Они с подружкой ждали этого дня давно. Мало того, что они были на первом курсе знаменитого физического факультета ЛГУ, и это был теперь уже и их профессиональный праздник - первый в их жизни День Физика, но они же и принимали самое активное участие в подготовке этого, как казалось ей самого необыкновенного дня.
Она и до поступления на физфак, считала, что хороших людей гораздо больше, чем грустных (плохих для нее не существовало вообще). Но, попав на физфак, она была просто ошарашена тем количеством талантливых, и как ей казалось уникальных людей, которыми физический факультет просто кишел. Нет, конечно, не все студенты были Ломоносовыми в физике, об этом даже она догадывалась, но зато каждый студент был в чем-то необычен и захвачен какой-то своей идеей, с каждым можно было по долгу и интересно разговаривать, что представляло такой разительный контраст со всеми ее предыдущими знакомыми.
Она радовалась каждую секунду каждой новой встрече, каждой реплике и с ужасом думала, что ведь она могла никогда сюда не попасть, и тогда она никогда бы не узнала, что есть такая страна Физический Факультет, не более и не менее, где все люди братья и царит такая атмосфера во всем, что хотелось сразу бежать по улицам Питера и кричать: "Люди, Вы просто не знаете об этом, про то, что есть ФизФак, иначе бы вы все давно уже были там. Люди жизнь удивительная и прекрасна, а там, в Старом Петергофе она прекрасней самой жизни".
Полфизфака играло в преферанс и играло неплохо, можно было не ходить на лекции - требовалось только сдать хорошо сессию, то бишь поощрялись истинные ценности - знания, а не примерное поведение. Остатки старой профессорской гвардии прививали способность мыслить нестандартно, развивали творческие начала в каждом, учили находить во всех явлениях окружающего мира действительные причины, можно даже сказать, что заражали своих слушателей вирусом какой-то внутренней свободы, ибо без некоторого философского права на ошибку полагали они, не мыслимо сделать из вчерашнего школьника - будущего физика.
Господствовал дух чего такого, чего нельзя выразить словами, но что все чувствуют. Ей хотелось сделать что-нибудь хорошее для всех ее новых друзей, а она всех кто учился на физфаке, уже считала своими друзьями, верней волками из сказки Маугли, где каждый друг за друга и все "волки свободного племени".
И вот все разбилась в один миг как новая, еще даже не купленная чашка, которую ты рассматривал в магазине, вертел ее и так и этак, а она вдруг прыг из рук и в вдребезги.
У них в группе умер студент. Страшно умер. Лампа упала в ванну, где он лежал и читал Булгакова "Мастер и Маргарита", и как потом сказали врачи его не менее двух часов било током, пока он не умер. Дома, как всегда и бывает по закону подлости, никого не было.
Мир стал другим всего за один миг. Похороны в Новом Петергофе должны были быть в тот же самый день, что и День Физика.
Она плохо спала в ночь накануне. Сначала она даже подумала, что наверно отменят праздник, разве можно радоваться, когда умер твой брат, думала она. Но праздник не отменили. Но, по крайней мере, я точно не пойду туда, решила она и странное чувство постепенно начало овладевать ей. Оно было нехорошее это чувство и пожирало очень много сил. Но она, как могла держалась.
В Новом Петергофе ей стало сперва немного легче, она увидела плачущих родителей умершего, кусающих губы его друзей. Да они, как и она оплакивали его. То есть им тоже было худо, как и ей, а значит, она была не одинока. Слезы катились помимо ее воли, и она стеснялась своих слез.
Вдруг она услышала шепот двух своих одногрупниц, стоящих сзади. Ее словно окатили кипятком внутри. Две молоденькие студентки ее же первого курса обсуждали, что из-за этих похорон, как они выразились, они теперь не смогут занять хороших мест в Конференц Зале, где и откроется сегодня же День Физика.
Она чувствовала, что ей лучше не слушать их, но ее уши наоборот стали улавливать даже самый тихий шепот этих двух девиц. Гроб с телом еще стоял, а они все перескакивали с того, что им придется теперь, как последним дурам стоять весь День Физика, на то, что сволочуга-мать не купила одной из них модные колготки и той пришлось ехать на праздник в старых, которые уже поползли, и снова на неудачное совпадение двух событий в один день, и опять про колготки, да про помаду, забытую в второпях дома.
Ей стало тяжелее дышать, словно небо оказалось не слоем воздуха, пропускающим через себя солнечные лучи, а огромной синей металлической чащей, которая вдруг начала спускаться вниз и давить на нее своей неимоверной тяжестью.
Глаза докладывали ей о тумане и сумерках, хотя было только одиннадцать часов утра. Ее стало тошнить, и земля принялась кружить ее то в одну, то в другую сторону. Чтобы не упасть, она взялась за косяк двери. Последней каплей для нее оказалось картинка, как все те же две девицы, не дождавшись даже выноса тела, застучали каблучками по асфальту, торопясь на физфак и громко смеясь от предвкушения праздника.
Она долго бродила по улицам Нового Петергофа, не очень отчетливо помнила, как села в электричку и добралась домой на Васильевский остров. Остальное она помнила хорошо; дома никого не было, она нашла у отца лезвие, села писать записку, потом порвала ее, вышла из квартиры, закрыла дверь, залезла на чердак и, найдя самый темный уголок, перерезала себе вены на левой руки. Боли она почти не чувствовала, слезы катились по ее щекам, она очень не хотела жить в мире, где есть, что-то такое, что важнее того, что у тебя сегодня умер брат.
.........................
Соседка, выносившая мусор в мусоропровод, случайно заметила, как она пошла на чердак и когда через какое-то время пришел ее отец, соседка позвонила к ним в квартиру и рассказала ему, что видела. "Скорая" прибыла очень быстро, да и врач оказался опытный, в общем, все сложилось как это всегда и бывает у хороших людей, удачно. На факультете даже не узнали про эту историю, так как седая глав врачиха больницы, выписывавшая справку, была добрейшим человеком и указала в справке - травма левой руки.
Тогда, в середине восьмидесятых на факультете впервые стали появляться новые люди, которые были, плоть от плоти своих родителей, не с луны свалились и не из Америки прибыли, и она первой почувствовала грядущие перемены на физфаке, в который мало помалу тоже начала проникать разъедающая советское общество гниль.
Но физфак, он на то и физфак, что, даже заболев, когда все остальные давно уже покоились в земле, как-то исхитрился даже болеть весело и с таким видом, что он то, физфак, уж точно не помрет, не смотря на то, что болезнь как говорят смертельная. От этого ли его отношения к своим болячкам, еще ли от чего, но выжила наша альма-матер, а в последнее время даже совсем не плохо выглядит.
Мир всем Вам, кто физик в душе. Приезжайте хоть иногда на свой родной факультет, ему это очень и очень бывает надо. А нам всем это нужно еще больше, чем ему.