Татьяна Литвинова родилась в Изюме, который на Украине и который по ошибке не имеет отношения к винограду.
Зато одна из последних книг ее стихов называется "Вавилонская лоза". И у книги есть безошибочное отношение к винограду, Вавилону, к жизни, смерти и любви. Но если разговориться об этом - получится серьезная биография, вразрез с литвиновским предупреждением "серьезную пока не надо!"
Лучше вернусь в Изюм - мне нравится название города. И реки - Северский Донец. И холма - Кремянец, но тут я потяну паузу и натяну тетиву (...Пауза, словно кипенье стрел// в замершем колчане), чтоб выстрелить: "Слово о полку Игореве" очертило русскую землю, как лежащую за этим самым холмом. И, значит, отступать нам, как всегда, некуда - "Слово" требует продолжения.
Но то ли будущий поэт решил бросить вызов русской истории, то ли облюбовал для себя кутузовскую стратегию - в общем, назло врагу Литвинова окончила физфак Харьковского университета. Курсе на 3-м фундамент серьезной науки подрасшатали давние метрические колебания, но так закаляется сталь: писать стихи надо в конспект по физике твердого тела, а формулы - твердить нараспев. Сплав проверяется сегодня, когда профессия приобрела художественный флер над ежедневной технической рутиной: Татьяна Литвинова - редактор телевидения г.Северодонецк, но стихов это не отменяет.
"Смех сквозь слезы, услышать сквозь сон..." - из словаря на слове "сквозь": "употр. при обозначении действия, состояния, сопровождаемого или прерываемого другим действием..." "Сквозь" - стоит на обложке другого литвиновского сборника, и мне, наконец-то, понятно название. Книжка открывается моим любимым циклом "Гефсиманский сад". Его отношение к биографии пока не определено (а будет ли иначе?), поэтому у меня есть право сохранить серьезность. Два стихотворения из этого цикла легли шестеренками в механизм моего христианства - собственно "Гефсиманский сад" и "Мария - Богу (Пиета)".
На вербальном уровне мы сторонимся богоборчества, а в "Гефсиманском саде" оно мучительно неприкрыто, как во всякой душе, когда происходит столкновение отчаяния с неумолимостью, то есть когда на последних жилах идет поиск главной молитвы. Может быть, сила мгновенного протестного тока характеризует глубину веры. И мощность устанавливается на предельных состояниях системы, там уж куда выведет - к разрушению или к разрешению. Все это векторно, и цикл едва ли окончен, впереди маячит что-то главное.
Эти стихи выговариваются исповедальным вызовом на одном натянутом звуке и оголены до таких костей, что не остается ткани для художественных коллизий. И особо удавшихся отдельных (и общих) мест тоже нет, поэтому цитаты бессмысленны. Есть долгий трамплин к акту сочетания с предопределенностью.
"Гефсиманский сад" просочился в сердцевину страдания - вздрогнуть. А "Пиета" преподнесла урок оправдания - замереть:
...И все сады, где плачу я, и горы,
Где я ладонь вздымаю для гвоздя, -
Незримая страница договора...
то есть по Слову, которое больше веры. И, значит, отступать нам, как всегда, некуда - Слово требует продолжения.