В пустынный материк аэродрома,
на белые пеленки повитух,
как дети подземелий и погромов, 
проросшие на ощупь и на слух,
мы выпали живьем, 
не выбирая  
походку, темперамент и акцент.
Уверь меня, 
что глинопись людская
в единственном троична пришлеце,
что черное отчетливей на черном, 
что горькое уймется без воды.
И знаки этих прописей нагорных
я тоже повторю на все лады.