Старый Уренгой, моя первая буровая, десятый номер...
Сел вертолёт, лицо мокрое, добежал до балков, постучал в дверь, открыла страшная рожа, всклокоченная и сонная... Поговорили, это был буровой мастер, показал мне балок и отвёл туда, там все с вахты спали. Нашёл место и задремал... "Студент, подъём!" - "Есть!" - и на вахту. "Одевайся потеплее, сегодня холодно, пойдёшь с Миколкой Колгуевским колпаки с труб отбивать...".
Поели, оделись, меня спросили: "Откуда?", говорю: "С Москвы". "За что сидел?", отвечаю: "Не сидел". "А как сюда попал?" - "Сам захотел...". "Натворил, наверно, чего-нибудь и скрываешься?" - "Да нет...". Не убедил, оделись, вышли, я всё на себя напялил, как колобок, ведро в руках с соляркой, зубило и кувалда. Миколка такой здоровенный кабан, мужичина матёрый такой. Колгуевский - оттого, что работал на острове Колгуев когда то, и ни слова не говорит, молчит.
Лежат трубы горой, внутри на резьбе колпаки, скрутили квач, толстая проволока и пакля, макнули в ведро, зажгли. Суёшь внутрь трубы и греешь, труба разогрелась, масло пузырится, Миколка берёт зубило и ставит его в паз, их три на каждом колпаке, и смотрит на меня, я на него... "Кувалду бери", беру кувалду, "Бей по зубилу...". Я размахиваюсь, кувалды в руках сроду не держал, попадаю по краю зубила и отскакивает ему по рукам... На лице гримаса, и я вижу: я попал, попал по-настоящему...
Он сбрасывает верхонки (рукавицы) и руку суёт в снег, и губу закусил...
"Сигареты есть у тебя?" - "Есть, с Москвы привёз "Космос"", "Прикури мне, фильтр оторви", прикурил, дал сигарету. Рука в снегу, и говорит мне, тихо и спокойно, не бзди, со всеми бывает... Докурил, окурок выплюнул, и говорит мне: "Бери кувалду...". На улице градусов 25, тепло, это я потом понял, стою мокрый, как мышь, руки трясутся, ударил по зубилу и попал, улыбаюсь, он не смотрит на меня и молчит. "Сильнее бей, а то провозимся, труб много", размахиваюсь и попадаю на край зубила, и опять ему по руке, ещё сильнее, чем первый раз... Тут он рявкнул, как волк, руку в снег, сунет её, вытащит и я вижу два огромных кровавых волдыря, он их зубами раскусил, достал тряпку и замотал руку и всё мне рассказал, что наберут детей в бурение, и откуда я такой низкосракий взялся, и сигареты у меня, как у бабы, и кто меня такого, гондона штопанного, на свет произвёл, и не руки у меня, а пакши-веточки, и даже из задницы такое не вырастает...
Стою с кувалдой и одна мысль: сел бы сейчас вертолёт и улетел бы я отсюда домой, к чёртовой матери...
Он руку протягивает: "Кувалду дай", и так стало мне страшно...
Страшенный удар, сила у него настоящая, колпак вылетел вон...
За два часа отбили всё с двух сторон, обед, пришли в столовую-балок, а я ложку в руке не могу держать, я никогда не был слабым, но тут как отрезало, как я ел, мне еда никогда не казалась такой вкусной, и чай крепкий...
И ни слова обо мне он в балке не сказал, буркнул: "У студента жила есть, пацан нормальный...".
Я запомнил на всю жизнь, даже когда сил нет, и вот кажется край, надо собраться и выдержать.
И этот простой человек научил меня терпению и очень много, что мне дал, я всегда его помню и буду помнить, пока жив, его звали Михаил Николаевич Андреев, спасибо ему.