Борьба с хунхузами
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
ЮВАЧЕВ И.
БОРЬБА С ХУНХУЗАМИ НА МАНЧЖУРСКОЙ ГРАНИЦЕ
Пустынные границы нашего Приамурского края с Макчжурией всегда привлекали к себе толпы китайских разбойников, известных под названием хунхузов. Во все время постройки Манчжурской железной дороги борьба с ними русских войск велась почти непрерывно. Сооружение Уссурийской дороги, проходившей исключительно в пределах России, в этом отношении находилось в более счастливых условиях, но и она время от времени подвергалась по местам дерзкому нападению хунхузов.
Летом 1896 г., в самое горячее время постройки северной половины Уссурийской дороги, на реке Уссури появилось сразу несколько шаек китайских разбойников. Для охраны наших границ немедленно были высланы на реку Уссури охотничьи команды. Почти одновременно и китайское правительство для преследования хунхузов отправило большой отряд войск под начальством генерала Джао-мяна.
Как раз в районе действия соединенных войск двух империй против ватаг хунхузов я плавал командиром казенного парохода на реке Уссури, и волей-неволей мне приходилось интересоваться ходом борьбы с ними. Под свежим впечатлением я тогда же делал небольшие заметки об этой своеобразной хунхузской войне, из которых и составился настоящий очерк. Теперь, когда события последнего времени в северо-восточном углу Китая привлекают к себе взоры всего мира, и мятежники Небесной империи, объявив войну европейцам, появились и на строящейся линии Манчжурской дороги под новым названием боксеров, я полагаю своевременным поделиться с читающей публикой своими впечатлениями, вынесенными из плавания по границам Китая. Кроме моих личных наблюдений, в предлагаемом очерке переданы непосредственные рассказы офицеров, солдат и казаков, участвовавших в преследовании хунхузов. Для проверки их я воспользовался сообщением одного из героев хунхузиады 1896 года, поручика В. Т. Михайлова, сделанным им в военном собрании г. Хабаровска.
Описываемая малоизвестная манчжурская граница интересна всеми сторонами своей жизни, а потому, рассказывая о хунхузах, я попутно коснулся описания природы нового края, жизни казаков и инородцев, условий плавания по р. Уссури и других предметов, характеризующих особенность страны лютых тигров, надоедливых комаров и дерзких хунхузов -- этих длиннокосых авантюристов Дальнего Востока.
I.
Новая станция Иман. -- Ее значение в жизни края. -- Кипучая деятельность на Имане. -- Назначение меня командиром парохода. -- Опасения помощника -- Уссури в половодье. -- Казачьи станицы.
На всем протяжении линии Уссурийской железной дороги от Владивостока до Хабаровска не было в 1896 году такого оживленного места, как Иман. Вот, пожалуй, единственная станция, которая создалась не по воле инженеров, не по распоряжению начальства, а сама собою, вопреки всем математическим расчетам строителей дороги.
Взгляните на любую карту железных дорог при календарях последних лет, вы увидите черную полоску, соединяющую два конечных пункта Уссурийской дороги -- Владивосток и Хабаровск, а посредине между ними указана только одна станция с надписью -- Графская. На самом же деле мы можем проехать все слишком 700 верст дороги и нигде не встретим никакого намека на станцию "Графская".
Так человек предполагаете, а Бог располагает.
Человек полагал сделать конечным пунктом южной половины дороги станцию "Муравьев-Амурский" и связать ее с ближайшей станицей на р. Уссури -- "Графской". Соорудили множество домов для железнодорожных служащих, паровозное депо, контору и другие постройки, приличные большой станции. Но сама жизнь перебралась на 9 верст далее к северу, на реку Иман. Волей-неволей человек должен был покориться непредвиденным обстоятельствам и построить через девять верст новую станцию.
Одна почта долго упорствовала и не хотела признавать сразу народившийся центр кипучей деятельности, но и она, в конце концов, уступила и в 1896 г. открыла на Имане телеграфную станцию, а в настоящее время и почтовую.
В чем же секрет такого быстрого возрастания Имана?
Пока строилась северная половина Уссурийской железной дороги, Иман стал связующим звеном южной ее половины и судоходной реки Уссури. Все грузы из Владивостока стали идти через Иман по Уссури на Амур.
Раньше, города Хабаровск, Благовещенск и все селения на Амуре получали грузы с моря через город Николаевск, а теперь все потянулись к Владивостоку. Забайкальская железная дорога тоже обратилась к посредству Имана. Северная Уссурийская дорога сделала Иман своим базисом постройки и соорудила здесь большие склады. Военное ведомство, при передвижении массы войск, лошадей, оружия и провизии тоже оперлось на Иман. Одним словом, сложная современная жизнь обширного Приамурского края вся обратилась к Иману, как к посреднику с Владиво-стоком, Россией и заграницей.
Иман, едва поспевая удовлетворить своих нетерпеливых клиентов, казалось, рос не по дням, а по часам. Еще три года тому назад можно было встретить кое-где только юрты орочен; а теперь весь левый берег реки, начиная от линии железной дороги верст на пять вниз по течению, занят всевозможными постройками, пристанями, верфями, казармами, мастерскими, складами и другими сооружениями.
За несколько верст от Имана слышен прежде всего непрерывный грохот клепальщиков: это собирают железные пароходы, доставленные сюда в листах. Далее вы слышите крики манз, под команду русских конторщиков нагружающих баржи рельсами, паровозами, вагонами или мешками, бочками, ящиками. В мастерских идет дружная работа кузнецов, слесарей, столяров. Тут же непрестанно день и ночь громыхают на подъездных путях товарные и пассажирские поезда. На самой реке стоит шум и гам с пароходов, барж, лодок и целой флотилии манзовских шаланд. Направо, вверх по реке, вы натыкаетесь на шумный китайский квартал с его тесными, грязными жилищами, до половины врытыми в землю. Еще далее землянки китайских чернорабочих. А у гигантского деревянного моста через реку новый ряд мастерских, жилых домов, землянок и новый шум клепальщиков. Но в этом хаосе доминирующим звуком днем и ночью слышится постоянный гул от работы машин при кессонах железнодорожного моста.
Куда ни оглянешься, всюду лежать бревна, камни, бочки, рельсы, мостовью части и др. Среди этого вороха материалов снуют манзы (русские во Владивостоке китайцев, манчжуров и всех носящих косу и китайский костюм зовут манзами), русские, японцы, гольды, корейцы.
У всех вопрос во времени. Все спешат окончить свое дело к сроку. Торопятся с мостом, торопятся с пароходами, торопятся и с отправкой грузов... Скорей! Скорей! -- вот девиз жизни Имана. Быстро он вырос, быстро и живет.
Вот в эту-то рабочую горячку попал и я.
В апреле 1896 года меня назначили командиром еще строящегося казенного парохода Уссурийской железной дороги. К открытию навигации надо было его вооружить, окрасить, спустить на воду, сделать запасы, собрать команду, обучить ее и начать кампанию.
На все это в моем распоряжении было только две недели.
Я бросался во все концы, ища нужных людей и материалов, потому что с появлением множества казенных и частных пароходов явилась по всему Амурскому бассейну страшная потребность в лоцманах, в матросах, в судовых предметах. А в магазинах Владивостока уже в апреле нельзя было найти бухты нужного троса.
В одну из горячих минут вооружения парохода, подходит ко мне мой помощник и спрашивает меня, написал ли я требование на оружие.
-- Хорошо было бы иметь на пароходе с десяточек берданок или револьверов.
Я посмотрел на него, не шутит ли он. Нет, лицо серьезное.
-- Это зачем? -- спрашиваю его.
-- По Уссури много шляется хунхузов. Вы слышали, как они позапрошлый год напали на "Муравьев-Амурский"?
Мне непонятны были опасения моего помощника, сильного, коренастого человека, который один легко справился бы с пятью манзами. Надо предполагать большую дерзость со стороны хунхузов, чтобы ожидать их нападения на длинный двухмачтовый пароход, имевший вид небольшого военного судна. И не слышно было, чтобы уссурийский пароход когда либо подвергался нападению хунхузов. В прошлогоднюю навигацию ни один из пароходных командиров мне не высказывал никаких опасений относительно китайских разбойников. Правда, незадолго до этого разговора (5 апреля 1896 года) хунхузы напали на одну манзовскую деревню в долине реки Мурени (приток Уссури с левой стороны), но это было на китайской стороне, довольно далеко от района нашего плавания, и при том китайцам посчастливилось перестрелять всю банду в 15 человек, так что об этом происшествии особенно и не разговаривали.
В хлопотах по организации нового дела я забыл свой разговор с помощником и вообще не думал о хунхузах. До них ли тут, когда уже вскрылись реки, и 17 апреля я должен был сделать свой первый рейс.
Началась кипучая деятельность.
Мне поручили непременно в одну навигацию подвезти на всю линию 8-го участка Уссурийской железной дороги рельсы, скрепления их и подвижной составь, чтобы можно было осенью по проложенному пути перевезти части кессонного моста к реке Хор. Остановиться мне на половине этой задачи было нельзя, иначе все подготовительные работы по устройству кессонов могут быть разрушены с новым половодьем. В моем распоряжении было восемь деревянных барж, на которых собственно и перевозились железнодорожные грузы и китайские рабочие из Имана в г. Хабаровск или на пристань Щебенчихи, близ станицы Венюковой.
Плавание по Уссури было для меня ново. Немногочисленные лоцманы все были разобраны. Оставалось мне самому непрерывными промерами изучать фарватер реки и наносить его на карту.
Раньше мне случилось только один раз проезжать на почтово-пассажирском пароходе по реке Уссури до города Хабаровска и обратно на Иман. Это было осенью 1895 года. Тогда стояла дождливая погода и сильное половодье. Вся картина Уссури была затянута однообразною серою пеленою, и не было видно дальних гор на горизонте. Местами река разливалась в широкие озера, и потому не везде можно было различить очертания берегов. Низкие острова были затоплены. Одни деревья на них кое-где торчали над водою. Только там, где горы (например, около станиц Нижне-Михайловской, Зарубина, Васильевской Видной и др.) приближаются к самому руслу реки, картина несколько скрашивалась видом густого леса и зелеными холмами с крутыми откосами.
Чрезвычайно извилистая река Уссури сохраняет общее направление течения с юга на север. Если при устье Нора река делает заметный уголь и отбрасывается на северо-восток, то через 80 верст от впадения другого притока Хора река Уссури опять принимает прежнее направление на север.
Собственно заселен правый или русский берег Уссури, и на протяжении 380 верст от Имана до Хабаровска встречается десятка два казачьих станиц. На левой же китайской стороне наберется не более пяти деревушек, со смешанным населением из гольдов и манз. Иногда можно встретить отдельно стоящую фанзу (китайский дом), но чаще пустую. Страшная эпидемия 1894 года опустошила по берегам Уссури особенно гольдские деревушки. Указываюсь на некоторые брошенные дома, где гольды вымерли все поголовно. Но и от некоторых русских станиц остались две-три избы. Обыкновенно разливы реки гонят казаков с низких мест на более высокие. Осенью 1895 года я сам видел, как наводнение в станице Старо-Шестнадцатой выгнало всех жителей на крыши, а уж в следующем году эта станица опустела. Точно также переселились казаки Кедровой станицы, Пешковой и других.
II.
Китайцы Уссурийского края. -- Их наплыв в последние годы. -- Немного из истории хунхузов. -- Примеры их нападения. -- Тревога жителей реки Уссури. -- Появление хунхузов на Амуре, -- Нападение на китайскую контору. -- Назначиние Джао-мяна начальником отряда. -- Преследование хунхузов.
На границе двух больших империй, в окрестностях реки Уссури, китайцы представляют из себя сброд разных искателей легкой и скорой наживы. Охотники за пантами (панты - молодые оленьи рога, из которых китайцы приготовляют дорогое лекарство) и соболем, скупщики пушнины, искатели золота и целебного корня женьшеня -- все эти китайские авантюристы преимущественно из ссыльных и беглых преступников. Обширный пустынный край с трудно проходимыми горами и лесами, изрезанный множеством рек с озерами и болотами, служит отличным убежищем для выходцев из Китая. Особенно после неудачной войны с японцами сюда явилось много беглых китайских солдат. Но самое главное -- это постройка железной дороги, которая привлекла в Уссурийский край толпы чернорабочего люда из Китая, Кореи и Японии. Китайцы из Шан-дунской провинции целыми массами приезжали во Владивосток на морских пароходах. Так в 1893 году, когда происходила постройка южной половины Уссурийской железной дороги, в Приморскую область прибыло 17.351 китайцев и 3.119 корейцев. В следующие годы число корейцев колебалось от двух до трех тысяч в год, а китайцев приезжало около тринадцати тысяч. Однако опыт первого же года показал, что китайский работник много уступает русскому, и вот почему нужно было обратиться к нашим солдатам и ссыльнокаторжным. Если еще держались китайцы и были преобладающим элементом, то исключительно как дешевые и невзыскательные работники.
Но, кроме рабочих манз, по всей линии дороги от Владивостока до Хабаровска встречалось немало праздношатающихся китайских подданных. Преобладание синих костюмов и длинных кос среди уличной толпы городов и сел обыкновенно поражало вновь приезжего человека в Уссурийский край. Вся мелкая торговля находилась по преимуществу в руках китайцев. Портные, столяры и другие ремесленники были китайцы. Повара, лакеи, дворники -- также китайцы. Явилось опасение, не завоюют ли китайцы наш край мирным образом. И вот в виду наплыва сынов Небесной империи была придумана особая мера -- взимать с них небольшой сбор в пользу казны (высочайше утвержденное, 17 мая 1888 г., мнение государственного совета). Но и это не остановило нашествия манз и каулей в Приморскую область. Еще кроткие каули-корейцы, являясь к нам, не только на летние заработки, но иногда и на постоянное жительство с женами, детьми, со всем своим хозяйством, представляют надежный и мирный элемент для заселения края. Беспокойные же, пронырливые и только с виду флегматичные манзы, в силу закона своей страны, не имеют права переезжать границу с женщинами, и они волей-неволей обрекаются на бездомное бродяжничество. Холостая жизнь манз разнуздывает их страсти. На первом плане -- курение опиума, у других -- азартные игры в кости или в карты. Первые, придя в жалкое болезненное состояние, скитаются, как нищие, несчастные люди; вторые, если посчастливится, занимаются торговлею, а с проигрышем -- идут на воровство и грабеж. Неудивительно, что в последние годы с приливом такой массы китайцев снова появились правильно организованные шайки разбойников, или хунхузов (слово "хунхуз" переводят как "красная борода". Но что общего имеет рыжая борода с бритым китайским разбойником - неизвестно. Это название имело бы понятный смысл на Кавказе, где некоторые разбоничьи дагестанские племена красят свои бороды в красный цвет. Они тоже в своем роде хунхузы для станиц кавказских казаков).
С занятием берегов реки Уссури русскими в 1859 году, естественно развилась скрытая вражда к ним прежних владельцев края, китайцев, которые привыкли возмутительно хозяйничать среди гольдов, орочен, тазов, и других смирных инородцев страны, обирая их запасы мехов и рыбы, а теперь должны сами подчиняться новым хозяевам и их незнакомым порядкам.
Недовольство росло. Появились отряды разбойников хунхузов. При поддержке оседлых манз, они грабили русских, корейцев и инородцев. В разных местах происходили небольшие стычки. Нужна была только искра, чтобы вспыхнул большой пожар мщения ненавистным врагам. Он и вспыхнул в 1868 году.
Это так случилось.
Летом 1867 года разнесся слух, что на острове Аскольде открыты золотые россыпи. Манзы толпами поспешили на остров, но русские оттуда их прогнали. В течение зимы в ближайшем к южной границе китайском городе Хун-Чуне манзы готовились к новому походу на остров Аскольд. В апреле 1868 г. их явилось туда более 500 человек. Русские войска опять прогнали их с острова. Тогда разъяренные китайцы высадились около деревни Шкотовой и прошли по направлению к селу Никольскому, убивая и грабя все встречающееся на пути. Вот тут впервые русские узнали всю ярость хунхузов. Пощады не было никому. Были разграблены и сожжены два поста и три деревни, в том числе села Никольское и Шкотово.
К хунхузам пристали новые толпы бродяг. Они собирались под знаменами в полки по тысяче человек. Русские также соединили свои отряды, разрозненные по всей стране, и после ряда кровопролитных стычек с хунхузами рассеяли их полчища.
Манзы испытали силу русских и смирились, а последние узнали нерасположение к себе манз и более не доверяли им.
Разъединенные с русскими религией, языком и обычаями, китайцы Уссурийского края долго еще считали себя подданными Небесной империи, хотя в то же время свободно пользовались землею, строили фанзы (фанза -- китайский дом) и заводили хозяйство.
Для характеристики отношений китайцев к русским можно указать и в наше время на 16.000 человек оседлого китайского населения на русской территории за рекой Зеей. Они признают себя подданными богдыхана, а занимаемую ими землю считают китайскою, несмотря на то, что тут же расположены посты казаков, которых они терпят с нескрываемым неудовольствием (см. "Приамурские ведомости", 1896 г., N 143).
Меры, принятыt русскими в 1868 году, были так серьезны, что хунхузы долго не осмеливались нападать на русских, довольствуясь беззащитными каулями, кроткими гольдами и другими инородцами. Только с постройкой железной дороги, когда массы китайцев передвинулись ближе к русским населениям на берегу Уссури, появились со всех сторон жалобы на манз. Стали опять поговаривать о хунхузах. Наконец опасения были настолько основательны, что один из начальников участка Уссурийской дороги из станицы Красноярской (близ Имана) 20 июля 1893 г. доносил во Владивосток в таких выражениях:
"Последние дни было несколько случаев очень тревожного проявления наглости и своеволия китайцев. Они открыто грозят нападением и грабежом. В виду их многочисленности казаки и русские в панике. Настоятельнейше нужна самая неотложная помощь. Медлить опасно".
Вскоре угрозы стали фактом. Условия местности чрезвычайно благоприятствовали хунхузам. Они могли неожиданно появиться из-за пограничной реки Уссури, ограбить ту или другую станицу и также скоро исчезнуть опять за границу в пустынные леса и горы.
Ночью, 6 сентября 1894 года, хунхузы напали на большую железнодорожную станцию "Муравьев-Амурский". Жители были застигнуты врасплох. С дикими криками разбойники бросились грабить магазин известной на Востоке фирмы Кунста и Альберса. В первый момент все опешили, но затем казаки и железнодорожные жандармы смело напали на дерзких грабителей. После непродолжительной перестрелки хунхузы отступили.
Это событие наделало в свое время много шума. Немедленно были посланы отряды солдат, расставлены караулы по берегам Уссури и сделан обыск среди рабочих манз.
Край успокоился. На Иман перевели целый батальон солдат (8-й восточносибирский), и о хунхузах понемногу стали забывать. В это время с открытием станции на реке Имане явилось то оживление края, та кипучая деятельность, о которой я говорил выше в первой главе. Сами хунхузы поняли, что здесь не место для грабежа. Иман может служить только очагом шаек разбойников. Сюда стекаются манзы со всех сторон за сотни верст, потому что здесь легко можно наняться в рабочие на линию железной дороги; можно найти специальные игорные дома, китаисте кабаки с сулей и ханьшином (суля и ханьшин -- виды крепкой противной на вкус водки манзовского производства. Первая -- гонится из китайского проса или гаоляна, а вторая -- из ячменя) и с отделениями для курильщиков опиума. Здесь же происходит купля и продажа дозволенного и недозволенного товара, а главное -- составляются партии на крупные работы, на поиски женьшеня или для тайной разработки золота в горах (в 60-ти верстах от устья реки Имана, в гористой местности, называемой Сопки, найдены россыпи золота. Недавно местная полиция захватила двух манз с двухпудовым ящиком золота, пробиравшихся оттуда на китайскую сторону).
Насколько удобно было хунхузам играть и кутить в китайском квартале Имана, настолько надо было им оберегать это место от вмешательства русского начальства. Предводители хунхузов отлично это понимали и перенесли свои действия с юга на север, в глухие места Амура и Уссури.
В своем кратком пересказе истории хунхузов Уссурийского края я подошел к тому моменту, откуда начинается собственно хунхузиада 1896 года, разыгравшаяся на берегах Уссури. Так как я намерен вести рассказ в хронологическом порядке, то помяну сначала о появлении хунхузов на границе Амурской области.
Китайская сторона Амура от реки Аргуни до Уссури заселена преимущественно в местах расположения золотых приисков. Каждый прииск имеет на ближайшем берегу Амура пристань и контору, известную у русских под названием резиденции, потому что там обыкновенно живет китайский чиновник. Такая приисковая контора была на реке Джаим близ казачьей станицы Радде. В ней находились большие запасы пищи, водки и разных материалов.
В первых числах июля 1896 года партия хунхузов в числе 120 человек на лодках спустилась по реке Сунгари (соседка реки Уссури) и вышла погулять на Амур. Не доходя восьми верст до вышесказанной резиденции, хунхузы пристали к китайскому берегу и расположились лагерем. Это не укрылось от приисковых китайцев, и они поняли намерение хунхузов напасть на их контору. Защищаться нечем; обратиться за помощью к китайским солдатам -- далеко. По старой памяти послали в русскую станицу Радде, где стояли казаки Амурского полка, горячую просьбу защитить их от разбойников.
Всю ночь на 11 июля китайцы караулили и ждали нападения. Хитрые хунхузы через своих лазутчиков знали это и не трогались с места. Ночь прошла спокойно, и на рассвете утомленные китайцы заснули. Вдруг с криками и выстрелами бросились хунхузы на спящих и в одну минуту овладели конторою. Был полный простор для грабежа складов. Ликующие разбойники живо нагрузили четыре лодки будою, хлебом, ханьшином и тронулись вниз по течению. Но не обошлась им даром эта победа. В противоположной станице разбуженные выстрелами казаки выскочили с винтовками на берег и стали издали осыпать хунхузов пулями. Разбойники не отстреливались, а налегли на весла, чтобы скорее уйти вне выстрелов. Говорят, они потеряли многих товарищей, прежде чем успели скрыться из глаз казаков.
Весть о появлении хунхузов облетела весь Амур. Немедленно были выставлены сторожевые отряды в станице Радде и в окрестностях ее из охотничьих команд от 2-го, 3-го и 4-го линейных батальонов и 40 человек от Амурского казачьего полка.
Со своей стороны и китайское начальство отправило вдогонку хунхузов отряд войск в 400 человек под начальством генерала Джао-мян (или Чжао-мяна), главноуправляющего Хей-лундзянскими золотыми приисками на реке Желтуге.
Хунхузы скрылись в многочисленных протоках при впадении Уссури в Амур и некоторое время довольствовались награбленною провизией, ожидая, когда утомятся солдаты в бесплодных поисках. Но генерал Джао-мян оказался настойчивым человеком, не отступающим от раз намеченной цели. Он нанял у товарищества Амурского пароходства известный уже в истории Приамурского края пароход "Ингода", тот самый, на котором совершил свое путешествие по Амурскому бассейну ныне царствующий Государь Император в 1891 г. Но так как этот пароход не мог вместить все войско генерала Джао-мяна, то были взяты на буксир еще две китайских шаланды. Эта флотилия двинулась к устью Уссури на поиски хунхузов. Но мы пока оставим генерала Джао-мяна с его синим войском и обратимся к событиям, в это время происходившим на реке Уссури, на среднем ее течении.
III.
Уссури летним днем. -- Положение станицы Васильевской. -- Появление хунхузов. -- Манзовские лавки. -- Захват казаков хунхузами. -- Расправа с корейцами. -- Тревога Покровской станицы. -- Переговоры с хунхузами. -- Освобождение казаков. -- Беседа с казаком Овчинниковым.
21 июля я медленно подымался вверх по реке Уссури из Щебенчихи. На буксире парохода тянулось несколько тяжелых деревянных барж. Их нужно было мне доставить к железнодорожной пристани на Имане.
Белый утренний туман давно уже сошел с реки. Солнце начинало заметно припекать. Мостик, рубки, палуба -- все густо усеяно желтоватыми оводами. Приходится постоянно отмахиваться от них рукою. Этот дневной бич человека и скота как бы являлся на смену ночного -- комаров и мошек. Только сильный ветер и дождь сгоняют с парохода этих непрошеных гостей.
Немного жарко. Казалось бы, теперь все должно отдохнуть и спрятаться в тени. Сами листья деревьев неподвижно висят и как бы просятся на отдых... Но взглянешь из-под тента наверх и почти всегда найдешь на голубом небе высоко парящих коршунов, а в густой зелени на берегу виднеются медленно пошевеливающиеся беловатые пятна: это цапли, скрывшиеся от полуденного солнца в тени тальника.
Широкая река с постоянными изгибами и частыми островами открываешь множество красивых видов. Каждый день и каждую ночь бороздишь ее воды, ежедневно засматриваешься на ее берега и никогда не устаешь любоваться ее разнообразными картинами. Только нетронутая природа может быть всегда так нова, прекрасна и интересна. Как хороши, например, луга со множеством ярких цветов! Пионы, лютики, фиалки -- все это нам, русским, хорошо известно; но мы никогда в России не встретим, как здесь, такого обилия оранжевых и красноватых лилий и других красивых цветов, присущих местной флоре.
В третьем часу дня мы поравнялись со станицей Васильевской при впадении реки Бикин в Уссури. В этом месте китайский берег низкий, поросший кустами, а русский -- с высокими горами, поворачивающими вдоль Бикина. Станица прячется за стрелку, образуемую двумя большими реками. Отсюда, вверх по Уссури, русский берег тоже ровный, низкий и густо заросший, как и китайский, и тянется так почти без перемены верст на семь до следующей Покровской станицы.
Я любил идти в этом месте, потому что здесь река свободна от перекатов, и фарватер не вызывал моего усиленного внимания. По краю правого берега встречаешь проходящих казаков, манз и гольдов. Иногда пронесется табун лошадей. На противоположной стороне видны рыбаки. Взад и вперед плывут по реке то казацкие лодки, то манзовские шаланды или оморочки (оморочка -- чрезвычайно легкая лодка, сделанная из тонких крепких палок, обшитых берестою. При ширине не более одного аршина, она достигает двух-трех сажен длины. Нос и корма задраны кверху. Гребут или одним большим веслом, с короткою, но широкою лопастью, иди двумя маленькими лопаточками. Встречал я оморочки и из тонких досок. Гольды ловко и легко управляются ими на быстрых притоках Уссури) гольдов. Особенно красивы издали двухмачтовые шаланды при низовом ветре, когда они распускают свои большие паруса и плавно несутся навстречу воде. В хорошую погоду на их палубе почти всегда можно увидеть множество манз, одетых в свой традиционный серый костюм, с грязными повязками на голове. На приподнятой корме обыкновенно стоит с трубкой в зубах рулевой. Зачастую он же и лоцман и шкипер. Остальные -- кто работает большим тяжелым веслом, кто подтягивает пискливую снасть. Лица и руки у всех темные от загара.
Мы прошли мимо двух таких шаланд, битком набитых манзами. Эти китайские суда так часто встречаются, что ни я и никто из моей команды не обратили на них особенного внимания. Потом мы узнали: в шаландах были хунхузы.
Зачем они здесь? Откуда взялись? Не хотят ли они попасть на русскую сторону? Пока никто ничего не знает. Они плывут тихонько вверх по Уссури и пристают к берегу по мере надобности.
В станицу Васильевскую хунхузы отправили двух человек за покупками. В каждом поселке Уссурийскаго края есть манзовские лавки с русско-китайским товаром. В них непременно найдешь манчжурский табак, грубые китайские чашки и деревянный палочки для буды и проса, курительный желтые свечи, на подобие наших церковных, пороховые хлопушки и шутихи -- необходимая забава китайцев в праздники, башмаки на толстых бумажных подошвах и многие другие товары сынов Небесной империи.
Казаки обратили внимание на большие закупки китайцев, но не допытывались, кто они.
В 20-ти верстах от Васильевской в это время строилась железная дорога, и в станицу часто наезжали русские и китайские подрядчики, а потому казаки привыкли видеть у себя посторонних людей; к тому же и переход через границу был совершенно свободен.
Хунхузы, обошедши все китайские лавочки, беспрепятственно удалились из селения.
На другой день в соседней Покровской станице заметили, как две большие шаланды с манзами пристали к противоположному берегу реки, где раскинулась небольшая гольдская деревня.
Один покровский казак вздумал сейчас же ехать к ним за покупками. Не знаю, чего он хотел на этот раз найти у манз, но очень часто казаки покупают на китайском берегу противную сулю или ханьшин. Они жадно набрасываются на китайскую водку, потому что она крепче и много дешевле русской. С казаком на лодке отправились несколько корейцев и китаец.
Только что они вышли на берег, как их окружили манзы, связали и посадили в амбар.
Чрез некоторое время подходит другая лодка из Покровской станицы. В ней сидели казак, женщина и мальчик. Вероятно, эти тоже польстились на какие-нибудь китайские товары.
Манзы и их схватили. Казака связали и посадили в амбар к прежде арестованным.
Вскоре началась расправа. Корейцев выволокли за волосы на двор и убили. Вытащили еще связанного китайца. Арестованные казаки поняли, что они попали в руки хунхузов, и с ужасом ожидали своей очереди.
В это время на китайской же стороне, недалеко от гольдской деревни, косил сено покровский казак со своим сыном. В пустынном крае по ту сторону реки Уссури так много удобной земли, что казаки совершенно свободно пользуются любым незанятым клочком земли для пашни или сенокоса. Вообще казаки мирно уживаются с оседлым китайским населением. Со своей стороны они предоставляют гольдам и манзам осенью и зимой свободно охотиться в русских горах, а летом -- искать корня женьшеня.
Стояла хорошая погода, и казак торопился убрать сено. Вдруг он слышит отчаянные крики и выстрелы. "Что такое?" -- недоумевает казак.
-- Поди-ка, сбегай в деревню, -- обращается он к сыну: -- что у них там делается?
Мальчик побежал. Осторожно раздвигая кусты, он пробрался к самой деревне. Его глазам представилась ужасная картина расправы. Бледный, трясясь от страха, мальчик с волнением сообщил отцу:
-- Манзы бьют гольдов и корейцев!
Казак сообразил, что это, должно быть, хунхузы, и немедленно отправился на своей лодке домой. Его рассказ всполошил всю станицу. Так как была рабочая пора, то все мужчины разбрелись в разные стороны косить сено. Дома оставались старики, несколько женщин и маленькие дети.
Ночь провели в станице в страшной тревоге. Отъехавшие казаки в гольдскую деревню все еще не возвращались. Всех пугала мысль, что и с ними также поступили, как с корейцами.
Между тем арестованные казаки сидели в амбаре и томительно ждали своего конца. Но вот вваливаются толпой манзы и несколько освобождают казакам связанный руки, затем приносят обед и предлагают им есть. Казаки обрадовались: явилась надежда на освобождение. "Не хотят ли они нас освободить за выкуп?" -- подумали пленники.
На утро станичный атаман Кудрявцев решился сам отправиться в лодке с двумя казаками к хунхузам. Они нарядились в форменное платье. Сколько было народу в станице, весь вышел на берег и с замиранием сердца следил за лодкой.
Казаки подъехали на почтительное расстояние к гольдской деревне и остановились. Показались на китайском берегу манзы.
-- Можно подъехать? -- спрашивают казаки.
-- Можно, -- отвечают манзы.
-- А бить не будете?
-- Нет, не будем. Казаки подъехали.
-- Зачем вы держите у себя наших казаков?
-- Мы казаков не держим. У нас есть связанные русские люди, но это бродяги.
-- Нет, это наши покровские казаки.
-- У казаков шайки, как у нас, с желтым околышем, а у этих бродяг черные шапки.
Ссылка на форменный шапки с желтым околышем -- дипломатическая уловка. В Уссурийском крае манзы отлично знают, что казаки надевают форму во время службы и при официальных представлениях. Дома же, в лесу, на реке и на поле, льготные казаки работают в обыкновенных крестьянских костюмах. Иногда, правда, встретишь желтый околыш на шапке или желтый лампас на шароварах, но это значит, что казак донашивает свою старую форменную одежду.
Переговоры затянулись. Станичный атаман настаивает, что арестованные люди -- казаки их станицы.
-- Хорошо, дайте нам расписку, что это ваши казаки, тогда мы можем их отпустить.
-- Да вы-то сами кто такие?
-- Китайские солдаты! Мы посланы сюда ловить хунхузов. Наглая ложь сильно возмутила казаков, но ради освобождения товарищей они показали вид, что верят им.
Один из манз важно уселся и написал тушью что-то по-китайски. Атаман подписал. К нему тотчас привели арестованных.
Радуясь, что так дешево отделались, казаки поспешили домой.
Сомнения не было: это хунхузы! Иначе зачем китайским войскам грабить и убивать корейцев и гольдов, как они сделали? А о том, что на Амуре действительно китайское войско преследует хунхузов, казаки еще не знали.
Атаман Кудрявцев сейчас же послал казака в соседнюю станицу Васильевскую с известием о появлении хунхузов. Васильевские казаки дали знать козловским, козловские -- лончаковским и т. д. до Хабаровска.
Поднялся общий крик по всей реке Уссури: хунхузы! опять хунхузы! Установили особые караулы. Особенно беспокоилась Васильевская станица: там вспомнили, как в воскресенье явились богатые китайцы за покупками, и еще больше боялись: не выглядеть ли станицу приходили сюда хунхузы?
Когда я вскоре пристал к станице Васильевской, там только и говорили, что о хунхузах.
-- Где же они теперь? -- спрашиваю старейшего казака, Кузьму Ивановича Овчинникова.
-- Прошли! Всю ночь мы караулили. Сегодня утром на рассвете густой туман был. В тумане-то и прошли мимо нас на двух шаландах. Теперь, поди, они на Норе будут, если где-нибудь не остановились раньше.
-- Побаивались?
-- Как же не бояться! Рабочая пора в самом разгаре. Все на покосе. Остался только старый да малый. Вот взять хоть бы и у меня: сын Василий плавает у вас на пароходе, другой на покосе за несколько верст по Бикину. Один я, старик, с бабами остался дома. А хунхузы народ дерзкий! Слышали, небось, как они напали на "Муравьев-Амурский"? Долго ли до греха? Придут ночью, запалят станицу... Что тут поделаешь?!
-- Да хунхузы ли это?
-- Как же не хунхузы, -- поспешно возразила, старик, несколько обидевшись, -- когда они убили четырех корейцев и ограбили гольдов! Гольдов они всегда грабят. Отберут у них все ружья и порох. Но зато и гольды охотнее всего нанимаются ловить хунхузов. У них давнишняя вражда! Насмотрелся я за тридцать-то лет. Когда мы пришли из-за Байкалья, тут ведь ничего еще не было. Вот тогда-то пришлось нам смотреть в оба. С гольдами всегда жили согласно. Честный и спокойный народ: не украдет и не обманет. С китайцами держались осторожнее, но, слава Богу, нашу станицу и вообще на Уссури хунхузы не так обижали. А вот по Суйфуну, около села Никольского и ближе к границе у Камня-Рыболова, что там-то было!
И старик принялся рассказывать о набегах хунхузов в первые годы занятия края русскими. Он очень любил вспоминать, как переселились казаки из-за Байкалья на Уссури, с какими приключениями они передвигались по Амуру, какие столкновения имели с манзами, как боролись с дикою природою, какое было здесь обилие зверя и рыбы. Кузьма Иванович сам увлекался своими повествованиями и чувствовал себя в это время героем, особенно когда он вспоминал свою борьбу с тигром или удачную охоту на оленей. Его голос звучал громко и резко, а глаза загорались юношеским блеском.
Мне нравилось беседовать с этим удивительным стариком, который, несмотря на свои восемь десятков лет, смело пускается на маленькой лодченке по Уссури в свежую погоду.
-- Часто и теперь, -- рассказывает его сын, служивший у меня на пароходе, -- возьмет он меня с собой в лодку, поставит парус, а сам сядет с веслом на корму и правит. Волна подымится страшенная, ветер так и рвет... Сидишь в лодке ни жив, ни мертв, а отец только изредка покрикивает на меня и твердо, твердо правит веслом. И Боже сохрани ослушаться!
Замечательно, сыновья у Кузьмы Ивановича тоже седые старики, но слушаются и боятся его, как малые дети.
IV.
Хунхузы близ Щебенчихи. -- Ожидание венюковских казаков. -- Аресты хунхузов. -- Приезд русских войск. -- Погоня за хунхузами. -- Нападение на фанзу. -- Ряд стычек с хунхузами. -- Солнечное затмение. -- Возвращение русских войск в ст. Венюкову. -- Осмотр разбойничьего притона. -- Китайские лекарства. -- Напрасная тревога.
В июле 1896 года, вода была сильно на прибыли. Даже самые малые протоки, обыкновенно пересыхающие летом, стали доступны для манзовских шаланд. Хунхузы свободно прошли в стороне от главного фарватера, укрываясь по пути многочисленными островами, и остановились у китайского берега, в пяти верстах от Венюковской станицы.
Здесь одиноко стояла фанза, хорошо скрытая за деревьями. Давно она служила китайцам отличным разбойничьим притоном, и теперь хунхузы расположились в ней, как дома.