Хотя на часах не было еще и девяти вечера, на улицы уже опустилась тьма. В окнах домов горел свет: люди сидели дома со своими семьями, им не было надобности гулять на холоде. По дорогам бродили бездомные собаки, уткнувшись носом в асфальт и что-то вынюхивая. Они были голодны, им хотелось есть. Так что ходить в это время было довольно опасно. В этом городке все закрывались по домам уже в районе восьми-девяти часов вечера, и улицы целиком предавались в лапы темноте и бездомным...
Я шла по переулку, не торопясь, аккуратно осматриваясь. Очередная парочка из рода собачьих была уже позади, и я мысленно молилась, чтобы они не решили бежать по моему следу, да и других встречать на своем пути тоже не хотелось. Все, чего хотелось - дойти до дома как можно быстрее. Но ускорять шаг было опасно. Чем активнее вела себя жертва, тем больше был риск, что животные решат лишить его жизни, сделав своим ужином. Мы знали, что некоторые жители пытались выносить им корм на улицу, и это даже помогало... Но потом что-то случилось, и нападения собак возобновились.
Но я не в первый раз возвращалась домой в это время, мне даже случалось убегать от диких обитателей. Чтобы добраться до дома, нужно было всматриваться и вслушиваться.
Наконец, впереди показалось нужное здание. Еле заметно ускорив шаг, я подошла к двери парадной, открыла ее ключами и зашла внутрь.
Каждый раз, когда я захожу в парадную, - невольно вздыхаю. Собак здесь не бывает, двери наглухо закрываются, отделяя хищников от людей. Здесь можно чувствовать себя в безопасности. Хотя даже дома, определенно, случается множество рискованых ситуаций. Но они никак не связаны с собаками. Даже как домашних питомцев их просто никто не держит.
По каменной лестнице я поднялась на второй этаж, где жила с матерью вот уже много лет. Мы переехали сюда, когда мне было шесть. К тому времени отец уже не жил с нами. Он бросил маму, да и меня заодно, за несколько лет до этого. Куда он делся - я не имела ни малейшего понятия. Ходили слухи, что он уехал в другую страну, что он умер от лап и зубов диких собак, была даже версия, что он сел на поезд-призрак и умчался в неизвестном направлении. Но все это - лишь глупые слухи. Я-то точно знала: он просто живет где-то с другой женщиной, возможно имеет от нее детей. И он даже не вспоминает обо мне и моей маме. Скорее всего, просто вычеркнул нас из своей жизни.
Да и я вспоминала о нем нечасто. Не знаю, как мама... но мне было абсолютно плевать, где он и что с ним. Больше всего меня волновали лишь те люди, которые имелись в моей жизни на тот момент. Ко всем остальным я не испытывала ровным счетом ничего.
Такой уж я человек.
На втором этаже, как, впрочем, и на всех остальных, квартиры располагались вдоль небольшого коридора. Четыре квартиры с одной стороны и три с другой. В коридоре, как и в парадной, были пожелтевшие стены с облупившейся краской. Грязные до такой степени, что было противно приближаться к ним. А еще между щелей иногда роились какие-то маленькие жучки... Они появлялись ближе к осени. Сначала копошились в щелях, потом разбегались по стенам, по потолку, падая на пол, бегая под ногами, забираясь на людей. В общем, ближе к осени, я старалась ходить по коридорам так быстро, как только можно. Еще здесь была одна единственная тусклая лампа, озаряющая этаж каким-то болезненно-пугающим светом. Иногда даже думалось: а не было бы легче жить, если бы этой лампы вообще не существовало? Но никто не осмеливался ее снять, хотя бы из чувства омерзения. Никому не хотелось натыкаться в темноте на грязные стены или случайно прикоснуться к противным жукам.
Что касается дверей, то все они выглядели внешне абсолютно одинаково. Толстые, из темного дерева, с прикрепленной посередине железной табличкой с номером. Из семи, находившихся на нашем этаже, четыре не открывались уже много лет. По крайней мере, лично я ни разу не видела, чтобы в эти квартиры кто-то заходил или даже просто заглядывал. Они покрылись толстым слоем пыли, ибо ни одной живой душе и в голову не приходило их протереть. Даже коснуться. Тем более мне. Про одну из них, дверь с номером 9, ходил слух, будто бы она вообще никуда не ведет. Будто бы за нею просто стена, или портал в другое измерение, или еще что-нибудь. Но проверить это, разумеется, никто не пытался.
За другими тремя дверями находились вполне жилые квартиры. В одной жила пожилая пара, которыая вела жизнь настолько тихую и незаметную, что часто появлялись сомнения, а есть ли они вообще. Другая дверь принадлежала нам с мамой, вела в наше жилище. Ну и третья... третья дверь абсолютно всегда была нараспашку.
Ни разу я не видела, чтобы эта дверь была закрыта. Абсолютно ни разу. Жизнь ее жителей была видна, как на ладони. А вернее жительницы. "Квартира с вечно распахнутой дверью" принадлежала довольно молодой девушке. Я могу сказать точно: там была одна комната, соединенная с кухней, один совмещенный санузел и небольшой чулан. Проходя по коридору, можно было увидеть кухонный стол, маленький холодильник, местами разорванные грязно-зеленые обои, заляпаный краской ковер на полу и хозяйку квартиры. Я точно знала, что ей 21 год, но всегда, сталкиваясь с нею, начинала сомневаться в достоверности этой информации. Это была щупленькая низенькая девочка, с черной шевелюрой непослушных волос на голове, торчащих в разные стороны. Она была неимоверно худа и безумно похожа на ребенка. Глаза - большие и абсолютно черные - смотрели зло, и порою казалось, что этим взглядом их обладательница прожигает тебя насквозь. У нее были острые черты лица и немного впалые щеки. Длинные черные ресницы и чуть пухловатые губы. Широкий лоб и тонкие брови. О наличии груди оставалось только подозревать. Ее называли Виркой, а носила эта особа только короткие свободные майки и темно-зеленые, вечно грязные штаны. Обуви хозяйка "квартиры с вечно распахнутой дверью", похоже, вообще никогда не носила, так как даже на улице ее видели только босиком.
Вирка - не настоящее ее имя. Так почему-то называла ее мама и жители других этажей. Так называли ее вообще все, и я не исключение. Сначала я даже думала, что, может, ее так назвали при рождении. Но однажды, поговорив с нею самой, я получила лишь недовольное фырканье: "Имя? Вот еще. Это кличка. Имя мое сдохло вместе с родственниками!".
Что там сталось с ее родственниками - я не знала, и, честно говоря, знать абсолютно не хотелось. Я вообще старалась обходить Вирку стороной. Она всегда была несколько агрессивна и вспыльчива, любила швыряться вещами и грубить. Разговаривать без этого своего фырканья, наверное, вообще не умела. Она становилась спокойнее, и то ненамного, только когда к ней приходил какой-то таинственный гость. Таинственный - потому что никто не знал ни кто он, ни кем ей приходится, ни как его зовут. Это был точно такой же щупленький парень, на голову выше ее. Они были чем-то похожи, но его лицо было гораздо приятнее, и одет он был прилично. Я видела этого парня лишь несколько раз, но заговаривать не начинала. Вместе с Виркой они были просто как "принц и чудовище". Хотя не могу не признать, что даже в бесовской натуре этой худющей девицы было свое обаяние, которое странным образом притягивало к себе, и в то же время отталкивало своим поведением.
О ее вкусах мы знали лишь, что она любила рисовать. Очень, безумно любила рисовать, и надо признать, краем глаза задев пару ее работ, я не могла не подивиться таланту Вирки. Но она безумно психовала, если что-то не получалось, и добровольно никому не позволяла не то что прикасаться, а даже рассматривать и уж тем более делать какие-то замечания по поводу своих картин.
Вот и сейчас, когда я аккуратно проходила к нашей двери (на которой красовалась табличка с номером 8), мне пришлось миновать ее дверь (с номером 4). Проходя мимо этой квартиры, я услышала жуткий грохот посуды и истеричные крики:
- Не то, не то, не то, не то!!!
Оглянувшись, я увидела Вирку. Она сидела на полу своей кухни, по которой странным образом была раскидана посуда (значительная часть которой была разбита) и стучала своими костлявыми кулаками по полотну. Девчонка была вся заляпана краской, из глаз ручьями текли слезы. Она била по своему, видимо, неудавшемуся творению, крича и срываясь на рыдания, а потом, схватив рисунок, со всей силы швырнула его в стену.
- Все не то! - закричала она все с той же истеричной интонацией.
Я поморщилась и поспешила к себе домой. Открыть замок удалось лишь со второго раза. Зайдя внутрь квартиры, я плотно закрыла дверь и направилась в комнату.
В отличие от жилища неприятной соседки, у нас был небольшой коридорчик, разделяющий единственную комнату и кухню. Зато не было чулана. Но не представляю, зачем бы он мог нам пригодиться.
Я зашла в комнату и шумно вздохнула.
В углу на кровати лежала женщина. Ее трясло мелкой дрожью, кожа имела болезненную бледность, глаза были плотно закрыты. Она что-то еле слышно шептала, но было невозможно разобрать, что именно.
Да, эта женщина - моя мама.
Мама с детства боялась смерти. Она часто рассказывала мне о своих соображениях, страхах, ночных кошмарах. Она много думала на эту тему и чем больше думала, тем тяжелее ей становилось. Почти каждый Божий день она делилась со мной своими переживаниями. Иногда это сильно напрягало. Трудно каждый день слышать одно и то же, даже искренне сочувствуя человеку.
Я не могла ее понять. Возможно, от этих бесконечных разговоров о смерти, я относилась к этому слову не более как к чему-то обыденному, абсолютно обычному. Словно бы это что-то, чего ну никак нельзя испугаться. Нужно просто принять и все.
Впрочем, так оно и есть. Разве есть смысл бояться того, что рано или поздно все равно настигнет тебя?
Я пыталась объяснить это маме, но она не могла перестать бояться. Она постоянно думала о смерти. Перед тем, как уйти на работу и после того, как возвращалась оттуда.
Возможно, именно это и послужило причиной того, что последние несколько месяцев она просто лежала на кровати, не в силах разговаривать, не в силах открыть глаза. Она стала бледна, как сама смерть, и часто ее жутко лихорадило.
Никто в городе не мог сказать, от чего это появилось, что это за болезнь и уж тем более - как ее излечить. Иногда какие-то люди приходили к нам, приносили свои соболезнования, выдвигали какие-то предположения, что-то советовали, предлагали хороших врачей. Но ни один из этих врачей ничего не мог сделать. Порою казалось, что матери становилось лучше, но потом все начиналось снова. Люди тяжко вздыхали, извинялись и уходили.
Мы с мамой снова оставались одни.
Чем дольше это продолжалось, тем чаще и меня саму охватывал страх. Жуткое ощущение безысходности, отчаяние. Силы покидали эту женщину на глазах, а она была слишком дорога мне. Я не хотела ее смерти. Я боялась того, что она может умереть.
В тот день, глядя на свою мать, я чувствовала только бессилие. Ничего не могу поделать. Абсолютно ничего.
Женщина все так же лежала, шепча что-то хриплым голосом, иногда как-то странно взывая, словно бы желая позвать меня. Я подошла к кровати.
- Эйрин... - услышала я и поняла, что не ошиблась.
- Да, мама, - негромко, но так, чтобы она точно услышала, ответила я.
- Целитель... целитель... спаси меня...Эйрин... - слова были обрывочными, мне начало казаться, что мама задыхается. Испугавшись собственных догадок, я хотела было вызвать врача, но услышала стук в дверь.
Доктор, словно бы подслушав мои мысли, пришел сам.
Я поспешно открыла дверь и пригласила его внутрь. Доктор Гвард - единственный из всех врачей в округе, кто действительно долго и усиленно занимался лечением моей матери. Он часто приходил к нам домой проверить ее состояние, словно бы на то у него была какая-то своя, принципиальная причина.
Это был низкорослый мужичок средних лет, довольно полный, словно бы его надули, как воздушный шар. Он всегда был прилично одет, лицо - гладко выбрито, а короткие волосы, отличающиеся какой-то серостью в цвете, - зачесаны назад. Но встретив его на улице, я бы никогда не сказала, что этот человек - врач. Наверное, в моем понимании доктор должен был быть высоким, худющим и в очках, а появление такой персоны создавало "разрыв шаблона". Но внешность этого человека была, в общем, абсолютно не важна. Важно было, что он единственный действительно беспокоился за нашу семью и единственный реально пытался помочь.
Доктор Гвард поздоровался и неспешно, переваливаясь с ноги на ногу, зашел в комнату. Я закрыла дверь и молча последовала за ним.
- У тебя... друзья-то есть? - неожиданно спросил он, глядя на меня.
Несколько секунд я ошарашено смотрела на него в ответ, а потом, сообразив, что мне задали вопрос, хотя и довольно странный, проговорила:
- Пара знакомых найдется. А что?
- И давно ты у них была?
- Ну, давно. С тех пор, как мать заболела, я хожу только на работу и обратно домой.
- Работа? Ты уже закончила учиться?
- Учиться закончила еще в прошлом году, а работа - так, нужно же на что-то жить. Она работать не может, - произнеся последнюю фразу, я кивнула на лежащую на кровати женщину.
Доктор замялся, видимо, подбирая слова, как бы лучше до меня что-то донести, но я и так знала, что он хочет сказать.
Часто он приходил просто присмотреть за нами. Не только за мамой, от которой временами было страшно отходить и на шаг, но и за мной тоже. Словно мы были для него родной семьей или просто очень близкими людьми. Впрочем, как я слышала, Доктор Гвард жил один. Так что предположение, что мы были для него близкими - не такое уж и сомнительное.
Его помощь во многом меня спасала. Обычно я не могла и на кухню отлучиться, не говоря уже о работе - мама постоянно звала меня, что-то бесконечно шептала. Доктор приходил и просто общался с ней. А я могла наконец свободно вздохнуть и отойти, куда мне надо было. За это я была безумно благодарна этому человеку.
- Позволите мне отлучиться? - как можно более вежиливо спросила я, не дожидаясь его реплики. Хотя ответ итак был понятен.
- Да, конечно! - воскликнул Доктор, эмоционально взмахнув руками и сев на маленькую табуреточку у кровати. - Ты кормила ее? А сама ела?
- Я поем. А ее... нет, не кормила. Еда в холодильнике, надо только...
- Да-да, знаю, - поспешно сказал он, поднимаясь и напрявляясь на кухню. - Я все сделаю, можешь не волноваться. Отдохни.
- Спасибо, - я улыбнулась и, поцеловав маму в лоб, молнией выбежала из квартиры, хлопнув дверью.
Наверное, я сделала это слишком резко. Слишком радостно. Но проводить вечер у маминой кровати действительно не хотелось. Как бы я не беспокоилась, как бы не сочувствовала ей. Было в этом что-то гнетущее, утомляющее.
Да и простое сидение на месте - ни к чему не приведет.
В квартире Вирки было тихо. Наверное, она уже успокоилась и стала рисовать что-то новое. А возможно - подбирала осколки битой посуды. Проходя мимо, я даже не взглянула в сторону ее двери. Я торопилась.
Стараясь не касаться стен, я дошла до каменной лестницы и спустилась вниз. На первом этаже квартиры их было всего две. Друг напротив друга. Я подошла к двери с номером "2" и постучалась.
Эта квартира, пожалуй, была самая приличная из вообще всех, которые я видела в этом доме. Мне случалось заходить сюда еще в раннем детстве, вместе с мамой. Когда мы только-только приехали. И уже тогда я поразилась тому, как уютно было устроено это жилище, каким оно казалось светлым и просторным. Едва переступив порог этой квартиры, казалось, что ты ни за что не уйдешь отсюда. Но в конечном счете, уходить все равно приходилось.
Кроме того, здесь жила полноценная семья. Мама, папа, двое детей. Бабушка с дедушкой, как я слышала, жили в другом доме. Все эти факты казались мне просто сказочными, я сдружилась с детьми, живущими здесь и иногда захаживала. Поиграть, или просто посидеть и попить чаю. Чай тут тоже заваривали чудесно. По-крайней мере, у меня сделать точно так же дома ну никак не получалось. Потом, когда мама заболела, я вообще перестала появляться в этой квартире. И теперь, чуть ли не прыгая на месте от восторга, я ждала на лестничной площадке, ожидая, когда же откроют дверь.
Дверь открылась через несколько секунд после моего стука. На пороге стояла маленькая девочка лет семи, в туфельках, легком весеннем платьице с изображенными на нем какими-то пестрыми цветами. Круглолицая и светловолосая, на голове красовались два хвостика, перетянутые ленточками. Секунды две она смотрела на меня, а потом восторжено закричала:
- Мама! Лись! Эйри пришла! Эйри пришла! - с этими возгласами она побежала в прихожую, оставив дверь распахнутой.
Немного смутившись, я осторожно перешагнула порог и остановилась, ожидая, когда кто-нибудь еще выйдет мне навстречу. Через недолгое время в коридор вышла хозяйка квартиры и радостно улыбнулась:
- Ну наконец-то ты пришла! Мы уж думали все - забыла нас, не придешь больше. Хотя, я слышала, у тебя проблемы с матерью... да? - последнюю фразу она спросила тише и аккуратнее, боясь произнести чего-нибудь лишнего.
Я вздохнула.
- Да, мама болеет. Уже несколько месяцев просто лежит на кровати. Хотя иногда она даже встает на ноги, только хватает ее ненадолго. Через несколько минут валится без сил. Понятия не имею, из-за чего так, - я пожала плечами и отвела глаза.
Мой приход сюда был связан не только с тем, что я соскучилась по этим людям. Я надеялась на их помощь.
- Вот оно как, - высокая, чуть полноватая женщина с убранными в пучок светлыми волосами на голове, покачала головой. - Да ты заходи, чего стесняешься? Сейчас чаю приготовлю... Ты извини, Лись сейчас уроками занята. Но если хочешь, могу позвать.
- Да нет, не надо, - я замахала руками, а потом несмело шагнула вперед, направляясь в гостинную.
У этих людей была и гостинная.
Довольно просторная комната с диванами, парой кофейных столиков, книжными шкафами и шикарным ковром, занимавшим весь пол помещения. На потолке висела большая люстра, окна были занавешаны. В гостинной горел свет.
Меня усадили на один из диванчиков и попросили немного подождать. Через некоторое время мать Лись и Ким (так звали младшую) принесла на подносе чашки и чай.
Лись - сокращенное от Лисавета. Вот так вот назвали свою первую дочь родители. С Лисей я часто играла в детстве. Но чем старше становились мы обе - тем реже проводили время друг с другом, тем меньше у нас оставалось общего. Периодически я ловила себя на том, что даже не помню ее лица. Но при встречах мы всегда общались дружелюбно и даже находили темы для разговора.
Лисавета была младше меня на три года. Она очень усердно училась и большую часть своего времени проводила за уроками. Вот и сейчас она снова что-то зубрила - отвелекать ее не хотелось. Тем более, что пришла я действительно не просто так.
Пока хозяйка дома разливала чай, я внимательно следила за каждым ее движением, раздумывая, как лучше спросить. Как лучше начать нужный мне разговор.
Женщина села рядом и предложила мне взять наконец свою чашку в руки. Я молча кивнула, последовав ее совету, и еще пару минут мы просто тихо пили чай. Она смотрела на меня так, словно бы прекрасно знала, чего я хочу, и ждала, когда гостья наконец заговорит. Выпив пол чашки, я поставила ее на столик и, глубоко вхдохнув, начала:
- Послушайте... а Вы ведь много знаете, да? Ну, в смысле...
- Сравнительно, - мягко перебила меня она. - Ты что-то хочешь узнать?
Я снова взяла в руки чашку и, разглядывая ее содержимое, продолжила:
- Вы ведь знаете про маму, да? В общем... какое-то время назад по городу ходил слух про некого "целителя". Я, конечно, слабо во все это верю, но других выходов из положения матери я больше не вижу.
Разве что - смерть. Но этого я вслух произносить не стала.
Чувствуя, как к горлу подкатывает ком, я поспешно отхлебнула чая, не глядя на собеседницу.
- Этот город полон слухов. Сама понимаешь, что большинству из них верить нельзя. Не боишься только даром потерять время? - спросила она негромко, все с той же вежливой аккуратностью в изречениях.
- Я боюсь упустить шанс, - тихо, почти шепотом ответила я, кашлянув. - Если человек, способный излечить ее, действительно существует, я не прощу себе, если сдамся просто так.
- Хорошо, - хозяйка кивнула, поставила свою чашку на стол, поднялась на ноги, прошла по комнате буквально несколько шагов и остановилась напротив меня, по другую сторону столика.
- Много запоминать тебе не придется. Я расскажу лишь легенду, которую никто, наверное, и не проверял даже. Считай, что ты будешь первой, - она чуть помолчала. - Дело твое, в общем.
Дом Целителя находится на окраине города. То есть совсем недалеко от нашего с тобой дома. Здесь минут двадцать ходьбы - и подойдешь к лесу. За лесом течет речушка, совсем хиленькая - ее и речкой то не назовешь. А дальше - пустырь. Так вот, по легенде, именно на пустыре, если прийти туда с твердым намерением встретить этого человека, находится его дом. Целитель может изнать любую болезнь, абсолютно любую. В одних случаях он помогает задаром, в других - требует оплаты. Но все это - лишь слухи, ничем не опроверженные.
- Но слухи ведь откуда-то появляются, - возразила я.
- Да, но ведь это еще не значит. Впрочем, как я уже сказала - это твое дело. Если гнаться за полупризрачной легендой - последний шанс что-то исправить, то... - тут она запнулась, глядя в пол, немного помолчала и, покача головой, вновь посмотрела на меня. - Удачи тебе.
- Благодарю за гостеприимство, прошу прощения за потраченное на меня время... - быстро проговорила я в ответ, поднимаясь с места.
Хозяйка всплеснула руками и подошла ко мне.
- Ты же только пришла! Уже уходишь?
- Да, думаю, чем раньше я начну что-то делать, тем лучше, - кивнула я, направляясь к выходу. - Правда, спасибо Вам большое.
- Да не за что, - женщина пожала плечами, провожая меня до двери. - Но будь аккуратнее, пожалуйста, и не вздумай идти куда-либо прямо сейчас. За окном темно, по улицам бродят собаки. Лучше подожди до утра, а там уже Бог в помощь, - она глубоко вздохнула.
- Пожалуй, Вы правы, - я вышла на лестничную площадку и, обернувшись назад, попрощалась с ней.
Покидать эту квартиру было неприятно, казалось что из одного: теплого и уютного мира, попадаешь в другой: с грязными стенами и тусклым холодным светом. Но оставаться у нее дольше мне было нельзя. Сейчас надо было поскорее заснуть, не давая себя времени на размышления. Чем больше я буду думать об этом - тем больше буду сомневаться в правильности своих действий. А сомневаться сейчас было совсем нельзя.
Доктор очень удивился, когда я пришла. Мама, судя по всему, была им уже покормлена, так как на полу рядом с кроватью стояла грязная посуда. Гвард что-то говорил ей, а она еле слышно отвечала, иногда чуть заметно улыбалась.
Я отозвала Доктора в коридор и там вполголоса заговорила:
- Доктор. Вы ведь хотели помочь нашей семье хоть как-нибудь?
Он удивленно вскинул брови и согласно кивнул, отвечая тем же тоном:
- Да, разумеется. Все что угодно!
- Мне нужно кое-куда отлучиться завтра утром. Понятия не имею, когда вернусь, а маму одну оставлять нельзя. Вы не могли бы...
- Присмотреть за ней? - перебил он меня. - Да с удовольствием. Завтра у меня все равно выходной, дома делать нечего. А что ты так быстро вернулась?
Я передернула плечами и молча прошла на кухню, так и не ответив. Заглянула в холодильник, достала оттуда единственную оставшуюся тарелку с супом. Схватила со стола ложку, села на маленькую табуретку - такую же, как та, что стояла в комнате у маминой кровати. Разогреть суп не было ни желания, ни особой возможности, поэтому я стала есть прямо так, стараясь доесть неприятную пищу как можно быстрее.
Все это время Гвард стоял в проходе и молча, как-то рассеянно смотрел на меня. Когда с едой было покончено, я быстро помыла тарелку, поставила ее на место и, все так же не произнося ни слова, направилась в свою комнату. Доктор посторонился, чтобы дать мне пройти.
Я сделала всего лишь два шага.
Сначала я даже не поняла, что произошло. Просто обомлела и, не в состоянии даже вдохнуть, смотрела перед собой.
Она стояла в коридоре, держась обеими руками за стену. Ноги как-то странно согнулись, лица не было видно за копной черных волос. Ее жутко трясло, она старалась удержаться, но во преки желаниям медленно сползала вниз, на пол, оставляя следы от ногтей на обоях. Бледная, словно бы только что вылезшая из могилы.
Рассудок стал вовзращаться ко мне только после того, как она упала, продолжая жутко трясстись, не произнося ни слова. Но несмотря на это, я не могла сделать и шага навстречу ей.
Тут кто-то пихнул меня вбок, отодвигая в сторону. Доктор Гвард. Быстро подбежав к маме, он поднял женщину на руки и поспешно перенес в комнату, на кровать. Молча и быстро, четкими движениями достал какой-то пузырек из своего "чемоданчика", заставил ее выпить содержимое, положил руку на ее лоб, что-то еле слышно бормоча. Наверное, он говорил ей, что сейчас станет легче, что все пройдет, возможно ругал за то, что она вообще поднялась с постели.
Я не слышала.
Я продолжала стоять в коридоре, тупо глядя перед собой. Я видела коридор, комнату, маму, которую уже уложили обратно, доктора Гварда. И одновременно словно бы не видела ничего.
- Ты чего это вдруг? - произнес чей-то голос совсем рядом.
Пару секунд я медлила, а потом еле-еле открыла глаза и посмотрела на лицо человека, стоящего рядом. Врач.
- Она ведь не первый раз при тебе с постели встала. Да, она не может ходить, я вообще поражен, как она добралась до коридора. Но почему столь бурная реакция у тебя? - продолжил он.
Я лежала на своей кровати, укрытая одеялом. На диване рядом мирно сопела мама. Ее больше не трясло в лихорадке, она просто спала.
Дышать было тяжело, словно бы вместо легких у меня образовался камень, глаза болели, зато в голове была поразительная ясность. Я снова закрыла глаза и вздохнула.
- Раньше это выглядело... не так пугающе. Раньше она была больше похожа на человека, - еле слышно проговорила я.
Он не ответил. Несколько минут мы оба молчали.
- Отдохни. Куда бы ты ни шла завтра - сегодня тебе надо выспаться, - наконец произнес Доктор.
Отвечать не было никакого желания, как и открывать глаза.
И я стала думать о том, куда пойду завтра утром, что может меня там ждать, есть ли вообще смысл во всем этом.
Ну, определенно есть. Не может не быть. Не может быть, чтобы не было совсем никакого выхода, кроме смерти.