лезут под руку...
   - Ты не учел, что она шепнула своему дружку... а тот отбил оптограмму... и поплатился. Тебе ведь нужно было на ком-то злость сорвать.
   Не отрицает. Не соглашается.
   Слушает.
   Смотрит.
   Жует табак. И выглядит сонным, расслабленным.
   - Она влезла. И появился Бран... тоже жадный, не особо умный. Он взял ювелира в оборот, но где-то ошибся, и тот умер раньше, чем успел рассказать о сокровище. С одной стороны, это оставляло вам шанс. С другой... с другой неимоверно все усложняло. С ювелиром можно было договориться. А вот Брана пришлось убить.
   - Еще скажите, что он вам был дорог.
   - Не был, - Райдо потер шею. - Укусило что-то... клоп, наверное.
   - Аккуратней, - предупредил шериф. - Я ведь и занервничать могу... нехорошо заставлять людей нервничать.
   - Кто выдал Ийлэ?
   - Докторша. Говорю же, тупая... а еще и боязливая. Испугалась, что Бран за нее возьмется... а я, как назло, в отъезде был... по делам...
   - Не тем ли, из-за которых на нынешних дорогах неспокойно? Ваша ведь банда.
   - Помилуйте, - шериф сплюнул и плевок растер сапогом. - Какая банда? Патруль из неравнодушных граждан... граждане имеют право беспокоиться об общественном благополучии.
   - Экие у вас тут граждане... обеспокоенные. Полагаю, за то беспокойство им небольшой процент идет. Вы ведь много взяли на этой войне, шериф. Помните, в ту нашу встречу... вы так любезно перечислили имена тех, кто пострадал от произвола альвов... только забыли сказать, что пострадавших было куда больше. И что стало с их имуществом, конфискованным во благо короны?
   Молчание.
   И челюсть замирает. Поджимаются губы, а нижняя выпячивается, выворачивается причудливо.
   - Многое осталось у вас, так? А еще вы брали за то, чтобы отвести карающую длань правосудия... конечно, брали не сами... не для себя... вы говорили, что есть люди, способные решить проблему... или не люди? Его поэтому так ненавидели, несчастного ювелира?
   Молчание становится напряженным. Нервным.
   Еще немного и палец дрогнет.
   Нажмет на спусковой крючок, отпуская натянутую тетиву и тогда...
   - Я этого все понять не мог. Он ведь действительно ничего им не сделал. Откуда тогда такая ненависть? А вот если представить, что он брал взятки... не так, отступные... вы лишь посредник... сам бы найо не снизошел до разговоров с горожанами... да и о чем ему разговаривать, если он попросту не знал, что за деньги берется предоставить защиту...
   Не нажмет.
   Зол.
   Но способен еще сдержать эту злость. И сдерживает. Ждет.
   Позволяет говорить.
   А значит, Райдо ему нужен... чего ради нужен?
   - Это было так удобно. И наверное, забавно, да? Вы взяли чужое имя. И чужие деньги. А самое мерзкое, что вы не всегда исполняли обещание... это было не в ваших силах... и когда люди все равно уходили, то винили отнюдь не вас.
   - Так а за что меня винить-то? Я ж человек... такой же, как они...
   - Да нет, - Райдо позволил себе опустить руки на пол, но шериф покачал головой: не следует его дразнить. - Люди все-таки разные. Как и альвы... но мы ведь не о них. Мы о жадности... вам все время было мало. Взятки. И отступные... и то, что удавалось взять на дорогах...
   - Приходилось делиться.
   - А может сокровища королевского ювелира стали для вас навязчивой идеей? И заодно вы уверились в собственной неуязвимости... или нет, не в уязвимости дело, но в том, что вы умнее.
   - Разве нет?
   - Не мне судить, - миролюбиво заметил Райдо. - Может и умнее. Я вот никогда умником не был... ты, пожалуй, первым понял, что без Ийлэ до сокровищ не добраться. Нет, ты не думаешь, что она знает, где клад... не знает, а если бы знала... она бы сказала Брану.
   Кивок.
   И кривоватая ухмылка.
   Плевок на сей раз достается кукле с грязным лицом, на которое массивная подошва наступает с каким-то особым наслаждением. Фарфоровая голова хрустит, и звук этот заставляет Райдо кривится.
   - Но ты полагал, что альв альва поймет лучше, чем человек. Верная догадка. Но добраться до девчонки не получалось... пока Бран жив. И ты сделал так, чтобы он умер.
   - Не я.
   - Доктор... и Дайна... они были знакомы? Думаю, даже состояли в связи некоторое время... доктор был слишком благоразумен, чтобы посещать девиц мамаши Бибо... а вот договориться с кем-нибудь, не обремененным моралью... жадным до денег... ты их свел?
   - Показалось забавным. Они так мило играли, - шериф давил куклу сапогом, медленно, растирая сами фарфоровые осколки в пыль. - Она притворялась мертвой... ложилась в гроб...
   - Ты подсматривал.
   - Наблюдал, - поправил шериф.
   - А в чем разница?
   - Наверное, ни в чем... оба хороши... а главное, оба делали, что я скажу.
   - Доктор приготовил яд... а Дайна угостила псов. Правда, сначала сделала слепок ключей. Кстати, что бы ты делал, если бы не вышло отравить?
   - Что-нибудь да придумал бы. Например... - взгляд шерифа скользнул по стене, зацепился за чердачное окно, забранное решеткой. - Например, случилась бы трагедия... банда мародеров напала на дом... война ведь только-только закончилась. И всякого сброда полно... но к счастью, обошлись без лишних жертв. Пока обошлись.
   Хорошая оговорка, специально для Райдо.
   - Мне одно не понятно, - Райдо старался не смотреть человеку в глаза, и кажется, тот расценил это как проявление слабости.
   Пускай.
   Он осторожен, но все же самоуверен. И когда самоуверенности станет больше, чем осторожности...
   - На что ты рассчитывал? Забрать Ийлэ?
   - Спасти.
   - И она прониклась бы к спасителю благодарностью?
   - Почему нет? К тебе же прониклась.
   - Я - немного иное... и скорее уж она меня спасла, а не наоборот.
   Шериф поморщился, кажется, вникать в подробности чужой жизни ему было не интересно.
   - Она ушла... и ты устроил облаву. Надеялся найти?
   - Надеялся, что у этой дуры хватит мозгов обратиться к кому-нибудь... к тому, кому она доверяет.
   Это к нему?
   К Альфреду?
   К доктору? К тем, кто предал и предавал раз за разом?
   Райдо заставил себя дышать спокойно. Гнев ему пригодится, но позже. Сейчас еще не время... пока не время.
   - А она взяла и... думал уж, что с концами. Ан нет, вернулась, потаскушка... я ж тебе предлагал отдать по-хорошему. И не только я...
   - Альфред...
   - Делает, что ему скажут.
   Это вряд ли.
   Он делает, конечно, но ведет и собственную игру. Если Райдо не ошибся... а он очень и очень надеялся, что не ошибся.
   Альфред сволочь, но с большими планами, которым шериф с его ненужной осведомленностью мешает. Шериф Альфреда шантажировал и... и не только в шантаже ведь дело.
   Смотрел?
   Подсматривал, как подсматривал за доктором? А после, надо полагать, и комментировал... не упускал случая уколоть, дернуть поводок, показывая собственную власть.
   - Он ведь тебя раздражает, - Райдо осторожно выпустил живое железо.
   Не на руки.
   Не на шею... рубашка свободна, за последние дни Райдо похудел, но оно и к лучшему. Шкура зудела, и с трудом получалось не отвлекаться на этот зуд.
   - Золотой мальчик, у которого с детства все самое лучшее... это не может не раздражать.
   - Еще скажи, что ты за него переживаешь.
   - Отнюдь. Но Альфред... сам о себе позаботится. И к нашему разговору он имеет весьма опосредованное отношение... тебе нужны сокровища. Настолько нужны, что ты готов... скольких положить? Я приговорен однозначно. Нат?
   - Мальчишка слишком беспокойный.
   - И Гарм с его людьми...
   - Упокой господь их души, - шериф даже перекрестился. - Я ведь не настолько наивен, чтобы оставлять их за спиной... ребята вперед пропустят...
   ...а там арбалеты помогут.
   ...или еще что...
   - Видгар, полагаю, тоже...
   - Не сейчас. Он пока сыграет на моей стороне... мне понадобится надежный свидетель из ваших...
   - Да и денег он тебе обещал за малышку. Только ты сразу ее не отдашь... спрячешь в каком-нибудь надежном месте, чтобы свидетель и вправду был надежным.
   - Видишь, как замечательно мы друг друга поняли! - восхитился шериф.
   Поняли.
   Почти.
   - Еще кое-что, - живое железо сплетало узор, который застывал толстой наружной броней. Неудобной. Тяжелой. И надолго Райдо не хватит. А значит, пора было заканчивать этот разговор. - Тех женщин убивал доктор?
   - Псих полный. А все женушка его виновата... все зло от баб, говорю же... и спрашиваю. Где она?
   - Ийлэ?
   - Не придуривайся.
   - А я и не придуриваюсь, - сила наполняла и переполняла Райдо. И ему приходилось сдерживать ее. Он раньше и не полагал, насколько это тяжело. Еще немного, и выплеснется, выворачивая его наизнанку.
   Рано.
   Еще секунда.
   Или две.
   Чтобы сказать пару слов. Чтобы подошел поближе этот излишне самоуверенный человек.
   - Она в той самой комнате... правда, замок в ней сменили. Док до нее не доберется.
   - Замок сменили... ключ у тебя?
   Райдо кивнул.
   - Хорошо. А что до дока... он псих, но умный. Он в дверь ломится не станет... он попросит, и альва выйдет сама... он, видишь ли, умеет просить...
   Шериф наклонился...
   ...близко.
   ...настолько близко, что удерживать гнев и ярость стало невозможно. Сила выплеснулась волной, которая смяла и искорежила Райдо, чтобы наново вылепить его тело. И булавка-игла увязла в живом железе, а после и вовсе упала на пол.
   Человек завизжал.
   Ненадолго.
   Он был мягким и слабым, как кукла... та кукла, осколки которой валялись на полу. Человек цеплялся за жизнь, и пытался ползти, зажимая разодранный живот. Он не верил, что может умереть вот так просто.
   Хрипел.
   Давился кровью. И полз, оставляя за собой широкий след.
   Райдо ждал.
   - Ты... - человек добрался до порога и перевернулся на спину. - Ты... сдохнешь...
   Он хотел сказать еще что-то, но все-таки умер.
   А где-то внизу громко и обиженно заплакал ребенок.
  
   Четыре стены.
   Запах сырого мела и металла.
   Четыре стены. И стол.
   Стул.
   Корзина с едой. Ее Ийлэ разобрала, спеша занять руки, потому что иначе в голову ее лезли самые разные мысли. Например, о том, что ее заперли.
   Комната мала.
   Окно закрыто решеткой.
   Будь она человеком, не выбралась бы... будь она...
   - Я не человек, - Ийлэ сказала это шепотом, но и он показался слишком уж громким. - Я не человек... и дом послушает.
   Он уже слушал.
   Слышал.
   Спешил пересказать. Дом доносил настороженный шепот людей, которые остались при нем. Защита? О нет, дом им не верит. Ийлэ тоже. А они в свою очередь не верят дому, чувствуют что-то этакое...
   - Глупцы, правда? - она прислонилась к стене и закрыла глаза.
   ...люди.
   ...и двери открыты, скрипят...
   ...прислуга спряталась. Предупредили? Или предупреждение не понадобилось?
   ...две из трех горничных еще позавчера заявили, что увольняются. И помощница кухарки с ними... и лакей... крысы бегут...
   Не крысы, просто люди. Люди боятся. А разве сама Ийлэ не испытывала бы страха на их месте? Но она не на их месте, она на своем собственном. И дом принадлежит ей по праву... а она ему.
   И она отзывается на молчаливый вопрос.
   Не бросит.
   Ни сегодня, ни потом. Дома плохо переживают одиночество, хотя и не способны рассказать о нем. Но Ийлэ понимает без слов. И делится силой, не потому, что дом голоден - он, напоенный весенними дождями, сам ожил, но эта сила сродни обещанию.
   Клятве.
   - Я тебя не брошу, - повторяет Ийлэ шепотом, и гладит старый пол.
   Теперь она ощущает его и не только его.
   Стены.
   И старый паркет, который кое-где требует замены... и хитросплетения труб... тяжелые глыбы каминов, которые дому не по вкусу - он боится огня. Ийлэ понимает этот его подспудный страх и унимает его. Огонь приручен. Он больше не причинит боли.
   Она ощущает и хрупкость молодых корней, и желтые бляшки плесени, что скопилась в подвалах. Ненадежность северной стены, пострадавшей от морозов в прошлом году и почки, готовые пробудиться.
   Ийлэ позволяет.
   Быть может, у нее и не получится направить побеги, но...
   ...дом открывается, слой за слоем, и Ийлэ удивительно, что прежде она просто жила здесь. Как можно было не заметить?
   Не увидеть?
   Бестолковая какая... дом улыбнулся.
   Он простил и принял, и обещал защиту, пусть и не способен он убивать...
   ...он не способен.
   Ийлэ поднялась.
   Мысль была такой внезапной, но очевидной.
   - Я скоро вернусь, - пообещала она дочери. - Очень скоро вернусь.
   Дом открыл путь.
   Неразумно.
   Но она должна... не ради себя, а ради отца. Райдо... и еще Нани, которая имеет право просто жить... и затем, что эта история должна закончится, потому что пока она тянется, призраки не отступят. Дом держит их на поводке.
   Дом вел тайными тропами, скрывая от людей, которых пока было немного.
   Пока.
   Ийлэ успеет.
   Синяя гостиная. Они готовились встретить гостей... гостей, не врагов... и конечно, тогда мама самолично проверила, хорошо ли вычистили серебро... и парные бокалы для вина велела достать, из того, особого набора, который извлекали лишь по праздникам.
   Синяя гостиная.
   Отец занял место у камина. Он нервничал, но стыдился показать свое беспокойство перед женой. И притворялся, будто бы все под контролем.
   Он ведь получил согласие...
   Осталось мелочь.
   Встретиться. Подписать договор капитуляции и передать саквояж. Вот он, Ийлэ видит. Черный саквояж из хорошей кожи. Старый. С потертостями. С позеленевшей ручкой... с монограммой, в которой свились лоза и тернии.
   Ручка обмотана золотистым шнуром, и отец время от времени наклоняется, касается его...
   А мама стоит у окна.
   Она такая красивая... Ийлэ замирает, любуясь ей.
   - Ты... уверен? - ее тихий голос хорошо знаком дому. И дом любит хозяйку.
   ...любил.
   И расстилал перед ней дорожки солнечного света. Позволял летним ветрам заглядывать внутрь, наполняясь медвяными ароматами. Дом берег ее от сквозняков.
   Чужаков.
   Не уберег.
   - Я... - отец встает.
   Почему-то сейчас он выглядит не таким уж и высоким... худой... изящный... Райдо рядом с ним показался бы неуклюжим.
   Отец устал.
   Наверное, ночь не спал. Или две. Или даже дольше...
   - Я уверен, - повторяет он тише, но дом понимает - лжет. И дому тоже страшно, он не знает, что ждет его впереди, он просто чувствует этот чужой страх и спешит пережить его.
   Скрипом дверей.
   Холодом.
   - Если бы мы могли уйти... - отец обнял маму, и она положила голову на его плечо. - Мы бы и минуты здесь не остались.
   - Мы - нет. Но тебя она простила бы.
   - А нужно ли мне такое прощение? - отец разбирает мамину прическу, локон за локоном, и темные, те скользят меж пальцев его. - Разве я смог бы жить, зная, что бросил вас?
   Надо поспешить.
   Время уходит. Ийлэ чувствовала его, но... она не находила в себе сил отступить.
   Она должна была увидеть.
   Дом понимает. Дом обнимает ее, делясь светлой своей печалью. Он пережил многих хозяев, но это вовсе не означает, что дом остался равнодушен к смерти.
   Он скучает.
   - И я тоже, - шепчет ему Ийлэ. В шепоте нет смысла, ее ведь не видят и не слышат, и не услышат, даже если она закричит во весь голос, как ей хочется.
   Это не родители.
   Память о них...
   - Ты... ты не жалеешь? - мама поворачивается к отцу и долго, пристально вглядывается в его лицо, и сама же отвечает на свой вопрос: - Не жалеешь.
   - А должен?
   - Не знаю... ты ведь мог... если бы захотел... я знаю, что она... что вы...
   - Мы выросли вместе, - отец наклоняется.
   Лоб в лоб.
   Нос к носу. И старое зеркало отражает их.
   Запоминает.
   ...если бы картину написать...
   ...у Ийлэ ведь получались пейзажи, а люди - не очень. Но она постарается, очень постарается...
   - Она красива, - мама не желает отступать.
   Ревнует?
   Конечно. И ревность так очевидна, что Ийлэ странно, как отец ее не видит. Или видит, но предпочитает не замечать? Он не хочет сражаться с чужой ревностью.
   - Красива, - соглашается отец, улыбаясь робко, виновато. - И всем было бы легче, если бы я полюбил ее. Я пытался. Я бы даже, наверное, солгал, что люблю, лишь бы не было всего этого... вот только она слишком хорошо меня знает, чтобы поверить в ложь. И слишком горда, чтобы принять такую не-любовь. И слишком...
   - Мстительна.
   - Да. Я люблю тебя. Я очень тебя люблю... и нет, я ни о чем не жалею...
   Он сказал бы еще что-то, но тут хлопнула дверь, резко, предупреждая.
   А дом... дом сразу понял, что чужаки пришли убивать.
   - Уже? - мама отстранилась. - Лоза предвечная! Что ты сделал с моей прической...
   Картина поблекла.
   Ийлэ была благодарна дому за то, что он поделился и другой памятью. Она не готова пока... и вряд ли будет готова когда-нибудь, но...
   - Спасибо, - сказала она, погладив жесткие обои. - Ты отдашь мне?
   Отец не прятал сокровища.
   Он отдал их дому, уверенный, что тот сбережет... а дом... дом услышал, как умирает его хозяин.
   Его страх. И ненависть. И боль.
   Много боли.
   Слишком много, чтобы не оглохнуть... а потом была Ийлэ, и дом хотел с ней говорить, но не мог дозваться, потому что и она оглохла... и только теперь...
   Шнур сохранился. И кожа. Ийлэ помнит ее, темную и плотную, шершавую, покрытую трещинами. Саквояж оказался тяжелым.
   Ничего. Ийлэ справится.
   - Нам надо заглянуть еще в одно место, - сказала она дому шепотом, и тот согласился.
   Дом никогда не возражал хозяевам.
   Он постелил для Ийлэ дорожку из солнечного света, а чужаки... чужаки ничего не заметят. Их пока еще слишком мало.
   У Ийлэ получилось вернуться.
   А потом под дверью заплакал ребенок.
   Его голос проникал сквозь толстые стены и металл. Он наполнял комнату, заставляя Ийлэ зажимать руками уши. Она не хотела слышать этот голос.
   И не могла от него спрятаться.
   Ребенок плакал. Тонко и надрывно.
   Громко.
   - Мне нельзя выходить...
   ...тогда тот, кто стоит за дверью, убьет ребенка.
   - ...но мне нельзя и остаться, - она говорила это не Нани, которая устроилась в корзине с ожерельем. Нани разглядывала его очень внимательно, перебирая розовые идеальной формы жемчужины. - Я себе не прощу, если останусь.
   Ребенок за дверью захлебнулся плачем.
   И заскулил.
   - Я вернусь быстро, - пообещала Ийлэ.
   Человек был один.
   Дом рассказал об этом, как и о том, что от человека тянуло старой кровью. Впрочем, нельзя сказать, чтобы запах этот был вовсе неуместен.
   - Здравствуйте, доктор, - Ийлэ решила быть вежливой.
   В конце концов, почему бы и нет?
   В сумраке фигура доктора казалась размытой, какой-то ненастоящей. Он перестал сутулится, и оказалось, что плечи его широки, слишком даже широки для нелепого этого костюма. Старый жилет расстегнут. Рукава некогда белой рубахи закатаны, и видны морщинистые острые локти.
   Руки мускулистые.
   В левой - ребенок, которого доктор держит за ногу, время от времени встряхивая, и тогда дитя начинает кричать. В правой - нож.
   - Давайте меняться? - предложила Ийлэ, стараясь смотреть только на ребенка.
   Человеку не стоило заглядывать в глаза, потому как живущее в них безумие было заразно. А Ийлэ не хотела обезуметь вновь.
   Доктор дернулся, подался вперед всем телом, сделавшись похожим на странное человекообразное животное, из тех, о которых была старая книга.
   Кадавр.
   Точно, кадавр, так они назывались.
   - Вам ведь это надо, верно? - Ийлэ поставила саквояж на пол. - Всем это нужно... удивительно, правда, на что способны люди ради сокровищ?
   Доктор наклонил голову, он слушал ее.
   Слышал ли?
   - Положите ребенка... он вам ничего не сделал. Где вы его взяли?
   - Купил.
   - У кого?
   - У матери, конечно. У кого еще? - он засмеялся сиплым надсаженным голосом. - Недорого обошлось... полтора шиллинга. Она даже не спросила, зачем он мне. Рада была избавиться. Тварь.
   Он облизал сухие губы.
   - Вы все твари... притворяетесь, будто... она на меня всегда смотрела так... как будто знала про меня все... знала и насмехалась.
   - Кто?
   - Твоя мать, - он все-таки наклонился и положил ребенка, который тотчас затих.
   Хорошо.
   Ийлэ очень отвлекал плач.
   - Я возьму его, да?
   Доктор благородно посторонился, позволяя ей пройти в ловушку тупика. И следовало бы сбежать... вернуться в надежную стальную комнату или хотя бы позвать на помощь.
  
   Но ребенок был совсем крохотным и ужасно грязным, с лицом, покрытым коростой, с гноящимися полуслепыми глазами.
   Доверчивым.
   И тихим.
   Почти как Нани. Мальчик? Девочка? Человек или... какая, впрочем, разница. Просто ребенок. Он лежал, ожидая, что случится дальше. Как можно было обмануть его ожидания? Ийлэ пришлось поставить саквояж на пол. Она брала грязный сверток осторожно, опасаясь причинить боль.
   - Тише, - сказала она. - Скоро все закончится... скоро уже.
   Доктор ущипнул себя за куцые усики.
   - Благородная альва... как же... еще одна благородная альва на мою голову. Ложь! На самом деле она была такая же, как остальные... думала, что я ее не достоин. Никого не достоин... все смеялись.
   - Я не смеялась. Я считала вас другом. А вы...
   Ребенок показался легким.
   И в чем только жизнь держится?
   - Я не сам. Он заставил... сказал, что тогда всем про меня расскажет... преступление... я люблю мертвых, а это преступление. Но мертвые молчат... они особенные, они меня понимают... я не мог иначе. Я не хотел, чтобы их убили, но иначе не мог! - доктор сорвался на крик. - Он во всем виноват... но его убьют. Он самоуверенный... пошел наверх... решил, что я стал послушен. Яд попросил. Я дал ему яд.
   Райдо!
   Сердце оборвалось, и вновь застучало, когда безумец продолжил:
   - Но я умнее! Мой яд... пустышка... то-то будет весело, когда ему перервут горло... а может, кишки выпустят. Человек с выпущенными кишками долго способен прожить.
   Он вновь засмеялся, и от смеха затрясся, а на лысине выступили капли пота.
   Жить.
   Райдо будет жить. И это хорошо.
   - Иди сюда, - доктор захлебнулся собственным смехом и плюнул на пол, слюна его была розовой. - Иди сюда, глупая девчонка... почему ты вернулась?
   - А что мне следовало сделать?
   - Умереть, - серьезно ответил доктор. - Мертвецы спокойны. Мертвецы чисты. А ты... ты...
   Он погрозил Ийлэ пальцем.
   И ножом.
   - Зачем ты убил Дайну?
   - Она была тварью... - он облизал губы. - Хищной тварью. Сказала, что если я не принесу ей денег, то она расскажет... всем расскажет...
   - Тебе понравилось?
   - Убивать ее? Да. Очень. Жаль, что быстро... раз и все... но я понял!
   Доктор приближался медленно, он наступал, тесня Ийлэ в тупик. И ведь при всем безумии он прекрасно отдает себе отчет в том, что делает.
   И все одно делает.
   - Что... вы поняли?
   - Боишься, - доктор переложил нож в левую руку. - Это правильно. Вы должны бояться... Господь наделил вас великом даром... вы создаете жизнь. Но вы... вы всегда грязны... недостойны... смрад изо рта... каждое слово - смрад... и вы говорите, говорите... слова - навозные мухи, которые кружат. Я лишь делаю мир чище. Избавляю.
   - Тебя посадят.
   - Нет, - он покачал головой. - Я умный. Все думают, что Виктор дурак... слабый... ни на что не годен... Виктор предал... а я знал, что так будет... шериф жадный и умер. Альфред... останется. Пускай остается. Он сделает Мирру несчастной. Но Мирру я не люблю. Она слишком похожа на мать... а ее я ненавижу.
   Он не сводил с Ийлэ взгляда.
   - Я ее так любил... я делал для нее все... а она... она стала чудовищем.
   - Не только она.
   Не услышал. Впрочем, Ийлэ и не надеялась на то, чтобы быть услышанной.
   - Она меня измучила... и Дайна... и остальные... все вы смеялись надо мной... все вы думали, что я глупый и слабый...
   - Я не думала.
   Доктор рассеянно кивнул и велел.
   - Подвинь сумку ко мне.
   - Ты меня убьешь?
   - Да.
   - За что? Я-то в чем виновата?
   - Ни в чем, наверное. Но ты расскажешь.
   - Тебя и так найдут.
   - Нет, - он покачал головой. - Не найдут. Я уеду. Я и Нира... Нира хорошая девочка...
   - Нат ее не отпустит.
   - Нат умрет. Саквояж.
   Ийлэ ногой пододвинула саквояж к доктору. Слабая преграда, но хоть какая-то... и хорошо, что ребенка он положил.
   - Твоя дочь любит его. И будет горевать.
   - Она слишком молода, чтобы кого-нибудь любить, - возразил доктор. - Она утешится. Я найду способ ее утешить. Мы уедем... далеко... за Перевал. За Перевалом нас не станут искать. Мы купим дом и заживем вдвоем... я и она... я куплю практику... или нет, в том нет нужды... просто жить... вдвоем... счастливо...
   Он верил в то, что говорил, и улыбка его делалась мягкой, мечтательной.
   Ненормальный.
   И вправду верит, что сможет убежать? Из города, пожалуй, при толике удачи, но вот от себя самого... впрочем, кто Ийлэ спрашивает?
   - Отойди, - приказал доктор. - И не думай, что сможешь убежать.
   - Куда мне бежать?
   Тупик.
   Ийлэ прижалась к стене, теплой, надежной стене дома, который внимательно прислушивался к разговору. Он помнил этого человека гостем, но и гостем тот был не симпатичен.
   Он не давал себе труда вытирать ноги.
   И имел неприятную привычку щупать скатерти. Или гардины. Обивку кресел... он заглядывал в зеркала, точно пытаясь подсмотреть, что же твориться там, за фасадом дома.
   Дом это раздражало.
   И он выказывал раздражение скрипом половиц, дверьми, которые хлопали громко, намекая гостю, что не след задерживаться. Он пускал по следу человека сквозняки и спешил спрятать от него тепло камина.
   - Никуда, - сказал человек, соглашаясь. - Бежать тебе действительно некуда.
   Он присел у саквояжа, провел ладонью по витому шнуру, коснулся медных уголков.
   - Я просил у него денег... когда понял, что Йен не даст мне жизни здесь... просил... чтобы уехать... а знаешь, что он мне ответил?
   Человек смотрит снизу вверх, и выглядит почти беззащитным.
   - Он ответил, что я не имею права бросать свою семью. Что он знал о моей семье? Ничего! И денег... у него ведь было много денег! Ему ничего не стоило бы поделиться... или не деньгами, какой-нибудь вещицей из пустяковых...
   Щелкнули замки.
   - Колечко... сережки... она мне всю душу выела... ездила сюда и смотрела, смотрела... моя Маргарет... твоя матушка ее испортила. Маргарет ведь не была такой.
   - Какой?
   Он не спешит открывать саквояж.
   - Завистливой. Она... она умела улыбаться... и смеялась красиво... когда я услышал ее смех, то понял, что женюсь. И женился. А она взяла и изменилась. Подружилась... я ей говорил, что мы альвам не пара... но разве Маргарет когда-нибудь слушала? Ей так нравилось бывать здесь... а потом дети... ты и Мирра... я ничего не понимаю в детях... я работал, много работал, но ей все равно не хватало. Она возвращалась домой такая задумчивая.
   Почему он медлит?
   Он так долго искал это сокровище. Он так долго добивался его. И теперь вот медлит.
   Дом тоже не понимает.
   Дом говорит, что люди в нем ушли... а наверху, на чердаке, пахнет кровью. И не только пахнет, дом впитывает ее жадно, потому что успел проголодаться. Он наполнен чистой силой, но сила и кровь - разные вещи. Кровь ему нравится. И он поглощает ее, каплю за каплей, щедро делясь вкусом.
   Дом говорит о том, что новый его хозяин спускается.
   Он осторожен.
   Он слышит людей и убьет их, если люди попытаются убить его. Это тоже война, в которой Ийлэ нет места. Тем более, что имеется собственная...
   - Она смотрела и сравнивала... смотрела и сравнивала... она хотела быть такой, как... - доктор неловко взмахнул рукой. - Мы не могли себе позволить многого. Я старался. Очень старался. Но кто я такой? Доктор... и только... а твой отец... баловал вас... все эти украшения... помилуйте, для чего ребенку кольца? Или броши? Цепочки эти? А Маргарет рассказывала с таким восторгом... ей хотелось, чтобы Мирра выглядела не хуже... и она говорила, что если я ее действительно люблю, то сделаю все правильно. А я любил. Я так старался...
   - Но ей было мало?
   - Да. Мало. Она хотела больше... если мебель, то выписанная из Аль-Ахэйо... или ткани вот... или картины... Господи, она сходила с ума, а я... я потакал ей, думал, что еще немного и успокоится. Поймет. Я умолял ее не ездить больше, но как она могла?
   Он плакал, сам не замечая того, что плачет.
   От слез отмахивался, размазывая их по лицу.
   - А потом... потом мы поссорились... она сказала, что я ничтожество... что она жалеет о том, что вышла за меня... ослушалась отца... если бы не вышла, у нее было бы множество чудесных вещей, таких как... и знаешь, я понял, что моей Маргарет больше нет. А есть... есть чудовище. Из-за вас!
   - Разве мои родители виноваты были в том, что имели?
   Ему не нужны возражения, но и молчать Ийлэ не способна.
   Она сильнее вжимается в стену, а стена поддается, становясь мягкой. Стена готова поглотить ее. Защитить. Но пока рано... человек занят разговором, настолько занят, что почти забыл про саквояж.
   - Твою Маргарет свела с ума зависть, а не мои родители.
   - И Мирра... моя маленькая девочка превратилась... я не позволю им испортить Ниру... я заберу ее, - доктор очнулся и взялся за ручку. - И тебе не позволю. Я не ненавижу тебя. Ты, быть может, честней многих... и тебе не будет больно. Я обещаю.
   - Все-таки убьешь.
   Убьет.
   Ему нужно убивать, и он ищет причину, которая оправдает эту противоестественную потребность. Он слишком слаб, чтобы признать, что ему просто-напросто нравится причинять смерть.
   - И даже не заглянешь? - Ийлэ склонила голову к плечу.
   Страха не было.
   Самое время бояться, но... она наверное, слишком устала бояться. И теперь просто ждала... и дом понял, дом поможет Ийлэ... не только ей.
   Дом не любит людей, но дети - иное...
   И ребенок на ее руках затих, он ухватился ртом за пуговицу на рубашке и жадно ее обсасывал. Голодный. И мокрый. И надо бы заняться им, но еще не время.
   - Я ведь могла и обмануть.
   - Саквояж... я знаю этот саквояж. Я видел, что в него складывали... - он замер.
   Страшно?
   Правильно. Пускай ее боятся. Или не ее, но обмана.
   - Ты не стала бы рисковать... не стала бы... - он оглянулся, убедившись, что Ийлэ не собирается исчезать, по-прежнему стоит, прижимая к себе слишком хрупкое тельце чужого ребенка. - Нет, не стала бы... ты хочешь, чтобы я открыл сумку? Хочешь...
   - Тебе все равно придется ее открыть.
   Доктор кивнул.
   И замер, он переводил взгляд с саквояжа на нож, с ножа на Ийлэ... и снова на нож... ему так хотелось убить.
   - Я никуда не денусь, - повторила Ийлэ, прижимаясь к стене. - Ты ведь это понимаешь?
   Понимает.
   Верит.
   Ведь тупик и стены. Окна и то нет.
   - Представь, что будет, если ты меня убьешь, а драгоценности не получишь... - Ийлэ покачивала ребенка, который слабо ворочался.
   В редких волосах зияли язвы. И по язвам ползали темные откормленные вши.
   Ничего.
   Главное, выжить, а со вшами Ийлэ как-нибудь да справится.
   - Разве это было бы не замечательной местью?
   Он смотрел исподлобья, настороженно, не желая ей верить, но понимая, что Ийлэ может оказаться права.
   - Из-за тебя мои родители умерли... из-за тебя я прошла через такое... - она прижала ребенка к плечу и накрыла голову ладонью. - И разве я отдала бы тебе драгоценности? У меня ведь дочь имеется... ей они нужнее.
   - Ты... ты тварь!
   - Как и ты.
   - Ты... ты просто хочешь, чтобы я...
   - Я хочу? Разве ты сам не хочешь этого? Тебе же интересно... тебе же смерть до чего интересно узнать, что там... ты ведь мечтал о них так долго... грезил... представлял. Разве не интересно взглянуть?
   И он дрогнул.
   Поставил саквояж на пол. Есть ведь минута... и минута - это слишком много. Секунды хватит, просто, чтобы взглянуть, убедиться, что Ийлэ лжет.
   Или нет.
   Он открыл саквояж и отпрянул.
   А после, когда ничего не произошло, засмеялся над собственной трусостью. И пальцем погрозил, мол, над кем ты шутишь, Ийлэ?
   Он наклонился, разглядывая сияющую груду.
   Ожерелья.
   И парюра с бриллиантами... и тот рубиновый гарнитур, который матушка очень любила... и сапфировые звезды-заколки... крохотная шкатулка в виде золотого жука... множество вещиц, что больших, что малых, одинаково роскошных, сваленных в кучу, будто бы ненужный хлам.
   Хлам и есть.
   Ийлэ отдала бы этот саквояж, чтобы вернуть родителей.
   - Ты... - человек не удержался. Сияние камней манит, завораживает, и он наклоняется, желая рассмотреть их поближе. Или прикоснуться.
   Это так естественно - прикоснуться и поверить, что все это - его.
   - Ты обманщица... хотела надо мной посмеяться? Все вы только и думаете, как бы посмеяться надо мной... - человек запустил пятерню в драгоценности, зачерпнул, потянул, наслаждаясь тяжестью их. - Гадкая девчонка...
   ...беззвучно лопнула сторожевая нить. И тотчас стремительно развернулись плети разрыв-цветка.
   И вправду красиво.
   Жаль, не получилось досмотреть, как зеленый тугой шар его, напоенный силой, лопнул.
   Стена дома поглотила Ийлэ за мгновенье до того, как острые шипы семян коснулись человеческой кожи. Наверное, доктору было больно.
   Кричал.
   - Не слушай, - сказала Ийлэ ребенку, который завозился. - Он это заслужил...
   Крик оборвался.
   Ийлэ вернулась в комнату.
   Ребенку она сунула бутылочку с молоком и села. Ей оставалось только ждать. Ийлэ надеялась, что ожидание не будет долгим...
  
   Нира не успела испугаться.
   Расстроилась только, что все получилось настолько нелепо...
   - Сидите, дорогая моя... своячница? Или как там принято называть? - Альфред перебросил Ниру в седло, и жеребец его, широкогрудый, мощный, недовольно заржал. - Всегда, знаете ли, путался в хитросплетениях родственных связей... ничего, если я буду звать тебя кузиной?
   - Как вам будет угодно.
   Нира старалась держаться с достоинством, хотя получалось не очень.
   Ее уже похитили?
   Или еще только собираются? И вообще, что происходит.
   - Какая колючая, - Альфред щелкнул по носу. - Жаль, что у твоей сестрицы не тот характер... было бы интересно. Кричать будешь?
   - А надо?
   Нире хотелось закричать, но она крепко подозревала, что толку с этого крика никакого не будет.
   - Не надо, - согласился Альфред. - Нам ни к чему лишние проблемы... или гости несвоевременные.
   Он посмотрел на часы.
   Ждет?
   Чего?
   Или кого? И куда уехал Нат... и наверняка, его отъезд как-то связан с появлением Альфреда... и если так, то...
   - Не ерзай, кузина. Ты знаешь, что любопытство - это великий грех. На воскресной проповеди пастор так говорил. Очень душеспасительно было...
   Альфред наклонил голову и даже перекрестился.
   - Еще скажите, что вы прониклись...
   - Проникся, - взгляд у него был лукавый. - Еще как проникся... мне, дорогая моя кузина, надлежит быть набожным и проникнутым всеми мыслимыми добродетелями...
   Он замолчал.
   Молчала и Нира, прикидывая, что же делать дальше.
   Бежать?
   Но как и куда?
   Если ударить Альфреда... толкнуть... нет, вряд ли он свалится, силы у Ниры не те, но вот из объятий его, чересчур уж крепких, она выскользнуть способна.
   А дальше что?
   Слева верховые. Справа верховые.
   Спереди поле... сзади лес, а в нем, надо полагать, тоже верховые. И ее не пропустят. А если и удастся прошмыгнуть, то... куда она побежит? Да и много ли набегает в юбках по лесу?
   - Верно мыслите, кузина, - сказал Альфред. Он поддел цепочку для часов на палец и теперь часы покачивались влево-вправо, вправо-влево. - Не стоит делать глупостей... я вам не враг.
   - А кто, друг?
   - Друг, - он произнес это вполне серьезно. - Сейчас вам кажется, что я подлым образом ограничиваю вашу свободу. А на деле я всего-навсего обеспечиваю вашу безопасность, если уж ваш супруг ею не озаботился...
   Альфред улыбнулся.
   - Ничего. Будет должен.
   Нира хотела ответить, что ее супруг к ее глупым поступкам отношения не имеет, но промолчала. Впрочем, долго молчать она никогда не умела. А потому не выдержала первой:
   - Что происходит?
   - Что происходит... сложный вопрос... всеобъемлющий... мы вот ждем... и думаю, ждать придется еще час-другой, а то и третий. Но вам-то спешить некуда, мне и подавно...
   - И чего ждем?
   - Нападения.
   - Что?
   - То, дорогая кузина... видите ли, я имею все основания полагать, что некая банда, которая давно уже не дает покоя местным жителям, вот-вот совершит нападение на этот дом...
   - Банда? - шепотом переспросила Нира.
   - Банда, - подтвердил Альфред.
   - Но... но тогда почему ты здесь... надо предупредить!
   Он только улыбался.
   - Ты не можешь...
   - Тише, кузина, тише... какой пыл... какой нрав... с другой стороны, с таким нравом и до убийства недалеко. Если я правильно все рассчитал, то в предупреждениях нужды нет. Он и сам все понял. И подготовился.
   - Кто?
   - Райдо.
   Нира никогда еще не чувствовала себя настолько глупо. Она совершенно ничего не понимала. И это ей очень не нравилось.
   - Деточка, не думай о плохом, - Альфред пошевелил пальцем, и часы качнулись. - Просто подожди...
   - Когда на дом нападут?
   - Именно.
   - И... и что будет потом? - Нира испытывала преогромное желание сделать что-то, чтобы стереть эту самодовольную ухмылку.
   - Потом... потом мы придем на помощь и поспособствуем торжеству справедливости...
   - Мы?
   - Ну... ты, пожалуй, останешься здесь. И я с тобой.
   - Трусишь?
   - Остерегаюсь. У меня, видишь ли, на эту жизнь грандиозные планы имеются. А потому глупо ею рисковать в стычке с какими-то там разбойниками... тем более, что и без меня желающих будет довольно... кстати, что-то твой муженек не спешит.
   - А он...
   - Он должен был появиться давно... с предложением. Нат! - Альфред привстал на стременах. - Ежели ты тут, покажись!
   - Людей своих убери, - буркнула Нира, очень надеясь, что дорогой новоявленный ее кузен ошибся, и Ната нет поблизости.
   - Людей? Ах да... конечно... ты права. Марк!
   Отозвался массивный парень, лицо которого было прикрыто платком. Нире почудилось, что она его знает, надо только присмотреться... не стоит присматриваться.
   - Марк, ты знаешь, что делать. А мы с леди пока отойдем... прогуляемся... ты давно гуляла по лесу, Нира? Весенние леса удивительно красивы... тут подснежники и эти... как их там...
   - Крокусы?
   - Точно! - обрадовался Альфред. - Крокусы. И ветреница порой цветет... матушка моя очень ветреницу уважает, каждое утро отправляет горничную за цветами... между прочим, два пенни стоит букетик. А тут их полно. Как ты думаешь, матушка будет рада, если я принесу ей цветы?
   - Матушка будет рада, если ты принесешь ей свою голову и желательно, на плечах.
   - Как грубо, кузина! Ваш супруг дурно на вас влияет. Вот моя жена никогда не позволила бы себе такого высказывания. Она понимает, как должна вести себя... приличная женщина в приличном обществе...
   Его жеребец медленно ступал по тропинке, и Альфред продолжал говорить, что о приличиях, что о женщинах, о крокусах и ветренице, кажется, тоже. А еще о весеннем бале, который предстояло провести в ратуше, и Мирра с ног сбилась, готовясь к балу.
   Это ведь первый, на котором ей суждено исполнять роль хозяйки.
   И Нире следовало бы помочь сестре...
   - Хватит, - Нира поняла, что еще немного и заорет. - Прекрати! Ты... ты невозможен!
   - А мне казалось, я очарователен, - притворно возмутился Альфред. - Дорогая кузина, вам действительно следует подумать над своим поведением. Юная леди и столь груба...
   Альфред спешился и, прежде, чем Нира успела возразить, и ее ссадил.
   Жаль.
   Верхом у нее был бы шанс...
   - Не обижайтесь, дорогая. Я же хочу как лучше. Все-таки мы с вами родственники, - Альфред поцеловал руку. А вторую стиснул и так, что на глаза слезы навернулись.
   Но плакать Нира не стала.
   А он не выпустил руку, он вглядывался в ее лицо жадно, пытаясь увидеть что-то, понятное лишь ему. Пальцы его плотней обхватили запястье.
   - Что ты...
   Альфред медленно с явным наслаждением выкручивал руку. И Нира закусила губу. Не будет она плакать. И умолять не будет.
   - Попроси, кузина... попроси, чтобы я тебя отпустил.
   Его глаза посветлели, а лицо сделалось таким... жадным?
   - Правильно попроси...
   - Отпусти, - этот тихий голос заставил Альфреда очнуться, он тотчас разжал пальцу, но перехватил Ниру за плечо, дернул на себя, выставляя между собой и Натом.
   Тот стоял на тропе.
   И почему-то голый...
   - А мы тебя заждались, - сказал Альфред.
   Нира отвела взгляд, чувствуя, что безудержно краснеет. Как-то... неприлично получается... голым по лесу... и вообще... и ситуация такая... двусмысленная...
   - Я уж начал думать, что ты не придешь.
   - Я пришел, - Нат говорил как-то очень тихо и медленно, отчего Нире сделалось жутко. Она и сама не знала, отчего.
   У Ната нет оружия.
   И он вообще... он ниже Альфреда.
   Худой, если не сказать, что тощий. Вот только Альфред его боится...
   - Поговорим? - предложил он.
   - Поговорим. Отпусти ее.
   - И ты мне голову снесешь? Нет, дорогой... кузен. Я не настолько люблю риск. Я его в принципе не люблю.
   Нат поморщился.
   - Слово дам, что не трону. Отпусти.
   - Слово... что ж, слово это хорошо... Нира, деточка, извини, что так получилось. Не хотел тебя напугать, но... иногда со мной бывает... - он разжал руку, и Нира поняла, что свободна.
   Она сделала шаг к мужу, а тот посторонился, пропуская. И не оглянулся. Он вообще не смотрел на Ниру, и это было обидно.
   Но она велела себе успокоится.
   Нату нужен Альфред. А Альфреду - Нат.
   Нира здесь лишняя, только, если они оба думают, что у нее хватит воспитания отойти подальше в лес, то ошибаются. Не хватит. Нира вообще жутко невоспитанная, а кроме того, в лесу совсем стемнело. И ходить по нему - неразумно...
   Она отошла на два шага и, оглядевшись, обнаружила вполне симпатичного вида бревно, на котором и присела.
   - Итак, Нат, полагаю, у тебя ко мне предложение имеется...
   - Да.
   - Какое?
   - Амнистия. Тебе и твоим людям. Сколько их?
   - Дюжина...
   - Немного.
   - Сам понимаешь, со мной пошли те, кто поумней... да и я особо не распространялся об... альтернативной возможности. Йен - хитрая тварь. Самонадеянная только. Привык, что все у него на поводке... значит, амнистия... амнистия - это хорошо...
   - Дадите показания.
   - Я?
   - Твои люди.
   - Тогда конечно... и я могу... думаю, высокая комиссия оценит мой вклад в борьбу со взяточничеством. Я ведь искренне верил в Йена... восхищался им... и был почти раздавлен, узнав, что этот человек - вовсе не тот...
   - Комиссии расскажешь.
   - Эх, Нат... неинтересный ты человек. И жене с тобой, должно быть, скучно.
   - Зато твоей с тобой весело.
   - Это да... не жалуется. И жаловаться не станет. Она получила то, чего желала. Я тоже. Люблю взаимовыгодные сделки. Они, если хочешь знать, залог долгих и успешных партнерских отношений... но ты бы оделся, а то смотреть больно... значит, амнистия... ребята будут рады.
   Он замолчал, правда, хватило его ненадолго.
   - Ладно... пойду, что ли. Вы тут долго не рассиживайтесь...
   И ушел.
   Коня с собой забрал. И Нира подумала, что в принципе была бы не против, если бы Альфред задержался еще... нет, он ей не нужен, что с конем, что без, просто она не хотела оставаться наедине с Натом.
   Он сердится.
   И смотрит вслед Альфреду.
   Скалится... и выходит, что Нира виновата... или не виновата? Она совсем запуталась и, пожалуй что, распутываться ни малейшего желания не имеет.
   Страшно.
   И Нат молчит.
   Стоит за спиной и молчит так, выразительно.
   - Злишься? - Нира вздохнула: на нее всегда кто-то да злился, обычно или матушка, или Мирра, или матушка вместе с Миррой.
   А вот теперь и муж.
   - Не знаю, - признался он. - На него - да. Я хотел бы его убить. Может, еще и убью. Потом.
   Он не всерьез ведь это говорит.
   Или всерьез?
   Или лучше не думать? Не знать?
   - Не волнуйся, - Нат догадался о ее мыслях. - Если я и убью его, то за дело.
   - Он сказал, что... усадьба... и на усадьбу... и ты уехал. А мне плохо так стало... я подумала, что должна выяснить, что имею право знать и... и домой отправилась. Ты поэтому ничего не говорил мне? Из-за мамы, да? Или из-за Мирры?
   Нира испугалась, что он и сейчас промолчит, но Нат присел рядом, на бревно, правда, спиной, но так даже лучше. На спину его, тощую, пятнистую, ей смотреть можно... безопасно...
   - Твой отец... болен, - Нат произнес это очень тихо. - Райдо так думает. Он говорит, что только больной может убивать так... а как по мне, он просто злится на твою мать, но ее убить у него не хватает духу. Вот он и...
   - Я не понимаю!
   И не хочет понять.
   И слышать тоже не хочет!
   Он лжет или... или ошибается... он верит Райдо, а Райдо отца не любит. У них какое-то непонимание, потому что отец хороший и...
   - Нира, послушай меня, пожалуйста, - Нат за руку взял, а у самого холодные-холодные. Конечно. Весна ведь и вечер, и снега нет, но в лесу прохладно. А он голый... и неприлично голым по лесу расхаживать.
   Неудобно к тому же.
   - Он убивал тех женщин, про которых в городе говорили. И не мог остановиться. И он попытается убить Ийлэ, но у него ничего не выйдет.
   Ложь.
   - Ты... ты... все выдумал.
   - Если тебе так легче думать, то да.
   И молчит.
   Ждет.
   Чего? Того, что Нира признает его правоту? Этого не будет, потому как...
   - В этом городе все прогнило... еще задолго до нас прогнило. А может, он всегда гнилым был. Я не знаю, почему люди такие... Райдо говорит, что не только люди, что дело не в расе, а в чем тогда, я не знаю. И не знаю, когда и с чего все началось... Райдо говорит...
   Он только и способен, что о своем Райдо думать!
   - ...что, скорее всего, с подарков... шериф в таком городке - это фигура. С ним хотели дружить, вот и дарили... а потом ему стало мало подарков. И он потребовал, чтобы платили. Немного. Проститутки. И мелкое ворье. И нищие, если приходили... и лавочники за то, чтобы он защищал их... а кто не платил, то случались грабежи и даже сожгли как-то дом... трое погибли... нет, Райдо не уверен, что это из-за шерифа, но может статься, что из-за него.
   Про шерифа Нира готова слушать.
   И все равно не верится.
   Она ведь знала его! Знала... он заглядывал к матушке на чай, и та радовалась этим визитам, пусть и скрывала радость, притворяясь равнодушной светской дамой. Шериф целовал руки и сыпал комплиментами, конфеты приносил, еще когда Нира была достаточно мала, чтобы конфеты брать.
   - А потом началась война... и чистки тоже... и шериф пустил слух, что способен спасти. Защитить. За определенную плату. Не сам, конечно... он якобы давал деньги отцу Ийлэ, а тот...
   - Неправда, - Нира шепчет, потому что если правда, то это слишком отвратительно.
   ...и те конфеты с запахом табака, они ведь были.
   ...и деревянная лошадка размером с ладонь. Шериф сделал ее для Ниры... так он сказал. А теперь Нат говорит, будто...
   - Он точно знал, у кого есть деньги... и сколько есть... и брал почти все, но ненавидели не его. Но людей все равно задерживали... отправляли в лагеря. Тех, кто платить не хотел или не мог, или просто сделал что-то... или ничего не сделал, но шерифу надо было кого-то выдать. И опять же ненавидели не его. Он ведь исполнял свой долг.
   Нат рассказывает спокойно, и за это спокойствие Нира почти ненавидит его.
   - А потом стало ясно, что альвы войну проигрывают. И проиграли. И шериф понял, что может взять еще больше, что... он знал, за что сослали родителей Ийлэ, и догадывался, что идти им некуда... и предложил договориться... выступить посредником. У отца Ийлэ имелось, что предложить. Он сам по себе был ценностью... нематериальной ценностью, так это называется.
   Зачем он рассказывает все?
   Нира не хочет знать.
   Или все-таки хочет? Раньше хотела, а теперь... получается, что все люди, которых она знала, лгали? Или Нира просто была так глупа, что не видела их, настоящих?
   - Мы однажды выкрали одного... не альва, полукровку. Он был очень умным, так Райдо сказал. И нам пришлось пробираться в город... он какими-то полями занимался. Он пытался объяснить, только я все равно ничего не понял. Мы его доставили в Особый отдел... не думай, ему не причинили вреда. Он очень ценный... и отец Ийлэ тоже был ценным. Только такие ценности порой очень опасны... шериф знал, что убьет его. Только сначала хотел драгоценности забрать... а ее отец отказался давать. Не настолько он людям верил.
   Пауза.
   И Нира молчит, кусает пальцы. Еще одна дурная привычка, с которой матушка боролась-боролась, но так ее и не поборола...
   - Он собирался прийти и забрать драгоценности... альва же... сама понимаешь.
   Нира не желает понимать такого!
   - Но тут появился Бран. Он вообще скотиной был еще той... я не знаю лично, но слышал много... и от Райдо тоже. Бран первым успел, только вот альв оказался шустрей и спрятал саквояж. Его допрашивали... и Бран погорячился. Альв помер... жена его тоже... осталась Ийлэ.
   Страшно.
   Нира вдруг представила, что это не Ийлэ, но она, Нира, осталась.
   Родители умерли.
   А в доме сокровище, которое нужно всем. И за сокровище это убьют любого.
   - Но она ничего не знала... ее допрашивали, допрашивали... без толку... шериф решил, что она просто не хочет отдавать Брану... из упрямства там или месть какая... главное, что он сообразил, что без нее до клада не добраться... ну и... и сделал так, чтобы Бран помер. А она сбежала... он надеялся, что найдет ее легко. Пригреет. Разговорит. Сделку там предложит. Все равно бы в живых не оставил...
   Нира осторожно коснулась холодного плеча.
   - Прости, пожалуйста.
   - За что?
   - За то, что не поверила тебе. Ты говорил, что надо подождать, а я... - Нира сглотнула. - Я едва... и Альфред... извини.
   Она прислонилась к его плечу.
   - И ты меня, - Нат наклонился и потерся носом о ее шею. - Я неправильно все объяснил. Если бы правильно, ты бы поняла.
   И послушала бы.
   Не стала бы сбегать... а если бы не Альфред, если бы Нира попалась кому-то другому?
   - Они испугались, когда ничего не вышло. Три трупа, а Ийлэ нет. И сокровищ тоже нет. Я так думаю, что они решили, будто Ийлэ их с собой забрала. Это довольно логично... шериф разозлился... но испугался тоже, потому как все-таки три трупа. И то, что следствие будет, он знал. Поспешил все спрятать... ремонт вот даже сделал... не ради Райдо, а чтобы комнату скрыть. У него получилось.
   И все равно... это же как сказка, только страшная.
   Сказка не должна быть настоящей.
   - Мне жаль, - тихо сказала Нира.
   Жаль и всех сразу.
   Родителей Ийлэ. Ее саму. И шерифа тоже, того, которого Нира помнит.
   Райдо.
   И Ната. Он ведь не просто так появился здесь сейчас.
   - Они все затаились и сидели тихо-тихо.
   - Пока не появились вы с Райдо.
   - Пока не появилась Ийлэ, - поправил Нат. - А мы с Райдо... ну да, появились. Только он умирает, а я совсем еще... молодой. Дайну поставили приглядывать. Она и доносила. Райдо сильно пил... ему больно было все время, вот он и пытался боль заглушить хоть как-то. Он ничего не искал, не расследовал... а тут вдруг Ийлэ. И без сокровищ. Они ведь решили, что если сокровища при ней, если сбежала с ними, то устроилась бы... с деньгами везде устроиться можно. А она тут.
   - Тебе не холодно?
   - Что? А, нет, нормально. Я привык.
   - Заболеешь.
   - Заболею, - согласился Нат, выворачиваясь. - А ты меня лечить станешь. Куриным бульоном.
   - И касторкой.
   ...в целебную силу бульона отец никогда не верил.
   - Лучше бульоном. А вообще мы редко болеем, разве что раненые только...
   - Хорошо, что редко, - Нира погладила острое плечо, шершавое даже на ощупь. - Она вернулась, и все поняли, что сокровищ у нее нет?
   - Точно. И у нас с Райдо нет. И значит, они где-то в доме... дом ведь обыскивали. Не так, как мы с Джоном, но все равно хорошо... и поняли, что альва нужна. Альва найдет то, что альвами спрятано. Они-то, небось, альвов лучше знали, чем мы. И чем нас.
   Нира согласилась, не столько про альвов, сколько про Ната, которого она, оказывается, совсем не знала. И про шерифа.
   Про остальных.
   - Райдо сразу понял, что тут все гнилое... и что надо осторожно... он бы к особистам обратился, только нельзя. Ийлэ отобрали бы. А она ему самому нужна была. Не подумай, он ее не обижал... он ее любит, хотя она и альва.
   Альва.
   А Нира - человек. И выходит, что если можно любить альву, то и человека тоже... нет, она не сомневается, что Нат ее любит. Он сам говорил, а он всегда говорит правду, но...
   ...кроме Ната есть и остальные.
   - И пришлось самому... потихоньку. Понимаешь, пока он слабый и больной, и вроде как помирает, то трогать побоятся. Твой отец... он был уверен, что Райдо вот-вот умрет. И зачем убивать того, кто болен? Дайна приглядывала... потом они попытались Мирру подсунуть... то есть, не они даже, а мама твоя. Ты извини, тебе неприятно, что я такое скажу, но она не очень умная. И план был глупым.
   Нат потер глаза.
   Слезятся?
   - Твой отец проговорился о сокровищах, и она решила, что может тоже поискать... что пусть дом достанется Мирре, и тогда по закону... а шериф подыграл. Он хитрый. Если бы Райдо на Мирре женился, ему было бы выгодно... он про Мирру кое-что знает.
   - Что?
   - Она иногда появляется в одном... заведении. Тайном. И там с мужчинами... Альфред знает. Он ее туда привел.
   - Альфред...
   - Скотина. Но твоя сестра... я с ней не говорил, конечно... она мне не нравится. Мне никто из твоей семьи не нравится, кроме тебя, конечно. Не обижайся. Я хотел бы их любить... не могу.
   Конечно.
   Нира хотела бы не любить.
   И не думать о том, что... мама знала?
   Про Мирру не могла не знать... и тогда почему молчала? Одобряла? Или полагала, что так она сделает достойную партию. Глупость какая!
   Достойная партия...
   - Мирра отдала бы ему все... и Альфред. Шериф про Альфреда тоже кое-что знал... и тому это не нравилось. Шериф думал, что он самый умный, что теперь его все будут слушаться и бояться... и Альфред боялся. Только такие как он из-за страха на многое способны... и Альфреду бояться надоело. Он присматривался. Ждал. Он бы поддержал шерифа, если бы у того был шанс... но шанса не было. И Альфред решил помочь Райдо... не просто так.
   - Амнистия?
   Кислое слово, какое-то... неприятное.
   Как весь разговор. И надо, чтобы он закончился, если Нира попросит, то Нат замолчит, и никогда больше не вспомнит о том, что... но она не попросит.
   Она ведь хотела знать все, не так ли?
   Она просто не понимала, насколько болезненным может быть знание.
   - Амнистия... не только ему, но и... с ним люди... он не стал бы вытаскивать совсем отморозков... Райдо говорит, что вряд ли многим нравилось делать то, что они делали. Но никому не хочется умирать... а сегодня многие умрут.
   - Те кто...
   - Думают, будто дом открыт.
   Нат замолчал.
   И Нира сидела тихо-тихо... смеркалось. Где-то далеко запричитала кукушка, и Нира загадала, что сколько раз та отзовется, столько лет они с Натом проживут.
   В мире и согласии.
   В мире...
   Если ему, конечно, не будет противно жить с такой, как Нира... после всего, что он рассказал, ему должно быть противно... и ему бы уйти... подыскать благовидный предлог и уйти... а он сидит.
   - Скоро все закончится, - Нат нашел в темноте ее ладонь. - И мы вернемся. Если ты захочешь...
   - А ты... ты хочешь?
   - Возвращаться?
   - Жить со мной. Дальше, - Нира попыталась высвободить ладонь. - После всего, что... ты говоришь, что мой отец убивал тех женщин... а Мирра ходила в... и мама знала... про отца, быть может, и нет, но про Мирру не могла не знать! И пыталась добраться до сокровищ!
   С каждым словом она повышала голос, пока не поняла, что кричит.
   Было так... больно?
   И обидно. Горько, точно ее, Ниру, обманули, уже давно, пожалуй, когда она только-только появилась на свет и решила, что свет этот чудесен.
   Не чудесен.
   - Как ты можешь сидеть вот так, со мной?
   - Почему нет? - Нат руку отпустил, но лишь затем, чтобы обнять. - Ты ведь ничего плохого не сделала... и вообще я тебя люблю. Я даже книжку о любви прочитал, чтобы наверняка знать. Две. Правда, там какая-то муть, но это же книга... а тут по-настоящему.
   - Любишь?
   - Люблю, - подтвердил Нат. - И буду любить... Райдо говорит, что мы вообще сильно привязываемся.
   - Нат...
   - Да?
   - Если ты еще раз на него сошлешься, я тебя ударю.
   - За что?
   - Просто так, - Нира всхлипнула, но горечь исчезла. И мир... он ведь не нарочно так. Мир, если разобраться, совершенно не при чем.
   Он живет себе.
   Весну встречает. И ветреницы вот расцвели белоснежным ковром... и пахнет, то ли ветреницами, то ли ветром, заплутавшим в соснах. Живицей. Лесом.
   И дышать-то хочется полной грудью.
   Плакать тоже.
   Смеяться.
   Выругаться от души, все одно никто не слышит, кроме Ната, а он поймет. Он ведь понимает Ниру лучше, чем кто бы то ни было. И простит. И будет дальше...
   ...кукушка заливалась, отсчитывая годы.
   И Нира, взяв мужа за руку, попросила:
   - Давай еще немного посидим... если ты и вправду не замерз.
   Он покачал головой и перебрался на другую сторону бревна. И хорошо. Так сидеть удобней.
  
  
   Ждать пришлось долго.
   И дом, пытаясь скрасить ожидание, рассказывал Ийлэ...
   ...о людях, которые пришли, чтобы умереть. Они не ждали смерти, а потому удивились. И дому было удивительно их удивление. А Ийлэ понимала - смерти никто не ждет.
   Ей не было жаль людей.
   Ни тех, что пришли.
   Ни тех, что остались в лесу, надеясь скрыться. Но лес не стал им помогать, и псы вышли на след... Ийлэ слышала их голоса, которые пробудили было память, но тут же ее убаюкали.
   Это чужая охота.
   Пускай себе.
   Она ждала и перебирала жемчужные бусины... ожерелье длинное, на двести сорок семь жемчужин, которые идеально подходят друг к другу... их собирали пятнадцать лет.
   Отец рассказывал.
   По форме.
   Цвету.
   Блеску.
   Нани жемчужины не понравились. Вот брошь-бабочка с мозаичными крыльями - дело иное. Крылья закреплены на крохотных пружинках, и потому вздрагивают от малейшего прикосновения. Нани это смешит. И она смеется громко, заливисто.
   Хлопает в ладоши.
   И сгребает драгоценные браслеты, чтобы сунуть их в рот. Сапфиры и рубины, крупные, темно-красные... изумруды с искрой... и широкий пояс, который надевают к парадному платью...
   Сокровища.
   Они лежали на полу комнаты сияющим ковром, и Ийлэ зачерпывала их горстями. Холодный металл. Острые камни. И из-за них все... из-за камней...
   Металла.
   - Сидишь, - спросил Райдо.
   Ийлэ слышала, как он подходил, и как возился с замком, дверью... слышала, но не смогла отвлечься. Блеск драгоценностей завораживал.
   - Сижу.
   - Нашла?
   - Да.
   Она повернулась к нему.
   Изменится?
   Увидит все это... уже видит... и не понимает, сколько это стоит. Сама Ийлэ тоже не понимает, не представляет и близко.
   - Хорошо, - Райдо присел на корточки и подобрал диадему с синим бриллиантом. - Красиво... она такая хрупкая, что и прикоснуться страшно... зимняя, да?
   - Да.
   В его руках диадема и вправду выглядела неестественно хрупкой.
   Зимняя.
   Верное слово. Отец назвал эту парюру Зимней сонатой.
   - Есть еще браслеты и ожерелье... и серьги...
   - Ийлэ, - Райдо протянул диадему. - Шериф мертв. И доктор, насколько я понял...
   - Я его...
   - Не ты. Разрыв-цветок.
   - Все равно я, - по щекам покатились слезы, крупные, круглые, как растреклятые жемчужины, которые ластились к Ийлэ. - Это я его... я...
   - Тише, девочка моя. Ты... если так хочешь. Но иначе он убил бы тебя... мне бы тебя отругать за то, что вышла... я же говорил, чтобы сидела здесь, верно?
   - Г-говорил.
   - А ты не усидела, бестолковая моя...
   - Он... ребенок...
   - Ребенок - это хорошо, пускай будет, - Райдо как-то оказался рядом, и сидел, и обнимал, гладил плечи, успокаивая. - Очень испугалась?
   - Нет, - плакать рядом с ним не получалось.
   И ладно.
   Что-то она не в меру слезлива стала.
   - Я... я знала, что кто-нибудь придет... они не оставят меня... и дверь заперта... но ведь не отступят, пока не получат... ему хотелось все это... я дала... там, в коридоре... еще лежат... много... не знаю, что именно... я и не думала, что их столько.
   - Все учтут, - со вздохом произнес Райдо и поцеловал в висок. - Ийлэ... ты сможешь поговорить кое с кем? Если нет, если тебе плохо, я скажу... обождут...
   - Но лучше, если я...
   - Лучше, - согласился Райдо. - Особый отдел не отличается терпением.
   - И они...
   - Гарм.
   - Ты знал?
   - Догадывался, - Райдо вытащил из кучи сапфировые серьги. - Он не причинит тебе вреда. Я не позволю. И если хочешь, буду рядом...
   - Хочу, но...
   Есть Нани и тот, другой, безымянный пока ребенок, который слишком тих, чтобы это было нормально. Он поел и уснул, как лежал, в обнимку с бутылочкой молока. И наверное, сытый, был счастлив.
   - Детей на кухню отнесу. Присмотрят.
   На кухне тепло и пахнет едой, там печь и начищенные до блеска медные кастрюли. Кухарка. Ее помощница... горничные, из тех, кто не ушел.
   На кухне не пахнет кровью, как в остальном доме.
   ...чужаков пустили на второй этаж.
   Тела уже убрали, но запахи остались и останутся надолго, несмотря на то, что окна распахнуты настежь. Дом сыто урчит, он тоже почти счастлив.
   ...дверь в кабинет открыта.
   И Гарм сидит на низком кожаном диванчике. Перед ним - цветастый женский платок, на котором высится груда драгоценностей.
   - Неаккуратно вы, леди Ийлэ, с наследством обращаетесь, - Гарм ворошит гору пальцем. - Бросили в коридоре... кто хочет, тот и бери... а вдруг и взял кто? Нехорошо.
   Он всерьез?
   Или смеется? По нему нельзя понять.
   - Не пугай, - говорит Райдо и руку на плечо кладет. - Она устала.
   - А кто не устал? Я, что ли не устал? Я полночи по лесу бегал, зачистку проводил... в меня стреляли, между прочим.
   - Еще скажи, что попали.
   - Попали, - согласился Гарм. - Только им это не помогло. Леди, как понимаю, здесь лишь малая часть?
   - Да, - первое слово, которое удалось произнести Ийлэ.
   - А остальное где?
   Ответил Райдо:
   - В сейфовой комнате.
   - Надеюсь, запертой?
   - Запертой.
   - Хорошо, - Гарм встал. - В таком случае остались кое-какие мелочи...
   - Откуда вы... - Ийлэ осеклась, испугавшись собственной смелости.
   Особый отдел.
   Тот, в котором служил Бран... и тот, который может решить судьбу самой Ийлэ. И если этот полукровка, казавшийся знакомым, почти безопасным, захочет, то...
   - Нет нужды меня бояться, леди, - он повел носом и нахмурился. - Мне казалось, за все мое время пребывания я не дал вам ни одного повода думать, будто...
   - Бран... о мертвых не принято говорить плохо, но доброго слова он не заслуживает... хочу лишь сказать, леди, что в Особом отделе подобных ему немного... к счастью. Что же до вашего вопроса, то ответ прост. Мы приняли объяснения местных властей потому как нам было это удобно. А потом ваш супруг, который на тот момент супругом не был, вдруг заинтересовался своим, с позволения сказать, предшественником. И не только им... ваш старый товарищ был аккуратен, но не настолько, чтобы не привлечь внимания.
   Гарм неуловимо преобразился.
   Простоватый? Нет, в нем ничего простоватого не осталось.
   Хищник.
   Из тех, которые действительно опасны.
   - Было решено... приглядеться к ситуации. У вас, Райдо, репутация очень несговорчивого... человека. Вы бы не потерпели дознавателя. А тут как раз просьба об охране... я появился вовремя.
   Гарм поклонился.
   - Не могу сказать, что ваш метод мне пришелся по душе, но в чем-то он эффективен. Полагаю, мы зачистили всех. А если кто вдруг и ушел, то... к лучшему. По эту сторону Перевала люди слишком самонадеянны. Им нужен был урок.
   - Урок? - Ийлэ чувствовала себя эхом.
   Значит, это был урок и только... для людей.
   - Леди, как вы полагаете, сколько здесь таких вот городков? И таких вот шерифов, которые думают, будто они и есть закон?
   Ийлэ не знала, не задумывалась над этим вопросом.
   В отличие от Гарма.
   - Нам всем придется учиться жить наново, - сказал он, на миг сделавшись похожим на себя прежнего.
   Придется.
   Ийлэ и училась. Казалось, что она уже и научилась даже, если подобное возможно, но вновь все изменилось.
   - Что будет со мной? - ей страшно задавать этот вопрос, но лучше уж знать наверняка.
   - А что с вами должно быть? - пожал плечами Гарм. - Я не гадалка, чтоб рассказать...
   - Вы знаете, о чем я.
   От особого отдела Райдо не защитит. Попытается, конечно. И проиграет.
   Пострадает, быть может.
   Ийлэ не хочется, чтобы он пострадал. Она как-нибудь сама...
   - Знаю, - Гарм перестал улыбаться. - Ничего не будет. У нас к вам претензий нет. Вы скорее потерпевшая...
   - Альва.
   - Пусть так, но война закончена.
   Он сам-то верит в то, что говорит? Похоже, верит.
   - Бран поступил... неправильно, скажем так, - Гарм вытирал пальцы платком, и в этом его действии, нарочито неторопливом, Ийлэ виделся скрытый смысл.
   Он пытался очистить руки от грязи.
   Грязь чужая, но... у него и самого имеются грехи.
   - Видите ли, Ийлэ... все, конечно, можно по-разному повернуть, но... убить вас? За что? Судить? Тем более... суд этот наделает много шуму... и корона будет выглядеть по меньшей мере смешно... а если выплывут на свет кое-какие подробности этого дела... я не зря сказал, что война закончена. По обе стороны перевала зализывают раны. И спешат забывать. И памяти такой вовсе не обрадуются...
   Гарм замолчал.
   И платок скомкал, сунул в рукав.
   - Естественно, о вашем существовании будут знать, но и только... если, конечно, вы сами не захотите сотрудничать...
   Он выразительно замолчал, ожидая, когда Ийлэ задаст следующий вопрос. Но ей не о чем спрашивать. И она тоже молчит, прижимается к мужу.
   - Пострадавших от ваших... штучек много... и кое-кто справится сам. А кое-кому пригодится и помощь.
   - Я не...
   - Одного покойника вы подняли.
   Тяжелый взгляд, испытующий, который Ийлэ с трудом выдержала. Но ведь выдержала!
   - И я не требую от вас подвигов. Я понимаю, что вы - всего-навсего девушка... и сил у вас не так, чтобы много... и на всех их не хватит, - Гарм вновь посмотрел на свои руки. - Если бы ваши родители были живы... Бран убил не только их... в этом мире остались еще альвы... но их очень мало. И Корона заинтересована в каждом.
   - Она... - начал было Райдо, но Гарм не позволил договорить.
   - От нее не потребуют работать на износ. Заключим договор. Обговорим условия. И да... Корона умеет быть благодарной.
   В благодарность королей Ийлэ верила не больше, чем в благодарность королев.
   Но разве могла она отказать?
   - Хорошо, - она услышала свой голос будто бы со стороны. - Но я... я не так много умею... вообще почти ничего не умею.
   - Ваше "ничего", леди Ийлэ, порой гораздо больше, чем наше все.
   Снова платок.
   Гарм мнет его, явно собираясь сказать еще что-то... и не зная, как. Нет, ему вовсе не свойственно смущение, он давно потерял саму эту способность - смущаться, однако же сейчас он мучительно подбирает слова, не желая ввязываться в новую ссору.
   - Драгоценности, - подсказывает Райдо.
   Ийлэ вздрагивает от этого слова.
   Камни.
   И золото.
   И платина, кажется, тоже. Эмали... и лаки по особому рецепту, который ушел вместе с отцом.
   - Корона понимает, что эти вещи представляют для вас нематериальный интерес, - Гарм сунул платок за манжет. - И все-таки... если вы решите продать что-либо, то Корона предложит вам хорошую цену.
   Продать?
   Да, наверное, продать придется.
   Не потому, что деньги нужны... хотя, наверное, нужны, если усадьбу восстанавливать... и на жизнь... и просто пусть будут, потому что с деньгами проще, чем без них. Но все одно... Короне нужны драгоценности. А Ийлэ...
   ...у нее останутся те детские кольца. И браслет.
   И подвеска с черной жемчужиной.
   Они дороже, чем большая бриллиантовая парюра...
   ...и рубиновый гарнитур.
   Куда Ийлэ гарнитур?
   - Мы подумаем, - сказал Райдо.
  
   Ийлэ кивнула.
   Подумают. И продадут. Все, чтобы корона забыла о них...
   - В таком случае, вы не будете против, если мои люди составят опись? - Гарм поднял широкую полосу браслета. - Подобные вещи лучше не откладывать надолго... и да, конечно, вы можете присутствовать.
   Ийлэ не хотела присутствовать.
   Уйти.
   И спрятаться. Или нет, просто вернуться на кухню, к детям. Детям она нужней, чем Особому отделу... а драгоценности - их слишком много, чтобы думать о них спокойно.
   - Идем, - сказал Райдо. - Тебе следует отдохнуть...
   Не на кухне.
   На террасе. Лиловое небо. Желтая луна, как драгоценный камень, но пятнистый, с изъянами. Звезды россыпью... отец собирался создать ночное ожерелье, подбирал сапфиры и еще алмазы, кажется, хотя с ними не любил работать, потому как холодные больно.
   И сейчас глядеть на небо зябко. Или само по себе.
   Зябко молчать.
   Ийлэ заговаривает первой:
   - Мы продадим все...
   - Ты, - поправил Райдо. - Продашь. И все - это слишком много.
   - Я не хочу...
   Как ему объяснить, что ей не нужно ничего? То есть нужно, но отнюдь не то, что лежало в черном саквояже. Из-за него, из-за саквояжа отец погиб.
   Мама.
   Ийлэ сама, та прежняя, тоже умерла. Новая на нее похожа. Наверное. Но все одно другая.
   - Ийлэ, не спеши, - он был рядом, и Ийлэ была благодарна ему за близость, за то, что он, уставший, все равно возится с нею. - Это очень ценные вещи... Корона заплатит, конечно, но не в ущерб себе.
   Это Ийлэ понимала.
   - Я не могу смотреть на них...
   - Ты не можешь, но Броннуин сможет. Это и ее наследство тоже. И других наших детей...
   - Каких детей?
   - Тех, которые у нас когда-нибудь появятся.
   - А если... нет?
   - Если нет, то появятся внуки. От Броннуин. И они спросят, где, дорогая бабушка, семейные реликвии?
   Он произнес это так серьезно, что сердце екнула.
   - Отдай им... пусть составляют свои списки. Утром поторгуемся. Они поймут. И настаивать не будут, потому что история эта - грязная весьма... и слишком многие в курсе дела, чтобы просто ее замять. Поэтому будут дружить... и еще потому, что ты им нужна.
   Ийлэ кивнула.
   - Прежде чем что-то подписывать, дашь бумаги мне. Я не хочу, чтобы моя жена работала на износ.
   - Даже если от этого зависит чья-то жизнь?
   - Да, - Райдо был совершенно спокоен. - Я эгоист жуткий. И меня заботит прежде всего наша жизнь. Твоя вот. Броннуин...
   - Тех детей, которые будут?
   - Да.
   Странно было думать о детях... будут ли?
   Наверное.
   Или нет?
   После всего, что с ней случилось... лес не спасет больное дерево.
   - Я имя даже придумал. Если мальчик, то Лиулфр... ну или Варг... Варг - это значит волк. Сильное имя... а девочка - Кримхильд. Я говорил, да?
   Говорил, но Ийлэ слушала бы еще и еще.
   Пусть говорит. А он, как назло, замолчал.
   - Все хорошо? - Райдо гладил ее по плечам, и дрожь уходила. - Я не знал, что Гарм... я бы не пустил на порог. Веришь?
   - Верю.
   - Хорошо. Мне страшно, что ты могла бы не поверить...
   - Тебе?
   - Мне.
   - Я... - она вдруг поняла, что ему поверит, даже если он сейчас скажет, что эта раздобревшая луна и впрямь камень, или каравай, или еще что-то, столь же нелепое, невозможное.
   Она поверит, если он предложит забраться на небо по веревочной лестнице из дождя.
   Или поймать луну-камень на крючок в ближайшей луже...
   И будет стоять рядом, пока он вьет эту веревку или крючок забрасывает, будет подкармливать луну или тянуть из облаков пряжу, лишь бы вместе.
   Рядом.
   - Я, кажется, тебя люблю.
   - Точно любишь, - согласился Райдо и поцеловал в шею. - Мне нужно, чтобы точно.
   - Не знаю. Я раньше никого не любила, поэтому...
   - И хорошо, что не любила. Тогда ты будешь любить только меня.
   Это прозвучало почти требованием.
   - Буду, - Ийлэ готова была дать это обещание, потому что оно не обещание даже - данность.
   - До самой смерти?
   - И после нее тоже, - она оперлась на него. - Наверное.
   - Экая ты... неконкретная, - тихий смешок на ухо. - С другой стороны, честная... и видишь, эти треклятые яблони расцвели все же. Я дождался... мы дождались.
   Ветер принес горсть бело-розовых лепестков, от которых отчетливо пахло зефиром.

Эпилог.

   ...девять лет спустя.
   От аромата хрысевых яблонь голова шла кругом.
   Или это от счастья?
   Не от выпивки точно, потому как Райдо не пил ни сегодня, ни вчера, и вообще давненько не пил. Он открыл окно и вдохнул тяжелый весенний воздух.
   Запах обволакивал.
   Было в нем что-то особенное, медвяное, сладкое до умопомрачения, и тут же горьковатое, как утраченные надежды.
   - Опять? - Ийлэ подошла на цыпочках. - Ты обещал, что появишься до темна... мы ждали.
   - Прости.
   Он старался, но... на дорогах опять неспокойно, а еще кто-то у старика Харви скот весь положил. И не понять, то ли и вправду волки, то ли молодняк охотится. Если волки, то еще ладно, Райдо с ними справится. А вот молодняк - это плохо...
   Непредсказуемо.
   - Прости, пожалуйста, - он сгреб жену в охапку и потерся носом.
   Мягкая.
   Теплая.
   - Простила уже, - проворчала она, не делая попытки освободиться. - Опять заработались?
   - Угу.
   - И небось, не обедал?
   - Ага.
   - И не ужинал тоже?
   Райдо вздохнул, надеясь, что вздох этот достаточно жалостлив, чтобы растопить слабое женское сердце.
   - Бестолочь, - ласково сказала жена. - И Нат твой не лучше. Куда он смотрит только... и между прочим, Нира его тоже ждала... хоть бы записку послали... руки мыл?
   - Они чистые!
   Ийлэ лишь фыркнула.
   Она сама лила воду, и полотенце подала, а потом села на пол, за низкий кофейный столик, на котором стоял ужин.
   Он был, во сколько бы Райдо не возвращался.
   - Ешь... и рассказывай.
   Ийлэ села на подушку, скрестив ноги. Она любила слушать его истории.
   ...об украденных лошадях.
   ...о гастролерах, которые повадились чистить старые особняки, и на пути их попался тот, который тетушке Ниры принадлежал. И хорошо, что без крови обошлось.
   ...о жалобах на воющую собаку.
   ...о том мальчишке, который прошлой осенью заблудился в лесу и плутал два дня. Райдо те два дня из шкуры не вылезал почти, а потом лежал пластом.
   У него всегда были истории, порой вычищенные, приукрашенные слегка, но она и об этом знала, и это ее знание тоже было частью вечернего ритуала.
   - Устал?
   - Устал, - согласился Райдо. - Набегался так, что ноги отвалятся. И спина ноет. Старость, она безрадостная...
   Она только рассмеялась тихим необидным смехом.
   Его маленькая женщина.
   - Дети...
   - Спят уже. Броннуин опять сбежать хотела.
   - Куда?
   - В город... сказала, что к Нату в помощники пойдет... Тельма - с ней.
   Верно.
   Тельма с того самого дня, как оказалась в этом доме, от Нани не отходит. И это молчаливое обожание пугает Райдо. Впрочем, он со страхами справится.
   И с Броннуин.
   И с Тельмой.
   - А Варг опять спрятался... и близняшек с собой прихватил.
   - Где на сей раз?
   - В кладовке, - призналась Ийлэ. - Два часа искали... сидел, главное, тихо-тихо... если бы не Видгар, не нашли бы.
   - Он же утром опять умирал?
   Не то, чтобы это было новостью, Видгар из рода Высокой меди собирался умирать с завидной периодичностью, но всякий раз случалось что-то, что требовало немедленного его участия.
   И хорошо, что случалось.
   К Видгару Райдо привык. И к Нату, который вернулся в городок, хотя мог бы остаться в столице, ему предлагали... и к Нире, к их девочкам-близняшкам, вечно хмурым, сосредоточенным...
   - Значит, все как обычно... - Райдо широко зевнул. - Разве это не замечательно?
   Ийлэ не ответила.
   Она была счастлива...
   ...а старые часы так и замерли. Без семи минут двенадцать. Только весна давно наступила
  
Оценка: 7.91*44  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"