Я всегда считал себя удачливым и везучим человеком. Везло мне почти всегда и во всем. Ещё в школе я стал замечать, как удача буквально преследует меня, не отставая ни на шаг. Везло мне, когда играл в футбол или хоккей: я всегда забивал больше всех голов, и без всякого травматизма. Везло на улице, когда я просто идя с товарищами, непременно находил что-нибудь стоящее, а чаще всего - деньги. Везло в драках, с девчонками, с друзьями, в играх и просто в самых разнообразных ситуациях, случающихся со мной. Удачливость и везучесть мою заметили все, потому что это трудно было не заметить. Некоторые завидовали мне, некоторых откровенно "душила жаба", а некоторые, которые и сейчас остаются моими друзьями, принимали это как само собой разумеющееся, просто и беззлобно говоря в очередной раз моего везения: "Везет паршивцу! Что тут поделаешь?"
В общем, везло мне по любому поводу, причем, я особо не напрягался и не делал ничего сверхъестественного для этого. Просто-напросто все складывалось всегда, или почти всегда, в мою пользу. Я, естественно, всегда радовался очередной удаче и почему-то был твердо уверен в том, что так будет вечно. Но фортуне угодно было распорядиться иначе.
Когда мне исполнилось двадцать лет, она повернулась ко мне спиной. Почему я так точно это помню? Я тогда отслужил по контракту два года на флоте и весь счастливый, с большими надеждами и планами на жизнь, вернулся на "гражданку". Вот тут-то все и началось. Словно что-то надломилось в моей жизни в этот момент. Мне перестало везти практически во всем, начиная с личной жизни, и заканчивая работой. К этому можно добавить страшные разногласия с родителями, отчего мне пришлось уйти из дома. Такое у меня сложилось впечатление, что госпожа Удача решила: "Хорошего понемножку, парень. Прощай".
И как так резко все поменялось, я до сих пор понять не могу! Я сейчас будто слышу, как вы говорите: "Да все ясно как день. Ты изменился, а, может, где и виноват. Дело в тебе самом". Признаться, я и сам так сначала думал и даже мысленно прокручивал свою жизнь в памяти - вдруг где оступился? Но, скажу вам как на исповеди, не нашел ничего такого, за что меня можно было так наказать.
Конечно, я пользовался своей удачей, но без фанатизма, если можно так выразиться, и без задирания носа по отношению к окружающим. Более того, я никогда не делал из этого выгоду. Никогда!
Хотя сейчас я думаю: а может зря? По крайней мере, у меня сейчас хоть что-нибудь бы было за душой, а так - ни черта! То, что могло бы все быть, вы даже не сомневайтесь. Я прекрасно помню, как мы пошли с ребятами на какой-то фильм, а пока ждали начала сеанса, решили сыграть в фойе на "одноруких бандитах". Задумано там было по-детски: мелочь забрасываешь, но и выигрыши небольшие, если повезет. Друзья мои играли с переменным успехом. Но тут решился я (сказать по правде, мне не нравятся до сих пор азартные игры) и при первом же нажатии на ручку выиграл немного монет. Затем еще и еще. А тогда, когда вокруг меня собралась целая толпа, привлеченная частым звоном монет, я выдал на "бис". Парень, который обслуживал автоматы, тогда никак не мог взять в толк, как эта машина могла выдать такой выигрыш? Ведь она на такое не рассчитана! Так или иначе, я с ребятами выгреб монеты, и поминай как звали.
Ух, и пировали мы на те деньги! Мороженное, кола, кино, аттракционы в парке - все истратили мы на развлечения. А когда деньги кончились, а также для того, чтобы проверить меня еще раз, мы сыграли в другом кинотеатре - результат был тот же!
Вот жизнь была тогда! Я совсем не жалел тех денег для друзей. Даже тогда, когда ребята буквально заставили отнести половину домой и положить в копилку, которой у меня, кстати, и не было, я сделал вид, будто так и сделал. Но потом, когда мы, увлекшись ездой на машинках в парке, проездили все деньги, я достал их - и праздник продолжился. Я это рассказываю вам для того, чтобы вы знали, что за деньги я не цеплялся, как некоторые, и никогда их не зажимал. Добывал я их тогда легко и еще легче расставался, ни минуты не сожалея об этом. Я просто думал, что так будет всегда. А знай я тогда, что так случиться, что я окажусь на улице с голым задом, без работы, я, наверное, завел бы себе свинью-копилку, как у моего одноклассника розового жирного скряги Диего, и к этому моменту имел бы добрых пару десятков тысяч этих самых денег. Если бы, конечно, задался целью.
Возвращаясь назад, пару слов скажу вам про то, как Господь Бог вошел в мою жизнь.
Рано или поздно любой человек узнает о Всевышнем и делает свой выбор: принимает или не принимает его. Не знаю, как у других, а у меня это было так.
Хорошо помню тот день. Возвращаясь домой, я встретил соседку, добрую старушку, которая уставилась на меня так, словно видела впервые.
-Ты веришь в Бога, Гил? - спросила она вдруг ни с того, ни с сего.
Я, конечно, не верил тогда ни в Бога, ни в богов, потому как не знал точно, есть ли эти боги на самом деле или их в помине нет. К тому же четырнадцать лет - это не тот возраст, когда задумываешься об этом. Я ответил, что нет. Тогда старушка взяла меня за руку, осмотрела со всех сторон, а особенно голову, и уверенно сказала:
- Ты очень удачливый и везучий мальчик. Благодари Господа нашего, Иисуса Христа, что дал тебе Это. Очень многие и трети не имеют того, что имеешь ты. Я все вижу. И вот тебе мой совет: ходи в церковь, слушай проповеди, учись и благодари в молитвах Бога за все, что он дает тебе. Вот тебе молитва, выучи ее наизусть и, ложась спать, читай. Это Ему угодно и приятно.
Она вложила мне в руку небольшую карточку типа визитки, на которой было напечатано: "Отче наш иже еси на небесах..." и так далее.
Нужно ли говорить, что я очень разволновался от ее слов, я буквально был сбит с толку. Но старушка была так убедительна в своих речах, что в тот же вечер перед сном я впервые прочел молитву.
Чуть позже, как и советовала старушка, я, хоть и редко, стал ходить в церковь. И не удивляйтесь, так и было. Проповеди, разъяснения и пояснения тех или иных жизненных трудностей, как они решаются с точки зрения церкви, музыка, эта церковная атмосфера, эта обстановка - все это произвело на меня тогда неизгладимое впечатление. Стоя у стены, я впитывал каждое слово отца Серафима, с трепетом чувствуя наполнение своей юной, без веры, пустой души чем-то светлым, сверхъестественным, правильным. Слушая его, я ни разу не усомнился в том, что он говорил, и ни разу не задумался над тем, кто все это написал, и вообще, правда ли это все. Я просто верил, и все. К тому же, помня слова старушки-соседки о том, что везение и удача даны мне Богом, я сделал свои выводы: "Бог есть. Все это мне от него. Я в него верю".
Вера моя была без фанатизма. Я по-прежнему был тот самый Гил, не изменял своим привычкам и друзьям, вел себя так, как всегда. Вот только в душе при очередной удаче я мысленно обращался к Нему и благодарил Его, а на ночь никогда не забывал прочесть молитву. Церковь я посещал не часто, потому как боялся, что ребята заподозрят меня и, не поняв должным образом, поднимут на смех. Но при каждом удачном случае я заходил в нее, с почтением и трепетом глядел на образа, каждый раз поражаясь, с какой поразительной глубиной взгляда святые смотрят на меня.
В общем, так я обратил себя в веру и нес ее все эти годы. И вот сейчас я думаю: почему все случилось именно так? Еще во время службы на флоте все было как раньше, а по возвращении домой все так резко переменилось. Быть может, родители мои, живя так долго без меня, отвыкли, а может, я от них, только отношения наши стали ломаться буквально через несколько дней после моего прихода. Я не буду вдаваться в подробности, потому как это хорошо всем известная, извечная жизненная проблема взаимоотношений отцов и детей. Последней каплей, переполнившей этот сосуд, стала моя женитьба на девушке, которая, как мне казалось, была просто создана для меня. Но мои старики так не считали и были против, настоятельно требуя от меня изменить свое решение и постоянно твердя в надежде открыть мне глаза: "любовь зла, она тебе не пара!" Но у меня было другое, собственное мнение, и потому я, ослушавшись их, может быть, первый раз в жизни, сделал по-своему.
Свадьбу отыграли, как положено, но после нее родители мои вовсе охладели ко мне. Я, прекрасно чувствуя это, был вынужден переехать со своей женой в дом ее матери, надеясь в скором времени купить свой собственный.
Конечно, сразу купить дом у меня не было возможности, потому как не было столько денег. А в кредит брать оказалось не так-то просто: для этого требовалось собрать кучу подтверждающих документов о моем годовом доходе, к тому же должны были быть поручители. Вот тут-то передо мной встала большая проблема.
Возвращаясь назад, нужно сказать, что, не пожелав поступать в университет после школы, потому как считал эту учебу скучной и неинтересной, я стал обучаться на курсах и приобрел различные специальности: наладчика технологического оборудования, пекаря, водителя. Кроме всего прочего, я могу делать абсолютно все. Но я совершенно не думал, что работу будет найти так сложно. Но, обо всем по порядку.
Придя в отдел кадров завода, я услышал: "Извините. Вакансий нет. Подойдите, пожалуйста, через месяц". Услышав это, я был настолько ошарашен - ведь никогда раньше мне никто и ни по какому поводу не говорили "нет", - что, добравшись домой, подавленный, рухнул на диван и провалялся до прихода Джейн, моей жены. На ее вопрос, устроился ли я на работу, я ответил, что мне отказали. Она утешила меня и успокоила, говоря, что первый раз не в счет. Назавтра я объездил почти все пиццерии в нашем городе и, везде получал отказ, просто убитый, без надежды, зашел в последнюю.
Хозяин-еврей - это было ясно с первого же взгляда, - толстый, с жирными от масла губами, доел при мне свои спагетти, осмотрел меня критически и предложил показать ему, что я умею.
Я сделал пиццу так, как учили, выпек ее и подал ему. Все это время он следил за мной молча. Затем, придвинув блюдо поближе к себе, он понюхал готовую пиццу и, затолкнув в рот сразу два ломтя, быстро прожевал и запил колой.
- Хорошо. Я беру тебя, - пробасил он.
И вот тут, действительно, радости моей не было предела. Гнетущие мысли, возникшие у меня из-за наступления конца везения, вмиг развеялись. Все было не так уж и плохо.
Я стал работать пицеелой в пиццерии. Работа эта мне очень нравилась, я даже приходил всегда раньше всех и с неизменно хорошим настроением. Работая хорошо, я заслужил уважение не только у своих коллег, но и практически у всех постоянных посетителей нашей пиццерии. Все были довольны мной и моей работой, а я был безумно рад, что все снова пошло у меня гладко.
Спустя пару месяцев я даже был назначен старшим над всеми остальными работниками моей смены, и гордился тем, что мне доверяют.
Прошло четыре месяца, и я стал замечать, что хозяин стал как-то по-другому на меня смотреть. Затем он стал дергать меня по всяким мелочам, придираться по поводу и без, и, наконец, дошло до того, что он стал урезать мне зарплату. И это несмотря на то, что клиенты были по-прежнему довольны мною! По правде сказать, я и получал-то на этой работе немного, а уж подрезанная моя зарплата и вовсе годилась только на то, чтобы оплатить некоторые счета, да на еду. Это мне, конечно, не могло нравиться, но я продолжал там работать, потому что хорошо сдружился с коллективом, да и ради людей, уже знакомых мне, которые непременно желали заказать пиццу именно у меня. У хозяина, видно, было собственное мнение обо мне, но вопреки здравому смыслу, он не увольнял меня, а лишь подавлял. А вообще-то, кто знает, что у него там было на уме.
Я продолжал работать, но чем дальше, тем меньше удовлетворения получал от этой работы. Никогда до этого я не сталкивался с таким отношением к себе, и потому сначала был сильно подавлен, абсолютно не понимая, что же все-таки от меня хочет хозяин. Но, понемногу общаясь с работниками, я стал понимать, что этот человек просто такой и есть, грубо говоря, мелочный и паскудный, не заслуживающий из-за этого к себе уважения. И вот он, видя мой подъем, решил раз за разом окунать меня головой в дерьмо, чтоб я не забывал кто здесь хозяин и от кого здесь все зависит, но при этом не думал увольнять, потому что я зарабатывал ему кучу денег. Кстати, немного об этом. Как-то случайно я узнал, что хозяин подменяет продукты, ну, например, мясо третьего сорта пускал в ход как высшего. И так он делал со всеми продуктами, идущими в пиццу. Разница в цене даже при самых скромных подсчетах была неплохая, а умноженная на большое количество, что я делал, и вовсе волнительная. Короче говоря, все это проходило через мои руки, а разница оседала в кармане хозяина-еврея. Я не выдумываю, а рассказываю вам сущую правду. Так вот, хоть бы он несколько монет приплачивал с тех денег. Так вот нет. Абсолютно ничего! Получалось, что я невольно обманываю людей и ничего за это не имею. Я не то, чтобы слишком честный, ведь иметь хочется всякому и каждому. Разве не так? Короче говоря, все это мне очень не нравилось. Вообще я добрый человек и все могу простить. Никогда не сталкиваясь с подобными вещами ранее, я чувствовал себя, как обманутый ребенок. Это было очень удивительно для меня и дико.
- Ты, наверное, Гил, на Луне все это время жил, - улыбаясь, сказала мне на это наша официантка Лиза. - Обман присутствует везде и во всем. Странно, что ты никогда этого не замечал. Почти каждый человек ради выгоды пойдет на что хочешь.
- И ты тоже? - наивно спросил я.
- Конечно. Я не так много зарабатываю, и живу не ахти, а потому, наверное, смогла бы переступить через многое, чтобы иметь больше и жить лучше.
Не то, чтобы я был совсем наивным дурачком. Просто, имея все, что хотел, без всякого труда, повторюсь: я не сталкивался ни с чем подобным. Но разговор с Лизой не прошел бесследно, он словно раскрыл мне глаза.
Делая вид, что ничего не знаю, я просто продолжал работать. Дома дела шли неважно. Мамаше моей Джейн перестало нравиться то, что, работая помногу часов, я совсем ничего не получаю и не в силах обеспечить ее дочь. И это, как бы ни было мне неприятно, было правдой. Джейн еще училась в университете и не работала, получала лишь стипендию, а я, вопреки здравому смыслу, получал от еврея все меньше и меньше, хотя работал лучше и лучше.
О получении кредита на строительство дома не могло быть и речи. Поступив на эту работу, я остался на прежнем уровне жизни, а если точнее, то чуть ниже. Поразительно, правда? Но так и было.
Тратя много сил на работе, признаюсь, я почти ничего не делал для семьи, и это уже перестало нравиться Джейн. Науськанная мамашей, она стала устраивать мне скандалы, суть которых заключалась в том, что я не способен обеспечить свою семью.
- Мы даже ребенка не можем завести из-за этого! - воскликнула она в один из таких скандалов.
- Но почему же не можем? - удивился я. -Я приложу все усилия для того, чтобы малыш ни в чем не нуждался!
- А я? Как насчет меня, Гил? Как насчет того, чтобы и я ни в чем не нуждалась? Да зарплаты, которую ты получаешь по этой специальности, мало на что хватит!
И тут после ее слов я так ясно вспомнил и пожалел о том, что не пошел учиться в университет, как это советовали мне учителя, да и, конечно, родители. С моими данными для меня тогда это было раз плюнуть. Но я не любил учиться и, представив еще шесть лет ненавистной учебы, не стал поступать, к безумному удивлению всех, а просто пошел обучаться на курсы пекарей, водителей, а затем и в колледж на специальность электротехника. Мне было интересно разнообразие, к тому же у меня все везде получалось. Я перескакивал с одних курсов обучения на другие, приобретая все новые специальности, которые, как показало время, оказались совершенно, так сказать, не денежными на данный момент. А ведь я мог быть сейчас каким-нибудь юристом или банковским работником с высшим образованием, и, скорее всего, имел бы сейчас все. Но мог ли я подумать тогда, что так все выйдет?
- Ребенка, Гил, я буду рожать только когда у нас будет собственный дом! - твердо заявила Джейн и, хлопнув дверью, оставила меня одного с еще большим смятением в душе.
Явно нужно было что-то менять. Я мог еще поступить в университет, но мысль про шесть лет обучения никак не вмещалась в моей голове, она отторгалась всем моим существом. К тому же я надеялся, что мне вновь повезет, как раньше, и все наладиться.
Я продолжал работать, надеясь на чудо, которое не происходило. К слову сказать, я постоянно искренне молился Богу и просил смилостивиться надо мной и помочь мне. Не кривя душой, я разговаривал с Богом своими словами, просил у него, как учил когда-то отец Серафим, и, не сомневаясь ни минуты, знал, что он поможет. Помимо этого я подрабатывал в самых разных местах, на самых разных работах, но все равно ощутимых добавок это не приносило, лишь отнимало время. При каждом очередном скандале я уверял Джейн подождать, потерпеть, говорил, что скоро все наладится и нормализуется, и она, надо отдать ей должное, верила мне и ждала.
Так мы прожили три года. И очень часто мне казалось, что судьба вот-вот преподнесет мне приятный сюрприз, станет вновь благосклонной и мне повезет как раньше. Казалось, что чудесным образом произойдет так, что кто-то поможет мне со стороны, и все будет хорошо. Но, к великому сожалению, все срывалось, так и не начавшись. А сколько всего было-то, и не упомнить! Были предложения и от моих друзей, и от хозяина другой пиццерии, и было даже предложение работать поваром в итальянском ресторане, была возможность начать свое дело и еще много чего. Каждый раз я безумно возбуждался, и, перед тем как пойти на новую работу, всю ночь не спал, рисуя в воображении замечательные картины налаживающейся жизни. Я говорил себе: "Вот оно! Теперь моя жизнь изменится и пойдет в гору" Я так остро чувствовал и верил в это каждой своей клеточкой, каждым волоском, что не допускал даже и тени сомнения. Но каждый раз каким-то непостижимым образом, словно меня преследовал злой рок, все срывалось по разным причинам, и я еще более подавленный, так сказать, опускался на землю, оставаясь на старой работе. И тогда я понял, что не все в жизни зависит только от меня, но и от различных обстоятельств, а также и от всего того, что меня окружает.
Наконец до меня дошло, что, отучившись и переквалифицируясь, я, естественно, сменю работу и точно войду в новую жизнь. Я понял это так ясно, как никогда ранее. И Джейн одобрила это мое решение и готова была ждать шесть лет, ведь ничего такого в этом не было. "Главное, что ты наконец решил кардинально изменить жизнь, Гил, - сказала она тогда. - Я верю в тебя. Ты будешь лучшим юристом в мире".
Эти ее слова вновь вдохновили меня. Но какой же сокрушительный удар получил я в первый же день экзаменов! Я провалился по полной программе. Мне и тут не повезло, хотя в школе я получал именно такие вопросы, на которые отлично знал ответы. И тогда я впервые напился. Напился так, что не помню, как добрался до дома.
Утром никто не взглянул на меня и не произнес ни слова. После завтрака все разошлись по своим делам, оставив меня одного. И только один пес Пират не презирал меня этим утром. Он подошел ко мне, лизнул пару раз мою небритую щеку и посмотрел так, словно хотел сказать: "Не переживай ты так. Все буде хорошо". От этого мне стало немного легче, но только совсем немного.
Я стал выпивать, и чем дальше, тем больше. Я надеялся заглушить голос своих неудач спиртным, и, действительно, это мне удавалось. В конце рабочего дня, за время которого вновь не произошло ожидаемого чуда, я переодевался и садился тут же в нашем баре. После нескольких рюмок мир становился не таким уж чужим и серым, легкость и уверенность овладевали моим телом, быстро вытесняя вон хандру и изгоняя депрессию. Сразу в голове возникали безумные мысли, пролетали обрывки каких-то чудесных видений, непременно указывающих на скорые перемены к лучшему в моей жизни. Будучи пьяным, я так реально представлял себе это, что и мысли не допускал, что это всего лишь самообман. Проводя пару часов в таком прекрасном расположении духа, в итоге я, естественно, перебирал лишнего, но при этом всегда сам доходил до дома.
Пробуждение приносило мне страшные головные боли и еще более глубокую депрессию. От моих вечерних красивых картин, что рисовало мое пьяное воображение, не оставалось и следа. Джейн перестала общаться со мной как раньше, а теща и ее сварливая сестра вообще еле терпели меня в своем доме - я чувствовал это своей шкурой.
Неприятности участились и на работе. Хозяин-еврей вообще возненавидел меня и лишал премий, аргументируя это тем, что на моей смене работники расслабляются и многое себе позволяют, а так как я старший, то отвечаю за все. Даже добродушный толстяк повар Том, никогда не говоривший о хозяине плохо, и то как-то пробурчал:
- Такое впечатление, Гил, что хозяин хочет тебя выжить. Но, учитывая то, что если бы захотел, то и так бы тебя уволил, это его поведение как раз и не понятно.
- Гил работает здесь уже три года, Том, - вмешалась в разговор официантка Лора, - и до сих пор хозяин его не уволил. Это ведь о чем-то говорит.
- Но ведь хозяин вечно недоволен, вечно лезет к Гилу, - просто сказал Том. - Ну, так дай увольнение человеку, если не доволен им. Я так понимаю.
- Как же, уволит он его, - хмыкнула Лора, расставляя стаканы на подносе. - Все люди только и ходят к Гилу. На его смене выручка в два раза больше, чем на смене Энтони. Это все знают.
- Да, готовить Гил умеет, - сказал Том. - И люди довольны, и выручка больше, но несмотря на это хозяин платит Энтони больше, чем Гилу.
- А также он никогда не наказывает Энтони, хотя у него на смене и столы грязные, и беспорядок на кухне, - твердо заявил второй повар Макс. - Я это точно знаю, ведь мне приходиться и на той смене работать.
Так они разговаривали, а я отрешенно смотрел на миску с овощами и вдруг почувствовал, как кровь во мне закипает. Я испытывал это чувство впервые, потому что никогда раньше не сталкивался с такой бессовестной несправедливостью. Да и не злился я раньше никогда и ни на кого. Но тут... В мой мозг ударила кровь, и один Господь знает, чего стоило мне сдержаться и прямо сейчас не пойти и не набить морду хозяину. Но я сдержался и постарался не подавать виду, что взбешен, но мои друзья все же заметили это. Том вдруг вскочил с испуганным лицом и попятился к плите, Макс так и остался сидеть, открыв рот, а Лора просто тихонько отошла подальше. "Неужели я настолько страшен в гневе?" - удивился я тогда и поспешил всех успокоить, объясняя это внезапным недомоганием.
Все! Во мне именно в тот момент кто-то проснулся, тот, кто до сей поры спал и чей сон не тревожили. Я почувствовал это очень остро и понял, что теперь я уже точно не тот удачливый, спокойный, добрый везунчик Гил. Вот теперь-то изменился и я сам.
Ночами, лежа в постели рядом со спящей Джейн, я продолжал вновь и вновь молить Бога о помощи, разговаривал с ним, просил его простить мне мой грех, который я совершил, не зная какой и когда, и вернуть мне былое везение и удачу. И тогда, я это точно знал, жизнь у нас с Джейн наладиться; она родит ребенка, может, и не одного, и у нас все будет для нормальной человеческой жизни. Я непоколебимо верил, что там, наверху, Он есть и, конечно, слышит меня, простит и очень, очень скоро поможет. Я верил, не сомневаясь ни секунды. Но утро следующего дня начиналось так же, день на работе уже не приносил мне радости из-за опостылевшего мне хозяина, и ничего нового вообще не происходило, никаких чудесных изменений, которых я в большом нетерпении ожидал.
В свободное время я продолжал искать работу, но по моим специальностям ее как на зло не находилось, а если и находилась, то нужно было устраиваться сразу. Но про это отдельно.
Однажды я случайно нашел работу - меня брали в одно издательство. Работа водителем, совмещенная с должностью курьера, была по мне, тем более что заработок был в полтора - два раза выше, чем в пиццерии. Оставалось только уволиться и быстро отнести документы в издательство. И на все это мне давался один день, иначе вакансия будет заполнена. Радуясь тому, что вот они - перемены, настают, я как шальной влетел к хозяину и потребовал увольнения, ссылаясь на низкую зарплату и неуважение ко мне. Если бы раньше я не шел по жизни так гладко, а больше терся по ней, то сейчас бы не стал так выкладывать все хозяину в глаза, а что-нибудь бы соврал, схитрил. Но ведь я и мысли не допускал, что эта толстая гнида отыграется на мне за мою правду и прямоту.
Сначала он вылупился на меня, как на идиота, затем поиграл желваками и наконец выговорил:
- Так тебя не устраивает зарплата?
- Да, не устраивает, - глядя ему прямо в глаза, смело ответил я, желая поскорее закончить этот разговор, уволиться и пойти туда, где, как я чувствовал, меня ждут большие хорошие перемены.
- Я поднимаю твою зарплату ровно в два раза, - улыбаясь, заявил он.
Но я засек, как хитро забегали его заплывшие жиром глазки. Нет, я был сыт всем этим по горло.
- Да хоть в три, мистер Шаарон! Я все равно у вас не останусь.
Вот тут бы тертый парень промолчал, оказался бы хитрее, а я выдал ему всю правду насчет всего того, что он позволяет себе по отношению ко мне и кем он вообще выглядит в моих глазах. От всех моих смелых слов у него, видно, глаза закололо, ибо он заморгал ими часто-часто, затем встал, прищурился и, подойдя к своему шкафчику, достал оттуда несколько листов бумаги. Я ликовал. Я был уверен, что это листы для того, чтобы я написал заявление. Но как я ошибался!
- На-ка, взгляни, остряк, - подавая мне листы, сказал он.
Взглянув, я понял, что это наш с ним трудовой договор.
- И что? - не понял я, к чему он клонит.
- В одном из пунктов там сказано, что я имею право уволить тебя с отработкой в полмесяца, для того чтобы я нашел тебе замену. Не дергайся, умник, внизу твоя подпись. Видишь?
Конечно же, черт бы его взял, я ее видел! И поставил я ее тогда сразу, не прочитав и пункта из договора. Тогда я был безумно рад тому, что меня взяли, и, доверяя людям всегда и во всем, доверился и тогда. Вот осел так осел! Это был мне очередной урок.
- Так вот, дорогой мой, - нагло сказал хозяин, - ты будешь отрабатывать не меньше двух недель, а затем я дам тебе увольнение.
- Да ты что, сволочь! - не узнавая свой голос, прошипел я и почувствовал, как лютый зверь встает на задние лапы где-то внутри меня. - Я тебя выведу на чистую воду! За все свои обманы, за все подмены, за воровство - за все ответишь!
Он сделал шаг назад и, продолжая улыбаться, сказал:
- Ты меня не пугай, пуганный я уже. Запомни: ни одна налоговая служба ничего не обнаружит, будь уверен. Запомнил хорошо? А я еще подам на тебя в суд за ложь, оскорбления и клевету, если что.
Зверь уже почти завладел моим телом, и я теперь желал только одного: раскроить череп этому подонку вон тем тесаком, что красуется на стене.
- Я тебе все ребра переломаю, гнида! - крикнул я и попытался схватить этого жирного борова за шиворот, а там будь что будет.
- А ну-ка стой на месте! - шустро заскочив за стол, испуганно крикнул он. - Попробуй только, вмиг упеку за решетку на долгие годы.
Признаюсь, слова этого гада подействовали на меня и отрезвили лучше, чем ледяной душ. "Вот только тюрьмы мне и не хватало! Если меня посадят, то это уже точно будет, так сказать, конкретный конец всей моей жизни". Такая мысль пронеслась в моей голове, и я остыл. Зверь, пятясь назад, отступил, я, скрипя зубами, вынужден был смириться. Но надолго ли?
Нужно ли говорить, что ту работу я упустил? И все благодаря ему! Но, смирившись и с этой неудачей, я стал смиренно отрабатывать две недели, продолжая в свободное время искать работу. Но, и это меня нисколько не удивляло, я ничего подходящего не нашел.
Если раньше я не знал, кого винить во всех моих неудачах, да и, честно говоря, не искал этого самого виновника, то теперь я точно знал, кто это. Хозяин-еврей теперь выступал в роли главного виновника. И никто в мире не мог бы переубедить меня.
Я стал выпивать еще больше, отчего стал более раздражительным, часто злился. Джейн со мной не разговаривала, когда я был трезв, а когда был пьян, то сам был не в состоянии это делать. По утрам, как всегда, кроме собаки ко мне никто не проявлял интереса, никто вообще не обращал на меня внимания, словно меня и нет вовсе. Я сильно злился, выходил из себя, но ничего не мог поделать.
Просто не мог!
Отработав две недели, я получил увольнение. Получив расчет и документы в бухгалтерии, я подумал, что неплохо бы зайти в кабинет к хозяину. Но оказалось, что его нет на месте, и я так понял, что он решил в день моего увольнения вообще не появляться на работе. А может это и не так.
Забыв об этой сволочи, я сразу же поехал по городу в поисках новой работы, но везде меня ждало одно разочарование. И никто, слышите, никто не может упрекнуть меня в бездействии! Изо дня в день, рано утром я уходил из дому и возвращался только под вечер, объездив вдоль и поперек весь наш город, но так ничего и не найдя. Была, конечно, работа, например, посудомойщиком в ресторане, где отрабатывали часы досрочно освобожденные двое мужиков, прелагалась мне работа и мусорщика. Но об этом ли я мечтал, этого ли желал, и эти ли работы были пределом моих мечтаний и смыслом жизни? Да нет же, конечно, нет! Да и не для того я уходил с той работы, чтобы затем устроиться на худшую. Каждый человек ведь желает для себя лучшего, и это естественно и нормально, так что тут вы меня поймете. Короче говоря, я буквально хватался зубами за хвост убегающей Фортуны, но она для меня была недосягаема.
Выбитый из сил после очередного неудачного дня, я возвращался в дом, где меня по-прежнему бойкотировали. Еще более подавляемый этим и угнетаемый, я желал лишь одного: лечь, помолиться Богу, обратиться к нему со своими мольбами, поскорее проснуться утром и войти в новый день, который, быть может, принесет ожидаемые перемены. Но снова и снова каждый новый день не приносил ничего кроме разочарования, ничего не менялось, а болото черной депрессии засасывало меня все глубже и глубже. Случилось даже так, что я пил в компании бомжа. Я плелся тогда домой из бара и случайно увидел его, всего грязного, в лохмотьях, устраивающегося на ночлег в картонных коробках. Не знаю почему, я предложил ему выпить - он не отказался. От него жутко воняло, его тело давно не знало воды и мыла, но на это я не обратил внимания. Взглянув в его глаза, я вдруг увидел в них себя и с болью в голове понял, что именно такая участь ожидает и меня.
- И что бы я ни делал, чего бы ни желал - ничего у меня не выходило,- глотая виски, говорил мне бомж. - Жена бросила меня и ушла к другому, а я продолжал пить, пока не пропил все. Ты не поверишь, я и оглянуться не успел, как стал таким. А ведь сколько всего было задумано! Теперь вот я бомж, неудачник, ничего не добившийся в жизни, хотя, видит Бог, пытавшийся. Одним везет, парень, другим нет. Чего бы ты не делал, как бы не пыхтел - не везет, и все тут! В итоге воля твоя подавлена, ты падаешь на самое дно грязного, вонючего колодца и больше не в силах что-то изменить. И что же теперь, спросишь ты. А я отвечу: жду конца. Да, в этой жизни мне уже все ясно, попытаю счастья в другой.
Я слушал его с раскрытым ртом и недоумевал: "Неужели такой конец уготовлен и мне? Неужели ничего не поделать? Нет! Я смогу, я должен!" Но тут же кокой-то паскудненький голосок внутри меня, сказал: "Смирись с этим, Гил. Ты ведь уже пытался, и сколько раз, но ничего у тебя не выходило. Все против тебя!" И это была правда. Потрясенный этой ужасной правдой, я побрел домой, услышав последние слова бомжа:
- Спасибо за выпивку, парень. Обычно желают здоровья, но я пожелаю тебе удачи, ибо, как сказал один человек, на "Титанике" все были здоровы. Прощай.
Домой я все же не пошел, а напился в другом баре так, размышляя над словами бомжа, что не только позабыл о своих неудачах, но и себя не помнил. Кажется, бармен вызвал такси, которое и довезло меня домой.
Проснувшись назавтра около двенадцати дня с пустотой в душе и тяжелой головой, первое, что я увидел, были мои вещи, сложенные в сумки. Сверху лежала записка: "Я больше не могу и не хочу жить с тобой, Гил. Я слишком долго ждала, пока наконец ты хоть что-то изменишь, но теперь поняла, что ты не в состоянии этого сделать. Ты - неудачник, Гил. Прости, но я не хочу тратить всю свою жизнь на неудачника! Уходи". Это был сокрушительный удар, окончательно добивший меня.
Я не стал ждать Джейн, не думал просить ее, умолять, потому как слишком хорошо ее знал. К тому же, признаться, она была права: я - неудачник.
Собрав вещи, я снял дешевую комнатку в грязном, старом квартале. К родителям я вернуться не мог, просто не мог, хотя и желал этого всем сердцем.
Я не вылезал из запоя целую неделю, и продолжал бы дальше, если бы не одно, очередное, для меня, ужасное событие. Мои старики, возвращаясь домой, попали в автокатастрофу. Они погибли на месте.
Впервые за все время я усомнился в Боге, возопив к нему:
- За что ты так поступаешь со мной, Господи?! За что мне все это, за какие грехи? Что я сделал не так?
Но тут же, выкрикнув это, я испугался и заткнулся, давясь слезами.
После похорон я переехал в дом своих родителей, в свой родной дом, который сейчас был мне как чужой. Сколько всего хорошего из моей юности видели эти стены, эти окна! Как же тогда все было хорошо и спокойно! А сейчас мне кажется, что всего того и не было вовсе, словно мне это просто приснилось.
Находясь в жутчайшей депрессии, я продолжал пить, не вылезая из запоя неделями, почти не ел, отчего сильно похудел. И это при всем притом, что я ни на миг не забывал о словах бомжа, но все равно ничего не мог с собой поделать. Когда бывал трезвым, я не молился Богу, а лишь гневил его своими вопросами "за что?" и "почему?". В один момент, осознав, что помощи от Него не будет, я и вовсе перестал молиться. Я был зол на Его равнодушие ко мне, хоть везде и всюду прихожане не перестают повторять: "Господь любит тебя! Господь любит всех нас и помогает нам!" Но у меня уже на этот счет сложилось свое мнение.
Не работая, я продолжал тратить деньги, оставшиеся от наследства, на выпивку. А когда кончились и они, я продал дом и купил двухкомнатную квартиру. Затем, когда кончились и эти деньги, я продал квартиру и стал снимать ту самую комнату, в том самом квартале.
Прекрасно все понимая и осознавая, но тем не менее ничего не предпринимая, я прямой дорогой шел на самое дно, будучи уже не в силах что-либо изменить.
Работу я не искал. Мысль, что я полный, законченный неудачник настолько твердо застряла во мне - и небезосновательно, согласитесь, - что я больше не пытался. У меня не было ни моральных, ни физических сил на то, чтобы хоть как-то изменить такую свою жизнь. Я не мог изменить ее тогда, когда еще был тверд духом, а сейчас-то уж не смогу и подавно. Мне оставалось лишь глотать пыль и плыть по течению.
К друзьям я совсем не обращался за помощью и не искал у них поддержки. У них были свои семьи, свои проблемы, и я не хотел лезть к ним со своими. Зачем? Мне и так уже как бы все было ясно. В общем, я снова стал обращаться к Богу все с теми же вопросами, но, естественно, не получая ответа, мучительно пытался найти его сам. Вновь и вновь прокручивая свою жизнь в памяти, тем не менее я так и не смог понять, когда и где оступился. Почему же я стал столь неугодным этому миру и Богу? Почему я, рожденный и вошедший в этот мир полноценным и здоровым явно для чего-то, с какой-то неведомой мне целью, вдруг стал совсем ненужным, и был отвергнут им?
Посмотрев как-то после очередного запоя в зеркало, я не узнал себя: на меня смотрел небритый, немытый бомж в заношенной, дырявой рубашке. Сейчас я как близнец походил на того бомжа, которого видел несколько месяцев назад. Рыча, я разбил зеркало и бросился туда, где он жил в мусоре. Я сильно желал найти его, привести в свою лачугу, быть может, вдвоем мы смогли бы начать все с начала и подняться с колен.
Не обнаружив его на месте, я зашел в бар, надеясь хоть что-нибудь узнать у бармена, ведь они всегда все знают. И я не ошибся, он знал.
- А-а-а, бродяга Сэм, - вспомнил он. - Я иногда угощал его чем-нибудь. Бедняга. Неделю назад он свел свои счеты с жизнью. По его словам, да и виду, он устал от всего и, доведенный до отчаяния, повесился.
- Повесился?! - не поверил я своим ушам.
- Да. Его нашли утром вон на том дереве. Что с тобой, приятель? Тебе плохо?
- Нет-нет, все нормально, все нормально.
Мир очередной раз пошатнулся, и земля ушла у меня из-под ног.
Я продолжал сильно пить, и протрезвел лишь тогда, когда понял, что у меня не осталось больше ни гроша. И, как следовало ожидать, хозяин квартиры потребовал плату за жилье. Естественно, не получив ее, он дал мне неделю на то, чтобы я заплатил, иначе, как он сказал, он вышвырнет меня вон.
Впервые за последнее время я был совершенно трезв. Конечно, меня крутило и ломало, но больше я промучался, пытаясь понять трезвым умом, почему я все-таки был отвергнут этим миром. Эти мысли уже не покидали мою голову, словно были каким-то наваждением. Все те же самые вопросы крутились в моем мозгу, будоража душу. Я не мог ответить на них, а от этого мне становилось еще хуже. Я словно был замкнут в этом круге. В один момент я вспомнил бродягу Сэма и то, как он кончил свою жизнь. В данный момент я прекрасно понимал его и не осуждал. Теперь я сам шел по его стопам. "А не решить ли мне все разом? - вдруг подумалось мне. - Раз - и все! И пошло оно все к чертовой матери!" Но через миг я испугался и отбросил эту мысль. Очевидно, я еще не так был доведен до ручки, чтобы решаться на самоубийство.
Проводя ночь в мучительных рассуждениях, так сказать, о смысле жизни (только не думайте, что мой мозг был настолько отравлен, что я не мог более-менее здраво рассуждать на эту тему), у меня в памяти всплыло слово "судьба". "Она у каждого своя и остается неизменной при любых обстоятельствах. Что предписано ею, то и сбудется. Мы не вольны, мы не в силах изменить нашу судьбу. Она предназначена нам самим Богом". Эти слова я слышал из уст отца Серафима. А еще я слышал как-то, что судьбу, наоборот, можно изменить. Но так ли это? И где правда среди этих двух точек зрения? Вообще, что нужно сделать, чтобы изменить свою судьбу? Поменять работу? Так я пытался это сделать не один раз. Изменить свой образ жизни? А что, позвольте спросить, под этим подразумевается? Быть может, я должен был порвать с Джейн и жениться на другой, войдя таким образом в совершенно иной, новый виток жизни. Может, моя другая жена была бы богачкой и у меня не было бы таких проблем? Но ведь я не хотел никакой другой. Я любил Джейн, и наперекор родителям пошел, чтобы жениться на ней. Я хотел жить только с ней и иметь детей только от нее! Может быть, я должен был изменить всем своим привязанностям, наплевать на свои симпатии и интересы и насильно заставить нравиться себе то, что раньше игнорировал? Может, я, нормальный парень, со здоровыми интересами, должен был порвать со всем, что было у меня, стать каким-нибудь долбанным панком и вести идиотский образ жизни, который мне не нравиться? Или каким-нибудь "голубым"?.. А что? Образ жизни коренным образом бы изменился. Может быть, скорее всего, я бросаюсь в крайности и привожу неудачные примеры, а, может, я чего и не понимаю. Все-таки из этого я кое-что понял, а именно: я не умею, точнее, не научился извлекать выгоду. А про изменение образа жизни... Попросту говоря, почему я должен заставлять себя есть лягушек, если мне нравиться свинина? Как я понимаю, каждый человек, идя по жизни, стремиться занять ту ячейку, в которой общество и интересы, симпатии и привязанности к чему-либо совпадают с его собственными. Находясь в "чужой" ячейке, вынужденный пребывать там по различным причинам, человек испытывает душевный дискомфорт и всеми силами пытается (только это не всегда удается) примкнуть к своей. Это, к большому сожалению, получается далеко не у всех, иначе все бы были если не счастливы, то вполне довольны своей жизнью. И вот я спрашиваю: что мне нужно было менять? Жену я любил, по интересам часто встречался с друзьями, делал то, что было по мне. Да и не хотел я ничего менять кроме работы, и то это я хотел сделать из-за оплаты моего труда. Деньги! Чертовы деньги! Кто сказал, что деньги - это пыль, бумага, и не в них счастье? Да, конкретно не в них. Но я на собственной шкуре убедился, да и не один я - таких тысячи и тысячи, что без этих денег нормальная жизнь невозможна! Еще кто-то сказал: с милым рай и в шалаше. Да к черту это все! Как бы вы там не любили друг друга, но если у вас нет возможности приобрести все то, что нужно для нормальной семейной человеческой полноценной жизни, то рано или поздно вы начнете раздражаться, ругаться и ссориться по любому поводу. Кто-то каким-то образом меняет свою жизнь, а кому-то это не под силу, у таких-то жизнь и рушиться. Вот если бы была у меня нормальная работа, были бы деньги на свой дом, то наша с Джейн семья не распалась бы. Мы могли ведь родить детей, растить их, а из них в дальнейшем могли бы выйти замечательные ученые, доктора, профессора, просто рабочие. А теперь этого попросту не будет. Никогда! Джейн наверняка начнет новую жизнь, она сильнее меня, быть может, а для меня дороги вперед уже нет. Нет сил моих больше, я сокрушен и подавлен вереницей неудач и несчастий, которая словно змея обмотала меня, вцепилась своими зубами и никак, ни при каких обстоятельствах, не желает отпускать. А я-то думал, что я парень крепкий, и меня не так-то легко сломать. Но, как показало время, я ошибся. Раньше, идя по жизни, я расслаблялся, воля моя не закалялась, не крепла, а вот теперь, столкнувшись с разного рода препятствиями, я подсел, прогнулся и, скорее всего, уже надломился.
Видя занимающийся рассвет за окном, я понял, что уже ничего не хочу, лишь одного: выйти на улицу вдохнуть свежий, утренний воздух напоследок.
Выйдя на улицу и увидев самое начало подъема солнца над горизонтом, я с болью в груди подумал о том, как же хороша жизнь, когда все у тебя хорошо. Но, что поделаешь...
Подышав полной грудью, я почувствовал головокружение, а затем и некий прилив сил, но это были далеко не те лисы, с которыми начинают новую жизнь.
Я стал бесцельно бродить по утренним улицам города, рассматривая ранних прохожих. Вот счастливые люди, они улыбаются утреннему солнцу, друг другу. Вот тоже счастливый человек, торопящийся, очевидно, на свою работу. Вот молодая семья садиться в машину, их маленькая дочка показывает мне язык и улыбается, затем машет в окошко своей пухленькой ручкой. У меня не будет этого всего уже никогда.
Не знаю почему, я остановился у книжной палатки, хозяин которой готовился к новому рабочему дню и выставлял свой товар. Без всякого интереса я стал рассматривать книги. Хозяин, худощавый, седой пожилой мужчина в очках заметил меня и, подозрительно посматривая, продолжал свое дело. Что он думал? Да ясное дело что: безработный пьяница, бомж, решил украсть что-нибудь. Я прочел это в его глазах и не осуждал.
- Вы что-нибудь хотели, мистер? - обернувшись в очередной раз, спросил он учтиво.
- Да нет, я просто смотрю. Вы ведь не запретите мне этого, правда?
Он посмотрел на меня с удивлением.
- Не смотря на внешний вид, у вас довольно правильная речь. Обычно бродяги бубнят хриплым, пропитым голосом, выпрашивая пару монет на выпивку. А ваш голос совсем не соответствует вашему внешнему виду.
Слово за слово, и мы разговорились. Я вкратце рассказал ему, как дошел до такой жизни, на что он, вздохнув и покачав головой, сказал:
- Я не вправе осуждать тебя за то, что ты позволил себе опуститься. Многие бы не поняли тебя, но я пойму, потому как сам в свое время был на грани. Я сильно пил. Просто пил, понимаешь? У меня все было: и семья, и дети, свой дом и хорошая работа, которую я очень любил. Дети росли, достаток в семье был. И вот, имея все это, я не знал чего еще желать. Мало-помалу я стал посещать наш местный бар и выпивать в компании таких же, как я, и не заметил, как втянулся. Не имея должной воли остановиться, я продолжал пить и, в конце концов, стал алкоголиком. Все пошло наперекосяк, все было из рук вон плохо, но я ничего не мог поделать. И, скажу тебе, если бы не моя семья, то я уже наверняка бы был на свалке. Понимаешь, зачастую не все в жизни зависит только от тебя самого. Очень многое, если не все, зависит от твоего окружения и от обстоятельств. И если тебе некому подать руку в момент падения, и обстоятельства складываются не в твою пользу, и если ты не человек твердой воли - считай, что тебе конец! Понимая это, многие хорошие люди создают общества как раз для помощи тем, кому некому помочь и кто сам не может помочь себе. И все, что я могу тебе посоветовать, это найти такое общество.
- Но как мне его найти? - заинтересовался я. - Может быть, вы знаете адрес?
- К большому сожалению, нет, не знаю. Но уже само то, что ты захочешь и будешь искать, будет означать твой первый шаг вверх.
Я поблагодарил его и побрел дальше, но он остановил меня криком:
- Постой, парень! - Подойдя ко мне, он протянул небольшую книжечку, не новую, с потертой обложкой. - На вот, возьми и почитай на досуге. Здесь есть много разумных советов, которые тебе пригодятся в жизни. Я знаю ее почти наизусть, так что бери.
Я взял книжечку, взглянул на название и имя автора и, положив ее в карман, поблагодарил старика.
- Я понимаю, - сказал он, - что тебе сейчас не до книжек, но все равно ты, пожалуйста, хотя бы полистай ее. Обещаешь?
- Спасибо, мистер. Обещаю.
Я побрел своей дорогой и, отойдя довольно далеко от палатки, вновь услышал его крик:
- Когда мы встретимся в следующий раз, ты будешь совершенно другим человеком! Я в этом уверен!
Добрый, хороший человек. Казалось бы, что ему до меня, грязного, немытого бродяги, позволившему себе опуститься до такого скотского состояния? Но нет, хоть и советом, но он помог. Пока есть такие люди на земле, мир будет жить.
Итак, у меня появился шанс начать все сначала. Вот только оставалось разыскать то общество таких же как я, которое и помогло бы мне.
Никто не может упрекнуть меня в том, что я бездействовал. Бог свидетель тому, сколько телефонных справочников я пересмотрел, сколько рекламных афиш и объявлений перечитал, сколько миль отпахал пешком по городу в поисках этого общества. Но единственное общество, которое я смог найти, было обществом любителей собак, и все. Если бы нужное общество существовало, то любой простой человек должен был без труда его найти, если оно, конечно, не тайное, короче говоря, в нашем городе я такого общества не нашел, и оставалось надеяться, что оно существует где-то в другом городе. Но без денег я не представлял, как буду перемещаться из города в город в его поисках. Осознав это, я вновь пал духом, и последнее, что мне пришло на ум, это пойти в церковь. Но как только я, проделав пешком путь на другой конец города, вошел в церковь, сторож сказал мне, что уже никого нет, и церковь закрывается.
- Но что же мне делать?
- Приходите завтра, - спокойно ответил сторож и бесцеремонно закрыл дверь перед самым моим носом.
- Но ведь я нуждаюсь в помощи сейчас! Именно сейчас мне нужно поговорить со священником! Завтра меня уже может не быть в живых! Скажите мне хотя бы, где он живет, я пойду к нему домой.
- Извините, но я не могу вам этого сказать, - так же спокойно произнес он из-за закрытой двери.
Вот так. Что тут еще сказать...
С пустотой в душе я посмотрел высоко вверх, где на фоне темнеющего неба, на верхушке церкви, величаво возвышался большой крест. "Господь любит тебя! Господь всегда поможет тебе!" Душа моя не выдержала и застонала, заревела, как загнанный в угол зверь, готовящийся к смерти. Даже Господь, остававшийся последней моей надеждой на спасение, был сейчас глух и нем к взываниям моей души.
Не в силах уже добраться домой, голодный, я повалился под дерево в сквере, окружающем церковь, и забылся.
Рано утром меня разбудил тот же сторож, обходящий территорию.
- Вставайте, эй. Скоро придет отец Абрахам, и вы сможете с ним поговорить.
Да-а-а... Добрый малый, нечего сказать!
- Спасибо тебе, человек, - сказал я холодно, еле поднимаясь с земли. - Мне это уже не нужно.
Я направился к себе домой, не слыша и не обращая внимания на попытки сторожа отвести меня в церковь. Сердце мое было черство, а душа пуста. Это была пятница, 16 апреля 2000 года. Именно в этот день я решил по собственной воле положить конец своим мучениям и отойти в мир иной.
Придя наконец домой, я помылся, побрился, одел самую чистую и целую одежду, что у меня осталась, потому что точно знал, что никто не омоет меня и не переоденет - сожгут как бродягу, и все тут.
Я сидел, тупо уставившись в одну точку, вспоминая свою юность, все лучшие моменты жизни в ту пору, и ждал ночи, когда я это сделаю. И тут взгляд мой случайно упал на уголок книжечки, торчащий из кармана моей грязной куртки. Я взял ее и вновь прочитал название: "Карманный факул, или наука благоразумия". Автор был, конечно, мне неизвестен - Грасиан Бальтасар, литератор и преподаватель, философ и психолог, мудрый, остроумный человек, живший в 16 веке.
Я стал пробегать глазами по страницам, где описывалась вкратце его жизнь и его творчество. Из этого я узнал, что помимо всего прочего он издал Трактат "Благоразумный", который, кстати, попал в большую немилость церкви: книга была пронизана чувством разочарования в современности, напряженным вниманием и осторожным недоверием к себе, своим страстям и к окружающему миру. А в самом конце своей жизни, он издал монументальный философский роман "Критиком", в котором рассматривался путь человека в обществе и подводился итог жизненного пути самого автора.
Путь человека в обществе! Прочитав это, я заинтересовался и с головой углубился в чтение афоризмов, извлеченных из сочинений этого человека. Из большого количества разумных высказываний и советов, я выбирал то, что касалось именно меня. Например, я прочитал вот что: "Испытывать свою фортуну - чтобы действовать, чтобы достигать. Это важней, нежели хранить невозмутимость духа. Великое искусство - управлять Фортуной, то ее поджидая (ибо надо также уметь ждать), то догоняя, дабы настичь свой случай, свой черед, хотя намерений этой причудницы Фортуны никогда никому не постичь. Заметив, что она благосклонна, действуй отважно; она любит смелых и, как красотка, - молодых. Неудачнику же нечего и пытаться - лучше отступить, не навлекать на себя несчастья вдвойне. А кто Фортуной повелевает, Смелей, вперед!" Или вот еще: "Вовремя прекратить удачную игру. Непрерывное везение всегда подозрительно; более надежно - перемежающееся; кисло-сладкое вернее сплошной сладости. Когда удачи громоздятся одна на другую, есть опасность, что все рассыплется и рухнет. Порой милости Фортуны бывают кратки, зато велики. Но долго тащить счастливчика на закорках надоедает и Фортуне". Ну, это ли не про меня? Этот человек будто писал с моего примера! Удачи громоздились раньше одна на другую, а теперь Фортуне надоело тащить меня на закорках! Подумать только! "Знать свой черный день - помнить, что он бывает. В такой день ничего не удается; как ни меняй игру, судьба неизменна. С двух ходов надо такой день распознать - и отступиться, как только заметишь, светит тебе или не светит". Как же он прав, черт побери! Совсем не думая об этом и, естественно, не сумев распознать свой черный день, я, очевидно, сам растянул его на несколько лет.
Читая дальше, я все больше убеждался в том, насколько теперь я не имею ничего; не умея разбираться в людях, я попросту обманывался в них; не сумел как следует отобрать друзей и умело ими воспользоваться. "Трезво судить о себе, о своих силах. Особенно когда начинаешь жить. Все люди о себе высоко мнения - и чем больше мнят, тем меньше стоят: мечтая о блистательной фортуне, полагают себя чудом природы. Надежда безрассудно обещает, жизнь ничего не исполняет, и для тщеславного воображения постижение подлинной жизни становится горькой мукой". А то, что у каждого человека есть своя звезда, я и вовсе не подозревал. "Она есть у всякого, и у самого обездоленного, а несчастен он лишь потому, что ее не знает. Одним досталось - не весть за что - место подле монархов и владык, сама судьба оказала им милость. Другим - благосклонность мудрых, кое-кого одна нация признала больше, чем другая, один город чтит больше, чем другой. Иногда человеку в одном занятии или должности больше везет, чем в других, при тех же самых достоинствах. Судьба тасует карты, когда и как пожелает, пусть не каждый знает свою звезду, как и свою натуру, - от этого зависит, погубит ли себя или прославит". Не зная своей звезды, я точно погубил себя.
Прочитанное многое объясняло мне, если не все. С интересом я продолжал читать дальше. "Помогать самому себе. В беде нет лучшего товарища, чем смелое сердце, а когда оно слабеет, пусть поможет ему голова. Мужество легче переносит удары судьбы, а Фортуне поддаваться, станет вовсе невыносимой. Не умеешь нести бремя невзгод - усугубляешь их тяжесть. Кто себя знает, тот себе поможет размышлением там, где не хватает силы. Разумный одержит победу и над роком". Именно так! Я не знаю себя, и у меня не хватило мужества, чтобы перенести удары судьбы, и, не умея нести бремя невзгод, я лишь усугубил их. В общем, осмысливая прочитанное, я многое понял, а самое главное то, что я жил совершенно неправильно. Хотел жить как нормальный человек, но обманулся во всем абсолютно и теперь вот сижу перед свисающей с потолка петлей. И почему ту книгу я не видел раньше? Что толку, что сейчас я знаю как нужно вести себя в реальной жизни? Уже поздно, все равно у меня не осталось сил на то, чтобы подняться. Уже слишком поздно, эти триста советов не помогут мне. Хотя...
"Не входить в тайны вышестоящих, - читал я дальше. - Они ненавидят того, кто знает их злодеяния. Бойся, чтобы кто-то от тебя чрезмерно зависел, тем более власть имущий. Он жаждет вернуть утраченную свободу и ради этого готов попрать все, даже справедливость. Итак, тайн не выслушивай, не выслушивай и сам не сообщай!"
Хозяин-еврей! Вот почему еще он возненавидел меня! Но ведь я случайно, совершенно случайно узнал о его поганых делишках. Не выслушивал, а случайно узнал. А он, очевидно, давно просек, что я все знал. Очевидно, это опять-таки судьба. Вот почему он гробил меня по чем зря! "Не лгать, но и всей правды не говорить", - так советовал автор, а резал правду еврею прямо в его поганые глаза. "Умолчи ради себя..." Но я, будучи неразумным, не умолчал, за что и был наказан.
И вот тут что-то треснуло внутри меня, и умерший было тот самый зверь вдруг стал снова становиться на дыбы. Весь мир сузился до размера небольшой рамки, внутри которой был хозяин-еврей. Одного его я сейчас видел, одного его винил во всех бедах не мой разум, а разум моего внутреннего зверя. И понял я, что стал сейчас совершенно иным. Не слюнтяя я видел в осколках разбитого зеркала, опущенного, забитого и готового к самоубийству, а жестокого, страшного человека, решившегося на преступление. Сердце мое было черство, но совсем не так, как раньше, а душа была наполнена чем-то ледяным. Обозлился я, но не на весь мир, а лишь на него одного, и теперь страшно желал отплатить ему.
Очнувшись от обморока, который внезапно случился со мной, я отдышался и, придя в себя, сорвал петлю с крючка в потолке и швырнул в мусорку. Сбросив одежду, я залез под ледяной душ и долго орал там, снимая жуткое напряжение. Затем я набрал воды в ржавую, без эмали, ванну и, лежа в ней, стал обдумывать план действий.
Да, я прекрасно помнил все. Черные деньги хозяин хранил в одной из коробок для пиццы, что были сложены на стеллаже в подсобке. Войти с черного входа не представляло проблемы, потому как я знал условный стук. Вечером, ближе к десяти, один парень подвозил товар, первый, конечно, и вот после него-то я и решил наведаться в гости к хозяину. А там - все в моих руках.
Заранее приготовив все: шапочку с дырками для глаз, нож, который был единственным у меня в квартире и годился для чего угодно, но только не для устрашения, и пакет, - я лег на кровать и вздремнул. Причем спал я абсолютно спокойно и без сновидений, отчего, проснувшись, чувствовал себя на удивление хорошо. Вот только голод, притупившийся в очередной раз, вновь напомнил о себе. Выпив воды, я вышел на улицу, стараясь не думать ни о чем, кроме своего плана.
Были сумерки. Я стоял за двумя большими мусорками, одергивая себя, чтобы не влезть в них в поисках каких-нибудь объедков, и ждал, когда же хозяин рассчитается с парнем, даст ему новый заказ и тот уедет. Ноги мои немного тряслись, да и руки тоже, но в основном я был спокоен и, несмотря на закрадывающиеся в мой мозг мысли о наказании Божьем, не собирался сворачивать назад.
Я уже терял терпение, когда наконец хозяин распрощался у входа с парнем, и тот, заведя свой небольшой грузовик, выехал на улицу и скрылся из вида. Оставалось теперь дождаться, пока уйдет домой наш грузчик Ральф. Главное сейчас, чтобы в это дело не вмешалась случайность.
Ну, вот и Ральф, слава Богу, выходит, прощается с хозяином и уходит. Теперь, насколько я знаю и помню, как это было при мне, хозяин остался один. Вечером, тогда, когда был привоз продуктов, он всегда отпускал сначала всех, предпоследним уходил Ральф, а уж затем, закрыв все и включив сигнализацию, уходил сам, точнее уезжал на своей машине, купленной явно не на честно заработанные деньги.
Только Ральф вышел со двора, я натянул свою шапку, достал нож, подскочил к дверям черного хода и условно постучал.
- Ральф? - послышался голос хозяина из-за двери.
- Мг, - промычал я, надеясь на то, что хозяину будет этого достаточно.
Так и вышло: ключи зазвенели, замок щелкнул два раза, и дверь стала открываться. Не медля, я рванул дверь на себя - и тут же ударил кулаком что было силы в нос хозяину. Этого оказалось недостаточно, чтобы свалить эдакую тушу, и я добавил для верности ему между ног. Это мгновенно дало результат: хозяин ухнул и, согнувшись пополам, насколько позволял его рыхлый живот, упал на колени. Коленом я добавил ему еще - и он рухнул на пол всем своим грузным телом, глухо застонав. Быстро закрыв дверь на ключ, я достал свой нож и, приставив его к горлу хозяина, схватил его за жирные волосы.
Как же он изменился! Жирный, лоснящийся боров, доселе чересчур самоуверенный и наглый, лежал сейчас у моих ног, словно свинья, которую готовили на убой. Маленькие глаза его вылезали из орбит, нижняя губа противно тряслась, а все его тучное тело содрогалось от судорожных вздохов и перекатывалось, словно желе. Вот он, власть имущий, повелевающий хозяин, живущий с полной уверенностью в том, что "цветы на земле растут именно для него", лежит на полу, словно куча дерьма, готовый при виде ножа сделать все что угодно, лишь бы спасти свою шкуру от смерти.
- Пожалуйста... не убивайте... Я сделаю все, что вы скажете. Только не убивайте.
"Поразительно! - подумал я. - Как могут меняться люди! Хотя, чему я удивляюсь, ведь я сам менялся на глазах".
Убивать эту сволочь я, конечно, не думал. Но сейчас, признаюсь, видя эту гнусную, скулящую тварь, ощутил небывалый прилив ненависти и, сжав нож, готов был сделать это. Видно, чувствуя приближение конца, он стал извиваться, как змея, и отползать, неуклюже закрывая то свое лицо, то брюхо. От страха дыхание его сбилось, и он невнятно лепетал что-то, чего нельзя было понять, однако смысл и суть мне и так были понятны - он молил о пощаде.
Внутри меня, к моему великому удивлению, вновь что-то изменилось, и теперь к этому скулящему человеку я испытывал... жалость. Руки мои вспотели - я отпустил его, все тело задрожало, и мой мозг пронзила мысль: бежать отсюда, сбежать куда подальше!
Неуверенность мою почувствовал и хозяин. Он стал быстро говорить о том, что я могу еще все исправить, ведь ничего в сущности еще не произошло, мне нужно лишь сбежать и все, он никому не расскажет...
Очнувшись, как от бреда, я взял себя в руки, подскочил к нему и ударил ногой в живот, затем приблизил нож к его лицу и рявкнул:
- Деньги!
Хозяин, вновь почуяв приближение смерти, заерзал на полу и, трясясь всем телом, пополз к подсобке.
- Быстро! - вновь рявкнул я, изменив голос.
- Да-да, да-да! - пролепетал он и, не вставая с пола, открыл дверь и вполз в помещение, так хорошо мне знакомое.
Он на мгновение застыл, очевидно, надеясь на что-то, но мой нож подстегнул его.
- Ну!
- Там, за коробками... самая большая.
Я и без него прекрасно знал, где лежат деньги, но, естественно, не хотел выдавать себя.
Сбросив на пол первые ряды коробок, я достал ту самую и, сразу открыв ее, увидел аккуратные пачки этих самых чертовых денег. Быстро высыпав их в свой пакет, я швырнул пустую коробку в хозяина и, собрав все свои силы, двинул ему напоследок под дых.
Оказавшись дома, я впервые за последние часы вздохнул полной грудью. Стараясь унять непонятную дрожь, я стал пересчитывать деньги - их оказалось пять тысяч! "Неплохой заработок за пару часов!" - почему-то пролетело у меня в мозгу, и я засмеялся.
Нож, шапочку и старую куртку я выбросил по дороге домой в разные мусорные баки, деньги были у меня...
- Дело сделано! - воскликнул я и по привычке поднял глаза вверх, чтобы поблагодарить Всевышнего за помощь, но осекся.
Как-то сразу стало гнусно у меня на душе. Сейчас, оставшись один на один со своим преступлением, с этими деньгами, я почувствовал чей-то незримый укор. Очевидно, во мне просыпалась совесть. Шагая взад-вперед по комнате и лихорадочно соображая, я искал хоть какой-нибудь способ заглушить ее голос. Абсолютно ничего не приходило мне в голову, кроме единственного, наверняка уже старинного метода - напиться. Но для чего тогда я все это делал? Неужели для того, чтобы вновь запить и пропить эти деньги одним махом, как это я уже делал? Конечно, мне до смерти хотелось выпить, но я отверг эту идею - меня посетила другая, совершенно нелепейшая! Совершив это преступление и добыв деньги, я посчитал это концом моего невезения, ведь мне же действительно повезло. Короче говоря, я решил отправиться... в казино! Почему это пришло мне в голову, не знаю, словно внутренний голос сказал мне: "Дерзай! Наконец-то ты схватил Фортуну за хвост".
Опять же надев ту самую чистую одежду, в которой намеревался повеситься, я взял пакет с деньгами, предварительно отложив пять сотен, и на такси - да-да, на такси! - отправился в ближайшее казино.
Хорошенько поев в баре для начала, я с трепетом и волнением стал играть. Вначале мне немного повезло в рулетку, затем в карты, и это только утвердило мои предположения о том, что былое везение возвращается ко мне. Я стал удваивать свои ставки. С этого момента время словно ускорило свой ход, я потерял контроль над собой и, сильно увлекшись, совсем не заметил, как опустел мой пакет. От всех денег осталась лишь одна фишка достоинством в двадцать монет. Земля уже в который раз ушла у меня из-под ног. Будто кончилось какое-то видение, и я окунулся в ужасающую реальность. Небывалая, умопомрачительная бездна разверзлась в моей душе. Да, наверное, не осталось той души вовсе - бездна поглотила ее.
Как сомнамбула купил я на последнюю двадцатку спиртного и напился.
Громкий стук в дверь разбудил меня. Вскочив, я очень удивился, что нахожусь в своей комнате, потому что не помнил, как добрался. Открыв со скрипом дверь, я увидел на пороге хозяина дома.
- Сегодня суббота, Гил, ты помнишь?
- Что, суббота? - не соображал я.
- Если ты вздумал косить под дурака, то у тебя это плохо получается, - нахмурив брови, сказал он. - Сегодня ты должен оплатить за проживание. Если нет, то сейчас же сваливай отсюда. Что скажешь?
Припоминая вчерашние события, я вспомнил о пяти сотнях под матрасом и, достав одну, подал ему.
- Ну, вот и хорошо, - сразу заулыбался хозяин. - Это мне нравиться. Можешь преспокойно жить себе здесь еще месяц. Тут ведь как: плати и живи. Правильно?
- Еще есть пожелания? - спросил я грубовато.
Он положил сотню в карман и, удивленно взглянув на меня, но не произнеся ни слова, удалился.
Закрыв за ним, я направился в ванную, где подставил голову под струю ледяной воды, надеясь таким образом избавиться от страшной головной боли. Допив затем остатки спиртного из бутылки, которая оказалась у меня в кармане, я обрел возможность более-менее ясно мыслить.
- Да-а-а... - говорил я вслух, горько улыбаясь. - Вот уж поистине неудачник так неудачник! Решился, можно сказать, из последних сил на грабеж, заимел пять тысяч, а затем в один миг спустил их в казино! Идиот! Чем я думал? Или это думал не я?..
Избитое неудачами, повергнутое в грязь мое обреченное существо продиктовало уставшему разуму поступить так. "Пан или пропал, - вот как я думал тогда в казино. - Все или ничего!" Вторая крайность, как это не удивительно, взяла верх над первой.
- Хоть один день, точнее, вечер побыл человеком, - усмехаясь, сказал я громко, затем чуть тише добавил: - Ну что ж, я лишь на день продлил свою никчемную жизнь.
Взяв последние деньги, я стал шататься по грязным кварталам, потерся среди местных братков и через два часа вернулся домой с пистолетом. Купить оружие, хоть оно и было времен второй мировой войны, оказалось не так уж и сложно - опять же деньги решили этот вопрос. "Грязная и унизительная смерть, висельника, - решил я. - Пусть лучше я умру от пули".
Я сидел на полу и примерял пистолет, приставляя его к виску, ко лбу, под бороду, всовывал дуло в рот, надеясь выбрать какой-то оптимальный вариант. Со стороны это выглядело, наверное, до безобразия глупо: собрался человек умереть, так еще и выбирает как. Наверное, таким образом мое подсознание пыталось в последний раз остановить меня. Осознав всю глупость этих манипуляций, я вдруг рассмеялся от души. Насмеявшись вдоволь, я вновь сел и, направив дуло себе между глаз, заглянул в него. Как же страшен был этот идеально круглый черный глаз! Как же страшен этот черный рот, готовый в любой момент, по одному движению пальца, плюнуть тебе в лицо раскаленным свинцом! Я не боялся смерти, страшно было само ее приближение. Вот если бы это случилось внезапно, вдруг... А так... это было очень страшно, и я поймал себя на мысли, что у меня может не хватить духу сделать это. Я весь задрожал, как осиновый лист, ладони мои вспотели, я выронил пистолет. Закрыв глаза я вдруг очень ясно увидел всю свою жизнь - она за несколько мгновений пролетела у меня перед глазами, лишний раз напомнив всю никчемность моего существования. "Не сделав этого, я обреку себя, скорее всего, на еще большие страдания и муки... - подумалось мне. - К чему тянуть? Я больше ничего не хочу..." Схватив пистолет, я приставил его ко лбу и нажал на курок... Но, к моему удивлению, мой палец не смог преодолеть упругость пружины - он был слаб. Даже такая малая часть моего тела, как палец, сопротивлялась, не желала подчиняться мне в этот страшный момент.
Вдруг громкий, сильный стук в дверь прервал мои попытки. Какая-то малая часть моей души даже обрадовалась тому, что появилась возможность оттянуть это страшное мгновение. Что говорить, я обрадовался тому, что меня отвлекло. Я даже не задумался над тем, кто бы это мог быть, кому я мог понадобиться. Я встряхнулся, будто ото сна, швырнул пистолет под кровать, вздохнул, как, наверное, вздохнул бы помилованный перед самой казнью преступник, и открыл дверь. Тут же получив сильнейший удар в зубы чем-то металлическим, я полетел назад и потерял сознание.
Очнулся я от ледяной воды, которая лилась на меня сверху. Не имея сил поднять головы, я посмотрел по сторонам и, кроме своих двух зубов и небольшой лужицы крови, смешанной с водой, увидел три пары ног.
- Ну что, очнулся? - спросил зло до боли знакомый голос. - Думал, я не вычислю тебя, Гил?
Сплюнув собравшуюся во рту кровь, я поднял-таки голову и посмотрел на еврея - он глядел на меня сверху и самодовольно ухмылялся.
- Что, удивлен? - спросил он, усмехаясь, и тут же нанес мне такой удар в живот ногой, что я отлетел на пару метров и меня стошнило.
- Где мои деньги, ублюдок? - зашипел он. - Говори, Сволочь, иначе эти ребята тебя на ремни порежут!
Ребята в доказательство того, что действительно готовы сделать из меня некоторые товары для кожгалантерейного магазина, синхронно щелкнули ножами, подошли ко мне и приставили их к моему горлу.
- Ничего не напоминает, Гил? - засмеялся хозяин. - А? Что, штаны обмочил? Никто не смеет воровать мои деньги и тем более никто не смеет так поступать со мной, как это сделал ты!
Страха я не испытывал. И ножи были на горле, одно движение - конец, но я не боялся.
- Тебя, Исаак, задело то, как с тобой поступили, - сумел выговорить я. - А как ты себе позволял... поступать со мной... Помнишь?
Лицо его перекосило от злобы, и он снова ударил меня ногой, заорав:
- Меня не Исаак зовут, сволочь! А ну, ребята, научите его, как нужно разговаривать.
И они научили. Вставив мне кляп в рот, они стали монотонно избивать меня ногами. Хозяин-еврей тоже не стоял без дела, раз за разом прикладываясь ко мне. Кровавая пелена застлала мне глаза, я стал терять сознание от боли, но все та же холодная вода возвращала мне его вновь и вновь.
- Хватит, - услышал я голос хозяина. - Хватит, я сказал, а то забьете до смерти, и я не узнаю, где мои деньги. Лучше обыщите здесь все.
Парни молча отстали от меня и начали переворачивать вверх дном всю мою комнатушку. Хозяин присел возле меня и с жутким спокойствием произнес:
- Я сразу узнал тебя, хоть ты и напялил на свою дурную башку ту дурацкую шапку. - Встав, он носком ботинка приподнял мой подбородок. - А ты, глупец, думал, что я не найду тебя.
- Ничего нет, - сказал вдруг один из парней. - Все перерыли...
- Где деньги? - ударив меня в скулу, рявкнул еврей. - Куда ты их дел? Говори!
Один из парней брезгливо вынул из моего рта окровавленный кляп.
- Говори, Гил, - медленно повторил хозяин.
Мне было совершенно все равно, я не собирался делать из этого тайны.
- Я проиграл... я проиграл их в казино...
Хозяин, услышав это, раздулся как жаба, а через секунду шумно выпустил воздух и затрясся в истерическом хохоте.
- Он ограбил меня, чтобы затем продуть все в казино! - еле выговорил он, давясь от смеха.
Ребята не смогли сдержаться и тоже заржали как кони.
- Идиот! Кретин чертов! Так мог поступить полный кретин! - Хозяин вдруг резко перестал смеяться и, взяв меня за шиворот, сказал: - В общем, так! Меня не волнует, правду ты сказал или неправду, но если ты к понедельнику не принесешь их мне, то, клянусь, ты об этом пожалеешь! По твоим глазам я вижу, что тебе все равно, что я с тобой сделаю, поэтому тебя я не трону. А вот твою Джейн... Что, удивлен, что я ее знаю? Будь уверен, мои ребята обработают ее по полной программе! Что, испугался? А-а-а, я знал, что не ошибусь в этом.
Выходя из квартиры, он повторил:
- Два дня - и ты принесешь мне мои деньги. - И затем, подумав секунду, он достал из кармана и швырнул мне в лицо монету, сказав при этом: - На вот тебе, неудачник. Выиграешь на них пять тысяч. Кретин!
Смеясь, они вышли из квартиры, оставив меня лежать в луже воды и крови.
С трудом я повернул голову и посмотрел под кровать. Я не поверил своим глазам: пистолет, залетевший между ножкой и стеной, каким-то непостижимым образом не был обнаружен! Ползая брюхом по луже и размазывая ее по полу, я залез под кровать и вытащил его. Прислонившись к кровати, я посмотрел на пистолет и подумал о том, что вновь недооценил хозяина, и о том, что, наверное, хуже неудачника, чем я, не сыскать в целом свете. "Разумный одержит победу и над роком! - припомнил я. - ... Неудачнику же нечего и пытаться - лучше отступить, не навлекать на себя несчастья двойного".
- Неудачнику лучше отступить... - прошамкал я опухшими губами и поднес пистолет к голове.
Но, вспомнив про Джейн, я остановился. Она была здесь совершенно ни при чем, к тому же, наверное, я все еще любил ее. "Она не должна страдать из-за меня!" - подумал я и попытался встать на ноги, но из-за сумасшедшей боли во всем теле не смог этого сделать и, скуля, рухнул на пол.
- Какое в общем-то, мне сейчас дело до всего этого, - сказал я вслух. - Кто обо мне думал? Что, Джейн думала обо мне? Последний раз она звонила мне по телефону, когда погибли мои родители. Быстро сказав, что ей жаль, что так случилось, попрощалась и положила трубку. Больше она никогда не звонила. Так что ж мне теперь до нее? Что мне теперь до всего этого? Вот курок, нажму - и все. Скорее бы все это закончилось.
Я вновь поднял пистолет, приставив дуло к виску и, закрыв глаза, решил произнести "Отче наш..." в последний раз.
- Ну-ну?.. И что же ты сейчас сделаешь? - вдруг резко спросил чей-то голос, заставивший меня вздрогнуть, при этом я чуть не нажал на курок.
Я оглядел комнату, но, не увидев никого, тихо спросил:
- Кто здесь? Кто это сказал?
Но ответа не было, и я догадался, что случилось одно из двух: или я сошел с ума, или я уже умер. Второе было маловероятно, уж слишком реальной была боль во всем теле. "Я уже слышу посторонние голоса, - подумал я. - Пора кончать с этой жизнью".
Но не успел я вновь поднести пистолет к виску, как увидел смутные темные очертания человека, сидящего у окна. Он, словно тень, сидел, нагло, развалившись и закинув ногу на ногу.
- Кто ты такой и что тебе нужно? - превозмогая боль в губах, дерзко спросил я.
- Я тот, кто сейчас тебе нужен, - был ответ.
- Пошел к черту, бред собачий, - устало сказал я и показал незнакомцу пистолет. - Вот, что мне сейчас нужно. И вообще, чего я тут с тобой разговариваю? Ведь ты мой бред.
Словно ветерком повеяло, и тень в мгновение ока оказалась в шаге передо мной. Черный, густой дым клубился внутри нее, не выходя за пределы. Дым этот за несколько секунд окрасился, наверное, всеми цветами радуги, затем перемешался, превратился в какую-то густую массу и стал наполнять тень изнутри. Эта непонятная масса кипела и пузырилась, выплевывая в воздух тонкие струйки дыма, и кое-где уже застывала. Через несколько минут эта трансформация закончилась, и тень на моих глазах обрела материальное тело. В воздухе воняло серой.
- Да... да кто ты такой? - запинаясь, прошептал я, не веря своим глазам.