Миниатюры
Журнал "Самиздат":
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь]
--
Про будущее
- Вот вы - фантаст. Так скажите, что вы думаете о будущем?
- Какое будущее? Я точно знаю, что в будущем нас с вами не будет.
- Ну, а дети наши?
- Вот детей жалко.
--
--
Отдача
- А Иванову моих книг больше не продавать! - заявил автор романов, повестей и рассказов. - Так и напишите на обложке - Иванову не продавать!
- За что же вы его?
- Он читает меня, понимаете? Читает! Я точно знаю! Я даже однажды давал ему автограф! Но он ни разу не написал отзыв, не похвалил и не поругал, наконец, просто "лайк" не поставил в сети! Так что - всем, но исключительно кроме Иванова!
--
Знатоки
- Ты знаешь, какая была надпись на кольце Соломона?
- Э-э-э... Made in China?
--
Условный рефлекс
- У меня кот. Хороший, умный. Но уж больно гулять любит. А погуляв, садится под дверью и орет - противно так орет. Чтобы, мол, я ему дверь открыл. И вот я сделал ему такую дверцу в двери. Автоматизированную. С педалькой. Это чтобы не сквозило и чужие не прокрались. Надо педальку нажать - дверца открывается. Заходи. Заорал кот, я вышел, подтащил его к дверце и его лапой нажал на педаль. Показал, то есть. И потом еще и еще раз.
- Ну, и как?
- Теперь он орет и не заходит, пока я не выйду и его лапой не нажму на педаль...
--
Кличка
- Как зовут твою лошадь?
- Это конь! - он даже обиделся.
- Ну, хорошо. Как зовут твоего коня?
- Когда он еще бы жеребенком, то был очень озорной. Поэтому его зовут Азар.
- Не хочу тебя обижать, но слово "озорной" пишется через "о".
- Озар, что ли? Или, скажешь еще, Азор? Тьфу!
--
Решение вопроса
Мне посчитали все мои покупки - хлеб, гречка, кусок копченого сала. Потом девушка за кассой в удивлении подняла глаза:
- А алкоголь?
Она так это сказала, будто я просто был обязан, но почему-то забыл. А я, может, и не забыл. Я, может, и хотел бы - да вот средства не позволяют. С пенсии куплю бутылку. А до пенсии - просто никак. Но не будешь же это вслух говорить молодой и симпатичной девушке. Хотя...
- Да я денег не взял с собой.
- Так и не надо! - широко улыбнулась она. - Это вы просто не в курсе, наверное! А нам теперь возмещают, если что. Так что вам - бесплатно. Вы же пенсионер, правда?
Я был пенсионер. Он самый. Но - бесплатно?
- Как - бесплатно?
- А так. Правительство приняло решение. У них на увеличение пенсии просто денег уже нет. А так вот - вроде и облегчение пенсионерам. Так что водка вот или сигареты - это вы можете брать, сколько угодно. Нам-то возместят, понимаете? - она со значением задрала подбородок вверх.
- То есть... Вот, сколько хочешь?
- Ну, машину - это вряд ли. А ящик водки, скажем... Или вот пару блоков сигарет - почему нет?
Она замерла в выжидании команды, не щелкая пальцем по последней клавише кассы.
А я задумался: ящик - бесплатно? Сигареты? Ну, и что, что не курю. Друзьям. Или вот продать кому. А водку я и сам пью, кстати. У меня с Нового года до сих пор стоит бутылка в холодильнике. Там осталось - на палец. Стопка или полторы. Но все тянул, тянул... А тепрь, выходит, взять ящик... И выпить весь? Или поделиться с теми, кому нужно. Вот друзьям отнести на шашлыки. Или еще...
- Да, - уверенно проговорил. - Ящик водки мне. И блок сигарет. нет-нет. Один. Вот тех, с синей этикеткой.
Уже уходя, обернулся практически от выхода. А девушка сидит такая, пригорюнившись, будто навек провожает.
- Извините, - сказал. - А вы не в курсе - я-то без телевизора - а в чем смысл?
- Так это понятно. Смысл простой - чтобы Пенсионного фонда всем хватило. Ну, всем, кто останется.
Или уж не пить тогда? Из принципа, типа?
--
Угольки
Зачем черные угольки вмуровывают так глубоко в хлеб?
Чтобы, выковыривая их за утренним кофе, ты мог подумать о глубинах мироздания.
--
Фантастика и реальность
- А теперь не могли бы вы указать, по какому признаку вы вдруг решили отправить свою рукопись именно нам? Или вы не знаете, что наше издательство публикует только фантастику? Знаете? Тогда что это? Нет, я просто хочу понять, как вы сами себя и свою работу воспринимаете. Причем написано живо, с умом, интересно... Но где тут фантастика?
- Ну, вот же - я пишу тут о мировом кризисе, который приводит к войне.
- Так и бывает. Но это не фантастика - это прогноз. Это совсем иной тип литературы.
- А потом война становится мировой.
- Ну? Это не фантастика, как вы не понимаете?
- Но вот же, вот! В конце прилетают инопланетяне и всех спасают. И войну останавливают. И кризис рассасывается.
- Голубчик... Ну, как вам объяснить? Это не фантастика, а единственный, понимаете, единственный реально возможный выход из всего этого, так сказать, малой кровью. Единственный, статистически почти невозможный... Но нам больше не на что надеяться. Только на них. На высокоразвитых. А вы: фантастика, фантастика!
--
Терпеть нельзя!
- ПисАть, как и пИсать надо тогда, когда не можешь больше терпеть!
- А вот тут ты врешь, врешь... Терпеть нельзя. Нисколько не полезно и даже вредно. Особенно для почек и мочевого пузыря.
- А кто сказал, что надо терпеть?
- Ты и сказал. так что - писАть, как и пИсать надо тогда, когда хочется, понял? И никакого терпежа.
--
Украсьте праздничный стол!
Новый популярный на рынке продукт - "Сырная тарелка из полиуретана"!
Полная копия сырной тарелки, как подают ее в лучших ресторанах страны!
Девять сортов сыра, мед и виноград - все это исполнено так, что выглядит даже лучше, чем блюдо, приготовленное вручную на кухне. Эту сырную тарелку можно ставить в холодильник. И тогда при открытии дверцы не возникает ощущения пустоты и холода. Ярко-желтые, кремовые и сливочные тона разных сортов сыра красиво смотрятся в белом внутри холодильнике, освещенным теплым электрическим светом. Этот продукт так же красиво будет выглядеть посреди праздничного стола. И никто при фотографировании стола не заметит разницы между сыром натуральным и искусственным. Более того, постояв на столе натуральный сыр заветривается, тонкие пластинки спелых сортов начинают скручиваться, выпускать влагу, а в дальнейшем покрываться плесенью. В данном же случае гарантируется многолетняя готовность к любым экстремальным условиям - даже летом и на солнце.
Рекомендуется всем.
В ближайшем будущем наша фирма будет выпускать искусственные номерные стейки и искусственную рульку, выглядящую гораздо лучше приготовленных в домашних условиях.
Отдельно укажем, что вы можете быть спокойны: никто не съест этот сыр до праздника, не испортит внешнего вида блюда.
--
Хотите?
Хотите прославиться?
Попробуйте писать, разбивая строку на короткие строчки и располагая их столбиком. Иногда разбивайте и слова - переносами. Но обязательно - короткие строчки и столбиком. Могу уверить вас, что найдется немало людей, которые тут же объявят вас поэтом. Причем, чем менее осмысленным был прозаический текст, тем более поэтичным, ярким, образным и напевным назовут его "специалисты".
Что-то типа:
Попробуйте писать, разбивая
Строку на короткие строчки
И
Рас-
Полагая их столбиком.
Иногда
Разбивайте и сами слова -
Переносами.
Но короткие строчки и столбиком -
Обязательно.
--
--
Жизнь - это дорога
--
Это шаблон, штамп, навязшее в зубах и в перьях борзопишущих сочетание слов. Мол, есть некая широкая и прямая магистраль, а есть тропки по сторонам, ответвления разные, проселки грязные. И каждый, мол, по своей колее тянется вперед, за горизонт...
--
А на самом деле все не так.
--
На самом деле по темному чужому городу без карт и схем двигаются беспорядочно машины. Кругом нерегулируемые перекрестки. Вот по этой дороге ехать трудно - пробка, потому что сбились в кучу некоторые и тянутся друг рядом с другом, не давая себя обогнать.
--
И если поглядеть, высунувшись из двери, пробка длинная, еле ползущая. Можно свернуть вправо или влево, попытаться найти объезд. В темноте, в чужом городе. Если там тесно - снова свернуть, снова искать обходы и объезды. Потом вдруг понять, что впереди тупик, вернуться туда, где гудят и мигают фарами, и уже на подъезде к так и тянущейся пробке обнаружить, что горючее закончилось. Машина больше не идет.
--
И все едут, все движутся, но никто не знает, куда и зачем.
--
Некоторые пережидают возникшую многокилометровую пробку во дворах покинутых домов. Они ставят свои автомобили на прикол, сами заселяют удобное жилье и поглядывают регулярно из окна: вишь, ты... Едут и едут. И куда едут? Зачем? Если и тут вполне хорошо можно жить.
--
Издалека слышен грохот - кто-то пытался по параллельным обогнать основную колонну и попал в аварию, столкнувшись на нерегулируемом перекрестке с другой большой железной машиной. Теперь кто-то из них останется на обочине. Или обе.
--
А кто-то, улыбнувшись, показал трос проезжающим, и его пожалели, "цепанули", и тащат, тащат, тащат, надрывая движок и сжигая горючку. А он едет, выставив в окно босые ноги, слегка поворачивая двумя пальцами рулевое колесо и экономя свой бензин. На черный день, на будущее.
--
На какое еще будущее?
--
Подумалось
Текст, написанный автором, не пахнет бумагой и типографской краской. И не имеет форму бумажного параллелепипеда с картонными сторонами.
--
Информация - штука такая...Многообразная
Информацию можно воспринимать, грубо говоря, "по-мужски" и "по-женски". Это чисто условное название, никакого отношения к гендерной принадлежности не имеющее.
Первые воспринимают, что именно сказано. Вдумываются в смысл слов и предложений. Рассматривают доказательства и собирают ошибки.
Вторые же - больше на эмоциональном уровне. Им главнее, не что произнесено или написано, а как это сделано. И еще - кем.
То есть, сообщаешь новость, и один вдумчиво ее переваривает, а другой первым делом спрашивает, а кто это сказал, откуда известно и когда.
При этом именно второй вариант бывает в жизни предпочтительнее.
Например, идешь ты темной ночью по пустому переулку к дому, а из густой тени раздается:
- Братан, закурить не найдется?
И первый тип восприятия информации заставляяет остановиться и начать общаться с "братанами", объясняя, что некурящий.
А второй оценивает темноту, тень, голос - и выдает тут же итог: бить будут. Надо бежать.
--
Рабочее
- От работы кони дохнут... А я не хочу умереть молодым и здоровым...
- Ты хочешь умереть старым и больным?
--
Чтобы долго жить
- Чтобы долго жить и обмануть смерть, надо просто устроить перепутаницу!
- Как это?
- Очень просто! Смерть приходит ко всем живущим. К огромному большинству из нас она приходит, когда мы в постели, со слабостями и болезнями, со склерозами, язвами, опухолями, больной головой, аллергиями на все, аритмией, давлением и прочими болячками старости. Мы, люди, и так мучаемся, страдаем от болезней, теряем память, а тут и она на пороге, и давай убивать, и давай тащить за собой... Надо ее обмануть!
- Не понял...
- Чего непонятного? Все спят ночью? Ты ночью работай! Все работают днем? Ты днем гуляй! Все завтракают утром и ужинают вечером? Ты ужинай днем, а завтракай ночью.
- Чего-то стремно...
- Подумай, подумай! Она придет за тобой ночью, а ты - на работе. Она днем попрется за тобой на работу, а ты - гуляешь. Она придет к ужину, а у тебя - завтрак! Понимаешь? Пе-ре-пу-та-ница! Мое изобретение!
- Постой... Ты все о смерти... А жизнь я перепутаницей не обману?
- Чего-чего?
- Представляешь, жизнь... Она же такая... Такая прекрасная, такая уютная, такая милая, такая живая и непосредственная... Она ко мне - а я на работе. Она на работу, а я - гуляю. Она к ужину с улыбкой и цветами, с романтичным настроением, с любовью под ручку... А у меня - завтрак и соответствующее настроение. Пе-ре-пу-та-ница!
--
Каллиграфия
- Ну, что же... Неплохо. Хотя, все буквы из прямых линий и углов, то есть испортить такую надпись можно, только если очень сильно постараться. А подпись свою поставишь?
- Подпись? Под этим?
- А кто тебе мешает написать такое, под чем не стыдно расписаться? Настоящий каллиграф и саму подпись исполнит, как произведение искусства.
- Но если использовать эвфемизмы, то будет больше букв. И они будут очень разными по конфигурации. Будет нарушено соответствие между вертикальными, наклонными и горизонтальными линиями.
- Тоже верно. Тут все ясно и правильно, но - не подписать. А если то, что не стыдно, так опять же не подписать, потому что не соответствует каллиграфическим ценностям. Но не оставлять же в таком виде? Давай, будет не подпись, а простоя внизу напишу, что это произведение великого каллиграфа такого-то. И поставлю уже под этой надписью свою подпись. Так будет нормально?
- Понимаешь, это сместит центр внимания на многословную надпись, сотворенную тобой. И получится, что внимание основное будет не этим трем буквам, выписанным с любовью и с изяществом, а многобуквенному, но не несущему каллиграфического посыла твоему писанию.
- Тогда, что же... Оставим так?
- Боюсь, да следующего дня не доживет. Но это и есть признак искусства. Оно не вечно на самом деле. А поговорка насчет иного, что, мол, "арс лонга", а "вита бревис" - она скорее шутлива. То, что монументально - оно не может быть искусством. Вот этот забор. Он же переживет и надпись мою, и меня самого, да, пожалуй и тебя?
- Железобетон. Да, крепко построили.
- Вот. А каллиграфия наша, сохраненная традицией, даже и с подписью - все равно будет жить меньше. Или ты думаешь, что моя подпись под этими тремя буквами как-то защитит их от времени и погоды?
- Ты прав, учитель. Но все же - как жаль, что искусство каллиграфии преходяще. Ну, увидит человек. Ну, два... Три! А там - дождь, ветер, мороз, просто неграмотные люди, перекрашивающие забор...
- Это ничего, ничего. Мы сейчас с тобой пойдем и напишем еще. И еще. И снова и снова. Ты тоже потренируешь руку. Все не смоет! Все не закрасят! Пока мы живы - живо наше искусство!
--
Одна буква
- Вы приглашали специалиста. Я - специалист. Смею надеяться, высокого класса. Более того, в этой области я - лучший. И единственный в городе.
Он выглядел, как обычный консультант. Но вел себя необычно. С каких пор на собеседовании так себя хвалят? Хвалить должны другие. Должны быть рекомендательные письма, какие-то характеристики, другие бумаги, подтверждающие уровень. А он задирал подбородок и хвастался.
- Единственный в городе? Да вы шутите! Вас, таких единственных, на рубль - пучок. Вон у нас очередь под дверями - все хотят работать с нами.
- Те, кто в очереди, ничего не понимают в нашем деле. Или просто неправильно прочитали объявление.
- Как можно неправильно прочитать? Тут ясно написано: Требуется налоговый консультант для минимизации налогов.
- Минуточку... Вы вот тут путаете. Вот тут. Прочитайте медленно и побуквенно. Ну?
- Мимимиза... Это же просто опечатка! Одна буква! И все, кто стоит в коридоре, прекрасно поняли, о чем речь в объявлении.
- И я прекрасно понял. Я - единственный в городе налоговый консультант по мимимизации налогов.
- Мимимизация - это как?
- Самое главное - это неподсудно. Все, что я делаю, абсолютно законно. Ни один налоговый орган не возражает против моих консультаций.
- Так что вы делаете?
- Мимимизирую. Все остается, как есть, но налоги просто перестают вас тревожить. Они становятся такими милыми, такими, знаете ли, ми-ми-ми...
--
Парижане
Ну, что - исполнили мечту. Подкопили деньжат, справили паспорта, получили визу и рванули в Париж. Ранней весной - в Париж. Долетели, устроились, а потом пошли гулять. Вот он - город мечты. Тот самый, который увидеть, и... Хотя, нет, умирать мы не собирались. Ноги сбили, таскаясь по улицам-переулкам. Красота же! Уже под вечер купили в магазинчике бутылку шампанского, сыра нарезку. Вышли к набережной Сены, нашли ступеньки. Бутылку, как тут положено, в пакетик непрозрачный вставили. Достали стаканы пластиковые. Разлили, чокнулись, сказали привычное "дзынь". За спиной набережная. Впереди Сена. Вон там справа - Эйфелева башня. Шампанское французское. Сыр тутошний. Ну, просто праздник. И тут за спиной:
- Вот, мама, смотри. Вот это - парижские клошары. Вот так они и живут от бутылки до бутылки. Но при этом, мама, обрати внимание - они почти ничем не отличаются от наших бомжей. Кроме того, что чистые. И бутылка у них в пакете. Все же Париж, культура...
--
Нам здесь жить
С самого утра он работал. Выходил на дорогу, присаживался на обочину. Ветку, подобранную по дороге, ветром сбитую, очищал от коры острым блестящим ножиком. Медленно и аккуратно очищал от коры. Потом строгал неторопливо, сея под ноги мелкую стружку. Иногда трогал лезвие ножика, качал недовольно головой, вынимал специальный точильный камушек и правил на нем.
Подъезжали подводы. Крестьяне всегда ходили караваном, собравшись человек по двадцать на всякий случай. Старший подбегал, совал в раскрытый мешок денежку. Переминался, заглядывая в глаза:
- Ну, так мы поедем?
Этот, отложив веточку и ножик, заглядывал в мешок, потом щурился на стоящие подводы, груженные товаром, кивал степенно:
- Езжайте, что ли... Потихоньку.
Мужики радостно гомонили - "дозволено". Проезжая, снимали шапки, кивали-кланялись с уважением.
А он опять - веточку, ножичек. И так каждый день. Ну, кроме дождей и зимних непогод.
Жил в деревне неподалеку. И все его уважали по жизни.
Говорил мало, но солидно и окончательно. И если уж сказал чего, то так и было всегда.
А иначе - как? Кто ж против пойдет? Своя голова - она всегда на плечах должна быть. А то этот-то - и ножик у него, и веточка, да и мало ли кто в лесу.
Уже потом, когда скончался он по старости, когда дом его сожгли на радостях, когда следствие по всему этому делу было, спрашивал городской:
- А чего же вы все боялись-то?
- Так разбойников, ясно дело!
- И что, сильно разбойничали? Пострадавшие есть?
- Да какие пострадавшие, что вы, ваше степенство! Мы же люди умные - платили, сколько надо. Вот нас и не трогали.
Городские собирались во дворе, что-то рассказывали друг другу и громко невежливо смеялись.
Но им-то - что. Приехали, посидели, да уехали.
А мужикам тут жить.
--
Гарри
Мама держала его за руку и умирала. Ну, а что тут притворяться и говорить что-то еще? Сожаления, разные слова... Умирала просто от старости. Восемьдесят лет, да по местному климату, да с воздухом местным - это она, выходит, просто долгожитель.
- Сынок, - распахнулись широко, как будто вдруг вспомнила что-то, ее глаза. - Я должна тебе сказать...
- Тише, мама, тише, не напрягайся! Я слышу, слышу.
Он вытер глаза, чтобы она не заметила ничего, с напряженной улыбкой наклонился ухом к еле шепчущим губам.
- Сынок. Ты уж прости нас с отцом. Прощаешь?
- Да за что же, мама? Все у нас было хорошо! Вот, на пенсию в будущем году выйду. Отработал свое тоже, как и вы с отцом. И детство у меня было хорошее. И вообще - за что? Вы же мои родители!
- Нет, сынок. Мы не твои родители. Мы твои воспитатели. А твои родители погибли давно, очень давно.
Отец, когда умирал, никого уже не узнавал. Звал сына, но и его не узнавал, ругался, буянил, требовал настоящего, а не поддельного. А мама была в памяти все время. рассказывала про детство. Спрашивала о жизни, узнавала, улыбалась. И вот, выходит, у нее тоже началось...
- Мама, ты только не волнуйся. Я здесь, все в порядке.
- Я уже не волнуюсь, сынок. Пришло мое время. Вот поэтому не могу врать - ты не наш. Пойми... Мы должны были хранить тебя от врагов, поэтому и увезли так далеко от места, где ты родился. И никто-никто не знал об этом. Кроме тех, кому положено знать. Но мы тебе никогда не говорили. Понимаешь, время здесь такое было...
Она помолчала, отдыхая. Потом медленно высвободила свою руку из его, показала сухим дрожащим пальцем.
- Там, в секретере - письма.
- Я знаю, мама.
- В самом низу... Там пачка - тебе. Ты поймешь.
Она устало прикрыла глаза и с удовлетворенной улыбкой задремала.
А он, пожав плечами, полез, покряхтывая от боли в спине, в секретер. Вот они, письма. Много разных писем. Есть и его, из армии. Тогда писал каждую неделю. Их просто усаживали, давали тетрадный лист, и под наблюдением ротного замполита все разом писали письма домой. Вот эта пачка, перевязанная бечевкой - это папины, старые. Когда он мотался по командировкам. Вот эти - опять из армии. Свежих писем не было. Потому что вышло из моды писать письма. Так легко включить телефон и поговорить. Или компьютер - там даже можно в лицо друг другу поглядеть. Великая вещь - цивилизация.
Так, вот эти, наверное. Ого, какая пачка! Раз, два, три... Пятьдесят два письма. Точно, раз в год. Последнее, выходит, пришло только месяц назад. Как раз на его день рождения.
С хрустом развернулся лист толстой мелованной бумаги. Буквы, написанные переливающимися разными цветами чернилами на неизвестном языке, сложились вдруг сами в ясное и понятное:
- Дорогой Гарри! Мы ждем тебя первого сентября в Хогвартсе...
--
Люди - такие прикольные!
Некоторые из них твердо уверены, что знают больше меня, потому что регулярно смотрят телевизор.
--
Детство и взрослость
- Самолеты - это красиво. Мы в большом селе жили, так к нам на луг прилетал самолет из экспедиции. Летчики в форме, девушки в клетчатых ковбойках. Они за водкой прилетали в наш магазин. Наши-то пили свою, чистую. магазинную почти никто и не покупал. А эти сразу брали ящик, а то и два. И так несколько раз за лето. А мы, дети, всей толпой сбегались на луг и смотрели на самолет. Даже потрогать можно было. А самые наглые успевали сесть в кресло пилота и понажимать какие-то кнопки - ну, пока их не погонют с матюками разными. Вот такое детство и вспоминается: лето, зеленый луг, синее-синее небо, самолет, летчики в красивой форме, девушки в ковбойках и панамах... У нас тогда многие решили в летчики пойти. Или в геологи, чтобы тоже в экспедиции ездить и вот на таком самолете летать в соседнее село за водкой.
- А ты, значит...
- А я - по мамкиным стопам. Вот, торгую той водкой и жду самолета, который опять возьмет ящик или два. Вот на БТР приезжали, так выгребли всю тушенку и старые макароны - план выполнили за один раз. Теперь жду авиацию. Мамка мне так и говорила: есть те, кто за водкой летает, а есть те, кто водку продают. Вот я, значит, как мамка.
--
Не Галатея
Скульптор смотрел на нее влюбленными глазами, а она, нисколько не стесняясь своей наготы, вертелась, сгибалась и разгибалась перед большим, во всю стену, зеркалом. Да и чего ей было стесняться, если она столько времени даже не знала, что такое одежда?
- Это что? - спросила она.
- Где?
- Вот это. Что это такое? Что это за складочка? - она недовольно повернула прелестную головку и показала оттопыренным пальцем на свой бок.
- Ну, радость моя, это - складочка, которая всегда появляется, если согнуться вбок, но она красивая! Ты вся красивая! Это правда! Я люблю эту складочку! Я люблю всю тебя! А иначе бы...
- ...Ну, нет, - не слушала та, - складочку придется убрать. Лик-ви-ди-ро-вать, - по слогам, со вкусом произнесла она новое слово, пришедшее в голову.