Ночной клуб "Арго" был полон. Отчасти по той причине, что было 7 ноября и предполагалась тематическая "революционная" вечеринка, отчасти потому, что это было место, где антураж, престиж и стиль составляли уникальную зажигательную смесь. Интерьер, решенный в модной индустриальной манере, был по вкусу молодым людям крепкого сложения и девушкам, одетым а ля "Spice girls", - основному здешнему контингенту, - музыку подавали сносную, а напитки звучали в желудках, точно симфонии. Не все, впрочем, отвечали имиджу заведения: среди отсвечивающих затылков, узких черных брюк и рук, украшенных браслетами и печатками, можно было изредка увидеть и персонажей, чей внешний вид свидетельствовал, что они попали сюда из другой пьесы. Пример? Напротив бара в углу, вдали от изрыгающих рэйв динамиков, расположились четыре молодых человека. На столике перед ними нетронутые закуски и бутылка с красным, кажется, вином. Зеркальный шар, подвешенный под куполом клуба, повернулся: игривые зайчики пробежали - в который уже раз - по мужественному лицу одного из них (ему как раз передали мобильный телефон).
- Слушаю, - сказал он в трубку, погасив тонкую сигарету. - Привет. Подожди. Я сейчас выйду туда, где спокойно можно поговорить. Откуда у тебя этот номер?
Приятели пропустили его. Молодой человек, протискиваясь между танцующими, направился в туалет. Там, остановившись у умывальников и поправляя кумачовый плакат на кафельной стене, гласящий "Долой голубых и розовых оппортунистов!", он без улыбки сказал в трубку:
- Ну.
- Костя, здравствуй! - приветствовал его взволнованный голос. - Костя, ты даже не представляешь, как я рада! Мне так много нужно тебе сказать!
- Откуда номер?
- Мне Сергей сказал, он...
- Понятно. Дальше.
- Поздравляю тебя с открытием нашего салона, Костя! Ведь это и твой праздник! "Терский цирюльник" открылся, и я теперь не ученица, и даже не простой парикмахер, а директор! А главное, Кость...
- Что?
- Ты не поверишь, но... Сейчас я тебе такое скажу!
- Я слушаю.
- Кость, ты только не падай. Ты знаешь, кто ко мне пришел и сейчас у меня работает? Саша! Тот Саша, о котором я твердила тебе все это время, к которому я хотела пойти с предложением... Саша! Лучший парикмахер города!
- Что ж, - молодой человек, зажав трубку между плечом и подбородком, открыл оба крана и продолжил, подставив под струю руки: - Сколько клиентов было? Какая выручка?
- Тридцать человек. Четыреста двадцать рублей. Женщин больше, чем мужчин. К Саше пришли его клиентки, и он...
- Значит так, Ир. Я приезжаю в пятницу утром. Очень рад тому, что все хорошо. Говорить больше не будем. Давай.
Он закрыл краны, взглянул опять в зеркало, помедлил с минуту, будто размышляя о чем-то, и вышел. Вернувшись за стол, он протянул в темноту трубку и спокойно сказал:
- Спасибо, Серж. Запиши на мой счет.
- Не стоит благодарности, - ответили ему.
- Что за девушка? Этот "Арго" всех нас портит. Знаете, куда мы пойдем в следующий раз?
- В "Хамелеон"!
Рэйв был, впрочем, громче, чем какой-либо, даже самый заливистый, смех.
2.
Константин - так звали молодого человека - не мог присоединиться к приятелям в очередной раз. Результатом его телефонного разговора с сестрой стало то, что на следующий день он взял билет на Щелковском автовокзале, а еще спустя два дня уже находился в салоне летящего по Каширскому шоссе автобуса "Москва-Терск" - путь последнего лежал на юго-восток. Еще недавно доходы Константина позволяли ему пользоваться услугами авиалиний; бывая в Терске лишь изредка, он так и поступал, покупая билет в оба конца с интервалом в три дня. Но прошлым летом все изменилось. Именно прошлым летом, а не сейчас, когда он по собственному желанию уволился из банка и из экономии соглашался ехать восемнадцать часов на видавшем виды "Икарусе", жертвуя привычным для него комфортом. "Терский цирюльник" был главной и единственной причиной такого самоограничения. Это маленькое предприятие, созданное его волей и энергией его сестры, наконец, открылось. А сколько этому событию предшествовало забот... А сколько еще будет!
- Извините... Не найдется ли у вас открывалки?
Очнувшись от задумчивости, Константин поднял голову: женщина, сидящая на переднем сидении, повернулась, демонстрируя приветливую улыбку; спрашивали, видимо, его. Он отрицательно покачал головой. Тогда, в июне, когда эта идея - открыть парикмахерскую - пришла ему в голову, он не отдавал себе отчета в том, насколько это дело хлопотливо. Он участвовал деньгами и тем опытом, который имел, а Ирина в свои девятнадцать лет располагала необходимыми знакомствами, обретенными благодаря своему обаянию, знанием специфики (она уже два года работала парикмахером), а также - и этому он был приятно удивлен - неутомимым энтузиазмом и целеустремленностью. Теперь, когда все было позади, можно было рассуждать об ошибках и удачах, о недоделках и о том, что удалось на славу, о том, где они переплатили, а где сэкономили, - теперь, когда он был свободен от поденного, пусть и банковского, труда, а она являлась хозяйкой салона. Ради этого стоило бегать по инстанциям, договариваться с чиновниками, принимать участие в аукционе, платить по многочисленным счетам, отказывая себе в необходимом! Да, стоило. Теперь у него есть свободное время - главное, чего он хотел для себя. Оно позволит ему заниматься тем, чем... Впрочем, Ирина этого не понимает.
Километров за двести от конечного пункта автобус сломался. Молчавший всю дорогу и имевший угрюмый вид Константин потревожил дремавшего спутника и, разминая ноги, вышел из салона; водители, бранясь и подзадоривая друг друга, меняли баллон. Подумав о том, что, возможно, в этот день он в парикмахерскую уже не успеет, Константин закурил и машинально спросил у них:
- А что, внутреннее колесо тоже прохудилось?
Те на мгновение оторопели и - всю последующую дорогу смеялись, повторяя диковинное, на их взгляд, слово: "прохудилось". "Странный ты", - сказал Константину знакомый шофер, не раз с прошлого лета возивший его в Терск.
Утром следующего дня Константин, в лакированных туфлях и кашемировом пальто, купленном в "Galerie Laffaette", внешне все такой же, казалось, угрюмый, переступил порог, над которым красовалась яркая вывеска "Салон-парикмахерская "Терский цирюльник". На входе он чуть не натолкнулся на девушку в зеленом велюровом костюме, которая подметала в коридоре пол.
Девушка выронила веник и улыбнулась. Константин не ответил на ее улыбку; рука его, держащая предназначенные для сестры цветы, опустилась. Они стояли друг против друга с полминуты, пока продолжалось обоюдное замешательство, и этого времени хватило бы, чтобы описать черты девушки, но не хватило, чтобы проникнуть в тайну ее очарования. О нет, она вовсе не была близка к идеалу женственности; скорее она была из тех, о ком говорят, что они "на любителя". Та прелестная нескладность, которой обладают девочки-подростки и которая исчезает с возрастом, господствовала во всем ее облике; меж тем, на вид ей было лет двадцать; рот ее был несколько большеват, линии лица крупны, волосы, казалось, не убраны, - однако сияние глаз - не по поводу прихода Константина, а природное, идущее от души сияние - было поистине прекрасно. Автор "Тысячи и одной ночи" - мастер по части возвышенных эпитетов - уподобил бы ее, возможно, неограненному алмазу; походка у нее - Константин заметил это, когда они уже оправились от внезапности знакомства и шли по коридору, - оказалась размашистой, мужской.
- Уборка не входит в твои обязанности. Ты же у нас администратор. Тебя, если не ошибаюсь, зовут...
- Альбина, - подсказала она и не выдержала, улыбнулась. - Альбина Титова.
Константин с непривычки долго подбирал ключ к кабинету; Ирина обещалась быть позже.
3.
Вечером того же дня брат с сестрой вернулись к разговору о лучшем в городе - или, по крайней мере, рекомендованном так, - женском мастере Александре.
- Представляешь, Кость, - говорила Ирина с чувством, - я слышала о нем в течение трех лет. Воробьева и Гненная мне все уши о нем прожужжали, даже хотела у него учиться. Куда там! Он учеников не брал и не берет, работает в "Фортуне" на каких-то особых условиях. Закончил колледж, ну тот, в который я хотела поступать. Теперь у него по городу своя клиентура, строго по записи. Знаешь, кто в день открытия к нему приходил? Ах, да это тебе ничего не скажет!..
- По-моему, ты увлекаешься. Просто общественное мнение создало у тебя картинку, - Константин отодвинул от себя тарелку (они втроем - брат с сестрой и мать - ужинали). - Бери бананов.
- Не хочу. Ну да, насчет картинки ты прав. Спасибо, мам, - Ирина передала едва тронутое блюдо матери. - Спасибо, было очень вкусно. Конечно, я была не готова к тому, что он вот так сам придет. Я тебе еще не рассказала, как все было...
Константин поблагодарил мать, и они с сестрой перешли в ее комнату, где переговоры, как только стороны устроились на поскрипывающих стульях, были продолжены.
- ...а было вот как. За три дня до открытия вечером, как раз тогда, когда мы устраивали на стенах плакаты, заходит к нам молодой человек.
- Альбина там была?
- Да. А что? Она все время вместе со мной была, полы мыла и обои клеила. А тогда... Может, и нет. Не помню уже. Так вот, молодой человек. Одет так аккуратно, умные глаза. Я у него спросила, не подстричься ли он, а потом вижу - он вроде как подстрижен. "Мне бы кого-нибудь из руководства", - говорит. "Я вас слушаю", - отвечаю. И покраснела, кажется. Спросила, может, он по поводу работы? Вот где я начала что-то понимать - когда он кивнул. Зашли в кабинет, и он представился! Тут меня, не поверишь, Кость, будто молнией ударило. Это же ведь он, думаю, что делать? А он смотрит так спокойно... Я Альбину попросила приготовить нам кофе (значит все-таки была она, я вспомнила), сама сижу, не знаю, о чем с ним говорить. Сижу, а самой хочется взять его за руки и держать, никуда не отпускать! Надо сказать, он не сразу поддался - но в конце концов пригласил меня поиграть в бильярд. Ох, на какие только ухищрения я не шла, чтобы заманить его к нам! Мне же говорили, что он с гонором...
- С гонором?
- Угу. Что, думаю, ему предлагать, если парикмахерская еще не раскрученная? Нужно его завлечь, но чем? Словом, по-моему, мне удалось ему понравиться. Можешь меня поздравить.
- Поздравляю.
- ...и теперь он - в "Терском цирюльнике"! Теперь у нашего салона есть не только свой, индивидуальный образ, но и мастер, который этому образу соответствует. Надо еще договориться с ним об условиях - он пока у меня неофициально - но за этим, надеюсь, дело не станет. Я сказала, вот приедет мой брат из Москвы, и мы все решим. Ведь правда?
Константин ответил не сразу. Он бессознательно потер мочку уха - привычка, обличавшая в нем работу мысли - и поглядел в упор на сестру.
- Увидим - по работе. Завтра у нас 12-е... Слушай, а кто такая эта Альбина?
4.
Утром следующего дня - это была пятница - администрация "Терского цирюльника" чуть свет открыла предприятие. Тут же были даны необходимые распоряжения персоналу; о приезде "главного акционера" из Москвы извещены были все и - заранее трепетали. Кто это такой? Какие очередные требования будут предъявлены?
Константин, впрочем, не обратил особенного внимания ни на наведенный повсюду глянец, ни на Альбину.
- Саша здесь? - спросил он у нее.
- Нет, - ответила она и застенчиво, непонятно чему улыбнулась. - А Ира приедет?
Константин не ответил и прошел в кабинет. Около полутора часов ушло у него на выяснение того, в каком состоянии текущие дела салона. Ничего нельзя было заключить на основании того, что он изучил; предприятие только открылось, и информации было немного. Невозможно сказать доподлинно, о парикмахерской ли вообще были его мысли. Мастера и возглавляющая их администратор, казалось, не беспокоили его; клиентов было мало. До прихода сестры Константин не сказал ни с кем ни слова, а лишь вынул из сумки и подключил к сети ноутбук.
- Привет, - сказала ему Ирина, входя в кабинет в компании Альбины. - Ну как, был кто-нибудь?
- Ты кого имеешь в виду? Клиентов или своего мастера?
- Да господи, клиентов, конечно! А Саша будет к часу.
Альбина, взяв на подоконнике какой-то препарат, вышла.
- Ну вот, придет и поговорим, - Константин смотрел в монитор. - Расскажи-ка мне теперь...
И он попросил Ирину пояснить ему моменты работы салона, которые, по-видимому, остались для него не совсем ясны. Сестра опустилась рядом с ним в кресло и одушевленно стала объяснять ему. Константин глядел в одну точку. По временам они слышали за стеной альбинино: "Добрый день! Какая услуга Вас интересует?" "Да, конечно" "Мы хотели бы видеть Вас нашим постоянным клиентом...", "Приходите еще...", жужжание фенов, стрекот ножниц и приглушенную релаксационную музыку - приобретение Ирины. Администратор не сообщила им о приходе Александра, и когда оба - Ирина, источающая довольную эманацию, и Константин, слегка утомленный и, по обыкновению, чуть мрачноватый, - вышли в зал, их вниманию предстала следующая картина: между двумя мужскими мастерами (обеих звали Ленами) сидел на диване хрупкого сложения молодой человек в ладно скроенном пиджаке и брюках с безукоризненными стрелками; он, казалось, не обратил внимания на руководство, - продолжая внушать что-то девушкам, двигая тонким выхоленным пальцем по карте красок. Он мельком взглянул на Константина (тот смотрел на него внимательно) и вернулся к своему занятию. Девушки, однако, больше его не слушали. Из пиетета к начальству они поднялись и, хотя никакой работы не было, разошлись каждая на свое место. Александр тоже встал - не сразу, выждав мгновение.
- Привет, - сказал он Ирине. И добавил: - Объяснял вот, как разводить краски.
Константин смотрел на него не мигая. Александр протянул ему руку. Раздался отдаленный голос Альбины:
- Ир, тебя можно на секунду? У нас порошка не осталось. Надо Таню послать...
- Знаешь, - говорил Александр Константину спустя некоторое время, глядя ему прямо в глаза и с достоинством поводя плечами. - Знаешь, все получилось случайно. У нас здесь, конечно, не Москва; все обо всех известно. Но у нас есть и свои преимущества. Положим, люди тут добрые. По крайней мере, на мой взгляд.
Александр лучисто улыбался - лицо Константина оставалось непроницаемо.
- Костя, для меня очень важно, чтобы решился вопрос об условиях... Я был бы рад - честно! - если бы здесь, как говорила Ира, были другие возможности...
- Будут, - Константин нахмурился и, по привычке, потер мочку уха. - Будут возможности.
И - пристально посмотрел на Александра. Тот выдержал его взгляд.
- Альбина? - позвал Константин через четверть часа, возвращаясь в зал.
- Я здесь, - девушка вынырнула откуда-то из-за керамической мойки, где ополаскивали голову тучной женщине. - Что-то нужно?
- Да, нужно. Где Ирина?
- Она в кабинете с Сашей, - Альбина произнесла это как-то смущенно и, как показалось Константину, сожалеюще. - Вот, кстати, его клиентка.
- Позови его, - Константин не смотрел Альбине в глаза. - Пусть обслужит.
Следующие полчаса он наблюдал, не отрываясь, за работой Александра. Тут было на что посмотреть. С того самого момента, как Александр галантным жестом пригласил даму сесть и вплоть до окончания, "наведения марафета", как грубовато, но точно выразилась Ирина - в каждый миг работы чувствовалось, что мастер - явный талант. Константин, прислонившись к дверному косяку, затем - сидя на диване, затем - став посреди зала (Александра это ничуть не смущало) глядел, как тот вежливо наклоняется к клиентке, как, мягко переступая, движется вокруг нее; как легко, подобно ласточкам, порхают его ножницы; как изящно движется в его руках фен. Александр словно позабыл обо всем: не обращал внимания на то, что за ним наблюдают - это был подлинный прилив вдохновения. Он советовал что-то женщине, улыбался, использовал какие-то зажимчики, щипчики, бигуди (Константин, конечно, не мог найти всему этому определения); простригал, нагибаясь, каждый волос, глядел в зеркало, щурился и снова стриг, собирая волосы в пучки и вдруг рассыпая их, и сушил феном и тщательно, скрупулезно, любовно укладывал... О, это была лишь стрижка, что же было говорить о прическе! Остальные мастера - те, кто не был занят - созерцали бенефис Александра с благоговением. Когда же клиентка - в счастливой рассеянности, не только прической, но даже лицом и фигурой преобразившаяся, - отбыла поражать знакомых "новой композицией" (она так и сказала), Александр, коротко вздохнув и улыбнувшись, обратился к Константину, стоящему посреди зала:
- Бывает, что волос очень хрупкий. Тут уж не до прикрас, делаем, что можем. Или вот придет завтра моя приятельница - она из Казахстана - у ее волос особая структура... Ира, не ставь, пожалуйста, филировочные ножницы вместе с остальными, - он чуть-чуть помедлил, глядя Константину в глаза и - могло показаться, что торжествующе - улыбнулся. - Вот так.
- Красивые девушки, - неожиданно шутливо и доброжелательно сказал он, - директор и администратор. Две в одном салоне!
Альбина, мнилось, еще больше смутилась. Константин слегка изменился в лице, глядя то на нее, то на Александра; мрачность его как будто исчезла.
- Я пойду, - сказала Альбина, положив на стол свою медкнижку.
- Иди.
5.
Решение относительно Александра не было принято Константином ни день, ни неделю спустя. То обстоятельство, что определить судьбу блестящего мастера должен был он, а не Ирина, было понято всеми сразу; было понято, конечно, и то, кто в "Терском цирюльнике" главный. Самое появление Константина на предприятии - немногословного, мужественного и жесткого - вызывало у девочек-парикмахеров если не страх, то по меньшей мере трепет почтения. Лишь Александр, контактирующий только со Ириной, сохранял невозмутимость; Альбина, видевшая, очевидно, что эта неопределенность волнует и тревожит всех, также молчала и только печально наблюдала - то за Ириной, которая с Александром становилась приветливой и радостной, то за Константином, который одним своим видом призывал сестру к порядку и, тем не менее, не поднимал животрепещущий вопрос. Даже тот факт, что клиентура "Терского цирюльника" увеличивалась с каждым днем, оставался, в сущности, незамеченным; все - от ассистента до директора - ждали разрешения проблемы.
Прошла неделя, другая. То ли ввиду женской слабости, то ли из уважения к брату Ирина не заговаривала с ним об Александре. Между тем Константин, без сомнения, не мог не видеть того, что она как бы отдаляется от него и следовательно (как мог бы он полагать) от соглашений, между ними заключенных. Ирина теперь охотней общалась с персоналом, чем с братом; охотней сидела в подсобке, чем в кабинете; стала какой-то беспокойной и дерганой, что на фоне уравновешенности Константина проступало особенно явно. Пару раз, появляясь на предприятии, Константин слышал краем уха девичьи сплетни - обычное, впрочем, дело - о том, что якобы "Ира сидела у Саши на коленях" или о том, что "Ира растрепалась и попросила уложить ее, а Саша, с феном в руках, ответил: "Куда?" Девушки перемывали косточки и Константину, который, правда, мрачнел более обычного при виде Александра и улыбался, хотя и натянуто, при виде Альбины. Нетрудно догадаться, какие в этих досужих разговорах делались выводы и какие, на основании этих выводов, строились предположения. Как ни странно, но первой не выдержала Альбина. Однажды, по окончании рабочего дня, когда Ирина с Александром сидели в подсобке, она зашла в кабинет к Константину, который что-то сосредоточенно писал за столом, и с порога объявила:
- Костя, мне нужно с тобой поговорить.
Константин продолжал писать.
- Видишь ли, - не дожидаясь ответа, продолжила она. - Видишь ли, я понимаю, разумеется, это не мое дело... Но мне кажется... я тоже обязана радеть за про... процветание салона...
- Радеть? - Константин бросил на нее насмешливый взгляд; ручка его продолжала двигаться по бумаге.
- Извини, я может, не умею говорить, - она восхитительно зарделась. - Но мне тоже небезразлично...
- Что тебе небезразлично?
Константин посмотрел на нее пристально и тяжело. Она, казалось, совсем растерялась.
- Ладно, - сказал, наконец, он. - Понял, о чем ты. Решим. Непонятно только почему тебя это беспокоит...
- Я... - она вскинула на него расширенные до невозможности глаза и - не нашлась что сказать.
- Ты - красивая. Тебе никто такого не говорил? Очень красивая, - он чему-то мрачно усмехнулся. - А насчет Саши я решу. Завтра же. Обещаю.
И Константин сдержал свое обещание. Он сообщил Александру о том, что в субботу, в день смены последнего, ждет его в кабинете для разговора. При этом Константин не глядел ему в глаза, а, прищурившись, изучал витую, украшенную искусственной зеленью, перегородку.
- Зайду, - коротко ответил Александр.
Ирина, будучи в курсе, чуть не на цыпочках пробралась в кабинет к намеченному часу - какая-то взволнованная, нервная и бледная. Константин, расположившийся за столом перед ноутбуком, нахмурился по поводу ее прихода, но промолчал. Александр сел с ним рядом, все так же лучисто улыбаясь и, с тем же достоинством, стал глядеть на мигающий экран.
- Значит так, Саша, - сказал Константин, одной рукой гася в пепельнице сигарету, другой - набирая на клавиатуре замысловатую комбинацию цифр. - Буду с тобой предельно откровенен. Возможно, что-то тебе тут будет непонятно, ты не стесняйся, спрашивай. (Ирина подалась вперед в своем кресле). Объясню тебе свою позицию. В этом предприятии - я имею в виду "Терский цирюльник" - я вижу для себя источник средств. Для меня главное - деньги. Надеюсь, это тебя не особенно шокирует. Поэтому я исхожу из того, что каждый мой мастер должен приносить мне определенную, высчитанную заранее прибыль... Мне необходим такой-то cash-flow... Требуется такой-то план...
Константин говорил холодно, официально; но - в его тоне - странное дело! - ощущался едва заметный надрыв, какая-то надсада. Ирина глядела на него из глубины кресла остекленевшими влажными глазами; глаза же Александра точно подернулись дымкой, улыбка его погасла, достоинство слетело, и, наконец, он стал хмуриться, кусая губы.
- Итак, я решил, - подвел итог Константин, - что наилучшими условиями для тебя будут те, на которых сейчас работают все. Пока ты нам выгоден, но...
Ирина вскочила с кресла и, разрыдавшись, выбежала из кабинета.
- ...но что будет через месяц? Словом, думай сам. Я мог бы объявить тебе эти условия безо всякой аргументации, но мне хотелось, чтобы ты понял: я неоправданных решений не принимаю.
Они сидели рядом еще с минуту. Константин выводил из рабочего состояния ноутбук; руки его слегка дрожали.
Александр поднялся и вышел. После чего Константин вдруг опять включил машину, и встал из-за стола, чуть не опрокинув его со всем, что на нем лежало.
- Альбина! - громко позвал он.
Она появилась тотчас, испуганно и вымученно улыбаясь.
- Давай покажу тебе как вводить данные. Количество клиентов... что там еще.. выручка...
- Да, - она колебалась. - Да, Костя, но там...
- Мне безразлично, что "там", - сухо произнес он, кажется, взяв себя в руки. - Садись рядом. Скажи, только честно: у тебя были мужчины?
Альбина, не присев еще, побледнела, как платок, и растерянно - с укором и грустью - посмотрела на него. Потупилась.
- Извини, - Константин утер ладонью лицо. - Садись, садись. Сюда вот, поближе. Я обещал тебе показать... Тут все, что касается мастеров. На Иру не обращай внимания. Она всегда такая. Для чего эта таблица? Чтобы выяснить, сколько кто для нас зарабатывает... Теперь будешь знать. По правде сказать, не знаю, как этому противодействовать. Это я про сестру. Вот, видишь? Поняла принцип?
- Да.
- Вот и хорошо. Теперь - другое... Ты убедилась, кстати, что он принес нам не намного больше денег, чем Воробьева?
- Да.
- Вот... Что они там делают?
За дверью кабинета послышался шум, перекрывший жужжание фенов и стрекот ножниц. Шум стих.
- Ты все-таки... - Альбина сохраняла какой-то растерянный и одновременно грозный, насупленный вид. - Ты все-таки несправедлив к ней.
Константин нахмурился и собирался что-то ответить, как внезапно дверь открылась - шум стал громче - и в проеме показался Александр, грустно улыбающийся, а с ним заплаканная Ирина.
- Измучил ты ее, - сказал Александр Константину, глядя ему в глаза.
- Послушайте, - рука Константина, сжимающая мышь, казалось, побелела; но голос его был тверд. - Послушайте, только не на предприятии. Если хотите встречаться... встречайтесь, я... никто вам мешать не будет. Вне стен салона, понятно?! Понятно, говорю?!
Александр исчез, пожав плечами. Ирина бросилась вперед и, перегнувшись через стол, огненными, полными слез глазами впившись в брата, выпалила ему в лицо:
- Зачем ты так? Зачем ты его унизил? Он уходит, понимаешь, он, лучший мастер! Где я теперь найду такого? Где?! И все из-за тебя! Я не ожидала... не ожидала от тебя такого... никогда, понял? Что ты наделал, что... - она морщилась, и слезы скатывались по ее щекам.
- Успокойся. Нравится тебе он, дело твое. Разврата на предприятии я не потерплю, - губы Константина дрожали. - Я сделал ему предложение по работе. Понял он меня или не понял, неважно. Никто его не унижал, - лицо Константина скривилось, как от боли. - Никто не унижал.
Альбина встала. Ирина посторонилась, чтобы выпустить администратора, молящим взором - теперь - глядя на брата.
- Кость, я тебя очень прошу, как сестра - ну что тебе стоит? - давай сделаем ему условия как в "Фортуне"! Тебе лучше знать, как поступать, но ведь у него имидж, клиенты... ты видел, как она... Кость, пожалуйста! Я буду...
- Нет.
- Костя, я... умоляю тебя, не буду я с ним встречаться, и разговаривать не стану, и глядеть на него... Но он же нужен нам, и мне, и тебе...
- И мне? - Константин подался к сестре - так резко, что та отпрянула. - К чему он мне?! Ты что говоришь?! - и вдруг усмехнулся, вытряхнув из коробки сигареты на стол, взял одну, клацнул зажигалкой, быстро затянулся. - Хорошо... Ради тебя. Хорошо, передай ему, что я согласен... Только скажи, чтобы не вздумал мне больше дерзить! Иди, успокой Альбину.
6.
Ничего, кажется, не изменилось. Александр, как и было договорено, приступил к работе на новых условиях. Так же гудели в "Терском цирюльнике" фены, так же стрекотали ножницы, так же жужжали машинки; день ото дня - поскольку дело шло к Новому году - количество желающих обрести новый облик с помощью прически или краски, подлечить свои волосы, да и просто подстричься, умножалось. Жизнерадостная улыбка сияла теперь на лице Ирины; энтузиазм и решительность возвратились к ней; она, во всем советуясь с Александром и во всем потакая ему, важно расхаживала по салону и - руководила. Мастер не сторонился ее, будучи с ней подчеркнуто предупредителен, и не снимал ее ладонь со своего рукава, когда кто-то из персонала заставал их в подсобке, хотя, кажется, был напряжен, вел себя не совсем естественно и старался не встречаться с Константином. Тот много курил и был мрачен как ночь. Вечерами они с Альбиной, которая была все также бледна и угнетена чем-то, сидели за директорским столом перед ноутбуком и, мнилось, находили отраду в беседах друг с другом. Странные это были беседы и немногословные. Казалось, так прошло несколько месяцев, в действительности - несколько дней. В тот памятный для Ирины вечер она была преувеличенно весела, сверкала улыбками и, улучив момент - а было где-то около одиннадцати часов - исчезла из дома.
Константин, погруженный в чтение, обнаружил ее отсутствие не сразу; он окликнул ее несколько раз, но лишь короткое эхо разнеслось по квартире. Константин встал с кресла - лицо его исказила хмурая гримаса - и, подумав секунду, исследовал карманы своего пальто. Потом, скрестив руки на груди, какое-то время стоял в прихожей; лоб его разбила глубокая, предвещающая грозу, морщина.
- Костя, иди ужинать, - позвала его мать. - Все уже остыло.
- Нет, спасибо, - ответ Константина прозвучал глухо. - Я ложусь спать. Кстати, мама, я тебе ключи от парикмахерской не отдавал?
- Нет, сынок, что ты...
- Спокойной ночи.
Ирина вернулась за полночь и, быстро раздевшись и звякнув чем-то, легла в постель.
Очнулась - как от толчка - от холодного голоса брата; смысл того, что он говорил, доходил до нее как бы волнами, сквозь дремоту.
- ...поэтому не советую тебе сегодня появляться на предприятии. Появишься - и он у нас больше работать не будет. С ним я сам разберусь.
- Кость, что... что случилось?
Мужественное лицо Константина выражало непоколебимость; он не ответил.
- Кость, мы же ведь только... Сейчас я тебе все объясню... Мы только...
- Не надо объяснений, - Константин покинул комнату.
Ирина - помятая, растрепанная, в ночной рубашке - бросилась за ним, сыпя:
- Подожди, Кость... Пожалуйста... Пожалуйста, прошу тебя, нам просто некуда было поехать, это не значит, что... Клянусь тебе, там ничего не было! Нам нужно было поговорить, а бар... Подожди, куда ты! - почти завизжала она, топая ногами в прихожей. - Он ни в чем не виноват, я же говорила, что он мне нужен как мастер... Костя, ну Костя, - слезы опять полились из ее глаз (брат одевался). - Я сама виновата, в конце концов, сама, он не хотел туда идти, это все я... Господи, почему ты мне не веришь, ведь...
- Оставь, - Константин стряхнул руки сестры со своих плеч. - На предприятии, сказал, не появляйся, - и хлопнул дверью.
Утро, кабинет, двое.
- Итак, Саша. Я вызвал тебя по следующей причине. Предлагаю тебе в ближайшую неделю найти повод уволиться отсюда. Надеюсь, нет нужды объяснять, почему ты здесь больше не работаешь. Чтобы не травмировать Ирину, которая питает к тебе такие чувства, пусть это будет мягко. И постепенно, - говоря, Константин едва скользил взглядом по лицу мастера. Неизменная тонкая сигарета догорала в его руке. - В течении недели - понятно?
На лицо Александра легла тень недоумения и тревоги; но вдруг - точно солнце проглянуло из-за туч - ее сменила обычная его понимающая, лучистая улыбка.
- Хорошо, - ответил он. - Мне можно идти?
- Подожди, - Константин закусил губу, словно обдумывая что-то; свободная рука его бесцельно шарила по столу. Он опять сморщился, как от боли. - Подожди... Нет, иди.
Полчаса до появления Ирины Константин оставался без движения. Впрочем, она не заставила себя долго ждать. В дверях ее встретила Альбина, которая проводила ее долгим, полным невыразимой тоски, взглядом. Ирина направилась не к брату, а к Александру. Альбина зашла в кабинет.
- Ну что, ты опять хочешь со мной поговорить? - неестественно громко спросил Константин, меряя ее взглядом. - Опять какие-то проблемы? - и вдруг привлек ее к себе и поцеловал.
Альбина не сопротивлялась, но, залившись краской, с минуту смотрела на него - глаза в глаза - испуганно и грозно. Константин не только выдержал этот взгляд, но и снова поцеловал ее - долгим, глубоким, властным поцелуем. Альбина стояла прямо, не обнимая его и не закрывая распахнутых глаз.
- Ладно, - Константин вернулся за стол и, точно через барьер, взглянул на нее - так хмуро, как никогда раньше. Отбросил сигарету. - Что, тоже защищать его будешь?
За дверью послышался голос Ирины, ее шаги. Альбину, казалось, разбил столбняк; она не двинулась с места.
- Ах, вот как! - заявила Ирина, ударив в дверь кабинета; от ее умоляющего тона не осталось и следа. - Я здесь директор! Он отсюда не уйдет, не уйдет, понятно тебе?! Я не знаю, почему ты так его возненавидел, почему ты во всем препятствуешь, диктуешь свои условия... - она сорвалась на крик, размазывая слезы по щекам. - Ты не даешь мне работать... Что он тебе плохого сделал? Что? Нет! - завизжала она. - Не перебивай! Альбина, умоляю тебя, скажи, чтобы он не собирался (та словно окаменела), пусть все остальные увольняются, только не он... Уволь всех остальных... всех... Он лучший мастер... лучший... мастер... - она рыдала, сев на корточки рядом с креслом и закрыв лицо руками. - Никогда тебе не прощу, никогда! Ну хочешь, я дам тебе любое обещание, любую клятву, только оставь его! Альбина, ну что ты стоишь! Он, наверное, уже ушел! - и Ирина выбежала из кабинета.
В глазах Альбины стояли слезы. Увидев их, Константин вышел из-за стола, взял ее за подбородок - они опять глядели друг другу в глаза - и с нажимом заговорил:
- Послушай, ты тоже считаешь, что я не прав? Так знай, то, что я делаю, обоснованно.
Он медленно опустил руку. Взгляд его - твердый и пристальный - застлало какой-то пеленой.
- Нет, не отворачивайся, сейчас я объясню тебе, почему я так поступаю. Да, объясню... Я считаю, что этот молодчик хотел прорваться к власти на предприятии, понятно? Да, именно так... Да! Положим, я молодой, известный в городе парикмахер. Узнаю вдруг: открывается новый салон. Меня грызет любопытство. Попытка не пытка - я, то есть он - приходит в "Терский цирюльник". Удивлению его нет границ, директор-то - привлекательная девушка! Которая уже вскоре в нем души не чает, бегает за ним, как собачонка (Альбина вздрогнула), советуется с ним. Естественно, это льстит его самолюбию. Но надо же выяснить, в каких пределах на нее можно влиять, ведь, по ее словам, существует еще какой-то брат из Москвы! Конечно, чтобы встать со мной на один уровень, лучше всего молчать - и он со мной слова не скажет, избегает меня, скажите, пожалуйста, весь в работе!.. - Константин захлебнулся. - Лучше ведь проверить, косвенно, кто тут главный. Откуда такой сыр-бор об условиях? Понятно, откуда. "Я ухожу". Да ведь не ушел же, не ушел! Почему бы не сказать мне откровенно: "Костя, я ничего не понимаю в твоих расчетах". Что же, я бы не объяснил, нет? А он - уходить!.. Знаешь, почему он не ушел? Потому что понял, что моим мнением можно пренебрегать. Мы предоставили ему те же условия, что и в "Фортуне", но он пошел дальше - интересно, насколько меня можно продавить? Они - ты уже знаешь это? - приехали ночью вдвоем сюда. (Альбину будто передернуло, она вскинула на Константина влажные глаза) Что они тут делали? Угадай с трех раз?
- Ты вмешиваешься в ее чувства, - едва слышно и как бы через силу сказала она.
- Вмешиваюсь? - истерически вскрикнул Константин; по его лицу прошла судорога. - Нет, ты не права... Однако я верен своему слову, я соблюдаю принципы... Я тоже мог бы тебя здесь оставить...
- Довольно.
Альбина переглотнула и, заплаканная и прямая, отстранив Константина, вышла из кабинета.
7.
- Ты меня убил. Без ножа зарезал, - говорила Ирина брату два дня спустя (до этого момента они не сказали друг другу ни слова). - Кто теперь будет у нас работать? Козлова? Воробьева? Кто? Господи, Костя, как ты несправедлив! - Ирина распалялась. - Зачем ты вмешиваешься в мою сферу? Неужели я не могу сама выбирать персонал? Это ужасно, ужасно... Как же сейчас его вернуть?
Константин молчал. Он был бледен и задумчив. Сестру он, казалось, не слушал. Обстановка на предприятии стала невыносимой. Девушки-мастера никак не могли взять в толк, почему уволили Александра, и бессознательно искали ответа на этот вопрос у Ирины. Мнилось, размолвка с братом была для нее окончательной; теперь она не бывала в кабинете, а сидела в зале с парикмахерами. Они солидаризировались с ней. Настал час, когда целая делегация из пяти человек предстала перед Константином, и Воробьева (ведущий мужской мастер) выразила желание "от лица коллектива" поговорить с ним.
Константин, которого парламентеры застали за каким-то странным бездельем - он сидел за столом, подперев голову руками, и созерцал дым пепельницы, - молча выслушал их. Потом поднялся, снял твидовый пиджак, повесил его на вешалку, чуть не порвав петлю и стал посреди кабинета, скрестив руки на груди.
- Значит так, - ни к кому конкретно не обращаясь, дрожа в каком-то возбуждении, произнес он. - Я своих решений не меняю. Он здесь работать не будет. Он здесь работать не будет, ясно? (за дверью кто-то ахнул). Кто-то хочет последовать за ним? Скатертью дорога! Но - я сказал - он здесь работать не будет!
За дверью, в зале, среди бестрепетных зеркал, отражающих печаль и радость, среди витающего аромата "Локона", среди недоумевающих клиентов плакала Ирина.
- Ир, успокойся, я прошу тебя, ради бога, успокойся, - говорила, сидя на коленях перед ней и оглядываясь беспомощно, Альбина. - Не свет же клином сошелся на нем... Пожалуйста, а то я тоже... Пожалуйста...
Выражение какой-то скрытой, непереносимой боли отразилось на ее лице. Ирина продолжала рыдать; слезы текли сквозь пальцы, когда она закрывалась руками.
- Пожалуйста, ну пожалуйста... Здравствуйте, вы хотели бы... подстричься?.. Ир, пойдем отсюда... Проходите... Извините, у нас тут... Ир, ну Ир... - Альбина гладила ее по руке, не зная, что делать; она глядела ей в глаза долгим, полным нежности и муки, взглядом. - Здесь же люди... Я тебя прошу, пойдем...
- Скажи, ведь он вернется? - неожиданно, всхлипнув, воскликнула Ирина.
Альбина содрогнулась, вздохнула и отвела глаза. Потом, после паузы, сказала глухо, словно пересиливая себя:
- Да.
- И нам удастся его уговорить, ведь правда? - Ирина ничуть не успокоилась.
- Да, Ир, да.
- Поговори с Костей, Альбина. Мне кажется... Поговори с ним...
Альбина сжала руку Ирины в своей, все также с мукой глядя ей в глаза; губы ее сложились для "нет", но сказали "да". Точно сомнамбула, она поднялась с колен и направилась в кабинет. Но Константина там не оказалось.
В помещении "Фортуны", салона-конкурента, раздался телефонный звонок. Пролетев - через администратора, мастера и уборщицу - почти по всему холлу, воспроизведенная микрофоном просьба наконец дошла до адресата - лучисто улыбающегося, исполненного достоинства молодого человека, который как раз закончил обслуживать школьницу.
- Саша, возьми, это тебя.
- Алло? Да, слушаю. Очень приятно. Ну почему же, узнал, - молодой человек улыбнулся еще шире. - Да. Не надо, Кость. Неужели ты думаешь, я не понял? Нет, я тебя не мучил. Успокойся, прошу тебя! Она мне не нужна! Я... А сам? Да, просто не мог поверить. А как, по-твоему...? При всех? Нет, Кость, какие обиды! Я приеду к тебе сам, обещаю, приеду! Сейчас же, сию минуту! Да, жди.
Когда Константин, бледный и невыразимо радостный, распахнул дверь кабинета, желая, видимо сообщить сестре какую-то хорошую весть, ни звука не сорвалось с его губ.
Альбина, примостившись неудобно на ручке кресла, в одной туфле, зареванная и дрожащая, покрывала торопливыми, жаркими поцелуями лицо, плечи, руки Ирины (та не сопротивлялась). Обе они, при появлении Константина, словно очнулись от сновидения и, кажется, испугались.
- О-о-ох... - разнеслось по кабинету.
Константин, стоя у притолоки и теребя мочку уха, ничего не сказал, лишь - открыто и искренне - рассмеялся.