Пространство ограничено рельефным потолком и ребристыми стенами. Похоже на пещеру, на какой-нибудь грот, где пираты хранят сокровища. То есть, хранили. Когда-то... Очень давно... Капли падают сверху вниз. С потолка на пол. Пролетая мимо меня прозрачными пулями. Я вижу... Я вижу сквозь них волны на серых камнях. А потом... Я опускаю глаза.
- Всмотрись.
Грубый голос, насмешливый тон... Кто-то кроме меня проник в эту пещеру, которая вовсе не пещера. И из нас двоих именно я лишний... Я чувствую это - нагота, неосознаваемая до сих пор, вдруг сделала меня беззащитным перед звуками чужого голоса. Они как стрелы, они касаются открытой кожи и жгут... А ещё...
Я смотрю вниз и вижу грязь. Я стою в ней по колено, хотя минуту назад мои ноги были погружены в жидкое месиво лишь по щиколотку. Но главный ужас не в этом... Я неумолимо тону, а из глубины, будто навстречу мне, всплывают крупные пузырьки воздуха. Они раздуваются до размеров ореха, после чего не лопаются, как должно быть, а раскрываются, подобно цветку... И в глубине я вижу глаза. Множество красных глаз без зрачков...
- Они судят тебя.
Вновь небрежные чужие слова. И голос... Он кажется мне знакомым. Таким знакомым, что я просто не могу не взглянуть на его обладателя... И не могу не ужаснуться, увидев перед собой настоящего демона из последнего круга ада. Со всеми причитающимися атрибутами: сабельными клыками, когтями, как у скопы, огненным взглядом и уродливыми рогами на не менее уродливой голове...
Мы рассматриваем друг друга: я с интересом, замешанном на страхе, а он... Демон, верно, считает себя хозяином пещеры, потому я для него вроде шумной мухи, случайно залетевшей в открытое окно, а теперь уныло бьющейся в прозрачное стекло. Наверное, ему жаль меня... Если демоны вообще умеют жалеть... Наверное, он хотел бы помочь мне... Если демонам вообще свойственна благодетель...
В любом случае, я никогда не узнаю правды. И даже того, что могло быть правдой... Потому что последние слова демона растворяются в непрестанном бульканье грязи, которая скрывает меня с головой.
А потом становится темно...
Голоса... Я слышу смутные голоса, раздирающие пустоту...
Я легко, невесомо парю... Где-то внизу текут реки, пронизывая густые леса. Я не замечаю их. Где-то внизу живут люди, сокрытые в пыли грехов и забот. Я не знаю их. Бескрайнее солнце разлито в формы полей, густых чащоб и золотистых пляжей. Я любуюсь им. Кое-где вздымаются горделивые пики гор, грозясь нанизать на себя небо... Но я прощаю их. Я такой же... Я тянусь к совершенству.
Я лечу, растворяясь в молочных облаках, становясь их частью. Кажется, что довольно лишь одного желания и самые отдалённые уголки предстанут внизу. Кажется, нет места, куда мой взгляд не мог бы проникнуть. Я, как птица... Нет, как звезда... Блуждающее светило иных миров. И... Я лечу, просто наслаждаясь полётом.
Но вдруг... Пелена облаков разрывается на части прямо подо мной. Я не понимаю, что случилось... Не понимаю, но осознаю неизбежность падения. Обречённость в слепящем, болезненном свете, льющемся с дырявых небес. Обречённость в испуганной тишине, заключившей меня в свои холодные объятия... Сияние неведомых сфер становится нестерпимым, Солнце дробится на чёрные пятна, а остатки цветов сжимаются в белый... Я закрываю глаза и сломанной птицей пикирую вниз.
Мимо нахмуренных туч. Мимо скалящихся горных вершин. Мимо лесов, полей и рек... Прямо вниз. В землю. Чувствуя, как острые нити опутывают тело... Это корни растений - им не нужен я, но и отпускать добычу они не намерены. Я их пленник... Без движений - я не могу пошевелить даже пальцем. Без света - я вижу только темноту век. Без звука - только шорох скатывающейся земли достигает моих ушей...
Я не знаю, сколько дней, лет или веков я покоился в этой могиле. Может быть, прошло несколько секунд. А, может, Солнце, опаляющее Землю, давно остыло и погасло, исчерпав свой миллиардолетний резерв сил. Всё возможно... Но мне всё равно. Я обречён быть пленником жизни. Земли, растений, собственного воображения - единственного собеседника за истекшую вечность... Мне кажется, что так будет всегда... А потом...
Я открываю глаза и просыпаюсь.
Лёгкость обернулась тяжестью... Тяжестью грехов, вины и несбывшихся надежд...
Шаг. Шаг. Шаг. Задержать дыхание, ощутить пальцами тонкую нить. Жизнь. Смерть. Всё в ней... Одно неверное движение и мой путь закончится. Впереди тьма, позади тьма, надо мной тьма, подо мной тьма... Но я знаю, что если упаду вниз - мой путь закончится. Та тьма - другая... Хотя... Я не особо разбираюсь в разновидностях мрака.
Ведь я просто игрок. Тонкий игрок на струнах жизни и смерти... Пусть сейчас эта струна одна-одинёшенька. И я один... Неважно. У меня есть мир, нить, и моё тело. А что ещё нужно настоящему артисту?
Шаг. Шаг. Шаг. Темнота сгущается, а равновесие держать всё сложнее. Боль пробирается от ступней к икрам, карабкается по мышцам вверх, до самого сердца. Но почему-то сильнее всего раскалывается от колких ударов в висках голова... Я знаю, что это пульсирует алая кровь в моих жилах. Я знаю, что с каждым осторожным вздохом я толкаю этот поток вперед, умножая страдания... Но не могу остановиться. Только не сейчас... Только не на половине пути к истине.
Я просто ищу. Ответов на вечные вопросы. Правды, дающей надежду. Не горечи, нет... Её я хлебнул с лихвой. Хватит... Теперь мне бы глоток чистой воды. Свежей и холодной. И... Покоя. Век или два... Мне хватит. Наверное...
Шаг. Шаг. Шаг. Свет вспыхивает впереди, отбрасывая меня в сторону. Я не знаю, почему мои мышцы, судорожно изогнувшись, столкнули меня с пути. Я не знаю, почему мертвенный беспристрастный свет вызывает приступы первобытного ужаса, а душа содрогается от омерзения... Но тьма внизу не лучше, и я в последний момент хватаюсь правой ладонью за нить. Та впивается в кожу. Глубоко. До крови...
Я - эквилибрист, забывший про страховку. Я извиваюсь от боли и страха. Я не хочу падать... Но силы понемногу оставляют тело, а пальцы уже не так крепко сжимают прочную нить. Я знаю, что сейчас упаду...
Вздох, скрип, блеск. Я поворачиваю голову и вижу... Вижу... Себя. Или точную свою копию. Такой же человек, на такой же нити, так же висит... Я вижу его чёрный обтягивающий костюм - такой же, как у меня. Я вижу его чёрные глаза - такие же, как у меня. Я вижу его чёрные спутанные волосы - такие же, как у меня...
Зеркало? Очень похоже, но... Я, без движения, сжимаю пальцами нить, а мой двойник раскачивается и протягивает ко мне левую руку. Ладонью вперёд... Его кожа белая - одна из немногих светлых вещей в этом мире непроглядной тьмы... И...
Я тянусь к нему. Я почти достаю до тонких изящных пальцев. Я почти чувствую тепло. Но... Я падаю прямо вниз. В густую темноту. И моей ладони касается что-то липкое и невесомое...
Как паутина.
Спутанные мысли... Спутанные судьбы... Я не пересёкся с ними... Совсем.
Стены из покрытого лаком дерева напоминают старость. Не ту, благородную, с налётом почтенности, а увядание и даже затхлость, с цветом сухой травы и опавших листьев... И с запахом мёртвых роз. Ещё я вспоминаю, как мне говорили: "У тебя глаза старика". Мимоходом говорили, просто так - красивая фраза ради красивой фразы... А правда... Правда была проще и страшнее. Действительно - глаза давно погибшего человека, по странной прихоти судьбы всё ещё коптящего скверный воздух этого мира...
И небольшая комната - с деревянной мебелью, деревянными стенами и деревянным полом - логичное завершение моего пути. Это - конец. Это - правильный тупик. Правильный - потому что не вызывает отторжения. Я не боюсь тесного кабинета, атмосфера древности не пробуждает во мне скрытые страхи, воздух не пахнет ничем - а для меня нет ничего лучше... И звуки... Их нет. Здесь вообще ничего нет - только вещи.
И я...
Я долго стоял на месте. Без единого движения, слепо разглядывая одну точку. Наверное, так было проще собраться с мыслями... А потом, расстегнув верхнюю пуговицу белой рубашки, я подошёл к столу. Нет, здесь не было жарко. И душно не было... Наверное, привычный жест помог мне решиться на действие. Хоть какое-нибудь... Тем более - не стоять же столбом вечно? Когда-то мне пришлось бы начать... Но что? И зачем?
Я проинспектировал, лениво, но с прорезающимися ростками любопытства, композицию на столешнице. Телефон, раскрытый блокнот, ручка, карандаш, портрет в рамке... Женщина средних лет, с остатками красоты, но не особенно привлекательная. Я бы и взгляда останавливать не стал, если бы не ярко-алая ленточка, петлёй повисшая на углу фотографии. Смерть? Но почему не чёрная, а красная? Странно...
Пальцы непроизвольно потянулись к стеклу, к усталому, с провалами глаз, лицу, словно желая убедиться в его реальности... Но остановились буквально в миллиметре от портрета.
"Уходи! Уходи! Уходи! Уходи!".
Настойчивый шёпот раздался совсем рядом, так близко, что я чуть не подпрыгнул на месте. Казалось, кто-то подкрался сзади, но, обернувшись, я увидел пустоту. Те же стены, тот же книжный шкаф без книг... И ничего, что могло бы произнести эти слова.
"Уходи? Но почему?!".
Я оглянулся, придирчиво рассматривая вещи, пытаясь найти в них несоответствия. Может, полтергейст? Или хитрый механизм, запрятанный в стену? Откуда-то ведь исходил этот голос... Кто-то ведь прогонял меня...
В растерянности я вернулся к столу, где неожиданно наткнулся на телефон. Неожиданно - потому, что я и думать о нём забыл... А зря. Я собрался с духом и поднял трубку, вспоминая номера. И уже начал набирать нужный, когда поднёс трубку уху... После чего мне оставалось только отскочить назад с проворством ошпаренной кошки. Ведь из динамиков сухо, с отчётливым треском, доносилось знакомое:
- Уходи! Уходи! Уходи! Уходи!
А потом - короткие гудки. И трубка, покачивающаяся на проводе, как маятник. Влево, вправо, влево, вправо... Я осторожно приблизился, словно телефон превратился в ядовитую змею, а трубка источала зловоние. Я не знал, что теперь делать... Как позвать на помощь... Вновь на глаза попалась вещь - ручка, удобно лежавшая рядом с блокнотом. Словно намекая...
Я схватил её и дрожащими руками попытался написать нечто вроде: "Помогите!". Но... Ручка оказалась без стержня. Более того - я держал в руках просто литую пластиковую трубочку, и нужно быть слепым, чтобы перепутать этот предмет с писчей принадлежностью... Значит, я слепой? Или... Что? Испуганный, я перевёл взгляд на карандаш, подтверждая возникшую догадку - он был ненастоящим. И телефон превратился в детскую игрушку. И стол... Даже стол грозил развалиться от малейшего ветерка.
"Уходи! Уходи! Уходи! Уходи!".
Я развернулся на 360 градусов, воочию наблюдая дереализацию комнаты. Все вещи теряли глубину и цвет, превращаясь в макеты, а тесный кабинет стал неожиданно враждебным. Шёпот проникал мне в голову, беспрестанным зудом он изводил меня, подталкивая к безумию...
У меня не осталось выбора. Дверь оказалась предательски близкой... Я рванул к ней, дёрнул что есть силы за ручку, краем уха наслаждаясь противным скрипом петель. А за ней... Я увидел темноту.
- Уходи, - сказало отсутствие света. - Ты мешаешь...
И я... растворился.
Мне дали свободу... Всего лишь на миг... А потом забрали, оставив горечь... И понимание, что раньше было лучше... Ведь раньше я не знал той правды.
Около погребённого под белоснежной простынёй тела суетились врачи. Один не сводил глаз с экрана, где штриховая линия пульса отмеряла жизнь человека. Другой справлялся с записями, то хмуря брови, то позволяя себе едва заметную улыбку. Остальные, а их было с десяток, просто смотрели, зная, что сейчас от них ничего не зависит...
Пациент, перенёсший тяжелейшую операцию, вот-вот придёт в себя.
Это было чудом, что его удалось вытянуть буквально с того света.
Все слишком устали, чтобы по-настоящему радоваться за человека, родившегося, как принято говорить, во второй раз...
- Веко дёрнулось!
- Он слышит нас? Он очнулся?
- Глаза! Он сейчас откроет глаза...
Галдящие, как стая сорок, медики разом притихли, напоминая не повидавших многое врачей, а нашкодивших детей, украдкой подглядывающих за соседями. Да, они сделали всё, что могли, и теперь позволили себе маленькую слабость... Втайне надеясь увидеть, как поведёт себя тот, кто провёл долгие десять часов между жизнью и смертью.
Человек открыл глаза. Зажмурился, обожжённый ярким светом, потом вновь раздвинул веки, но уже осторожнее, будто строя из себя китайца. Всё так же, прищурившись, он рассматривал потолок, вычерчивая взглядом замысловатые фигуры. Потолок был белым, мысли пациента были чистым листом...
Человек долго лежал с приоткрытыми глазами, не пошевелив даже пальцем. Словно всё, что у него было - это глаза. На миг затаившим дыхание медикам показалось, что операция оказалось не слишком удачной, что пациент парализован... Но, будто опровергая их мысли, человек опёрся ладонью на кровать и сел, пристально посмотрев на ближайшего врача - того, что изучал историю болезни.
Последовала минута удушающей тишины, когда в чёрных зрачках пациента проступало, капля за каплей, нечто, напоминавшее осмысленность. А потом, приоткрыв рот, человек тихо, так тихо, что его слова едва различались на фоне робкого писка приборов, сказал, обратив к сгрудившимся вокруг лицам тоскливый взгляд: