Все люди искусства балансируют на грани безумия. Известный стереотип, зачастую не имеющий соприкосновения с реальностью, но иногда больно бьющий тех, кто о нём забывает. Проникновение в иные сферы это, знаете ли, процесс очень тонкий и очень опасный. Из такого путешествия запросто можно не вернуться... Или вернуться, но иным человеком. Или не человеком вовсе...
Впрочем, далеко не все творцы новых миров задумываются о последствиях своего выбора. Эка невидаль - отпустить на время поводья разума, разрешить мыслям течь свободно. Вдруг их занесёт в златые земли? Или к источнику сокровенных знаний цепочка рассуждений приведёт? Шанс невелик, прямо скажем, но зато награда какова! Сразу можно сказать - жизнь не зря. И смысл, и цель, и успех... Мало людей, способных устоять перед столь волнительным соблазном. Мало... Ещё меньше знающих время, когда нужно остановиться.
Устроенная на чердаке, как в стародавние времена, студия, ближе к вечеру погружалась в темноту, но скудное освещение, казалось, нисколько не мешало художнице. Она то вертела в руках своё произведение, пытливо присматриваясь к каждой линии, то, нервничая, грызла кончик карандаша, то наносила пару-тройку резких штрихов и внезапно останавливала руку. Со стороны поведение девушки выглядело хаотичным, если не сказать бессмысленным, но обитательница скромных апартаментов под самой крышей точно знала, что делает.
Чирк. На белоснежном листе вырисовывается мужское лицо.
Чирк. Появляются нос, глаза, брови. И выражение печальной задумчивости, укрытое в тени густых чёрных волос.
Чирк-чирк-чирк. Аккуратный подбородок, серая мгла зрачков, чуть-чуть растрепанная причёска - ровно настолько, чтобы не стать признаком неряшливости. И, конечно же, губы - плотно сомкнутые, едва заметно клонящиеся вниз, будто собираясь недовольно скривиться.
Последний штрих... Чирк... Девушка устало склоняет голову, сквозь часто моргающие ресницы наблюдая за результатом многодневных трудов. Похоже... Проклятье, настолько похоже, что даже не верится... Не хочется верить...
Но это - он. Несомненно - он. Никто иной, как - он.
- Жестокий, - шепнула художница, закрывая глаза.
Сказка всегда рядом, даже если кажется, что чудеса происходят где-то в иной реальности. Не верите? Вот и художница, облюбовавшая старый чердак, при всей своей эксцентричности скептически воспринимала рассказы о невероятных совпадениях, судьбоносных встречах и счастье, валящемся с небес. Для неё счастьем, судьбой и жизнью было творчество, эти неровные штрихи на белом листе... Разве не чудо? Ещё какое! Её личное, ею сотворённое...
Но иногда даже порождения собственных рук могут удивить... Особенно, если начинают жить собственной жизнью.
Плоский рисунок дёрнулся, будто пытаясь оторваться от поверхности листа, потом, очевидно уверившись в прочности "клетки", поднёс аристократическую, с тонкими пальцами ладонь к лицу, изображая роденовского мыслителя. Художница моргнула. Заштрихованный человечек приподнял голову и приветливо помахал девушке. Та моргнула ещё раз. Потом ещё. Наверное, в глубине души она надеялась, что это лишь сон наяву или хотя бы галлюцинации. Но иллюзии не спешили развеиваться, а удивительно живые глаза пытливо взирали на создательницу. Прошла минута, другая...
- Привет... - прошептала девушка, наконец, собравшись с силами.
- Привет! - ответил нарисованный человечек. - Наверное, мне нужно представиться? Назвать себя? Ты знаешь, мне по душе слово лавина... Как будет в мужском роде? Лавин? Пусть будет Лавин.
- А дальше...
- Фамилия? Пусть будет Пикчэ - я всё-таки картинка.
- Лавин Пикчэ... Мне нравится... Красиво...
- Именно! - человечек важно кивнул нарисованной головой. - Но можно спросить и твоё имя, прекрасная незнакомка?
- Ой, льстец... - девушка смутилась. - Хорошо. Можешь звать меня А...
- Ангел? Астарта? Альфа и Омега?
- Прям уж и омега... - художница прыснула. - Мне нравится первое слово. Ангел... Красиво, хоть во мне и нет ничего ангельского. Я, скорее, чертёнок в юбке...
- Посланник.
- Что-что?
- Ангел это посланник. Переводится так с древнего языка.
- Ого! Ничего себе! А я и не знала... Слушай, ты такой умный!
- Эм... есть немного.
Чёрный силуэт склонился в услужливо-шутливом поклоне.
- К вашим услугам, мэм!
- Ой, ну хватит, хватит, - щёки девушки окрасил едва заметный румянец. - А если честно... Вот скажи! Почему люди не летают, как птицы?
Человечек ненадолго задумался.
- Птицы не знают цепей, - со значением произнёс он спустя минуту. - Люди не ведают свободы. Ты знаешь? Ты знаешь, почему создания божьи продают небесные крылья за плошку супа? Почему звон монет громче пения райских птах? Это закон нашего мира. Ты не переступишь через него, как не старайся.
- А если очень-очень постараюсь?
- Эх, Ангел, - донёслись до художницы неожиданно ласковые слова. - Где ты спрятала свою свободу? Где твои крылья?
В комнате как-то резко потемнело, и девушка не смогла сдержать жалобного всхлипа. Нет, то были не слёзы. Просто тошно стало на душе...
- Не могу... - закричала она, уже не стесняясь своих чувств. - Не могу, слышишь! Ни забыть, ни простить!
- Тогда отпусти...
- И этого не могу...
- Глупый ангел... - человечек протянул руку, будто желая прикоснуться к поверхности листа. - Маленький глупый ангел...
В уголках глаз художницы появились прозрачные капли. Ещё не слёзы, пока ещё не слёзы... Ещё одно мгновение до начала рыданий.
- Скажи... Ответь... Ты всё знаешь... Скажи! Почему-почему-почему! Почему так нечестно? Почему так получается? Почему так неправильно? - солёная влага прочертила череду неровных штрихов на лице девушки. - Скажи! Ну, скажи... Пожалуйста... Ты же всё-всё знаешь... А я... Я просто запуталась. Заблудилась... И не знаю, что мне делать.
Она была на грани истерики, готовая взорваться вихрем неконтролируемых действий, но заштрихованный человечек остался непреклонен.
- Расправь свои крылья.
- Не могу... Не могу, слышишь!
- Открой своё сердце.
- Нет! Не надо! Не надо этих громких слов! Ты не понимаешь... Ты просто не понимаешь!
- Прости свою боль...
- Не могу, не могу, не могу! Не могу! Как ты не понимаешь! И так душу рву на части... И никак. Не могу...
- Глупый маленький ангел...
- Обзываешься...
- Нет, - человечек впервые за весь разговор громко вздохнул. - Пытаюсь разбудить тебя. Я ведь рисунок... Единственное, чем я могу помочь - слова.
- Слова? - горько усмехнулась художница, прикрывая красные от слёз глаза. - Зачем мне теперь слова... Что от них толку...
- Очень жаль. Значит, мне пора... Прощайте, прекрасная леди. Был счастлив встретиться с вами... Прощайте!
- Ах так? - в сознании девушки взорвался вулкан, сравнимый по мощи с Кракатау. - Значит, вот как? Потрепал языком и в кусты?! Ладно... Ладно-ладно! Проваливай! Ты больше не рисунок! Ты больше не моё творение! Убирайся!
Она схватила лист, с силой рванув на себя бумагу. Рисунок глухо затрещал, почти мгновенно превращаясь в две половинки. Потом в четвертинки, а каждый из четырёх кусочков разъярившаяся художница старательно разделила ещё на несколько.
...Спустя минуту она сидела на полу, перебирая неровные бумажки, но паззл никак не хотел складываться, а нарисованный человечек стал просто кучей разбросанных по обрывкам чёрных штрихов...
Вымученно улыбнувшись, девушка утёрла слёзы. Солёные капли несли с собой кумулятивные заряды боли, освобождая душу от непосильного груза, но сейчас художница не могла позволить себе слабость... Осеннее пальто цвета увядшей листвы на плечи, ощетинившуюся значками сумочку на плечо - и мышкой за дверь, на минуту задержавшись с той стороны, чтобы, путаясь в ключах, запереть помрачневший чердак. Через мгновение художница уже буквально скользила по ступенькам, перескакивая через одну и думая лишь об одном. Только бы успеть... Только бы не опоздать... Только бы дождался...