Город Василию понравился. Он был похож на город из детских снов. Или ещё на те города, что описывались в разных сказочных книгах.
Белые дома спускались по крутым склонам к морю, останавливаясь в каких-то метрах от вечного прибоя, чтобы дать место небольшой и очень уютной набережной, выложенной гранитом и мрамором. Улицы карабкались вверх и вдруг обрывались вниз крутыми спусками, иногда превращаясь в лестницы. Идёшь по такой лестнице, а вдоль неё - двери домов. Улица это на самом деле. Симпатично. Романтично.
Он знал все эти слова, но относился к ним с некоторой иронией. Казалось Василию, что придумал их человек с хорошим чувством юмора и только лишь для того, чтобы посмеяться. Ну, разве можно говорить всерьёз "красота", "романтика", "за душу берет", "симпатично"... Да много таких слов, что как будто и грамотные, и в каждом словаре объясняются, а вот все же что-то с ними не так.
Василий был серьёзным человеком. Потому на работе его все звали Василием Петровичем или просто товарищем капитаном. Служил он в таком месте, где ходят только в простой штатской одежде. И оружия никакого в кармане или в специальной кобуре. Вернее, оружие по званию и по штату полагалось, но хранилось оно в сейфах в большой оружейной комнате в подвальном этаже управления. А им, товарищам капитанам, майорам и даже подполковникам, всегда говорили, что главное их оружие - это собственный мозг. Мол, думать надо. Смотреть, слушать и думать. В этом и была служба.
Сюда, в южный морской город капитан Конкин приехал в отпуск. В первый раз приехал. Когда был маленьким, насколько помнил себя, жили не очень богато. На еду хватало, конечно. И одеться было во что. А вот с разъездами, помнил, было туго. Только к родне, да и то совсем не далеко.
Поэтому теперь он выполнял свою ещё детскую мечту: побывать в городе у моря. В том, что в книжках, что в сказках, что в кино. Конечно, в сказки он давно не верил, да и фантастику не очень уважал. Но "Корабли в Лиссе" в детстве зачитал так, что чуть не наизусть знал. И солнечный весёлый город Гель-Гью тоже, говорят, был тут совсем неподалёку.
То есть, знал точно Василий Петрович, что все эти сказочные истории - они на самом деле из жизни. Вот эта бухта и была описана в рассказе. А если сесть на автобус, то можно доехать до шумного, набитого приезжими, города, что стал в той старой книге Гель-Гью.
И никаких сказок, между прочим.
Более того, знал он, человек ведь ничего придумать просто так не может. Просто так, из ничего - не может. Даже самое небывалое, что некоторые пытаются в своих книгах описать - оно все состоит из кусочков реальности. Все реально и все существует. Только так. И монстры в кино - они все из реальности. Вон, насекомых порассматривай через микроскоп - вот где настоящие инопланетные монстры!
И все же хорошо тут было.
Можно было встать пораньше, выпить в кафе крепкого кофе, позавтракать горячими сырниками, у которых тут была хрустящая поджаристая корочка и мягкое горячее и сладкое внутри... Кстати, почему дома никогда так не получается? Наверное, все же климат влияет. Тут он мягкий, морской.
А в обед можно выпить бутылку вина под тарелку свежей жареной рыбы. Или даже две бутылки. Вино - оно же полезное! Тем более, его прямо тут и делают из местного винограда.
И вечером можно сидеть в кафе на набережной и тянуть неспешно какую-нибудь мадеру. Потому что вечер, туман с моря, лёгкий солоноватый сквознячок...
Эх.
В общем, встать с самого утра и пойти гулять. Пройти по улицам-лесенкам, спуститься к набережной, постоять, бездумно глядя на набегающие волны, отмахнуться от вечных тёток, приглашающих на неизменные морские прогулки, потом подняться к бульвару, совершить "променад". Вот такое ещё было слово - очень подходящее к месту и к моменту. Променад.
Медленно, с удовольствием, подставляя солнцу затылок - это если в ту сторону идти, куда он шёл. Пока гуляешь, уже привезут свои тележки местные художники, начнут развешивать, рекламировать, предлагать проходящим свои картины. Василий Петрович к изобразительному искусству относился положительно. Потому что картины отражали действительность. Причём, не так, как бездушный фотоаппарат, а как видит сам художник. С мелочами, выделенными уверенными мазками, с преувеличением некоторых пропорций. И даже если дом получился чуток кособок у той молодой девушки, что стоит обычно сразу справа у входа, ну, так это она так его сама увидела. Астигматизм, понятное дело. Между прочим, вполне симпатичный и уютный пузатый такой домик получился. Вполне.
Нет, покупать у неё Василий ничего не собирался, хотя и девушка была вполне в его вкусе, и картина достаточно дешева. Это если с другими сравнивать. С теми, что по соседству.
Он шёл по аллее и смотрел на картины. Вот этот самый город в дождь. А вот - шторм. Тут вот похоже чем-то на Италию, а тут - на Грецию. Здесь - чистый импрессионизм и химические краски, но все равно узнается Большая Морская, а вот тут знаменитый колокол и развалины.
Или вот ещё - кошки. Кошек было много в городе, и они не могли не появиться на картинах. У одного художника рыжий котёнок был размером с арку входа к Малахову кургану. Но это все же был именно котёнок, и Василий понимал, что все - практически с натуры.
Но тут в нем проснулся, напрягся и резко вышел из отпуска капитан Конкин.
Он остановился, оглянулся, не следит ли кто, и подошёл поближе.
- Что это? - спросил подошедшего седого художника, ткнув пальцем в картину.
- Так это всё моё, да, - густым вкусным голосом сказал тот. - Это вот, значит, пепелацы над Севастопольской бухтой. Вот тут и подпись моя в углу, видите?
- А год какой?
- Год? А, так это как раз перед Евроконом, значит. Но - летом. То есть, выходит, три года назад писал. Есть, кстати, и маленькие копии. Авторские, - со значением добавил художник.
На картине на фоне знакомых уже берегов, набережной, огромной бухты и памятника затонувшим кораблям зависли в воздухе нелепые в своей непонятности и чуждости предметы. По масштабу выходило, что размером примерно на три-четыре человека. Хотя, откуда бы там внутри быть людям - в этом вот?
- Так, вы, значит, говорите, что это..., - скучно спросил капитан Конкин, доставая блокнот и авторучку.
- Пепелацы над Севастопольской бухтой, - тут же сказал художник.
И добавил, заглядывая в блокнот:
- Тут две буквы "е". Пепелац пишется. Он на гравицаппе работает.
- Та-а-ак... Фамилия?
- Моя? Так меня все здесь знают! Редька. Николай Редька. Да вот же в углу подпись, видите?
- Покупаю, - сказал капитан Конкин. - Напишите мне тут на обороте название картины, свои данные, год и все такое.
Художник достал чёрный маркер и разборчиво вывел на обороте картины: "Пепелацы над Севастопольской бухтой. Масло, картон. Художник Николай Редька. Лето 2014". Подумал, глядя в светлое небо такими же светлыми глазами и добавил пониже, перед самым своим роскошным росчерком: "Ценителю от автора".
"Вот и конец отпуску", - успел ещё подумать Василий.
Но совсем без грусти. Он, кстати, любил свою работу.
Оставшиеся дни он изучал картину, описывал увиденное, сходил ещё раз к художникам и сфотографировался рядом с Редькой, навёл о нем необходимые справки, пользуясь своим служебным положением и служебным удостоверением, написал подряд семь рапортов "наверх", отправил по электронной почте письмо руководству с просьбой продлить пребывание его, капитана Конкина, в южном городе, выписать ему средства на командировочные расходы и оплату гостиницы, срочно перечислить на карточку, а ещё издать приказ на подробное расследование...
Руководство из столицы ответило: "Срочно вернуться".
И это было тоже вполне понятно. Такое дело с кондачка, да одним специалистом, да без поддержки и без необходимого прикрытия - никак не решается.
...
- Так, - сказал, откидываясь на спинку стула человек с незаметной внешностью, разговаривавший с капитаном Конкиным в специальном изолированном от всякого шума боксе. - Значит, вы решили, что - инопланетяне? Вот там, на картине?
- А как иначе это интерпретировать? Все картины - из жизни. И эта - оттуда же. Значит, сами понимаете, товарищ..., - он сделал паузу, но человек с незаметной внешностью не откликнулся, не поддался и не назвал своего звания.
- Это вы хорошо подметили, да. Это вы практически раскрыли дело. И вы правы, капитан, инопланетяне - давно среди нас.
- И где же они? - с замиранием в сердце спросил капитан Конкин. - Кто же? Неужели даже...
- Ну, как - кто? Вы и есть инопланетянин. Вы, Василий Петрович, прокололись, можно сказать, на самом простом. Это вот и есть тест на человечность в широком смысле слова.
- Что - это? - слабеющим голосом спросил Василий.
- Чувство юмора вас подвело. И не вздумайте пытаться пойти на прорыв. Бокс изолирован, охрана усилена. Будем теперь с вами работать. Сейчас за вами придут наши товарищи и отведут, куда положено...
Выйдя за дверь, человек с незаметной внешностью вытер пот со лба и сказал полковнику Марееву - командиру Василия:
- Наш пациент, да. Сами понимаете - вина, да ещё сладкие... Лучше бы он оставался в Москве и пил, как все, нормальную водку да под горячее мясо. А тут... Ещё и жара там летняя. Непривычная. Ну, не выдержал капитан, бывает. Думаю, месяца через два мы вам его предоставим в лучшем виде.
- А вот тут не надо торопиться, - с весёлым кавказским акцентом сказал полковник. - Пусть лечится до полного выздоровления. Вы слышали? До самого полного.