На самом деле, профессор -- редкий козёл. И никто меня в обратном не убедит. Джеф и Сабина, эти наивные сопливые идиоты сегодня пытались мне втереть, какой он добрый и вежливый, потратили на это целых полчаса времени, которое, кстати, для меня крайне ценно. Слишком ценно, чтобы спускать его на пустую болтовню. Когда я вконец разозлизся и уже серьезно собирался треснуть Джефа по его шрамированной лысине, заявилась медсестра -- ну, та что с большими сиськами и утянула меня в бокс. Джефа, к слову, сиськи совсем не интересуют, что в очередной раз доказывает, какой он еще сопляк. Сабина напоследок пискнула, что я -- агрессивный ублюдок, к тому же -- законченный параноик -- и где она в свои двенадцать годков таких слов понахваталась, не пойму.
Медсестра была крепкая, из второй смены, сопротивление в таких случаях бесполезно. Она, как танк перла меня за руку буксиром, едва плечо мне не вывихнула, сволочь. Завтра с утра обязательно стукану профессору по поводу произвола.
Впихнув меня в бокс, она без всяких церемоний принялась пристегивать мне ноги и руки к койке. Что за этим последует, я прекрасно знаю.
--
Одну руку не пристегивайте, - попросил я.
--
Зачем? - глаза над хирургической маской блеснули как-то совсем недобро.
--
Подрочить, - огрызнулся я.
Общаться как-то совсем расхотелось. Сестра пристегнула меня по полной, вполне профессионально, даже совсем не больно, хотя и пошевелиться невозможно. На ночь такая не поцелует. Потом она, естественно, вкатила мне в плечо той дряни, от которой и спать не спишь и ощущаешь себя полным зомби. Я как мог сопротивлялся, но толи они увеличили дозняк, толи... в обчем, как обычно, через пару минут я поплыл и успокоился, как слон. Слоны -- это такие огромные толстые животины с хоботами и бивнями, жуют себе листья с деревьев, наваливают огромные кучи дымящегося говна, в общем вполне себе довольные жизнью ребята. Вчера, вместо общения с Джефом и Сабиной, я предпочел поторчать в библиотеке и посмотреть пару фильмов о дикой природе -- о той, что была до всей этой заварухи, ну, вы понимаете, о чем я толкую. Когда я "настроился на волну", экран под потолком ожил. После секунды белого шума, на нем нарисовался профессор, седые кустистые брови недовольно сдвинуты, белая стерильная маска ритмично надувается -- то ли он бегал в спортзале, толи зол как черт. А мне насрать. Прям как слону.
--
Вы меня очень расстроили сегодня, молодой человек, - прошипел спрятанный где-то динамик.
--
Бывает, - промямлил я -- язык что-то еле ворочался во рту, стал сухой, как наждак.
--
Я уже устал повторять, насколько проводимая с вами работа важна. Важна не только для всех, но и для вас лично.
Я подумал еще раз про этих "всех" очень нехорошими словами, но вслух ничего не сказал.
--
Завтра вы будете лишены сигарет. Подумайте, о своем поведении.
Экран мигнул и погас, а из динамика еще что-то противно шепело, трещало и стукало, минуты три.
Это, конечно, крайне хреново, без сигарет, но, думаю, как-нибудь перетерплю. Заснул я, как всегда -- словно упал в бесконечную темную пропасть, на дне которой -- свет завтрашнего дня. Вот сказанул, так сказанул. Тут два варианта -- 1. дрянь в шприцах становится мощнее 2. во мне помирает поэт.
16-е
С утра пришла медсестра из первой смены, посмотрела на туго затянутые ремни, и недовольно покачала головой. Разобравшись с ремнями, она принялась разминать мне затекшие конечности. Сиськи у нее поменьше, чем у предыдущей, зато характер совсем другой. Я тут в очередной раз задумался над сложной взаимосвязью между размером женских сисек и характером их владелиц, но к однозначному выводу прийти пока не получается. Взрослеть мне еще и взрослеть. После душа-сортира, чистки зубов, умывания и прочей утомительной утренней лабуды, мы отправились по центральному коридору прямо в процедурную комнату. Я попытался возмутиться по поводу завтрака, мол -- это вопиющее нарушение режима, но она только неопределнно качнула плечами. Я ее не виню. Профессор мог бы и предупредить, что кроме сигарет еще жрачки лишат. А вот это уже совсем хреново. Нужно быть осмотрительнее. Не то, что я прям так сразу -- без разбега, начал мыслить в нужном им направлении, исправился, все осознал и прочее, но впредь придется держать язык за зубами и косить под пайньку -- то бишь, Джефа. Голодом, естественно, не заморят -- слишком я ценный экспонат, профессор уже несколько раз проговорился на эту тему, но нервы потреплют.
--
Привет, доктор, - сказал я с порога, - я полностью осознал свою вину, все это последствия стресса. Не лишайте меня сигарет.
--
Это радует, - сказал он и указал мне на кресло.
Как же я ненавижу это кресло, кто бы знал. Оно мне явно не по росту, слишком мягкое, в него проваливаешься так, что только нос торчит, мерзкое ощущение. Но придется перетепеть. Стиснув зубы, я влез в кресло и профессор привычным движением налепил мне на голову холодные, как лед, датчики. В глаза била яркая белая лампа, я зажмурился, тоже по привычке. Рутина убивает.
--
Надо бы подстричься, - заметил профессор, и, как бы ненароком, выдрал мне волос, прилаживая последний датчик за ухом.
Вот гад, это же чертовски больно. Но я промолчал. Это ему еще аукнется.
Потом свет, наконец, потух, и на противоположной стене появилось первое изображение. Началась, так сказать, рутинная работа.
--
Что ты видишь?
--
Это гора. Вокруг море. Или океан. Какой-то остров.
--
Опиши.
--
Высокая гора, на ней снег. У подножья какие-то дома, много домов. Корабли и лодки. Похоже на раннее утро или, наоборот, поздний вечер. Нет, это точно вечер.
--
Гора - это вулкан.
--
Я знаю, что такое вулкан.
--
Море спокойное?
--
Вроде да. Не могу отсюда разглядеть.
--
Ты просмотрел записи про шторм?
--
Да, позавчера. Пять штук.
Последовал вполне ожидаемый легкий укол в шею, сначала было больно, но вот уже несколько лет я их практически не замечаю.
--
Теперь представь шторм, эту гору -- вулкан, он просыпается. Помнишь извержение?
Еще бы, такое не забывается, особенно когда снимают с вертолета, пусть даже качество записи не ахти. Черт побери, получилось очень круто -- я закрыл глаза и очень четко представил себе эту картину -- даже почувствовал запах соли, дыханье легкого теплого ветра. Ну вот, теперь он не такой уж легкий и далеко не теплый -- небо темнеет, слышены гулкие раскаты грома, море исходит пеной. Звуки -- это сирена, грохот и визг, свист пара. Кажется, кто-то кричит. Поднимается волна, затем следующая, уже значительно выше, и разбрасывает кораблики в бухте, словно они из газеты. А над горой появляется алое зарево пробуждающегося вулкана. Скоро, совсем скоро появится запах гари, тропическую поросль на склонах затянет дымом. Ну вот, все как по маслу. Действительно, красиво. Я чувствую, как из-под закрытых век по щекам бегут слезы, попадают в рот. Слезы соленые, как морская вода. Но я никогда не пробовал морской воды. И море знаю только по фоткам. Черт побери, поэт во мне еще не помер, шевелится иногда.
17-е
Все тип-топ. Профессор остался очень доволен вчерашней записью, выдал десять сигарет и освободил от процедур на три дня -- я могу делать все, что захочу -- ну, или почти все, в рамках дозволенного. Может, не такой уж он и козел, но я не настолько глуп, чтобы повестись на всю эту показушную доброту, не стоит расслабляться. Большую часть времени планирую проторчать в библиотеке -- в общеобразовательных целях. Осталось совсем немного книг и записей, что мне не удалось изучить, но время от времени доставляют новые. Находят на руинах цивилизации, так сказать. Поисковые отряды, что временами притаскивают сюда "выживших" - в основном почти грудных засранцев (сам лично не видел, но Джеф утверждает, что лично наблюдал подобную сцену -- нас-то притащили в более-менее сознательном возрасте -- меня в десять, его в семь лет, а Сабина уже была, я даже не помню, сколько лет прошло с тех пор), ищут литературу, видео и диски, за что я им премного благодарен. Буду наслаждаться выходными.
17-е, вечер
А Джеф не такой придурок, каким всегда казался. Возможно, даже поумней меня будет, раз ему так успешно удавалось пудрить мозги окружающим. Разумеется, я сам догадывался, что байки про крах цивилизации нужно скручивать с ушей длинной вилкой... Но не будем забегать вперед.
Вечером в игровой комнате мы были с ним вдвоем и резались в "монополию", хотя вдвоем -- это, конечно, не игра. Сабину отправили на процедуры, в библиотеке проводили дезинфекцию, словом -- скучный выдался вечерок. Джеф все время чесал шрамы на лысине и шмыгал носом, вытирая сопли рукавом пижамы. Его большие бесцветные глаза слезились, но как-то больше обычного.
--
Давай включим какую-нибудь запись погромче, - вдруг предложил он.
Джеф вообще не особый любитель музыки, да и я тоже, поэтому данное предложение меня очень удивило. Я промолчал, только пожал плечами, а он врубил на патефоне какую-то дребедень. Скрипки завизжали будь здоров. Вернувшись за стол, он наклонился поближе и зашептал мне в ухо.
--
Они подслушивают. Тут везде микрофоны.
Вот новость, они мой каждый пердеж записывают.
--
В общем, вчера мне новую операцию назначили, - сообщил он тихо. - Это очень плохо.
--
На моей памяти их сделали уже штук пятнадцать, но вообще, я всегда думал, что эта карта марсианских каналов у тебя на башке -- от недостатка витаминов. Или аллергия какая...
--
Заткнись, шутник хренов... Думаю, это будет последняя. Операция.
Что-то в его голосе меня очень насторожило.
--
Мне удалось смотаться в кладовку, там в потолке есть вентиляционный люк. Не-не, даже не думай -- тебе в него не влезть, сам еле протиснулся. Я так прикинул - у меня будет времени минут пятнадцать, пока хватятся -- в основном, они ж за тобой присматривают, - он как-то нехорошо усмехнулся, - ты ж здесь буйный.
--
Они мне ничего не сделают, - уверенно ответил я.
--
Это точно, но и ты ничего не сделаешь, пока даже просраться в одиночестве не дают. Пока ты тут выпендривался и распинался на тему сисек, я о многом думал. И оказался очень даже прав.
Признаюсь, тут он меня уел.
--
Я хотел доползти до воздухозаборных фильтров, ну это те штуки, что качают сюда воздух -- по логике, вентиляционная шахта должна везти именно туда -- пришлось почитать пару книжек про вентиляцию подвалов. Да, не только ты в библиотеке зависаешь. Вместо этого я выполз к решетке, под которой была шлюзовая -- типа такой такой камеры, где должны проводить дезинфекцию поисковых отрядов с поверхности. Должны, блин... В ней увидел профессора нашего, только без маски, и еще какого-то здорового типа в форме, у него медалей на пузе больше, чем у Брежнева. Не знаешь, кто такой Брежнев? Был такой мужик, видел фотки в энциклопедии. Ладно, проехали. Они разговаривали, а я слушал... Тип в форме хвалил профессора за успехи, особенно за твою последнюю работу. Что-то про цунами, я не совсем понял, - Джеф снова громко высморкался в рукав и тем же рукавом протер глаза. - Потом он пообещал увеличить правительственное финансирование -- смекаешь, о чем я? - "правительственное финансирование".
--
Ни хрена себе... Нет же никакого правительства...
--
А вот и есть. И еще -- военный пригласил профессора вечером на ужин в его новый дом... НОВЫЙ, БЛИН, ДОМ! А потом он открыл дверь и... я тут чуть не обосрался прямо в этой долбаной вентшахте -- за дверью светило солнце, яркое... намного ярче даже, чем я его представлял. И он спокойно вышел. Я даже краем глаза увидел какую-то клумбу с цветами, хотя из-под потолка смотреть неудобно. Разве, что птичих трелей не слышал. Вот так.
Я молчал, ощущая как в горле застрял какой-то очень холодный ком.
Джеф посмотрел на меня и хитро, но как-то грустно, усмехнулся.
--
Понял теперь? Но это не самое важное.
Не самое важное?! В груди закипал праведный гнев, я покраснел, вспотел и затрясся -- мне врали все те годы, что я себя помню. Не было никакой войны, никакого вымирания, и, черт побери -- вполне возможно, даже слоны продолжают себе гулять по лесу, джунглям, или как там оно называется...
--
Самое важное -- это наша "работа", процедуры... смекаешь?
--
То, что мы воображаем... Оно же на самом деле происходит, верно? - сказал я, уже зная, какой будет ответ.
--
А ты не так туп, как я думал.
--
Ты тоже.
--
Ты очень хорошо подумай над этим. Шанс еще есть -- не у меня, конечно, стопудово я уже не так хорош в придумывании, как раньше, операции не помогают, но вы с Сабиной еще можете... Главное -- не дать себя обкалывать наркотой. Мозги вам еще пригодятся.
--
Не дрейфь...
--
Да я спокоен. Тебе-то башку каждый год не сверлят.
Скрипки продолжали визжать, но я их больше не слышал.
19-е
Сабина сказала, что повзрослела, у нее начались "какие-то кровотечения", но это хорошо и ее скоро переведут в другой бокс. Не понимаю, что хорошего может быть в кровотечениях, но, по ходу дела, я остался один. Джефа с того самого вечера я больше не видел. Что ж, пора приниматься за дело. Я и так подсознательно ощущал, что мои видения имеют какую-то силу, настало время испытать ее в действии. Весь день я старался вести себя очень хорошо, но эти гады меня раскусили и отправили спать раньше обычного. Грудастая баба из второй смены вкатила мне укольчик и вышла, потушив свет. Профессор, очевидно, гостил у своего друга-вояки и не беспокоил вечерним внушением. Замечательно. Я закрыл глаза, и услышал собственное сердцебиение. Дрянь в моей руке еще не успела всосаться, я ощущал, как она пытается смешаться с кровью и добраться до мозга. Ну уж нет, фигушки. Это обычный физраствор, может быть глюкоза... Да, именно так. Предплечье, затем вся рука загорели огнем, меня всего затрясло. Потом все прошло. Я победил. В ту ночь я прекрасно спал и видел цветные сны, жаль что ничего не запомнил.
20-е, утро
--
Знаете, профессор, сегодня, пожалуй, самое прекрасное утро в моей короткой жизни, - бодро заявил я, устраиваясь в кресле.
--
Вот как? - сказал он, не оборачиваясь. - Рад за тебя, мой мальчик.
--
Именно. Я тут недавно читал про Йозефа -- ну, или Джозефа Менгеле, не знаю как правильно. Ничего о нем не слыхали?
Профессор продолжал стоять, но я буквально видел, как его костлявая спина напряглась под халатом.
--
Слыхал, конечно, но это было еще во время второй мировой -- очень давно.
--
Так вот, очень крутой был доктор, много чего натворил... Очень уж любил свою работу.
--
Я в курсе, - перебил меня профессор, - давай приступим к процедурам...
--
Подождите. Не расскажете мне, что с Джефом? А то как-то скучно без этого балбеса...
--
Джеф... он выздоровел... и его перевели.
--
Выздоровел, после того, как вы ему вырезали остатки мозгов? Да это просто научный прорыв какой-то!
--
Ты издеваешься? - узкая полоска лба между маской и шапочкой побагровела, доктора ощутимо трясло. - Хочешь... хочешь снова без курева остаться... И без обеда? Это мы мигом организуем!
--
Заткнитесь, профессор, - сказал я.
И он заткнулся. Я почувствовал, как его язык разбухает во рту, меняется, занимает все свободное место, деревенеет. Выражение его лица стало очень забавным, он что-то промычал и сорвал с лица маску. Лицо у него оказалось мерзкое -- худое, какое-то птичье. Он потянулся руками к горлу и зашипел.
--
Так вот, про Менгеле, - продолжил я, выбираясь из кресла, - он же помер на пляже в Бразилии, в почтенном возрасте. Думали, вам тоже все с рук сойдет? Думали, будете мне лапшу на уши вешать, а потом как Джефа - "переведете"?
--
ХРРРР...
--
Вот-вот, - согласился я. - Честно говоря, мне бы очень хотелось, вот прямо здесь придушить вас собственными руками, но оказалось, даже руки для этого не нужны. Вообще, я не такой козёл, не буду вас душить. Вы проживете очень долго... И много раз пожалеете, зуб даю.
Затем я сделал так, чтобы его руки приросли к телу, ноги укоротились и втянулись... Было очень приятно слышать хруст изменяющихся костей. Конечно, не выдирание волос, но тоже чертовски больно, должно быть. Когда я выходил из процедурной, профессор напоминал огромную личинку, отвратительно розовую, склизскую... Брр...
Пока я дошел до бокса, чтобы прихватить кой-какие вещи (благо, у меня их совсем немного), отовсюду завыли сирены и под потолком расцвели ярко-алые мигалки. Плевать. Структуру дверей оказалось поменять не так сложно, они стали толще и с них исчезли замки. Пока сюда доберутся, я успею собраться. По коридору ко мне несется сисястая медсестра из второй смены. Очевидно, она крепко разозлилась. Несется? Да нет же, она ползет... Точнее -- катится, на своих огромных сиськах, халат рвется, скоро не остается ничего кроме сисек и макушки, торчащей из них. Очень забавно получилось. От таких ментальных потуг немого заболела голова, но, в общем, я даже не вспотел и чувствовал себя прекрасно.
А теперь будет вот что -- я соберу несколько книг, закончу эти записки и выйду через парадный вход. Может, поискать Сабину? Нет, не стоит -- в мире должно быть миллионы девок посимпатичнее -- в конце-концов -- могу сотворить себе любую...
Не думаю, что им удасться меня задержать -- пусть хоть всю армию пришлют, посмотрим, кто кого. Потом я отправлюсь к морю, а может -- сделаю так, что море само ко мне придет. Следом я устрою им такие вулканы, что мало не покажется. Сегодня самое лучшее утро, первое утро новой жизни.