Карпова Зоя Марленовна : другие произведения.

У попа была собака

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сорокадвухлетний кинорежиссер, Захар Жвачкин сидел в кафетерии нового высотного здания Дома Кино, выстроенного недавно в парковой зоне города Красноярска, за чашкой сургучно-крепкого кофе и мрачно рассматривал заоконный пейзаж осеннего бульвара. Он ждал своего молодого помощника с новым киносценарием... Необычные приключения инопланетян в Сибири.
  
  Сорокадвухлетний кинорежиссер, Захар Жвачкин сидел в кафетерии нового высотного здания Дома Кино, выстроенного недавно в парковой зоне города Красноярска, за чашкой сургучно-крепкого кофе и мрачно рассматривал заоконный пейзаж осеннего бульвара. Он ждал своего молодого помощника с новым киносценарием.
  
   Вскоре в зал упомянутого кафетерия, как бы боязливо озираясь по сторонам, вошел его помощник, Григорий Егоркин, и крадучись вдоль стен плавной походкой подплыл, наконец-то к столику с кинорежиссером.
  
   - Вот, - выдохнул он почему-то шепотом на ухо, - и протянул слегка помятые листки Захару. Жвачкин сунул за щеку конфету, и принялся читать:
  
   "Белесоватый туман стелился меж деревьев, прикрывая собой серый дождливый день. Рваные клочки комковатого молочного облака окутывали желтую охру октябрьской листвы развесистых кленов. Сумеречное утро не торопилось расстаться с уходящей темнотой ночи. Если не смотреть на часы, то было совершенно не ясно, то ли светает, то ли вечереет. Капли воды висели в воздухе и выпадали росой на осенние лица прохожих. Сизо-серые оттенки глубокой осени сливались в единую минорную гамму, поющую свою сольную песню грусти и уныния. Моросил мелкий-мелкий осенний дождь...".
  
   - Хм, это что, киносценарий? - поинтресовался он без особого энтузиазма у Егоркина.
   - Самое начало, - шмыгнул носом помощник.
   - Не вижу идеи, - безразлично пожал плечами Жвачкин.
   - Как не видите!? Довольно прозрачный намек на философичность рассуждений о переменчивости всего в мире. Я хотел, чтобы не хуже, чем у Тарковского. Этакое, понимаете ли, настроение грусти, может быть, одиночества людей, ну и каких-то отдаленных неясных ассоциаций.
   - Угу, ассоциаций, говоришь? Очень отдаленных и совершенно неясных. К какому месту привязан эпизод? География где? Мда-а.
   - Что, Захар Никандрыч, ты там был? - спросил Егоркин, показывая пальцем вверх и присаживаясь за столик рядом.
   - Был, - обреченно кивнул головой Жвачкин.
   - Дали денег?
   - Дали.
   - Сколько?
   - А-а. Фигу с дрыгой.
   - Чего делать-то будем?
   - Чего-чего. Кино снимать.
   - Хватит?
   - На то, что я хотел - не хватит. Натурные съемки южной тропической флоры с попугаями, синее море с медузами, массовка, дублеры, каскадеры - это все не для нас. Дорого стоит. Кроме того, я не Тарковский. Он один такой.
   - Как же нам быть?
   - Ты есть хочешь?
   - Да я позавтракал, может чашку кофе.
   - Иди, возьми.
   Егоркин быстро слетал к стойке бара и вернулся, на ходу помешивая сахар.
   - Я имел в виду не сейчас. В принципе, ты есть хочешь?
   - В принципе? - Егоркин пожал плечами, - три раза в день, как и все.
   - Да-да. Как и весь персонал. Поэтому на такие зарплаты у меня не хватит финансов. Будем снимать, во-первых, то, что пользуется спросом.
   - Детектив, что ли? Их вон сколько крутят по ящику. Целые сериалы. Тошнит от них.
   - Мы будем снимать фантастический боевик. Раз. Во-вторых, малым форматом.
   - Не понял я что-то, Захар Никандрыч.
   - Означает, малой группой, то есть, ты да я, да мы с тобой. Один оператор. Актеров будем приглашать согласно количеству наших героев, и ...крупным планом. Еще лучше, чтобы каждый актер играл по две или три роли. Спецэффекты, декорации, костюмы и атрибуты сейчас делаются на компьютере. Пара толковых программистов, и готово. Для ясности сюжета добавим голос за кадром. Есть у меня на примете неплохо поставленный голос с умеренной хрипотцой, хара-актерный. Мой сосед дед Кузьма. Он за мешок картошки с квашеной капусточкой тебе что хошь за милую душу и споет, и спляшет, и за кадром прочитает. Он в молодости в самодеятельности участвовал. Хороший голос, душевный! Так-то. Одна закавыка беспокоит.
   - Какая закавыка?
   - Сюжет, братец, нужен. Сюжетец, знаете ли. Это должна быть не просто фантастика, а ФАНТАСТИКА с большой буквы, нечета Джорджу Лукасу! Не просто боевик, а БОЕВИК, не триллер, а ТРИЛЛЕР по полной программе. Люк Бессон и Стивен Спилберг чтоб отдыхали! Ты понял, Гриня? Обязательно сделай географическую привязку к пригородам Красноярска, чтоб натурные съемки уложились в смету. Еще лучше, чтобы история была основана на реальных событиях. Сюжет завтра утром должен лежать у меня на столе, иначе денег нам не дадут вовсе, - Жвачкин озабоченно вздохнул, - ты понял?
   - Я-то понял, Захар Никандрыч. Где же я его за один день найду? Тогда я пошел, что ли?
   - Ошибаешься, мой друг. В твоем распоряжении не просто день, а один день и одна ночь. Смотри, наблюдай, примечай и записывай! Все, что увидишь, должно идти в строку и ложиться на бумагу. Молодым спать вообще можно по выходным только. Да, кстати. Обожди. Дай-ка свои листки.
  
   Он несколько минут что-то там исправлял, дописывал и черкал.
   - Держи, это возможное начало нашего фантастического ...хм блокбастера, - Жвачкин усмехнулся.
   Егоркин взглянул на текст.
  
   "Красноватый туман стелился меж деревьев, прикрывая собой серый дождливый день. Рваные клочки комковатого кровавого облака окутывали желтую охру октябрьской листвы развесистых кленов. Промозглое утро не торопилось расстаться с нехотя уползающей темнотой ночи. То ли светает, то ли вечереет? Капли воды висели в воздухе и выпадали грязно-рыжей ржавчиной на осенние лица прохожих. Из-за этого люди становились одинаково похожими друг на друга. Сизо-серо-бурые оттенки глубокой осени сливались в единую минорную гамму, поющую свою сольную песню грусти и уныния. Ее подхватывал налетающий порыв ветра и завывал в кустах голосом собаки Баскервилей. Проходя мимо заветного места, прохожие крестились и торопились прочь...".
  
   - Как тебе? - спросил кинорежиссер.
   - Впечатляет.
   - То-то же! Иди, дорогой, ищи свой-мой-наш сюжет! Утром жду тебя и весь текст. Как положено: пролог, завязка, кульминация, развязка, эпилог, ну и прочее должно быть на своих местах. Понял? Давай!
  
   Егоркин сунул листки в куртку и вышел на улицу, пересек трамвайные пути и присел на скамейке в сквере. Дождь давно кончился, и выглянуло солнце, весело освещая ажурное золото еще не опавших крон. Григорий Егоркин сидел в задумчивости и ковырялся в зубах, пытаясь избавиться от ириски, которой угостил его Жвачкин. Сюжет, сюжетик, сюжетец! Где же его раздобыть-то? Он оглянулся по сторонам. Первоклашки бегали наперегонки между кленами и пинали шуршащую листву. Детишки радостно распевали разные дразнилки. Нечаянно Егоркин очнулся, и его слух выхватил одну из дразнилок: "У попа была собака, он ее любил, она съела кусок мяса, ...и надпись написал - у попа была собака...".
  
   - Стоп! Вот готовый сюжет для нашего блокбастера! - пробормотал Егоркин и поспешил домой, прокручивая в голове пришедшую идею.
  
   Поднимаясь по лестнице, он забрал из почтового ящика местную газету. Его интересовал раздел неожиданных новостей.
  
   Молодой сценарист сидел с чашкой чая за компьютером и распевал: "У попа была собака, он ее любил...". Название киносценария и первые строки "легли на бумагу" легко и споро. Он вспомнил наказ режиссера и, дотянувшись до книжной полочки, взял карту пригородов Красноярска, развернул ее. Егоркин водил пальцем по линиям шоссейных дорог и мучительно пытался найти подходящее живописное местечко, куда относительно просто было бы добраться их съемочной группе.
  
   - Торгашинский хребет тянется вдоль правого берега могучей сибирской реки Енисей. Крайняя северная вершина горной цепи, вулкан Кара-Даг. До него всего каких-то двадцать километров от города!
  
   Егоркин встал из-за стола и выглянул в окно. Тучи разошлись, и небо очистилось. Высыпали звезды. Взошла полная луна, озарившая серебристым светом верхушки деревьев и внутренний дворик. На лунной тропинке показались двое соседей. Они вдвоем тащили мешок с картошкой и громко беседовали о разнице цен на рынке и в магазинах. Егоркин закрыл форточку, задернул шторки и включил свет. Пробежал новости по диагонали, и наткнулся на заметку "Загадочное происшествие в деревне Лукино".
  
   - Теперь ищем таинственную деревеньку. Ага. Через Кузнецовское плато мимо скалы Шуваева мыса можно попасть в эту деревню Лукино. Хорошая идея!
  
  "...В деревне Лукино, где жил священник, отец Онуфрий, со своим семейством, пошла новая мода - лечиться от всех болячек козьим молоком. Ближайшие соседи попа тоже развели небольшое стадо коз. Подросли козочки, потолстели. А однажды осенью на подворьях начали происходить и вовсе странные и загадочные события. По утрам находили крестьяне козочек задранными. Ясно было одно - это чужак. Решили хозяева выследить загадочного охотника.
  
   За деревенской околицей раскинулось ржаное поле, за ним виднелся сосновый бор. По лесной дороге и черному камню "курумнику", поросшему желто-зеленым мхом, можно попасть на Яхонтовую поляну, а потом и на берег речки Базанхи. Этим маршрутом "лукинские" следопыты прошли дважды и ничего подозрительного не заметили.
  
   Однако они даже не предполагали, что спящий вулкан Кара-Даг, которым регулярно любовались жители деревни Лукино, а также его ближайшие окрестности, включая колосящееся ржаное поле, не всегда притягивал к себе взоры исключительно пытливых туристов-натуралистов и приезжих. Не смогли отказать себе в удовольствии ознакомиться с местными достопримечательностями и ...залетные гости, оставившие пресловутые круги на поле".
  
   Егоркин просидел за сочинением нового сценария долго и лег спать лишь под утро. Его разбудила бабушка. Она громыхала на кухне посудой. Заспанный внук, зевая и потягиваясь, вышел из спальни, и когда он собирался побурчать на шумное утро, вдруг понял, что в этом есть что-то необыкновенно хорошее. Да определенно. Его мрачное настроение мигом улетучилось, учуяв запах свежеиспеченных пирожков с жареными грибочками и луком.
  
   - Бабуля, ты просто молодец сегодня! Пирожки с чем, с грибами, да? - чмокнул он в щеку бабушку, заглядывая за ее спину на поднос.
   - Умывайся, полуночник! С маслятами, - кивнула бабушка.
  
   Пока Григорий Егоркин уминал пирожки и слушал новости по радио, обсуждая с бабулей новый киносценарий, из своей комнаты показался младший братишка шестиклассник Егор Егоркин, которого домашние звали просто Ежик. Он протер глаза и быстро сообразил, что брат за ночь написал, что-то новое, а он этого еще не читал. Завтракал старший брат, обычно не торопясь, следовательно, у него был шанс. Ежик потратил пару минут на подбор пароля к "секретным материалам" будущего обладателя Оскара и, найдя искомый файл, погрузился в чтение. Общий вердикт молодого поколения был весьма не лестным: "Ерунда! Надо брату помочь". Ежик запустил пятерню в давно не стриженую шевелюру, почесал затылок и приступил к оказанию "гуманитарной помощи"...
  
  ***
  
   "Необыкновенно большая голубая луна показалась из-за тучи и осветила мертвенно-бледным светом окрестности вблизи небольшой деревеньки Лукино, состоящую из двух частей - старой, чисто по-старинному деревянной и самобытной, и новой, с двухэтажными коттеджами современного городского типа, где селились "новые лукинцы". Между собой жители так и называли эти части: Старое Лукино и Новое Лукино. По ночам стало холодать, и деревенский люд в Старом Лукино затопил печки. Бревенчатые дома, построенные давно и крепко, по-сибирски, из местного леса, отапливались по старинке - печкой с дровами. Редко у кого были газовые баллоны, да печки с форсунками. Дымок из труб тянулся ветром в сторону леса. Вдали на пригорке виднелись новенькие купола церкви, которые сверкали лунно-голубым серебром, придавая пейзажу таинственный вид. От земли поднимался пар. Он сгущался у земли, клубился над пожухлой травой и устремлялся вверх, размывая очертания предметов. С болот тянуло прелью и сыростью.
  
   Если бы кто-нибудь из жителей деревеньки маялся бессонницей, то, наблюдая в окно, заметил бы, как лунный диск перечеркнула горизонтальная линия молнии. Нечто бесшумное зависло над скошенной стерней и опустилось на землю. В грунт впились три крепкие механические ноги. Откинулась дверь нижнего люка под брюхом двояковыпуклого аппарата. Луч света, совсем иной природы, чем знают земляне, словно столбом скользнул по ржаному полю и замер где-то рядом...
  
   Чуп открыл глаза. Он еще помнил, как в недрах его чрева кто-то копался, перебирая по очереди и замыкая разные контакты, искал поломку. Хотя, он был уверен - у него все в порядке. Последний плазменный разряд стер прежние ощущения, а вместе с ними и часть ценных воспоминаний. Чуп осознал, что сейчас он - разумное существо и, пожалуй, самец. Человек. Выглядел он крупным мужчиной в меру упитанным и в самом расцвете сил. Он оглянулся кругом.
  
   Время, казалось, замерло. Ребристые облака, силуэт которых похож на давно не евшую селедку, висели высоко в темном фиолетовом небе. Ночь. Необыкновенно большая голубая луна показалась из-за тучи и осветила мертвенно-бледным светом окрестности вблизи небольшого поселения. Холодно, брр! Глубокая осень. Инопланетянин поежился, привыкая к холоду и сырости. Терморегуляция работала слабо. В земном мире время текло иначе, чем на его родной планете. Субстанция времени была тягучей и вязкой смазкой между событиями. Он просто почувствовал эту тягучесть кожей или какими-то другими вживленными рецепторами, сенсорами и встроенными детекторами. События развивались медленней, чем "медленно". Медлительность и неспешность - девиз любых перемен на Земле! Ни дуновения ветерка, ни шевеления веток. Тихое осеннее настроение. Лишь листья кружились и падали золотисто-желтым дождем ему под ноги. Листопад. Пятипалые листья, похожие на лапы животного, он забыл какого, падали и падали каждый день. Чуп дал бы этой планете иное название. Планета по имени Осень. Она и завораживала, и одновременно убаюкивала сознание. Хотя, возможно, его странные мысли есть последствия глубокой гибернации?
  
   Жители тихой и забытой всеми деревеньки ни о чем не ведали. Проведшие трудный день в хозяйственных хлопотах о спасении урожая от дождя и непогоды, люди крепко спали, закрыв ставни и не забыв накануне запереть скотину и птицу крепко-накрепко в своих сарайчиках. Осень - горячая пора для сбора урожая. Где-то на окраине заскулила собака, залаяли по очереди и другие мелкие шавки и шавочки, завыла противоугонной сиреной чья-то машина во дворе, громко пропел следом петух, и ...все улеглось. Таинственная голубая луна купалась в небесной звездчатой россыпи мелких зерен звезд и плыла к полуночи. Деревня Лукино мирно спала дальше. Подумаешь, обычные деревенские звуки!
  
   Забор поповского подворья был крепким кирпичным и не очень высоким. Две странные тени показались на лунной тропинке. Они вдвоем тащили мешок и негромко о чем-то переговаривались между собой. Две пары фасетчатых фиолетовых немигающих глаз зорко всматривались в темноту двора. В одной половине ближнего к воротам сарая лежала холеная сука со щенками. Она вздрогнула, приподняла повыше морду, потянула воздух носом и навострила уши, прислушиваясь к чужеродным шорохам и звукам. Легкий оскал придал ее морде выражение злобности. Собака поняла, что Нечто находится где-то рядом. И это - Чужак. Не человек. Незнакомый запах. Совершенно чужой!
  
   Во двор через забор перелетел увесистый мешок и тяжело шлепнулся на кучу хвороста. Собака храбро кинулась вперед на Нечто, вгрызаясь в мешковину. Победный клок ткани она выплюнула из пасти, но продолжала рычать, заглядывая вовнутрь мешка. Через дырку в мешке Нечто бесформенное и скользкое перетекало наружу, пока не приняло вполне конкретный вид и законченную форму неизвестной породы существа. Собака вскочила и зарычала, а затем громко тревожно залаяла, призывая хозяина. На крыльцо вышел сонный отец Онуфрий со старым охотничьим ружьем, доставшимся ему от прадеда. То, что он увидел, не поддавалось описанию. Поп перекрестился.
  
   - Господи помилуй! Поди прочь! Тьфу ты, нечисть! - грянул залп. Нечто взвизгнуло, высоко подпрыгнуло и сигануло обратно за забор. Хозяин перекрестился, погладил любимицу по загривку, почесал за ушком. - Ну-ну, не бойся милая все уже позади. А ты у меня молодчина. - Двери дома заскрипели, свет погас. Наступавшее утро было столь же необычным, как прошедшая ночь.
  
   Красноватый туман стелился меж дерев, прикрывая собой серый дождливый день. Рваные клочки комковатого кровавого облака окутывали желтую охру октябрьской листвы развесистых кленов. Промозглое утро не торопилось расстаться с нехотя уползающей темнотой ночи. То ли светает, то ли вечереет? Капли воды висели в воздухе и выпадали грязно-рыжей ржавчиной на осенние лица прохожих. Из-за этого люди становились одинаково похожими друг на друга. Сизо-серо-бурые оттенки глубокой осени сливались в единую минорную гамму, поющую свою сольную песню грусти и уныния. Ее подхватывал налетающий порыв ветра и завывал в кустах голосом собаки Баскервилей.
  
   Едва забрезжил рассвет, как жители, спешащие на утреннюю дойку на ферму, обнаружили на своих полях странные круги и три вмятины, похожие на следы от бурения скважины. От этого места исходил резкий неприятный сероводородный запах. Проходя мимо заветного места, редкие прохожие крестились и торопились прочь...
  
   Утром в новом дровяном сарае отец Онуфрий обнаружил еще одного щенка, которого сука, по-видимому, родила прошлой ночью. Новорожденный щенок был чрезвычайно крупным и как-то не особенно похожим на собачью породу. Собака отказывалась его кормить и отпихивала неугодного носом. Поп пожалел малыша и взял его в дом. Для кормления щенка он приспособил детскую бутылочку с соской.
  
   Шло время. Щенок рос, рос и вырос без малого размером с теленка. Чудовище имело кривые длинные клыки и толстые волчьи лапы. Собака, если ее можно было назвать таковой, была явно странной породы с киноварным вампирским отблеском в глазах, так особенно пугающим благочестивых прихожан...
  
   В это осеннее утро отец Онуфрий сначала, как обычно, покормил своего любимца перловой кашей с хорошими сахарными косточками, потом долго гладил его желто-черную жесткую щетину на холке. Пес зверски скалился, изображая преданную собачью улыбку, и терся головой о руку хозяина. Поп похлопал животное по боку. Пес еще требовал ласки, прикусывая руку хозяина своими острыми и невероятно длинными клыками.
  
   Хозяин зашел в дом, а когда стал мыть руки, то заметил свежие царапины на руке, оставленные зубами его любимца. Он достал йод и тщательно смазал ваткой ранку. Внезапно отец Онуфрий почувствовал легкое головокружение, и сознание ненадолго отключилось. На него словно затмение нашло. Человек старательно пытался вспомнить что-то очень важное, но мысль ускользнула. Отец Онуфрий очнулся. Миг ненормального видения промелькнул, и он снова почувствовал себя в полном ясном сознании. Священник перекрестился, так на всякий случай, и прошел в столовую, где уже его домашние накрыли стол для завтрака. Вкусно пахло свежими слоеными булочками и сливочным маслом. Отец Онуфрий вслух прочитал молитву "Отче наш", и семья приступила к завтраку.
  
   Поп ел и размышлял. Наверное, начинает сказываться возраст. Вряд ли. Мужчина чувствовал себя бодрым и полным сил. Может обратиться к врачу? Не исключено, что причина внезапного головокружения кроется в чем-то другом, как знать? С тех пор, как он вырастил этого необычной породы пса, отец Онуфрий заметил некоторые странности в своем психическом восприятии реальности. Иногда казалось, что он находится в совершенно незнакомом месте, и ему хочется вернуться обратно в какую-то другую жизнь, другую обстановку. Мелькали обрывки впечатлений, составленных из рисунков незнакомых созвездий, которые кто-то, но не он лично, видел в иллюминаторах звездного корабля. Всплывали в памяти какие-то образы длинных кольцевых коридоров технических помещений, увешанные пучками из оптоволоконных кабелей, по которым бежали разноцветные искорки.
  
   Порою казалось, сознание помнило иную реальность. Но за яркой вспышкой "воспоминания" наступал мрак. Отец Онуфрий видел лишь сырость и осенние сумерки, то ли утренние, то ли вечерние. Видения прятались в их полутени и таяли. Сумерки сознания наползали на четкие контуры образов и предметов. Их очертания расплывались и заволакивались молоком густого сине-сиреневого тумана. Кто он, что он и где он? Во сне он вспоминал свою любимицу "кабру", для которой подошло время новой трансформации, и надо было помочь ей в этом. У него есть кабра! Проснувшись, он радовался этому как ребенок. Но с первыми звуками утра, "знание" пряталось в собачью конуру ушедших сновидений. Оставались лишь неясные ощущения, что на этой холодной планете долгая-долгая осень.
  
  ***
  
   - Можно войти? - робко спросил отец Онуфрий, заглядывая в кабинет врача, к которому он героически высидел огромную очередь. Новое светило на горизонте медицинской науки, заезжая знаменитость стоила очень дорого, поскольку имела хорошо раскрученный бренд своего Центра Здоровья в области неврологии, психологии, а заодно и парапсихологии (мода, знаете ли?!).
   - Раздевайтесь! - последовал приказ медсестры, состоящей при "бренде".
  
   Она заботливо щелкала тумблерами на панели управления вакуумного насоса. За ее спиной маячили стойки с различными приборами, проводами и трубками, экраны осциллографов, кресла-капсулы с прозрачными куполами, над которыми нависали головные шлемы, как у космонавтов.
  
   Доктор был большой толстый, одетый в светло-синий медицинский костюм. С макушки его круглой бритой головы свисал длинный оселедец, подвязанный резинкой, а в левом ухе сверкала золотая серьга. На шее висела массивная золотая цепь. Средний палец правой руки украшал перстень с печаткой. Медицинское светило сидел в компьютерном кресле за столом. Он увлеченно пялился в жидкокристаллический экран ноутбука, быстро перебирал клавиши на клавиатуре и ни на кого не обращал никакого внимания.
  
   - Да, я того. Просто хотел проконсультироваться, может быть, мне и не к Вам надо обращаться.
   - Раздевайтесь, пациент! - не глядя на вошедшего, сказала медсестра. - Мы посмотрим Вас, уважаемый, послушаем Вас и разберем, мм-м, и обязательно во всем разберемся.
   Отец Онуфрий вздохнул, покорно спрятался за ширму и начал раздеваться...
  
  ***
  
   Тем временем необыкновенные события в деревне продолжались. Далеко послышались какие-то звуки, это блеяли овцы и мекали козы. На планете Осень водились травоядные животные упитанные и, самое важное, их было много. Чуп сделал вывод - можно поохотиться! Сейчас планете подойдет совсем другое название - Охотничьи Угодья. Мысль об охоте завораживала и пробуждала зверский аппетит. Инопланетянин сглотнул слюну, предвкушая сытный обед. "Что ж, Чуп, приятного аппетита!" - Пожелал он сам себе и пронзительно свистнул, призывая свою любимицу кабру или иначе чупакабру.
  
  ***
  
   На этот раз отец Онуфрий не промахнулся. Дробь его старого ружьишки точно попала в цель. Нечто, издав странный писк, похожий на морзянку, рухнуло в кусты дикой черемухи, ломая ветки. Животное невообразимой внешности, которое крутилось рядом с ним, жалобно заскулило. Деревенские мужики кинулись туда и разом ахнули, заматерились. Отец Онуфрий подошел ближе, чтобы взглянуть на добычу. В кустах лежало нечто - не человек и не робот, ни живое существо и ни машина.
  
   - Наверное, так могут выглядеть киборги, - пробормотал поп, и почесал затылок. - Мужики, что думаете? Н-да-а.
   - Кто его знает, что оно есть такое? Не из наших, точно. - Сказал один из них и усмехнулся.
   - Чисто киборг. Чужой в деревне! Прямо как в кино! Честное слово, - звонким голосом воскликнул высокий молодой парень, звонкого телосложения, уверенным голосом, - я в кино видел, ну не совсем таких же, конечно, но где-то, как-то.
  
   Далее произошло то, что потом каждый из участников эпизода описывал по-разному. Существо пошевелило конечностями. По его коже или чешуе пробежал разряд синей молнии. Затем на глазах собравшихся существо вмиг трансформировалось в обычного человека. Оно, точнее Он, застонал, а его животное кинулось вылизывать ему лицо.
  
   - Э, да тут скорую помощь надо вызывать, - сказал третий, серьезный крепкий мужик с развитой мускулатурой, тракторист, которого все деревенские звали просто, дядя Сева. - Вишь, человек без сознания. Кто тут с мобильником, ты Андрюха? Звони, давай, парень! - скомандовал дядя Сева. - Ну, батюшка, лучше бы ты промахнулся, ай-ай, - он многозначительно посмотрел на отца Онуфрия, качая головой.
   - Плечо лишь чуток задето. Жив будет, пожалуй, - уверенно сказал подошедший сухонький дедок Трофим. Он в молодости работал фельдшером в районной больнице, да и сейчас иногда своих знакомых и соседей пользовал. - Дед Трофим повнимательнее присмотрелся к раненому, пощупал пульс. - Жив, горилка.
   - Дед, говорят не "горилка", а "курилка". Ты перепутал. Небось после вчерашнего, а?
   - Да? А я чего говорю? Тьфу ты, оговорился малость! Я и говорю, жив курилка. И какого "вчерашнего"? Чтобы ты знал, я йогой занялся. Они не употребляют ни капли, ни-ни. Господи, мужики смотрите, да этот залетный копия нашего батюшки, особливо, если бороду приклеить. Ну, да! Как пить дать, вылитый отец Онуфрий!
   - Дед Трофим, ты очки свои позабыл на печи, никак. Я думаю, он на меня ничуть! Хотя, хм, ну надо же! Действительно похож, - ответил поп, разглядывая незнакомца. - Однако? Он - не мой родственник. Таких странных в своей родне я не знаю, - поп пожал плечами. - Чудеса! Впрочем, на все твоя воля, Господи - он вздохнул и перекрестился, на всякий случай.
   Подъезжая к проулку, водитель скорой включил сирену...
  
  ***
  
   Мужчина открыл глаза. Перед ним стояла женщина. "Опять пришла Она", - подумал он. Она принесла ярко-желтый кленовый лист и протянула ему. Женщина всегда приносила ему только один кленовый лист. Мужчина снова услышал, как в коридоре произнесли слово "амнезия". Оно звучало каждый раз, когда приходила Она. Поэтому он решил, что ее зовут Амнезия.
   "Пришла Амнезия и принесла кленовый лист. Она всегда приносила Ему кленовые листья. Этот кленовый лист был шестьдесят первым...", - записал он в своем дневнике и выглянул в окно. Стояла осень.
  
   - Вы видели его дневники? - спросил профессор Алевтину.
  
   Алевтина задумалась, подняла глаза к потолку и процитировала: "Пришла Амнезия и принесла кленовый лист. Она всегда приносила ему кленовые листья. Этот кленовый лист был шестьдесят первым...".
  
   - Что Вы хотите этим сказать? - профессор сверлил Алевтину глазами-бусинками, сурово сверкавшими из-под очков.
   - Очень поэтично, по-моему. Разве нет?
   - М-мм, неужели?
   - Во-первых, в его записях появилось понятие времени. Например, слово "всегда". И Он начал вести счет времени. "Этот кленовый лист был шестьдесят первым".
   - Ага, отсчет времени в кленовых листьях? Весьма поэтично! Занятно! Новое слово в неврологии.
   - Почему бы и нет? Я думаю, что у него восстанавливаются синапсы, в старых областях памяти, которые мы считали поврежденными или заблокированными, и активно строятся связи в новых областях. Прогресс налицо!
   - Зачем вы таскаете ему эти листья?
   - Эстетично. Романтично. Я полагаю, что поэзия обладает сильным эмоциональным стимулом, которого бывает не достает нашим пациентам, чтобы всколыхнуть старые пласты памяти, то есть, долговременной памяти.
   - Да-а? Есть результат?
   - Что Вы хотите, Семен Петрович, я принесла всего шестьдесят один лист. Однако получила три признака восстановления памяти. Во-первых, он запомнил мое лицо. Он осознал, что на дворе сейчас осень, - во-вторых. И третье, - для него этот сезон тянется "всегда".
   - Мда... - протянул бритоголовый профессор неопределенно и подергал себя за усы. - Что ж, не буду Вам мешать, прошу прощения, м-мм, сударыня Амнезия! - Профессор хмыкнул, поправил серьгу в ухе, и ответил на звонок мобильного телефона.
   - Да-да, сейчас буду. Ах, машина ждет внизу? Непременно. - Он кивнул персоналу отделения неврологии. Сделал всем "адью" ручкой, и, протиснув свой круглый живот в дверь, скрылся в глубине коридора..."
  
  ***
  
   Киносценарист Егоркин закончил свой завтрак и бегом побежал в свою комнату. И, конечно же, он застал своего брата Ежика врасплох, когда тот аккурат додумывал очередной поворот сюжета. Одной рукой он держался за мышку, а другой чесал затылок, поэтому факт "гуманитарной помощи" и возможных каких-то перемен в тексте не был замечен автором.
  
   - Ага, попался, Ежик, - воскликнул добродушно Егоркин, - тебе понравилось? Надеюсь все в порядке?
   - Не сомневайся, брат, сценарий распечатать? - храбро отозвался Ежик. - Тайком от брата он сохранил новую версию файла и отправил текст на принтер.
  
  ***
  
   Григорий Егоркин деловито взглянул на настенные часы с маятником, и сделал вывод, что он вполне успевает на встречу со своим строгим кинорежиссером Захаром Жвачкиным. Даже, возможно, повезет выпить чашку кофе и поболтать с народом в буфете Дома Кино, чтобы узнать свежие новости. Он засунул листочки с киносценарием в рюкзачок, быстро накинул куртку-ветровку, и наскоро чмокнув бабушку в щеку, поспешил к лифту.
  
   Красный и потный Захар Жвачкин ходил вдоль больших окон кафе туда-сюда и с нетерпением поглядывал на входные двери. В глазах его что-то сверкало, а нервные движения напоминали танцующую походку матадора перед выходом на арену с разъяренным быком. Он, по-видимому, давно ожидал своего коллегу по киноиндустрии, поэтому, едва кивнув приветствие киносценаристу Егоркину и метнув в него пару молний из глаз, сразу же ухватился за листочки его свежеиспеченного киносценария. Режиссер, он же директор и продюсер будущего фильма, пил черный кофе и неторопливо читал творение Григория Егоркина (заботливо подправленное его братом Ежиком, Егором Егоркиным).
  
   Егоркин следил за его живой мимикой лица, которая динамично менялась по мере продвижения глаз кинорежиссера Жвачкина по тексту. Сначала его густые кустистые брови поползли круто вверх, потом нахмурился лоб, и обозначилась складка между бровями. Следом на лице строгого кинорежиссера Жвачкина появилось выражение полного недоумения, и он неопределенно покачал головой в разные стороны. Затем он подпер свежевыбритую щеку пухлой кистью, и несколько раз ущипнул себя за нос косточками среднего и указательного пальцев. Видно было, что человек думал, прикидывал и размышлял. Потом Жвачкин прикрыл свой рот ладонью, наверное, спрятав там ироничную ухмылку, положив при этом указательный палец левой руки на переносицу. Читатель продолжал молчать. Над его ухом пролетела зудящая огромная зеленая муха, но Захар ее не видел. Он собрал губы в трубочку, верхней губой пытаясь достать до носа. Чисто зоопарк!
  
   Когда же разочарованный Егоркин решил про себя: "Ну, все, фигня"! Кинорежиссер Жвачкин отложил текст киносценария в сторону, шумно вздохнул и посмотрел в окно так, словно прогноз погоды в данный момент волновал его больше всего на свете. Егоркин затаил дыхание и напряженно ждал вердикт шефа.
  
  - Будь другом, принеси-ка, Гриня, пожалуйста, мне еще одну чашечку кофе и покрепче, - попросил Жвачкин, - я хочу еще раз все ЭТО прочитать с самого начала.
   Егоркин вскочил со стула и рысью кинулся к стойке бара...
  
  ***
  
   - Стоп! Что Вы с собакой сделали? Я Вас спрашиваю, отвечайте! - закричал Захар Жвачкин в громкоговоритель, обращаясь к гримеру. - Зачем Вы ей фосфором круги вокруг глаз нарисовали? Это что - собака Баскервилей? Что за имидж!? И вообще, где мы с Вами находимся? Ах, в павильоне! Я Вам тут здесь кто, клоун? Умыть! Немедленно умыть эту скотину! Ну, кино!
  
   - Кого умыть-то, я не поняла? - Захар Никандрыч!
   - Собаку, собаку умыть надо, дорогуша! Не меня! Я уже сегодня умывался утром. Честное слово! Внимание всем на съемочной площадке! Перерыв. Ждем, пока нашего пса умоют! И высушат. Ну, кино! - Жвачкин вафельным полотенцем промокнул потный лоб и снова повесил полотенце на шею. Он налил стакан минералки и в один прием ее выпил. - Уф! Жара!
  
  ***
  
   - Гриня, ты бы прописал подробнее сценарий дальше, особенно вон ту картину, отмеченную двумя галочками, - сказал замученный Захар Жвачкин своему киносценаристу.
   - Дописываю, тружусь в поте лица, Захар Никандрыч, - уклончиво ответил Егоркин.
   - Что-то пота на твоем лице не вижу, - съязвил Жвачкин. - Чего тогда ты тут околачиваешься? Иди-ка, дружок, попотей еще, чтоб к вечеру было все готово! У меня сроки горят! Шевелись, молодежь!
   - Ага, понял, бегу, - Егоркин с сожалением покинул съемочную площадку, взглянул на часы и пошел домой обедать.
  
  ***
  
   Пообедав, Егоркин уселся за компьютер и посмотрел в потолок, призывая музу творчества. Но капризуля что-то не приходила. Он стал размышлять. О, вдохновение! Что есть вдохновение? Прилив сил и ума? Бурный поток эмоций и страсть? Может быть и то, и другое. Навряд ли кто-нибудь из людей способен однозначно ответить на этот вопрос. Не так ли? Да-а. Все люди искусства говорят о музе творчества и вдохновения. Все говорят, хотя на самом деле ее никто никогда не видел. Занятно! Нет! Забавно! Не видели, не слышали, но многие безошибочно угадывают ее незримое присутствие и описывают ее обличье. Муза творчества - молодая стройная женщина, - привыкла ходить за спинами легкой поступью и заглядывать в авторские творения через плечо. На ней белое воздушное платье со множеством рюшей и оборок, рукава фонариком и непременный атрибут - длинный прозрачный шарф. Да и сама она соткана из атомов воздуха или неизвестных частиц эфира, плывет над головами авторов, взирая на них по-разному: на кого с интересом и вниманием, на кого с некоей долей юмора или иронии, а на кого и с любовью. С любовью?
  
   Слово "любовь", заставило мысли Егоркина повернуться совсем в другую от творчества сторону. Молодой человек решил, что муза творчества просто обязана быть похожей на соседку с третьего этажа Любку Рыбкину. Она всегда одевается и модно, и красиво, очень редко носит брюки, поэтому оставляет впечатление чего-то эфирного и воздушного. Рыбкина, - рыбка моя! Золотая рыбка! Пригласить бы ее к нам в павильон, размечтался Егоркин. Всегда некогда! Как-нибудь потом. "Ну а девушки? А девушки - потом", - пропел он сам себе и приступил к сцене, отмеченной Захаром Жвачкиным двумя галочками.
  
   Отмучившись с этой сценой, Егоркин перечитал весь текст сценария и обнаружил нововведения, сделанные братцем Ежиком. Надо будет вечерком ему и дыньку вставить, чтобы неповадно было, и шоколадку купить, - добавления оказались к месту.
  
  ***
  
   "Дробь из ружья отца Онуфрия перебила пару важных контактов в теле пришельца. Чуп еще не осознал этого до конца. Восстановительный период внутри него наполовину электронного, наполовину биологического организма шел чрезвычайно медленно. Осенние сумерки сознания продолжались. Воспоминания прятались в их полутени и таяли. Словно речной туман наползал на четкие контуры образов и предметов. Их очертания расплывались и заволакивались в молоке густого сине-сиреневого тумана. Кто он, что он и где он? Во сне он вспоминал все. Он вспоминал свою любимицу "кабру". Для которой подошло время новой трансформации, и надо было помочь ей в этом. Он еще помнил сон и первый момент пробуждения. Однако стоило произнести хоть слово, и ...знание пряталось в собачью конуру ушедших сновидений. Оставались одни лишь желтые кленовые листья и записи в его дневнике.
  
   ...Пришла посетительница с яблоками, к Нему. "Пришла дочь садовника и принесла яблоки. Целую корзину яблок. Яблоки были спелые и сладкие с красно-желтыми бочками сорта шафран..." - записал Он в своем дневнике. - "...Это лишний раз подтверждает, что в этом мире всегда стоит осень..."
  
   Инопланетянин надкусил яблоко и сморщился. Странный вкус у землян! Он старательно пытался вспомнить что-то важное. Чуп имел слабое представление о той биологической форме, в которую по воле космической командировки оказался облечен. Пока ему удавалось поддерживать облик человека. У него выросла рыжая курчавая борода, делавшая похожим как две капли воды на местного приходского священника отца Онуфрия.
  
   Прошло еще немного времени, и периоды сумерек сознания пришельца становились все короче. Теперь так бывало лишь днем. Ночью же в организме Чупа активировалась и стала регулярно включаться совсем другая программа - программа выживания на чужой планете, - она была не повреждена, поэтому теперь заработала, словно исправно тикающий часовой механизм. Программа включала в себя три важных пункта - поддержание самого организма Чупа в полной боевой форме, исследование местных форм жизни и регулярное отправление отчета на Луну, где с незапамятных времен находилась их стационарная база. Для полноценного питания организму пришельца нужен был живой белок, не прошедший тепловую обработку. Такой рацион могла обеспечить исключительно дичь. Первобытный охотничий инстинкт толкал чужака на охоту.
  
   По ночам, когда все пациенты спали крепким сном, неслышно отворялось окно в третьем этаже районной больницы, и Чуп, ловко цепляясь за карнизы и водосточные трубы, спускался вниз и отправлялся в знакомую деревушку, кажется, Лукино, добывать себе пропитание с помощью дрессированной чупакабры. Она уже прошла полную трансформацию и превратилась во взрослую особь. Это был гибрид собаки и дикого вепря с родной планеты. Щенком по воле чужаков его подбросили во двор приходского священника. По душевной доброте отца Онуфрия зверь был любовно выращен, и вольготно жил на поповском подворье. Для маскировки днем Чуп принимал облик этого человека. По ночам же, чтобы экономить заряд своих аккумуляторов, пришелец становился самим собой, расправляя свою иссиня-зеленую чешую, чтобы хорошо провентилировать ее и наполнить кожу кислородом..."
  
  ***
  
   - Тишина на съемочной площадке! Мотор! Начали! - крикнул Жвачкин и откинулся в кресле-качалке. - Оператор, дать крупным планом табличку сельской больницы! Затем окно пошло-пошло! Так! Работаем! Чуп, приготовиться, пошел!
  
   Отворилось окно на третьем этаже. Чуп, ловко цепляясь за карнизы и водосточные трубы, спускался вниз. Переливчатый гребень на шее и спине сверкал в прожекторах и юпитерах всеми цветами радуги. Зацепка рукой слева и точно рассчитанное движение скалолаза находит ногой внизу упор. Такое же движение правой рукой и левой ногой. Пластичное тело Чупа перетекает по стене, извивается, напоминая тело ящерицы. Дальше и дальше вниз по стене. Вот и водосточная труба. Он дотянулся и цепко схватился рукой за скобу. Водосточная труба громко заскрежетала, затем затрещала, и на стыке ее нижняя часть оторвалась от верхней. Чуп охнул, выругался и повис на страховочном канате. Страховка и карабины попали в кадр.
  
   - Стоп, мотор! Ёлкин дрын! Инопланетянин хренов! - рассерженно воскликнул Захар Жвачкин. - Перерыв! Где спецы по декорациям, заботливые наши? А?
  
   Потный каскадер, он же инопланетянин Чуп, блистая иссиня-зеленой чешуей, поставил ногу на карниз, подтянулся до ближайшего окна и скрылся в его проеме. Затем он снова показался в окне с чашкой кофе и большой булочкой.
  
   - Захар Никандрыч, так я как, на пару часов свободен? - поинтересовался он, свешиваясь вниз.
   - Один час, и из павильона ни шагу! На тебя, что, еще грим дополнительно тратить? У нас итак лимит по всему. Ну, кино! Тьфу! - сплюнул в сердцах режиссер и тоже попросил принести кофе.
  
  ***
  
   - Площадка номер 2 готова? - неутомимый Захар Жвачкин был готов снова ринуться в бой. - Мотор! Начали!
  
   - Вы видели Его дневники? - обратился профессор к Алевтине.
   Алевтина задумалась, подняла глаза к потолку и процитировала: "Пришла Амнезия и принесла кленовый лист. Она всегда приносила ему кленовые листья. Этот кленовый лист был шестьдесят первым...".
  
   - Крупный план. Так. Томное лицо героини, отъезжаем назад. Медленно. Декольте. Стоп!
   - Сударыня Амнезия, Ваша героиня монахиня?
   - Нет, она молодой врач-невролог, Захар Никандрыч.
   - Сейчас жара, бабье лето! Вам, что холодно? Что Вы закутались, словно в огород вышли в феврале месяце? Где Ваше декольте? Если мы хотим привлечь зрителя, то каждый эпизод должен стать шедевром, дорогая. Вы понимаете, в кадре появляется не просто врач, а молодая женщина. Женщина! Даная, Венера, Афродита, Саския! Она должна отличаться от попадьи. Вы в Эрмитаже давно были, душечка? Сходите в Интернет, посмотрите на сайте Эрмитажа, на что похожи женщины.
   - Да, я думала, что врач невролог, серьезная и увлеченная своей работой, - оправдывалась молоденькая актриса, еще студентка третьего курса. Ее красный нос говорил, что из ее прекрасных глаз вот-вот хлынут не только редкие капли, но целые потоки слез.
   - Ничего не хочу знать! Найдите костюмершу, подберите кружевное белье и декольте, которое ничего не прикрывает! М-мм, почти ничего, понятно! Уф! Ну и денек! - Жвачкин взял со стула полотенце, тщательно промокнул пот на лбу и протер шею, потом обмотался им вместо шарфика.
   Съемки продолжались...
  
  ***
  
   "Красноватый туман стелился меж деревьев, прикрывая собой серый дождливый день. Рваные клочки комковатого кровавого облака окутывали желтую охру листвы развесистых кленов. Промозглое утро не торопилось расстаться с нехотя уползающей темнотой ночи. Кусты жимолости зашевелились, и кто-то там за ними начал тихонько что-то бормотать себе под нос.
  
   - Трофим, ты чего шебуршишься? Всю нашу засаду выдашь противнику. Спугнешь!
   - Да, радикулит опять беспокоит, паразит! Видишь, какой туман? Дождь не дождь! Роса висит в воздухе прямо перед носом. Сырость кругом! Надо бы в баньке попариться, мужики, после охоты. Вы как?
   - Неплохо бы! Обязательно попаримся с веничком, с медком, - мечтательно поддакнул его сосед по засаде. - Вот поймаем этого чужого в нашей деревне и сразу же в баньку.
  
  ***
  
   Полнолуние. Мерное жужжание, похожее на звук вентилятора, раздалось в небе над рощицей близ деревни Лукино. Легкий ветерок прошелся по верхушкам деревьев. Затрепетали ветки и еще не опавшие листья. Загудела земля. Звук исчез, когда неизвестный аппарат прошел звуковой барьер. В полной тишине чечевицеобразный дисколет завис над стерней и опустился на землю. В грунт впились три крепкие механические ноги. Откинулась дверь нижнего люка под брюхом залетной "тарелки". Луч света скользнул по скошенному полю, березовой рощице, кустам жимолости и замер. Из аппарата вышли две человекообразные фигуры и с ними животное - не то собака, не то вепрь. Пришельцы, не мешкая, направились к деревне. Шли неспешно, молчали. Лишь светоизлучатели на их шлемах перемигивались неизвестными сигналами. Чужаки заглядывали во все дворы, как будто что-то искали.
  
   Вот и подворье приходского священника. На крыльце показался поп со свертком под мышкой. Он вышел за калитку и, похоже, поздоровался с пришельцами. Группа охотников наблюдала за ними в добрый полевой бинокль.
  
   - О, отец Онуфрий, а вот и ты в своем дворе, гляди-ка-сь! - удивился дед Трофим.
   Поп взял бинокль в руки, поднес к глазам, навел резкость.
   - Ах, он, ешкин кот, под меня подстраивается, да еще в моем дворе командует! Мужики, как бы так их взять с поличным, а?
   - "Тарелка", чай стоит в поле. Без присмотра. Может, к ней подберемся? - предложил тракторист дядя Сева. - Но как?
   - Как, как, - передразнил дед Трофим. - Да как в войну к вражескому доту. Обходной маневр нужен. Если б динамиту под нее подложить, то было бы в самый раз!
   - Андрюха, ты не помнишь, кто у нас в прошлом годе рыбу в Енисее на старом острове глушил? Там не осталось случайно еще чуток динамиту?
   - Кто-кто. Не, не помню кто! Да и рыбнадзор все забрал! М-мм, правда, может, в хлеву и завалялась пара мешочков за старым корытом. Надо посмотреть, не помню.
   - Так пошли и посмотрим! Время не ждет. А то эн-ти чужаки улетят за своими, подмогу привезут. Айда, мужики поищем! Деревню нашу-то спасать надо!
  
  ***
  
   - Сева, ты вон там у стенки, за хрюнделем посмотри.
   - Да здесь не видно ни зги! Посвети фонариком сюда.
   - Экий кабан у тебя, Андрюха, породистый что ли? А лохматый какой, прямо медведь! Хрюша-хрюша-хрюша!
   - Ты, дед Трофим, того, поосторожней с ним. Смотри, разбудишь кабанчика, так потом - быстрей ноги уноси. Т-сс. Он у нас хуже Онофриевого пса. Щас, в углу за старой чугунной ванной. Эй, помогите отодвинуть, да на Ваську, не наступите! Какого-какого? На хряка, а то он всем здесь покажет, где раки зимуют.
  
   В этот момент хряк перестал храпеть и открыл один глаз. Мужики замерли вдоль стен, глазами отыскивая кратчайший путь к бегству. Кабан почмокал во сне, хрюкнул и снова захрапел.
  
   - Уф! Пронесло, кажись.
   - И меня тоже, - поддакнул дедок Трофим, - живот заурчал что-то. Андрюха, где у тебя во дворе сортир?
   - Налево от старой яблони, в сторону огорода.
  
   Андрюха покопался немного за сеном на месте под старой ванной и на что-то наткнулся.
   - Ну что, Андрюха, нашел?
   - Ага, пару мешочков хватит небось?
   - Кто же его знает, из чего их "тарелка" сделана-то, если обшивка почти из танковой брони, то там бо-ольшой арсенал нужен.
   - Тогда для верности можно и шесть мешочков взять. Взять что ли, а, мужики?
   - Бери-бери.
   - Бери-бери, - передразнил Андрюха, - они весят не как конфеты. Кто понесет?
   - У тебя тележка есть на подворье?
   - Была вообще-то.
   - На нее и погрузим.
  
   Луна тихо плыла над деревушкой Лукино, освещая бело-серебристым светом все закоулки и дворы. Мужики, охая и ахая от натуги, погрузили наконец-то мешки с динамитом на тележку и вышли со двора на улицу. Вскоре они прибыли на место своей засады. "Тарелка" пришельцев все также стояла на своем месте, мерцая серебристыми боками в свете луны.
  
   Ни один иллюминатор не дрогнул и не засветился, когда люди приблизились к аппарату.
  Пока отец Онуфрий стоял "на шухере", остальная компания, осторожно оглядываясь по сторонам, закладывала динамит под "тарелку". Только заговорщики успели дотянуть бикфордов шнур до кустов, как появились в поле зрения пришельцы. Чупакабра гордо тащила в зубах задранную козу. Лжеотец Онуфрий вновь принял свой прежний облик существа с чешуйчатой кожей. Он пошарил по обшивке аппарата, положил руку на углубление, после чего включились габаритные огни, "тарелка" ожила, и луч света распознал своих. Через нижний люк чужаки взошли на корабль..."
  
  ***
  
   - Тишина на съемочной площадке! Снимаем последнюю сцену. Мотор! Начали! - скомандовал Жвачкин. - Работаем живенько, с огоньком!
  
   - Трофим, чего медлишь, поджигай шнур! - зашипел дядя Сева.
   - Давно поджег, вишь, огонек ползет тудысь.
   - Эх, не успеет! А ну, если не подорвется?
   - Не боись, не танк, чай. Дай-ка бинокль. Ужо пламя-то под брюхом. Ложись мужики!
  
   Ба-Бах! Бах! Бамп! Бамп! Борцы за правое дело спасения деревенского рогатого поголовья вжались в землю. Отец Онуфрий перекрестился. Столб комьев почвы взметнулся вверх. Сверкнула молния, и небо внезапно разразилось мощной грозой. Стена проливного дождя обрушилась на ржаное поле и деревню Лукино.
  
   - Ба-бах был знатный. Не видно ни зги! - вглядываясь вдаль сквозь струи дождя, посетовал отец Онуфрий.
   - Может, пойдем, посмотрим, что осталось от "тарелки", а? - предложил Андрюха.
   - Ага, щас, в дождь, буду я тебе свой ревматизм обострять, - ответил дед Трофим. - Оно и до утра подождет. Айда, мужики в баньку погреемся, моя бабка-то, чай, уже протопила.
   - В баньку? - подхватил дядя Сева, шмыгая носом. - Толково говоришь.
  
   - Трофим Иванович, а что дальше было? От "тарелки" нашли останки? - настойчиво спрашивал киносценарист Егоркин. Он, наконец-то, добрался до первоисточника этой истории.
   - После дождя-то, а ничегошеньки - ни тарелки, ни пришельцев, ни чупакабры.
   - Совсем ничего не осталось от той истории?
   - Ну почему? - дед Трофим хитро прищурился, - осталась "лукинская" байка: "У попа была собака, он ее любил..."
  
   - Стоп! Снято! Всем спасибо, все свободны, - устало сказал Захар Жвачкин и вытерся полотенцем.
  
  ***
  
   Через месяц фестиваль кинофильмов "Нереальное Красноярье" открылся нашумевшим блокбастером режиссера Захара Жвачкина. Премьера фильма прошла на ура. Зрители вытирали слезы и оживленно спорили, выходя из кинозала. Три голливудские знаменитости явно отдыхали.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"