Солнце, за день хорошенько прокалив землю, начало валиться на запад. Битва, начавшаяся еще утром, никак не могла закончится.
Поле, с двух сторон зажатое лесом, было засеяно чадащими трупами танков. Время от времени из дыма высовывалось закопченное рыло стального единорога; с тяжким лязгом гусеницы утюжили землю, рябую от воронок. Высмотрев сквозь дым и чад врага, он изрыгал пламя и полз дальше. Силы противников были равны. Поле словно было разделено невидимой стеной, ни один танк ни с той, ни с другой стороны не смог пересечь ее.
Пехоты не было видно, ее выкосило пулеметным огнем, разметало по полю, вдавило тела в раскаленную землю. Человеку не было места в битве лязгающих стальных чудовищ. И все же, в самом центре битвы, один солдат сумел выжить.
Отложив бесполезную против бронированных мостров винтовку, рядовой Иванов саперской лопаткой углублял свой окоп. Он понимал, что ему не выжить в этом аду, рано или поздно за ним придет какая-нибудь "пантера" и выцарапает его из окопа. Инстинкт самосохранения был сильнее, он заставлял солдата зарываться все глубже и глубже в землю.
- Господи, - шептал он. - Господи, господи, господи! Спаси меня! Спаси меня, господи... Зачем я тебе? Ты вон скольких забрал сегодня! Я же не жил еще...
Рядом разорвался снаряд, на солдата посыпалась земля и камни. Он взвизгнул и упал на дно окопа, продолжая молиться:
- Господи! Помилуй! Прости! Я не верил в тебя, но ты прости! Теперь я знаю, что ты есть! Все сделаю! Все что захочешь! Спаси меня! Спаси, господи!
Он прислушался. Над полем стояла тишина, бой как будто закончился.
- Спасибо, господи! - прошептал он, не веря своему счастью. - Благодарю! Все, все сделаю! Клянусь тебе, господи! Крещусь...
По земле пробежала дрожь. Прижав ухо к земле, Иванов услышал знакомый скрежет. Он осторожно выглянул из окопа. На него надвигалась, лязгая суставами, угловатая туша немецкого танка. Сейчас подъедет, покрутится на месте - и хоронить не надо.
- Господи! - заорал солдат в голос. - Да что ж ты делаешь! Дай мне пожить! Господи! Прошу тебя! Не надо!
Смерть, несмотря на молитвы, упрямо ползла, переваливаясь на гусеницах и поводя пушкой, как будто пыталась унюхать человека. Иванов почувствовал, как его заполняет холодная беспощадная ярость.
- Вот ты значит как! - прохрипел он. - Да будь ты проклят! Хрена я тебе дамся!
Сжав гранату, он смотрел, как танк упрямо прет на окоп, словно он, Иванов, был его главным врагом. Солдат, как учили, широко размахнулся, метнул гранату и нагнулся, закрыв голову руками. Грохнул взрыв. Иванов осторожно выглянул. Взрывом разорвало правую гусеницу, и машина беспомощно крутилась на одном месте. Иванов взялся за винтовку, ожидая когда полезет экипаж. Но вместо этого рядом с подбитым появился другой танк, следом еще один и еще. "Ну, вот и все", - отстраненно, как не про себя, подумал Иванов. Он свернулся калачиком на дне окопа, и стал ждать, когда стальное брюхо навсегда заслонит небо.
Вдруг Иванов встал в своем окопе в полный рост и, не обращая внимания на свист пуль и взрывы, стал вглядываться в картину боя. Солдату казалось, что все это: и подбитый танк, и раскуроченное взрывами поле, и полоску леса справа, - он уже видел, и если ему удастся вспомнить, где и когда, то все можно будет изменить...
И он вспомнил. Земля устремилась вниз, огромные танки уменьшились до размера спичечного коробка, лес превратился в заросли лопухов, и не стало боя, дыма, крови и взрывов. Был только ребенок, играющий в песочнице. В ямке-окопе стоял, в винтовкой в одной руке и гранатой в другой, оловянный солдатик, со всех сторон окруженный игрушечными танками. Ванюша взял солдатика, бережно стряхнул с него песок и сунул в карман. Потом, со словами: