В эту ночь товарищу Маузеру приснился еще один, последний вещий и зловещий
сон Снилось ему, будто бы он пробирается через какой-то грязный, страшно замусоренный лес. Под чахлыми деревьями и кустами там и сям валяются пустые пластиковые бутылки из-под водки, пива и колы, грязные пластиковые же тарелки со следами недоеденной пищи. Обрывки газет и туалетной бумаги, смятые полиэтиленовые пакеты, окурки сигарет, клочки окровавленной ваты, использованные презервативы. Остатки костров, погашенных, по-видимому, мочой. Под кустами и даже на тропинке несвежие человеческие экскременты. В лесу мертвая тишина, не слышно даже щебета птиц. Стараясь не вступить в эту мерзость, Семен Никифорович упрямо продвигается вперед, чтобы как можно скорее выйти из этого ужасного лесного плена. "Боже, что это за жизнь, за такая? И какими же это надо быть людьми, чтобы оставить после себя такую гадость?", - мучительно сверлит в его мозгу.
Но вот, наконец, он на опушке!
Прямо перед ним расстилается поле. Но, о Боже мой!, оно такое же грязное, замусоренное, запаскуженное, как перед этим лес. Правда, его нескончаемая территория разбита на отдельные, геометрически правильные, но разнокалиберные грядки, неухоженные, покрытые прошлогодними остатками растений. И тут Семену Никифоровичу вдруг бросается в глаза одна из грядок.
Небольшая, покрытая чистым, прекрасно обработанным черноземом, из-под которого яркими зелеными стрелами пробивается свежий, сверкающий росою молодой лук, она составляет резкий контраст со всем тем, что ее окружает. "Здесь, наверное, и будет моя могила!", - проносится у Семена Никифоровича в голове. И горло его перехватывается спазмом рыдания.