Кольцевая Виктория : другие произведения.

Старая подборка-3

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

   Местечковая грусть...
  
   Местечковая грусть тёмным ливневым утром
   разливалась яичницей на сковородке,
   проплывала колёсным судёнышком утлым
   по булыжной окраине сонной слободки,
   спотыкаясь на прочерках выбоин. Зная
   наперёд монотонные вёрсты событий -
   так, что бытность тянулась не столько земная,
   сколь игольчато-шовная линия нити,
   уходящая в медные чаши наперстков
   под венцом колокольни.
   Цепляя основы,
   раздвигая уток. То по шёрстке,
   то против. То осиново, то непомерно-кленово :
   под ногами, на ржавых продымленных крышах,
   в паутине раскрытых почтовых жестянок
   (что не пишут - так, может, давно и не дышат,
   что не дышат - так воздух мучительно стянут
   в твёрдый шарик у горла : сухими краями
   губ, чернильницы, глиняной пыльной дощечки
   лишь из воздуха впитывать сочные ямбы),
   на заборах, где злая собака извечна -
   беззаботно, багряно и чуть маскарадно
   по сравнению с прочим.
   С мальцами у лужи.
   С лаконичным посылом на стенах парадной.
   С парой глаз за оправой с оторванной дужкой,
   семенящих навстречу незнамо откуда -
   с фотографий на полке, из кадров Феллини,
   из видений замедленной детской простуды
   к Рождеству, в кабинетной глуши поликлиник.
   "Не дыши!.. подыши!.." - по движению трубки
   синеватые рёбрышки полнятся вдохом.
   Утомлённые веки, храня неприступность,
   чуть заметно кивают : "Сегодня неплохо."
   Увеличенным выцветшим радужкам вторя,
   проясняется небо, касаясь зрачками
   лужи, ныне играющей партию моря.
   И фуражки с взаправдашними якорьками.
  
  
   Взмахни термометром. Что с того...
  
   Взмахни термометром. Что с того,
   что чувств - ни пятого, ни шестого,
   когда и атлас одной шестой
   похож на атласы Пирогова.
   По хлипким швам разнята башка,
   и гул внутри как в утробе Спасской.
   Сожми руками - тверда рука.
   Рука спасительна как повязка.
   Как связь.
   Как вязкий гречишный мёд.
   Сплетая святки с концом июля,
   предмандельштамово потечёт
   от строгих сот ледяного улья
   на разгоревшуюся гортань,
   красней жерла (Ключевская сопка -
   смиренней).
   Связывая ragtime,
   как чинят ветхое платье штопкой -
   в льняное долгое суровьё,
   в рябые длительные октавы :
   стучишь, что пальцем зерно клюёшь -
   слепым... приладившимся... костлявым.
  
   Ах доктор Мойер, ах доктор Шлемм
   и прочих немцев скупая милость!
   Загнать бы голову в грузный шлем,
   чтоб даже шороха не случилось
   извне услышать. Какой обман
   все ваши градусы, ваши меры,
   когда от духа святого пьян
   и от него же, поди, беремен
   конец пера, уголёк, мелок,
   и остриё скальпелька стального.
   Трамвайной линии не глубок
   надрез на улице Пирогова.
   Но так тревожит. Не оттого ль
   звонки ушедших вагонов резки,
   что на ходу постигают боль
   путей, искромсанных на отрезки.
  
  
   АЗБУКА
  
   Ас. Заходим на мёртвую петлю.
   Аспид вьётся и чёрною плетью
   хвоста бьёт по коже моей
   (не тревожься, я много сильней).
   Аз. Нельзя возвратиться к началу
   дня, в котором ещё не встречала
   Ева впалую грудь без ребра,
   и древесная дремлет кора?
   Вдоль Корана и раннего Гёте
   зреют бури. Летит позолота
   сур - рогат, над Востоком висит
   лёгкий серп тугоплавких обид.
   Бесновата, беззуба, костлява -
   как безудержно рада шалава
   каждой новой шальной голове,
   по висок в порыжелой траве.
   Трын-осоке, щекочущей пятки.
   Так учили выигрывать в прятки
   у затравленной бедной души,
   раскурив косячок анаши,
   разделившись на наших и ваших
   перед смрадною дыркой параши.
   Туз. Девятка. Себе. Перебор
   колокольцев: дин-дон. Фа мажор,
   задрожав на запёкшемся звуке,
   распадается на Рцы-Аз-Буки.
   Плоть от Плотника, в лицах дробясь,
   выдыхает упрямо: Есмь Аз
  
  
   Скорей белёсо, чем светло...
  
   Скорей белёсо, чем светло. Скорей бесслёзно, чем ни зги -
   окрест. Лекальной пеленой предощущение конца -
   скорее света, чем зимы. И ты висишь среди пурги
   надстрочным знаком без строки. Желтком летящего яйца,
   возможно, в пропасть.
   Но пропасть, как точке А среди листка,
   едва ли даст условный путь в гипотетическую В :
   растут к концам гипотенуз лучи с вершины языка,
   по ходу пробуя на вкус причастный оборот побед -
   вокруг потерь, которым несть скорее веса.
   Что Весы?
   Или, положим, Гончих Псов гоньба за млечность большака
   на малый атлас за плечом юнца, коломенской версты,
   где девять глянцевых планет бредут по девяти кругам
   (веди, Вергилий! Я в лесу).
   А между тем, в просвет стволов
   сияют стаи. Колесом (похоже, чёртовым) скрипят
   турусы гипсовых фортун по снежной кромке облаков,
   по краю грёз в краю потерь. Но чаще - пятым.
   Запасным.
   Метель зудит: засни, засни.
   И мой ямщик воротит руль назад. И на огни свернул
   с хрустящей свежей простыни, не дав узнать - а что за ней.
   Враждебно глазу и окну, молчит и делится на нуль.
  
   Несколько писем в Тбилиси
   1
   Томлюсь. Онегин. Но скорее, Ленский.
   Табачный столбик поднеся ко рту.
   От светлых слёз твоих в Борисоглебском
   к багажной сумке в аэропорту
   отмерено две с лишним полуяви
   и простыня льняного полусна.
   "Что это было - с нами ли? не с нами?.."
   "Стишки горазды так или ина-
   че..." сбыться?
   От твоих предначертаний -
   слетающих салфетками на стол,
   забытых и застиранных в кармане -
   никто, как ни старался, не ушёл.
  
   Крутые спины жарких тротуаров,
   чуть отдаются тяжестью в ногах.
   И третье распахнув окно, Варвара
   над ними выпускает голубка.
   Смеясь над молодыми женихами.
   Не ведая ни боли. Ни греха.
   А все покоя нет. В котором храме,
   в который век ей будет твердь легка?
  
   2
   Теперь каштаны дозревают. Два дня - и по твоим аллеям
   посыплет, будто заводная пеструшка клювом по столу
   (с блестящим ключиком на спинке и облупившейся на шее
   эмалью) : густо.
   Малер... Густав... замесит вязкую смолу
   божественных длиннот прощанья. Над полированным орешком
   нависнет пасмурное небо с вкрапленьем сдержанной слезы -
   когда протянутся сквозь купол лучи, прохладны и нездешни,
   размыв а секко и а фреско до края взлётной полосы.
  
   В левостороннее движенье подъездов, окон и кварталов
   вливаясь жёлтым или красным, засветофорят наугад
   отмашки вязов.
   Все напрасно, когда за "зеброй" запропала
   брусчатка к Плиниеву саду... и Понт... и Roma... и Царьград...
  
   3
   А овны твои моим баранам -
   рождественские костры
   разложат. Свивальником Иавнана,
   тягучий приток Куры,
   прольется нечаянно. Из расщелин
   горячей тугой груди -
   на наспех подрубленные фланели
   пелёнок (Пусть!.. Не буди!)
   Завьюжило. Выше крыше
   заносит, что под крыло
   берёт. Просыпанная крупа - отрыжка
   молозива - на стекло
   налипла узорами. В кои веки
   случится так сладко спать.
   Меж взглядом и Взглядом трепещут веки.
   Меж вдохом и вдохом - Мать.
  
   Лампу качнув на сиротской...
  
   Лампу качнув на сиротской двужильной проводке,
   врежет сквозняк по отвисшему небу фрамуг,
   с бликом пожара. К Петрову приросшее Водкин
   солнце в узде окунет в голубой полукруг
   жизни...
   (и смерти. Где жало твое запропало? -
   в выжженном зеве, лениво кромсающем плоть
   камня на камне - скрещенье бесполо, беспало -
   где до поры некрещеным скитался Господь)
  
   ...жизни, копытами взбитой как сладкие сливки,
   щедро отлитой из утренней крынки в стакан.
   В чем-то случайной, как пере-живанье былинкой
   мглы конармейской атаки. Дурной, как дурман
   в чем-то любви,
   но скорей нелюбви к отрешённым
   прелестям полных, как груди Венеры, нирван.
  
   С виду бездонной, а вот на поверку - бездомной:
   "Строили-строили и наконец..." То ли пьян
   был, как обычно, прораб.
   То ли молод и весел
   бог, подающий надежды, что хрен к холодцу :
   для остроты соучастия общем процессе :
   с места - в карьер. Только где бы осилить рысцу.
   (Верно, Гермес : он и вор, и шутник)
   И похоже,
   вызволить снова пожар из разбитых фрамуг
   глаз не умеет, и глотка тем паче не может.
   За исключением, видимо, глотки белуг.
  
   Взвоет и вынырнет в тучи. И время пропало.
   Крошится пряник, исходит волокнами кнут.
   Свежие капли стекают на фартук линялый.
   Красные жабры по синему небу плывут.
  
   Все жду, что сонный инвалид ...
  
   Все жду, что сонный инвалид откроет ржавые ворота,
   поспешно подтянув ремни на поднывающей культе.
   Брусчатый редкозубый въезд сухою коркою обметан.
   Печет зеленкой по краям на придорожной лебеде.
   У старых замков за душой зияет разве подземелье.
   Привет, Тыбурций! Я теперь смогла б и куклу, не спросясь,
   и плед... Присядем, не спеша, как престарелые евреи.
   До гетто. Как месье-мадам, пока жуирует Эльзас.
   Пока варшавская жара смакует мюнхенское пиво.
   По лепестку семинаристик : целибат-не целибат, -
   решает брачную судьбу киношной большеглазой дивы,
   покуда страх - не ремесло, а угрожающий плакат.
   За тенью замка хауптштадт дер Украине : Гитлер-Ровно.
   Такая звездная судьба. На черных лацканах жидов,
   легкосгораемых к утру. Не столь бесшумно, сколь бескровно.
   Но виноват еврейский бог. Или разведчик Кузнецов.
   А он не ждет посмертных льгот. Судьба, сплетающая узел,
   сулит отсутствие наград, как почесть. То-то и оно.
   Давай наведаемся в сад, пока жива еще Маруся.
   Добудем яблок и сплетем из колокольчиков венок.
  
  
  
   Киев и глубже
   Сестре
   1
   Когда любить тебя трудней, чем не любить
   (чем - бить, чеканя битых из небитых.
   Чем - быть. Чем - отнеся экватор к "пи",
   проткнуть надир, не разбудив Евклида;
   чем спать при лампе и шагать во тьме,
   чем горсть земли твоей нарыть под снегом) -
   чужой удел мерещится.
   К зиме, должно быть.
   К голени Олега
   с пригорков, что змея, сползает нить.
   Когда б любить - трудней, чем не любить...
  
   2
   А вот такси. Свернуло за полночь. Ударив выхлопными залпами
   по двум дворнягам. И разбужена, я стану вновь считать до ста.
   Полуголодная, продрогшая, когтями облако царапая,
   ревет медведица. Но светится ее полярная звезда,
   к моим гирляндам приторочена.
   Ночные звери по обочинам
   сверкают блёстками чешуйным, горбатят как мосты - хвосты.
   Арат рифмует. Мне неможется. Но видно в скважину замочную,
   что Бог не мерой, а пригоршнями спускает Духа. С высоты
   пятиэтажного строения подполье - пропасть. Дело Ленина
   невольно кажется не значимым, и жалко батюшку царя,
   и революции осенние, и безмятежное сопение
   мальчишки Герцена божественно : mein Herz, поспи до декабря!
  
   Кто виноват - с чужого берега видней. Особенно с Америки.
   Я иногда съедаю кислое, чтоб утвердить мираж Москвы
   в пустынях неба. Но истерики дождей, с утра и с понедельника,
   губительны по отношению к любому замыслу, увы.
   Что, впрочем, происки синоптиков, готовых по определению
   узреть измены в красках радуги. Но фиолетовый зовёт -
   густой наживкой подлежащего в капкан безличных предложений :
   Знобит. Светает. Подморозило. Под ложечку. Под Новый год.
  
   3
   А что загар? когда он несмываем,
   и неохота оголять плечо.
   Или держась за поручень в трамвае,
   cравнить свою ладонь с чужой. Еще
   найти трамвай - хотя бы шпалы -
   и вдоль по Хайфе (или поперек -
   куда длинней? И всюду будет мало)
   под самый что ни на есть пивной ларек.
   Чтоб там, по счастью, пончики с горохом
   (замечу, и с фасолью ничего,
   я здесь привыкла - наплевать, что плохо
   потом). Но пиво - ты, я - эскимо :
   такая жалость, не велят сосуды.
   А ты считала, мне семнадцать лет? -
   увы! вся жизнь, что поцелуй Иуды :
   на шею прыгнет, чмокнет и привет.
     
   А что у нас... у нас... у нас все тает :
   и снег, и сон, и - снип-снап-снурре! - тень
   Кремля. Зато растет другая -
   майн местный фюрер пальчик за ремень
   заткнул и ставит медные фигуры
   достойных предков. Я гляжу, молчу :
   мы с нежных лет ценители скульптуры,
   и в этом тоже слава Ильичу.
     
   Представь, что смуглый отрок, только грузный,
   сидит на лавке. Поза без затей :
   как Пушкин ждал свою подругу музу,
   так это ждет непрошеных гостей.
   И рядом господа в сержантской форме
   скучают : "Как Вам?" " Очень хорошо...
   хотя не знаю - Черчилль или Кромвель."
   "Та не... то наш... письменник был чи шо..."
   Так мы и не решили - кто.
   Конь без пальто
   в узорчатой попоне,
   вернее, пони обновляет путь
   по кругу. От души надездемонясь
   в пещере страха, хорошо стрельнуть
   по ржавым совам в довоенном тире -
   тир (хочешь мира - то-о-о-овсь!) по сути до-.
   Отвоевав и в тире, и в трактире,
   запеть в обнимку с тем, кто без пальто.
   Пой, казачок - хоть засланный, но верный!
   Махновский драйв, есенинский куплет.
   "За что на старость лет такие нервы?" -
   аперитив по-киевски. Котлет... котлет
   не будет.
   Будет тлеть убогий
   фонарь в проезде на обратный путь.
   В недужном сне, на койках колченогих -
   не отдохнуть так отлежаться чуть
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"