Аннотация: Немного мистический рассказ о состоянии современной молодёжи.
Два молодых парня разглядывали лесное чудище, выпиленное из корявой ветки и пылящееся между хрюнделем-копилкой и шкатулкой бабушки.
- Помнишь спортлагерь? - спросил Лёха, осторожно опустив руку Антону на плечо. - Как мы забрели на светящийся пруд, из которого дым валил, а вокруг черти прыгали...
- Ай, да ну тебя! - скривился модно одетый дружбан. - Я уж и забыл, мы тогда совсем маленькими были... Убежали ночью в лес из спортлагеря, вот и померещилось.
- Люди туда и сейчас ездят, и про Лешего с Чупакаброй рассказывают.
- Чего? С какой это ещё Чупакаброй?
- Ну, просто про Лешего. А Чупакабра - это такая азиатская кровососина, про которую передачу сняли. Она по сёлам шастает и у скотины кровь выпивает... Короче, тьфу на неё! Лучше подумай, что май на дворе. С чем у тебя ассоциируется этот месяц?
- Дембель в маю - всё по хую!
- Ну, нет же, - Лёха даже обиделся, - у нормальных людей он ассоциируется с зелёной весной и турбазой. Давай махнём на выходные в Орловщину?
- Махнём, только ещё Петра с Джемаловичем возьмём.
Красный Опель, набитый людьми и пакетами с едой и бухлом, выехал из города и свернул с главной трассы на разбитую асфальтовую дорогу.
- Топи педаль! - кричал Джемалович с заднего сиденья. - Попёр наш самолёт, попёр!
- Куда попёр, дубина? - обернулся Антон. - Мы водку на ухабах разобьём!
- Не плачь, не побьём. Давай, Пёрт, газуй!
Птицы с верхушек сосен наблюдали за проезжающим мимо автомобилем и презрительно щебетали. Особо наглые пикировали над дорогой и дрыстали на крышу "самолёта". Налёты прекратились, когда Опель въехал в село и остановился напротив "Пивбара". Лёха подумал, что здесь можно купить хлеба.
- Пернатые лобовуху засрали! - Джемалович выбежал из машины и стал яростно протирать стекло. - Блядь, суки! Стрелять их надо!
- Да не копошись, протрем когда приедем, - сказал Пёрт и покосился на "Пивбар". - Чё это за гэндэль?
- Пивбар! - бешено заорал Джемалович. - Гы-гы-гы! Ты посмотри, кто в нём сидит! Это же калханы, селюки вонючие, таких убивать надо!
Человек сорок сельской молодёжи, преимущественно парней, до сих пор мирно пивших пиво и плевавших семечки, все молча наблюдали за чётвёркой из красного Опеля.
- Идиот, не ори ты так громко, - вмешался Лёха. - Видишь, как они на нас косятся? Ну их в пизду, поехали отсюда!
Машина уезжала, а Джемалович высунул голову из окна и кричал:
- Колхозники, оставайтесь в своём колхозе! Чтобы в городе я вас не видел!
- Ты прямо как быдло, - сказал ему Антон. - А прикинь, если б мы сейчас заглохли?
Приехав на университетскую турбазу, ребята пошли селиться, а Джемалович остался отшкребать птичье дерьмо. С домиком не вышло - пришлось разместиться в двухэтажном летнем корпусе, сыром и холодном. Зато соседки попались симпатичные, особенно чёрненькая Петру понравилась.
- Блядь, я гандоны не взял! - спохватился он, шлёпая ладонью по лбу. - И где купить? У меня ощущение, что кроме "Пивбара" здесь других магазинов нет...
Лёха знал, что даже за два дня Пёрт ни с кем не познакомится и с ухмылкой смотрел на него. Затем он перевёл взгляд на кирпичную стену со старым графити "WELCOME TO THE HOTEL CALIFORNIA" и в его воображении это унылое здание предстало посреди солнечного калифорнийского пляжа. "Интересно будет посмотреть на эту надпись после восьмой рюмки", - подумал Лёха и внезапно спросил Антона:
- Пойдём ночью на пруд?
- Хм... Я то же самое хотел у тебя спросить... - Антон посмотрел на догорающий в верхушках сосен закат, на студентов, несущих дрова для костра, и ему показалось, что когда-то всё это уже было. "Дежа Вю..." - мелькнуло у него в голове.
- Любопытно ночь начинается, - сказал Лёха, - что-то в ней очень странное... Никогда мы ещё так на турбазу не ездили, я даже пить не хочу.
- Потом пить будем. И в лес давай только вдвоём пойдём, чтобы страшнее было?
- Вечно ты ищешь острых ощущений, - сказал Лёха. - Ну что ж, значит, вдвоём... Да уже наверное пора?
Они сказали Петру с Джемаловичем, что скоро вернутся, вышли с территории турбазы и пошли по лесной дороге. Ночь была безлунная, и тусклый свет звёзд почти не пробивался сквозь густую листву дубов, плотно сдвинувших кроны.
- Монтёры суки, дорогу не залатали! - выругался Лёха, в очередной раз провалившись ногой в то ли яму, то ли нору. - Кроты, что ли?
- Руки - в попу, пальцы - в рот. Выходи, мой милый крот! - сложил рифму Антон.
- Выходи, моя милая Чупакабра!
- Типун тебе на язык с такими разговорами! Посмотри, какая темнотища вокруг - хуй в жопу не воткнуть.
- А прикинь, сейчас гроб по лесу летит? А из него трупак выглядывает?
- Перестань! Я вообще не раздупляюсь, куда мы забрели... Лес-то огромный, куда эта дорога ведёт?
- Бес его знает! - вдруг Лёхе померещилось, что под кустом кто-то лежит. - Антон, постой. Видишь там под кустом?
- Я вообще ничего не вижу.
- Да вот же, прямо перед носом какая-то херня лежит.
- Похоже на мужика...
Лёха осторожно подошёл к неопознанному объекту, стал пристально рассматривать.
- Зажигалки нет? - спросил он, наклоняясь, потом внезапно вскрикнул и отпрыгнул. - Он мёртвый! Мокрый и холодный!
- Фу! - взвизгнул Антон. У него хватило смелости зажечь зажигалку, и оба облегчённо вздохнули. Эта оказалась лишь рваная ватная куртка.
Дальше шли молча. Разбитая дорога куда-то упетляла и они очутились на узенькой лесной тропинке, протоптанной в густом камыше. В голову лезла чертовщина про современных актёров и поп-звёзд, только ссохшихся и очень постаревших. "А там, на Ямайке, где красные майки... - спел про себя Лёха, пытаясь отогнать паршивые мысли. - Буду я на пляже танцевать, и оркестр мне будет играть!" Но к слову оркестр сразу же добавилось "похоронный", с медными трубами, в красном и чёрным цветах, а всё вокруг холодного и протухшего, скисшего, как творожок...
- Эй, Лёха, - обернулся Антон. - Ты какого мнения о любви?
- Хм... А с чего это ты спросил?
- Да вот в голове песня заела: "Ты скажи, что ты думаешь о любви?" Девчонку одну вспомнил, которую мог бы любить... Крутятся перед глазами какие-то старики, дома ветхие, на Чернобыль невероятно похоже, а над всей этой грязью парит светлое слово ЛЮБОВЬ. Наверное, я никогда раньше не любил и не жалел об этом...
- А теперь жалеешь?
Антон долго молчал, почёсывая затылок, потом вдруг выдал:
- Теперь я понял это чувство... И знаешь, чего боюсь?
- Чего?
- Потерять его с возрастом... - с невыразимой тоской сказал он. - Посмотри на сорокалетних мужиков, на их жён... А ведь и мы с тобой, и Макс, и Аня с Катюшей, такими же станем. Пропадёт что-то во взгляде... Пиздят, когда говорят, что душа не стареет. Мозги заплывают холестерином, и наступает полный mothefucker, после которого живёшь по привычке.
Тропинка привела к разлившемуся по весне пруду и скрылась под водой. Антон с Лёхой присели на берегу. Почуяв тепло их тел, в воздух взлетели полчища голодных комаров.
Комары искусали Лёху так сильно, что наутро ему стало плохо, поднялась температура, и пришлось уехать домой. Но не они спасли его от погибели, а особая судьба.
Когда парни возвращались в город, за руль красного Опеля сел пьяный Джемалович. Он выехал на встречную и на ста сорока километрах врезался в гружёную фуру. Никто не выжил.
Встречаются иногда такие люди, как Лёха, которых случайная смерть обходит стороной. Рядом с ним могут свистеть пули и падать убитые, но человек с особой судьбой останется невредимым, если его черёд не пришёл.