Майки Маус стоял на четвереньках и с остервенением бил запястьем о край унитаза. Это длилось уже не менее получаса, но чертова рука никак не хотела ломаться.
Огромный добротный синяк уже расползся на кисть и пробрался под манжету рубашки, но крепкие кости, доставшиеся ему по наследству от рода Спенсеров, не хотели подаваться никак.
На глазах Майки выступили слёзы досады, а лоб покрыла испарина. Он чувствовал, как от него воняет потом и вообще, от натуги он изрядно испортил воздух в этой маленькой кубатуре. Но все старания были напрасны.
Он винил себя в малодушии и неспособности "садануть" как следует по фаянсовому ребру своего белого врага. В боязни боли, в глупости задуманного, в том, что вообще и задумано-то ничего и не было.
Так, простая блажь, глупая надежда, детское желание вызвать хоть какое-нибудь чувство. Пусть даже чувство брезгливой жалости.
Добиться хоть слова. Может быть, даже плевка в свою сторону. Хоть взгляда. Гадливого взгляда...
И но бил, бил, бил...
В дверь постучали.
- Эй, Майки! Какого чёрта! Ты что там, канат проглотил! - раздался недовольный голос юриста. - Я тут на секунду выскочил с переговоров. Мне что теперь, ногу задирать прямо в кабинете у Шефа?
- Да, да! Я сейчас, - промямлил Майки Маус, - осознавая, что очень быстро "сейчас" просто не получится. Его огромная двухметровая туша, весом за двести килограммов не в состоянии была в реальном времени превратить свою потенциальную энергию в кинетическую. - Я сейчас, - кряхтел он, карабкаясь по водопроводной трубе, ведущей к сливному бачку, сделанному "под старину" из какого-то материала, покрытого имитацией окислившейся меди.
Наконец он встал и тщательно умылся. Рука всё-таки болела.
- Ну может хоть трещина? - подумал он.
В дверь уже нешуточно стучали.
Открыв, наконец, Майки на секунду увидел перекошенное от нетерпения лицо их "лоера" и услышал его облегчённый рёв. Ничего странного. Он и сам так бы реагировал на эту ситуацию. Всё нормально.
Вот только рука...
Майкл Спенсер - славным, жирный, несуразный парень, тридцати пяти лет от роду. Классным компьютерщик. За что, собственно, его и "сослали" из города Дрегстон (штат Иллинойс) в далёкую Москву "нести цивилизацию первобытным племенам".
Первое время, он воспринимал эту задачу буквально.
Будучи абсолютно зацикленным на своем "харде" и "софте", Россию Майки изучал исключительно по комиксам, да и то ещё в младших классах.
Даже спустя неделю после приезда, когда любой обычный человек уже понял бы, куда попал, ему по вечерам в переулках Старого Арбата, где располагался офис, мерещились медведи.
Просто он не был "обычным" человеком. Он был "яйцеголовым", да к тому же очень "узколобым яйцеголовым". Кроме того, Майки Маус был большим ребёнком.
Трудно себе представить хоть одного нормального мужика, который смог бы намеренно его обидеть. Мужчины вообще с почтением относятся к "высоким профессионалам" и охотно прощают им разные странности и физические недостатки.
Он мог вызывать недоумение, смех, легкое раздражение, даже некоторую брезгливость. Но импульс злобы, направленной злобы, которая как кумулятивный снаряд прожигает все биологические защитные оболочки человека, ни один из работавших в Московском Представительстве Компании "ЭСТ-Телеком" мужчин, просто не в состоянии был сгенерировать.
Есть такое русское слово - "западло". Оно, в частности значит, что убогих мы не обижаем. Равно как и блаженных, детей, дурнушек, толстых увальней и сумасшедших гениев.
Кстати, слово русское, но адекватно воспринимается и иностранными особями мужского пола.
Жаль только, что в женском лексиконе оно отсутствует. Исключительно, понимаете ли, "мужчинское" понятие.
Трудно сказать, где Майки встретил эту свою "хохлушку". Но она действительно была чертовски хороша! Очень породистый экземпляр.
Наверное в детстве нужно выпить очень много парного молока и съесть гору полтавской жареной картошки со шкварками, чтобы к двадцати годам иметь такую стать, помноженную на нахальную форму бюста и походку дорогой арабской кобылки (вид сзади).
Когда Майки Маус говорил с ней по телефону, то его фальцет, который по неизвестной причине часто сопутствует излишней полноте, становился воркованием витютня в период спаривания. (Для недоучек - "витютень" - дикий голубь).
- Да, моя принцесса, - воодушевленно соглашался он, - Это колечко действительно тебе очень подходит. К твоим крупным рукам... Однозначно!
- Конечно, дорогая...! Конечно! Шубка? Это замечательно! Нет, не волнуйся. Я у кого-нибудь займу. Ничего, что у меня на кредитке овердрафт...
- Ты "ударила" Мерседес? Я надеюсь, с тобой были корректны? Хорошо, что ты дала мою визитку. Я всё улажу.
Девчонка потрошила бедного Майкла Спенсера, как куренка, перед посадкой в духовку. Но тот был счастлив.
Не смотря на свой тройной подбородок и почти женскую грудь, которая сплошной жирной складкой распирала его потную футболку с американским флагом, это был настоящий мужик.
Они уже были женаты, когда в Представительство, за какую-то проделку, был выслан папашей сын владельца Компании, Браен Эндрю Даблин младший.
Даблин джуниор всем сразу понравился. Он был красив простецкой ирландской красотой, и напоминал деревенского парня в исполнении Брюса Виллиса.
Он был хорошо образован и имел вспыльчивый, но очень отходчивый характер.
Став вдруг главным над большим количеством людей, он не пытался изображать из себя "Большого Босса".
Только иногда, что-то не поняв, или сам, внутри себя, спродуцировав некое сомнение или обиду, он мог ворваться в кабинет сотрудника и излить на него дикую смесь английского, в ирландском диалекте, и "свинского" русского.
Он ругался, бурно матерясь на всех языках. При этом, смысл монолога всегда оставался абсолютно непонятен.
Потом выскакивал, хлопнув дверью, и убегал страдать в комнату для переговоров.
Как правило, страдал он не долго. Для него вообще было абсолютно невыносимо это состояние человека, который кого-то унизил.
До чудака не доходило, что в половине случаев он, может быть, даже был прав, и его гнев был вполне обоснован.
Но уж совершенно определенно, ему в голову не приходило, что этот "поток сознания" просто проносился мимо слушателя и исчезал в толстой стене старого арбатского особняка.
Однако, проходило пятнадцать минут, и Браен Даблин вновь появлялся на "поле брани" с понурой головой и неизменным, уже вполне внятным объяснением, что мол "он, в действительности, не имел права в такой отвратительной форме формулировать свои претензии. А всему виной его проклятый ирландский темперамент".
Итак, всё было очень мило.
Но вот, перед Кристмасом, в офисе случилась "корпоративная вечеринка".
Исключительно мужское общество было разбавлено приглашенными женами, подругами, какими-то стрёмными девицами из породы "этуаль Парижская вульгарис", уже накуренными или нанюхавшимися впрок.
Мужчины привычно "квасили". Женская же полвина ненавязчиво "вызверялась" друг на друга. Вполне "штатное" состояние замкнутого социума под алкогольными парами и с премиями в карманах.
И тут явился Майки Маус со своей "половиной".
Мужское поголовье уже насмотрелось на эту парочку. Вид "красавицы и чудовища" всех даже утомил своим необузданным контрастом. Тем более, что Майкл вовсе не был чудовищем в классическом смысле этого слова. Он скорее походил на огромного игрушечного "пупса" с лицом из раскрашенного мелкопористого поролона.
Она - да что она? ... в Греческом зале, в Греческом зале... Классика жанра.
Мы водку пили...
Но наш бравый Даблин просто остолбенел.
Как трудно быть НЕ сволочью, но "запасть" вдруг на жену друга. Или дочь сослуживца, который, к тому же моложе тебя.
Но что взять с ирландца...? Горец.
Ах эти горцы! Эти люди с крупными носами или перезрелыми харизмами!
Корсиканец Бонапарт... А вы представляете себе Басаева в Кремле?
Полная аналогия.
Немой сцены не получилось.
Женская половина тусовки как-то сразу помирилась против полтавской бестии. Мужики продолжали молча "надираться" "Отардом". Кстати, он очень хорош именно зимой. Терпкий, согревающий.
Летом лучше идёт "Метакса". Она мягче и южнее.
Но для очень среднего класса. (Распирает от апломба).
Даблин поставил что-то медленное из шестидесятых.
Стонал и квакал "сакс". В темноте чихали стрёмные девицы и спотыкались ботинки от "Пазолини".
Пришло время "грязных танцев".
Эротика "под шубой", приправленная салатом "оливье" и отрыжкой шампанского "Мартини".
Майки Маус уснул возле ёлки после первой рюмки водки. Он вообще плохо пил. Видно гормоны...
Браен Эндрю Даблин младший уехал с его женой.
Я не знаю, как делает свой выбор женщина. Много чего знаю. Но не это.
Зато хорошо знаю, как выбирают мужчины.
Мужской выбор всегда скуден. Это - альтернатива. (Для тупых - выбор из двух возможных. Не более).
Как вообще можно выбирать из двух предметов, поступков, чувств, людей, идей?
Можно. Но ...
Это очень болезненная процедура. Сродни японскому харакири или сепуке.
Выбирая по принципу - "чёт или нечёт" мужчина всегда предаёт свою вторую половину. Или убивает её напрочь.
Выбирая многажды в своей жизни, к концу оной, он вообще полностью опустошает себя и отказывается от выбора. То-есть попросту умирает. Или сходит с ума.
Браен Даблин был ещё молод. Ему едва исполнилось двадцать пять.
Он был хорош собой и богат. Он весил на целый центнер легче Майки Мауса. Но у него просто не было выбора.
Уже через неделю из его кабинета доносилось:
- Да, моя принцесса, это колечко действительно тебе очень подходит. К твоим крупным рукам...
- Конечно, дорогая...! Конечно! Шубка? Это замечательно!
- Ты "ударила" Мерседес? Я надеюсь, с тобой были корректны? Хорошо, что ты дала мою визитку. Я всё улажу.
А Майки Маус каждый день стоит на четвереньках около унитаза и пытается сломать руку, чтобы заслужить жалость своей бывшей жены.
Придурок!
А я работаю юристом в этой фирме и регулярно не могу попасть в туалет именно тогда, когда особенно тороплюсь.
А на дворе, напротив наших окон странный чумазый человек за небольшие деньги предлагает прохожим сфотографироваться вместе со своей обезьянкой.
Я тоже как-то в обед подошел. Просто поглазеть.
Мимо проходили две прехорошенькие девчушки, лет по тринадцать. Одна из них стала делать обезьянке смешные рожицы и "козу" пальцами. И тут я услышал, как старая облезлая шимпанзе вдруг, сделав серьёзное и брезгливое лицо, совершенно отчётливо произнесла, - Дура ты!
А напротив продавали бельгийские гобелены и котят.
Цыганские дети со слезами на глазах гнали по улице двух американских благообразных стариков, выпрашивая денежку.
В металлической скобе застыл разбитый остеохондрозом Окуджава.
А я курил "Винстон" и думал о Распятии Христа. И о том, что его давно уже пора снять с крестов.