Аннотация: Женское рилически-нтеллектуальное. По мотивам дневников за 2007-2008 год
Кася Клёш
ЛЮБОВЬ И Х...Й (МАЛЕНЬКИЕ КУСОЧКИ-2)
Конспект лекции в Институте благородных девиц
Здравствуйте, дорогие курсистки. Сегодня я расскажу вам, чем отличаются два явления, вынесенные в заголовок нашей лекции.
Но для начала я попрошу вас записать посвящение и три эпиграфа.
Антонине Швецовой посвящается.
"И до конца жизни он не мог видеть фарфоровую овцу без острого чувства отвращения к себе."
Джон Фаулс, "Женщина французского лейтенанта"
"Любовь - эротическое отчаяние."
Вольфганг Кёппен, "Голуби в траве"
"...И в небо по трубе".
Егор Летов
Небольшая вводная часть.
Это произведения (если это, конечно, произведение) изначально была обращением к реальным людям. Хотя, не отрицаю, кое-где я несколько заострила. Точнее, почти везде и очень сильно.
Но с тех пор, как я взялась за заточку моего арсенала чувств, во мне пропало всякое чувство благодарности. Всё хорошее, что между нами было, -- это моя ошибка; моя, и только моя.
Все плохое, что было, - было, и его уже не исправить.
А теперь - к делу.
***
***
Всюду ёлки, на площадях ёлки, на автозаправках ёлки, у автошколы ёлки, и даже возле депо метрополитена. Сложно представить, что в новогоднюю ночь сюда придет хотя бы один человек. На работе тоже поставили ёлку, китайскую, хохлатую, декоративную. Она кружится, поёт и сияет всеми цветами, как Национальная библиотека. Когда никого рядом не было, я включила ее и смотрела. И боялась, что кто-нибудь вдруг войдет.
Здравствуй, ёлка, Новый год.
Пришло время загадывать желание.
Я хочу, чтобы все люди на земле были несчастны. Чтобы не так выделяться на общем фоне.
А если это всё-таки невозможно, то я хочу, чтобы в моей жизни было немного меньше абсурда и немного больше людей, с которыми интересно.
Пока что получается только наоборот.
Получается, что не получается.
Мне двадцать пять; я так и не научилась любить, но я научилась разлюбливать. Какое из этих умений следует считать более полезным в двадцать пять лет?
В двадцать пять - опять двадцать пять.
Нет оправдания нашей собственной нелепости, а также ограниченности.
Всего моего житейского опыта хватило лишь на то, что я теперь знаю сходство и различие между любовью и х...ем. И вас научу. Так вот, любовь - это любовь, а х...й - это х...й.
Это главное различие. А что их объединяет?
Любовь или принимаешь, или отклоняешь. Примерно то же самое происходит и с х...ем.
Х...й - это универсальный мужской ответ на любовь.
Любовь - это бессмысленный и незаслуженно популярный женский ответ на х...й.
Все это очень трагично, но еще глупее, когда мужская и женская валентности меняются местами. Как со мной и происходит. А со мною вот что происходит. Я не умею ладить с мужчинами. Выполнять их капризы, вытирать им слёзки, выбирать им платьица - все это выше моих сил.
Когда мы расстались с Жиром Картмана, я пришла в дом, где мы жили, чтобы собрать вещи, которых мне было еще жаль, и обнаружила на полу разбитый dvd-диск "Вечное сияние чистого разума". Этот диск я подарила Жиру Картмана на День святого Валентина.
Этот день проклят и отравлен, так давайте опасно веселиться, и петь, и плясать, и вручать подарки с символикой мероприятия. Лучше всего самоделки - если не из соленого теста, то хотя бы из крашеных макарон. А уж если вы мечтаете о чем-либо стоящем - подарите это себе сами, не ошибетесь.
Я уже как-то смотрела вышеупомянутый фильм, и мне показалось, будто необходимость что-то дарить Жиру Картмана -- достаточно веский повод, чтобы под шумок отпраздновать кое-что свое.
Жир Картмана трясся в экстазе -- я подарила ему фильм о любви!
Вот видите - праздник удался. Не нужно бояться быть эгоистом!
Правда, однажды Жир Картмана напился, и с горя, что я к нему не пристаю, хоть и выпила столько же, стал кричать: "Ты чувствуешь, как мир вращается вокруг нас? Не чувствуешь? Я знаю, ты меня не чувствуешь..." И растекся в слезах.
Отчего же. Пока мы жили вместе, я чувствовала его постоянно. Например, он любил подойти сзади и упереться мне между лопаток своим коротеньким крючком. Это была какая-то пародия на мои наисветлейшие эротические фантазии. Меня нельзя трогать за спину. Вчера меня погладил по спине мужчина, с которым я работаю, и теперь мне кажется, что я в него влюбилась. А он всего-то поправил мне капюшон.
А еще Жир Картмана любил, лежа в постели после МОЕГО долгого трудового дня, спрашивать: "Как ты думаешь, у героев фильма потом всё было хорошо?"
Такие выходки не могли пройти для него безнаказанно. Мы расстались.
А на прощанье я сказала: "Если ты думаешь, что ты в этом фильме Джим Кэрри, то ты -- Элайджа Вуд".
В первый раз мы смотрели фильм "Вечное сияние чистого разума", когда мы встречались с Мор-Финистом.
Если бы М. жил в эпоху fin de siecle, он бы точно был морфинистом, а в конце двадцатого века он просто курил гашиш. Впрочем, он был американцем, и с этой точки зрения гашиш был всё-таки более естественным лекарством от скуки, чем "ксанакс".
Мор-Финист был моей единственной разделенной любовью за последние двадцать пять лет.
Но он умер.
Шучу.
Какая разница, что с ним.
В моем сердце все время кто-то умирает. Медленной, мучительной смертью. И хуже всего бывает, если пытаться лечить. Это лишь продлевает агонию.
Но в тот момент, с которого мы начали, количество умерших еще не превысило магического числа "пять плюс-минус два", и мне, по аналогии с собой, казалось, что делать кому-то больно - плохо.
И я совершила поступок, за который мне стыдно до сих пор. Я рассказала обо всем своему Тайному Другу. Точнее, написала в письме.
"Милый друг,
Мне так погано, так погано. А тебе уже лучше. Можно, я кое-что тебе расскажу. Я сказала мужчине, с которым живу, что у него мелкая, бедная и больная душа. А ведь он снял мне квартиру, купил браслет как у Веры Каретниковой, и в общем-то, technically, единственный человек, который заботится обо мне. Мне кажется, я г...но. Я должна исповедаться."
Мою чудовищную глупость и неправоту подтвердил тот факт, что Тайный Друг ничего мне на это письмо не ответил.
Не разделил моих страданий, и был за это еще не раз вознагражден жизнью.
Когда мой дежурный Милый друг особенно остро переживает недостаток (или избыток) женского внимания, он зовет меня и со мной отдыхает душой. Я-то к нему не пристаю. Я как-то сама по себе мучаюсь.
Однажды мы пили офисный кофе на корпоративной кухне, и мужчина, который мне нравится, флиртовал с девушкой, которой не нравлюсь я; а я подперла рукой подбородок, глупо улыбалась и думала: так будет всегда. Так всегда было!
Есть что-то неудобоваримо-непоколебимое в этой романтике офисных отношений.
Я люблю эту новую работу, черт побери! Я так хорошо себя здесь чувствую, так уместно! Я -- не родилась красивой; я -- не сделала себя сама; я -- не нашла себе другого; я -- неуклонно стервенею; я часто не верю, что будет зима; я не один, нас много...
Как страшна эта убогая беспомощность, когда ты не можешь сделать так, чтобы тебя любили, и лишь можешь позволить, чтобы тебя имели.
И хорошо еще, когда с тебя есть чего поиметь.
Хотя бы янтарный браслет. Килограмм янтаря. И так быстро сломался, а точнее, от него отвалился полный килограмм янтаря, осталась лишь стальная основа. Я намотала ее на запястье и так носила, пока ссадины не начали гноиться. Это были мои вериги, а также символ неприкрашенности моих подлинных чувств. Все мои милые друзья просто тащились от моей брутальности. И лишь один человек нашелся, который меня пожалел, но он в эту историю не вписывается.
Плавно переходим к рассказу о том, как я бросила своего сожителя.
Если бы кто-то из присутсвующих читал книгу Ника Кейва "И осел увидел ангела", я бы с огромным удовольствием вспомнила бы оттуда эпизод "а ведь в самом начале все у нас было хорошо и мы любили друг друга". Да что там, всегда будем любить. "Но только прошу, когда мы будем жить вместе, мы не будем ходить по барам и клубам, а будем сидеть вечерами дома вдвоем, принимать гостей, развлекать себя кино и литературой."
Проблемы начались, когда мы стали жить вместе. Я и раньше знала, что Жир Картмана храпит, но я же еще не знала, что его совершенно невозможно выключить. Он, имея фигуру кита, непереворачиваем. Для него не существует положения, в котором его жиры не вибрируют. Вы скажете, толстые люди добры и терпеливы. Точно. Его разбудишь, он скажет "хлю-хлю-хлю" и через минуту снова: "Грррр! Грррр! Грррр!"
Через пару дней отношения испортились.
- Ты храпишь.
- Я не храплю. Мне никто в жизни не говорил, что я храплю. А ты зато отказываешься спать со мной рядом! Ты меня не любишь!
Через пару дней я нашла решение. Когда Жир Картмана. начинал храпеть, я зах...чивала ему что есть дури подушкой по голове. Он не только просыпался, но еще и обижался, лежал и от обиды молчал спасительных полчаса.
Потом удар пропустила я.
- Ну как, вчера я храпел?
- Храпел.
- А позавчера?
- И позавчера ты храпел.
- Я позавчера, когда ты заснула, пошел спать на кухне на полу!
Мне намекнули, что я истеричка. Да, я это практикую. Но до таких высот я еще не поднималась.
Потом мы нашли парадоксальное решение.
- Да это ты сама храпишь! И своим храпом сама себя будишь! Я сам слышал!
Не знаю, почему я не поверила в это свидетельство.
Потом мы нашли несправедливо обиженного.
- Я ради тебя пытаюсь не храпеть, и из-за этого плохо сплю. А потом ты начинаешь храпеть, и я просыпаюсь!
Потом я как-то записала его храп на его плейер и очень ненавязчиво предложила послушать. Примерно так: "А что это у меня за файлы на плейере? - А это ты храпишь."
- Ты... Ты... Да как ты могла! Мне что теперь, твой храп записать?..
И мы как-то еще жили три месяца. Видимо, вначале отношения были всё-таки достаточно хорошими, если с их высоты мы смогли катиться по наклонной так долго.
Как все кончилось.
Однажды мы пришли домой из клуба сильно пьяные. (Помните обещания насчет кино и литературы?) Зная, что это значит, я сразу постелила себе отдельно.
- Ты... Ты... Ты... (непередаваемая обида)
- Ты сегодня БУДЕШЬ очень ГРОМКО храпеть. Я НЕ СМОГУ рядом с тобой заснуть.
- ТЫ! МЕНЯ! НЕ ЛЮБИШЬ! - сказал А... и лег прямо на пол рядом со мной. А его же не сдвинуть. Он весит почти как две меня.
Некоторое время я лежала и думала. Потом он захрапел. Я встала и что есть силы его пнула. Босой ногой, не беспокойтсь. И я же в два раза меньше его.
Кажется, он был в шоке. Не зная, как еще мне досадить, он пошел на балкон и лег там на пол, чтобы мне было стыдно.
Наутро у нас у обоих было что-то вроде мук совести, и мы решили хотя бы вместе сходить на "Шрека-3". Мирный, семейный фильм.
Выйдя из кино, Жир Картмана сделал мне что-то вроде предложения. Я сказала: "Вообще-то я не собираюсь больше с тобой жить."
Жир Картмана тут же сел на траву возле кинотеатра и начал рыдать.
Я ушла. Может быть, мне нужно было его утешить, но мне стало просто противно.
Мораль. Точнее, целых шесть разных, на выбор
- Ты требуешь от меня слишком много, - говорил Жир Картмана.
- Я требую от тебя ровно половину того, что требую от себя, - говорила я.
Если бы Жир Картмана был чуточку менее слизняк, он бы сказал: - А себе ты не много ли позволяешь?
- А тебе я запрещаю хоть что-нибудь? - сказала бы я.
Жир Картмана всё-таки способен на иронию. Он ответил тогда:
- У тебя на все есть ответы, и ты всегда в них кажешься такой хорошей!
И этим он меня сделал.
"Ты хочешь раздавить мою любовь к тебе," написал он позже, и он был абсолютно прав.
А еще он требовал, чтобы я удалила свой интернет-дневник, где было про него написано. В конце концов я его действительно удалила... Вы чувствуете, какова бывает сила любвИ?
Неужели и я в глазах тех, кого люблю, кажусь таким же дерьмом?
Судя по тому, как цепляются за меня мои милые друзья, - всё-таки нет. Или всё-таки да? Может, они не цепляются? Может, это они прилипают?
У меня синдром рамочек. Все знакомы с синдромом пьяных sms. А вот с синдромом рамочек?
Мне все время дарят рамочки. Дарят случайные знакомые, зачем-то попавшие на мой день рождения. Дарит компания мобильной связи, у которой я приобретаю пакет услуг на Рождество. дарит мама, которой их дает впридачу фотостудия, в которой мама печатает свои фотографии с новогодних встреч одноклассников.
И мне совершенно нечего в них вставлять. Несмотря на то, что я фотограф. Даже благодаря тому, что я фотограф. Для меня фото 10х15 - это не фото, а "превьюшка". Размер выставочного фото начинается от 30х40.
Такие большие рамочки мне не дарят никогда, как не дарят сапожнику сапоги.
И что мне прикажете делать с этими рамочками на тумбочку в изголовье, позолоченными или расписанными от руки, с лепными плюшевыми мишками, играющими в купидонов, или даже в форме пылающего сердца?
Пока что я их складываю внутрь тумбочки, штабелями, и каждый раз надеюсь, что однажды мне найдется КОГО в них вставить. Честно говоря, настолько упорно некого, что я уже подумываю о том, чтобы разыскать хорошего качества портрет Ильи Лагутенко, который поет:
Портрет, где я и бабочки,
В идиотской рамочке...
И вставить. Вставить! (Делаю непристойный жест.)
Однако у меня есть очень красивые фотографии меня с мужчинами, в которых я была влюблена. На них я всегда выгляжу бесконечно счастливой, а мужчины моей мечты - ну просто "звездами" с обложек. Просто звездами.
Как правило, это фотоснимки "с руки", и конечно же, с моей.
"Я не буду снимать, у меня рука дрогнет," - говорят мне мужчины моей мечты, а потом, глядя на фото: "Совсем непохожими вышли."
Портрет, где я и бабочки... (Но всерьез!)
Я не избалована признаниями в любви. Признаниями в дружбе я наслышана и перекормлена.
"Мы ведь друзья, - говорит мне мой очередной милый друг, - мы лучшие в мире друзья, и ты всегда можешь ко мне обратиться."
"Мне все равно, мальчик ты или девочка, - хотя я никогда не забываю о том, что в твоей груди бьется женское сердце."
Женское сердце, ах, женское сердце. Послушайте, ведь это как раз про меня:
Незнакомые люди со мной
Разговаривать не захотят,
Не предложат немного пройтись,
Потому что не бьется во мне
Женское сердце...
- Любовь? - Х..й тебе. То есть никакого х..я. То есть никакой любви...
Вот и приходится относиться к себе как к бесполому существу. Что бы то ни было, близости всё равно не будет. Ну и будь что будет. Ведь это как раз то, чего мы все хотим, верно?
"Здравствуй, милый друг,
я выключаю телевизор, я пишу тебе письмо, тебя не существует, что ж, слушай. Ты был прав.
Мое желание быть с другими людьми оказалось фикцией, функцией, заданной в виде отношения, отношения без решения, без решения! Я хочу быть с тобой, но, окажись ты рядом, я бы не знала, что с тобой делать.
Осознание этого превращает мои отчаянные мечты в самодостаточные интенции. По чему я грущу? По кому скучаю?
Видишь, какая я умница. Я всё поняла. Для тебя старалась!
Теперь мы можем продолжать БЫТЬ ДРУЗЬЯМИ."
"Лингва" пала, я утыкаюсь лбом в книжную полку, похожую на иконостас, -- она еще пахнет живым деревом, -- и заслушиваюсь Андреасом Дорау, который остался от сожителя. Я работаю. Но я не работник. Я пытаюсь активировать "палёную" "Лингву" одной силой мысли и не могу. "Лингва" и я не уживаются на одном компьютере больше трех дней. Со мной вообще не уживается ничто живое, кроме кактусов и бальзамина.
Я очень люблю цветы, но я вижу, что и они со мной страдают.
А может, мне нужно было стать радио-диджеем и ставить в два часа ночи песенку Дельфина: "...Я погиб час назад...". Или даже так: "Я смотрю на них, я не знаю вас больше..."
"Дорогой друг,
мою последнюю записку следовало читать так:
"Хоть я и утверждаю обратное, но мне было бы чертовски приятно ощущать хоть какое-то внимание к себе".
И это была истерическая инверсия."
Два часа ночи, поет Вера Каретникова, опять ничего не случилось. Случилось такое чувство, что с тобой уже не случится ничего, но зато теперь это происходит с кем-то еще.
Мне это кажется чем-то невероятным. Ведь я ищу кого-то такого же, как и я.
А это сразу ставит жирную букву "Х" на нашем совместном будущем.
Я же умница. Творческая личность. И к тому же истеричка.
Два истерика на одной территории одновременно истерить не могут. Единовременно истерит только один, а второй смотрит, потирает потные ручки и ухмыляется: вот каким гадким я, оказывается, бываю. но прямо сейчас это же не я, хехехе.
Как у меня с Жиром Картмана и вышло.
И так же вышло у Улитки со мной.
Но слишком долго это продолжаться не может. В конце концов действительно становишься асексуальным меланхоликом и принимаешь в свою семью какого-нибудь как можно более постороннего человека, чтобы не бояться заразить его собственными страданиями.
Женское сердце, ах, женское сердце.
Если рядом не бьется хоть иногда - оно...
Улитка, как большинство моих друзей мужского пола, которые занимались высококвалифицированным творческим интеллектуальным трудом, но в отличие от меня самой, подозревал в себе женское сердце. Потому что не мужское это дело на постсоветском пространстве - заниматься высококвалифицированным творческим интеллектуальным трудом. А ведь мужикам за это еще и деньги платят. Чем они их зарабатывают?..
От ужаса перед тем, в чем его могут заподозрить, Улитка вступил в фиктивный брак. Теперь он для нас потерян. А зря - он гей в гораздо меньшей степени, чем я. СИЛ НЕТ, КАК МУЖИКОВ ЛЮБЛЮ!
Женское сердце было и у Ванюши-феминиста, в которого мне так повезло не влюбиться. Его феминизм произрастал из безумной, по меркам постсовка, гипотезы:
ВЗАИМОПОНИМАНИЕ ВОЗМОЖНО,
которая - о ужас! - подтвердилась экспериментальным путем, стоило лишь единожды попытаться.
Пережив довольно много случаев взаимопонимания с женщинами (и лишь с единицами из них переспав), Ванюша окреп в убеждении, что, по сравнению с нормальными мужчинами, он какой-то ненормальный. И так стал феминистом.
И теперь приличные девушки боятся с ним встречаться. Он же их насквозь видит!
Не поверите, где-то еще жив молодой человек, в которого я была влюблена первым. Как-то, через много лет после того, как всё было кончено, он подарил мне на день рождения фотопортрет себя почти что в натуральную величину. С дарственной надписью.
И зачем ему портрет себя, в самом деле. Он же не Нарцисс и не Дориан Грей. А мне, может, еще и понравится... Почему бы не понравиться, если сам он мне нравился!
Сейчас я думаю, что он был абсолютно прав.
А теперь давайте вернемся к вопросу о том, что такое дружба.
Что такое дружба. Старинная китайская легенда.
"Жил-был человек в многоквартирном доме, и не знал он соседей своих ни в лицо, ни по имени. И вот отправился он на рыблаку, и наловил угрей. Принес их домой и выпустил в ванну, чтобы они там играли и резвилисЬ, пока не придет их час. Но вечером жена спросила: "Откуда такой запах, то ли рыбный, то ли тухлый?" Оказалось, что угри отрыгнули то, что съели за день, а ели они нечистоты. Жена очень рассердилась, и человек положил угрей в ведро, и вынес во двор, и оставил у дверей. А наутро угрей в ведре уже не было. Жена, узнав, опять сердилась. А потом пришел сосед и рассказал следующую историю. "Ночью меня разбудил стук в дверь. Я открыл - никого нет. Я очень испугался. Потом опять. Я испугался еще больше, но всё-таки взял топор и вышел за дверь. Под ногами что-то шевелилось. Это был угорь. Я подумал: "А не упал ли угорь с неба во время дождя?.. Но потом решил зайти к вам утром и узнатиь, не ваш ли. Вы знаете, я очень люблю есть угрей..." Не успел он закончить, как явился еще сосед, и тоже спросил об угрях. Оказалось, что за ночь угри расползлись и, не зная, где их пруд, стучались головами в двери соседей. Человек собрал всех соседей, зажарил угрей и устроил пир. Так он узнал новых друзей..."
Хотите, я продолжу? Далеко за полночь друзья отрыгнули нечистоты и расползлись стучаться головами в собственные двери.
А я осталась одна, сложила грязную посуду в раковину и пишу тебе письмо.
"Дорогой друг,
Я пишу тебе, потому что боюсь сказать в лицо. И пишу я тоже о страхах.
Я очень боюсь тебя потерять.
А ты боишься меня приобрести.
Понимаешь, о чем я?"
Теперь строят застекленные выходы из метро, и чего только в них не происходит.
Позавчера в уголке у двери сидел усатый продавец лотерейных билетов в шапке семейства ондатрообразных, за уши которой были заткнуты билеты "Ваше лото".
Вчера там сидел недоброжелательный юноша ближнеазиатского происхождения и сверлил всех глазами.
Сегодня там сидит растрепанная деваха лет семнадцати, уткнувшись в угол зареванным лицом.
А завтра там буду сидеть я. А что мне еще делать. Куда мне еще пойти.
Весь город изгажен моими о чём-нибудь или о ком-нибудь воспоминаниями.
И главное, уезжай из него, не уезжай, - ничего не изменится.
"Да мы и не заметили."
"Это у тебя отпуск был. А мы пахали."
Мы пахали!
А мне что. Я отдыхаю. Хожу в плейере по незнакомому городу. Слушаю песню - кавер Duran Duran на песню Lou Reed - Perfect Day.
Песню о том, как всё стало хорошо.
Так хорошо, что не верится.
Так хорошо, как не бывает.
И если меня не водить с организованной группой, то попадаю я неизменно на рынок, на вокзал и на кладбище. Там людей как-то побольше. Жаль, тебя среди них нет. Почему-то. Не все вероятное возможно!
Делать совершенно нечего. А если я тебе позвоню, то у меня кончатся деньги на телефоне, и мне придется искать киоск и покупать карточку для пополнения счета. И то развлечение. Приходится звонить.
В очередной раз выслушивать, какие мы распрекрасные друзья, и что мы обо мне как раз вспоминаем.
Открытки слать. Ведь у меня от тебя одни твои слова, что поделать. Так пусть и у тебя будут - мои. Хотя бы слова. Но на прочной печатной основе.
Чтобы был повод сказать мне, как я сама однажды сказала кому-то:
"Тебя я запомню навсегда. Ты присылал мне самые красивые открытки."
Будь это в моей воле, я бы добавила щепотку юмора в трагизм телефонных гудков и равнодушие диспетчеров. Что-нибудь такое:
"Уважаемый абонент,
набранный вами номер не существует,
на вашем счету недостаточно средств,
и вообще вы нас всех уже достали.
Сколько можно звонить черт знает куда черт знает во сколько
с нулевым, между прочим, результатом.
Мы ведь тоже всё-таки люди,
хотя многие из нас и роботы.
Мы объявляем вам выговор с занесением
в черный список всемирной телефонной сети:
если вам кто-нибудь с этих пор и дозвонится,
то только с тем, чтобы еще больше вас задолбать."
Я вернусь и первым делом совершенно случайно встречу Улитку, старого знакомого, немилого друга, любимого врага, абортное дитя моей собственной кармы и брата моего по оружию массового поражения.
И он скажет: "Говори".
И я скажу: "Я очень рада, что я вернулась. У нас очень хорошо". И замолчу.
А он... А он ничего не скажет.
И я продолжу: я узнала много нового о бесполом сексе, бесчестии, кредите доверия, любви и х...е, макросъемке сахара, смерти от любви и других вещах, которые так меня интересовали. Ну, и о том, что ты бесхребетный моллюск, естественно. Тебе что-нибудь из этого интересно? Он ответит, скорее всего, что или ничего, или всё, что в его устах равнозначно. Я скажу: "ну не могу же я тебе рассказать вообще все. Вообще все ты и без меня знаешь". И на этом разговор, как обычно, упрется в тупик.
И я спрошу себя: ради этого-то ты и вернулась?
А Улитка скажет: "Не надо ничего делать ради меня".
И будет, как всегда, прав.
Впрочем, на самом деле мир далеко не так плох, как представляют себе те, кто слишком много общается с Улиткой. Спросите у кого хотите. Хоть у Улитки.
Правда, Улитка?
Давай я расскажу тебе, как прекрасен этот мир.
Однажды я скачала новую песню Найка Борзова "Сновидения" и послушала ее 3 раза. Потом легла спать, и мне приснился ты. Я поселилась в подвале твоего дома. Мне больше некуда было пойти. Ты дал мне ключ, Ты сам жил там когда-то, в 2000 году. Там осталась твоя кровать с высоким зеленым торшером. Я отыскала твои дневники за 2000 год, в них были любовные письма девушек к тебе, их креативные открытки, вырезки из газет и цветных журналов про тебя и про то, каким ты был и становился талантливым и успешным. Был даже конверт, на котором было написано, что там твоя фотография в обнаженном виде. В конверте был другой конверт, с подписью "непрозрачный конверт", в нем - третий, и так далее. В последнем вместо фотографии был рисунок карандашом, изображающий длинную амфибию с твоим лицом, плывущую на спине вниз по реке.
Конечно же, вдруг вошел ты. Я даже не испугалась - просто очень спокойно сказала: "Прости.". Ты выглядел намного старше, чем сейчас (и, честно говоря, намного хуже). Вначале ты очень рассердился, но за тобой вошли еще две девушки. Одна из них плела в твою честь конструкции из соломки безумной сложности - они были в том же подвале, ты мне их показал. Еще она лепила черепах из глины и соленого теста. Черепаха из глины лежала на спине и изображала сосуд, а черепаха из теста тут же развалилась. Девушки не могли решить, кому из них достанешься ты. Ты вдруг простил меня, гладил по голове так, как я люблю. Говорил: "Какая ты бледная. За компьютер и спать!" Но потом всё-таки предложил ехать на ночь глядя всем вместе куда-то, где будут что-то праздновать и пировать.
Я очень хорошо запомнила этот сон, потому что это был единственный в моей жизни случай, когда ты был так ласков со мной.
И где-то в то же время я посвятила тебе следующее стихотворение.