НЕОБХОДИМО
1.
Не бойтесь
изобрести велосипед.
Бойтесь
ничего не изобрести.
2.
В детстве
необходимо
сломать картонного Буратино,
распотрошить
ватного Деда Мороза,
чтобы узнать -
что у него внутри.
А позже
также необходимо,
ухом, прильнув к стетоскопу
или склонившись над микроскопом,
бродя по Тунгуске,
по нагорьям Памира, -
проверять
все истины мира,
особенно прописные.
А иначе
были бы разве открыты:
рисунки наскальные неолита,
мир хромосом,
и кратеры Марса
и то,
что зависит от скорости масса,
и то,
что смыкаются две параллели.
Было бы разве открыто все это,
когда б сомневаться мы не умели
в том,
что нету бессмертных ответов,
в том,
что бессмертных нет постулатов,
в том,
что внутри Дед Мороза -
вата.
МОРЕ
Вот оно -
чистое,
древнЕе, чем ложь и войны,
одного лишь неба моложе,
видавшее ящера и Колумба.
Наверху тишина.
Как шина, шуршит по шлаку волна.
А в глуби - бури.
Осьминог выгоняет из кубрика
донную рыбу,
плоскую, как мой кошелёк...
Было тогда не разгадано,
что в глазах твоих больше фальши,
чем рыб в Марианской впадине.
И, угловатый, застенчивый,
в чем-то немножко женственный,
я сравнивал с морем когда-то
зрачки загадочной женщины.
Лишь стоя у моря, понял,
понял, что это сравнение -
кощунственно,
как исполнение
Бетховена на ксилофоне.
* * *
Я любопытен был.
Ещё молокососом
всё на себе хотел проверить.
И, сказку прочитав, решил проверить -
могу ли быть я чутким, как принцесса.
Горошину засунув под тюфяк,
я ничего не ощутил,
проспал всю ночь,
пока луч солнца
не пригрел мне щёку...
.....................................
Сегодня ночь
черна и непонятна,
мне спать мешают разные раздумья:
вчера я видел фильм -
там били негра,
а рядом мальчик маленький стоял.
Он думал, что отец большой и сильный,
но вот отец закрыл лицо руками
и сапоги стучат ему о рёбра...
...Скребётся крыса.
Новый дом, а крыса.
Как поразительно живучи паразиты...
...От друга моего ушла жена,
сейчас не спит он, курит у мольберта
и щурится...
...За что в тюрьме Сикейрос?
Седой, в очках, на стенке пишет фреску.
С годами будет камера музеем...
...Учитель в нашем доме болен раком...
...А всё же человек похож на солнце:
и пятна есть
и отдаёт тепло...
...Пожалуй, утром сын сказал неправду:
конечно, он мне залил книгу тушью,
как бы не стал впоследствии
лжецом...
Стучат часы.
И сердце гулко бьёт.
Мне спать мешает
Огромная горошина -
Земля.
ГОРЕ ОТ УМА
Сколько лет прошло...
Улетаем в космос.
Автограф Грибоедова
стоит дороже электрохолодильника.
Но -
ахают:
бессмертная комедия!
А, по-моему,
это страшно,
что бессмертная,
что не старится,
что современно ставится.
Значит, в век кибернетики
и нейлоновых шуб
Фамусов жив
и жив Скалозуб.
По-моему,
страшно,
что бессмертная
и сегодня понятная.
Хочу,
чтоб новым, красивым людям
непонятен был
некий Молчалин,
как детям нашим
не ясно -
что такое статский советник,
соха,
кандалы
и примус.
ВЕЧНОЕ НЕДОВОЛЬСТВО
Чего ж ещё -
не жизнь,
а рай:
все циркуляры и доносы,
сберкнижки, копии допросов,
наветы, справки, анонимки,
порнографические снимки
и скороспелую халтуру -
отправили
в макулатуру.
Ведь все вопросы разрешает
не бомба,
не бездымный порох,
а логика бездымных споров.
И чудеса творит наука:
у тепловоза скорость звука,
искусственный цветёт рассвет,
век человека -
двести лет...
А люди
недовольны:
кто-то
бессонно делает расчеты,
приняв сигнал с другой планеты,
что покорилась
скорость света,
что обитатели Каллисто
живут
не двести лет,
а триста.
* * *
Введут "Мыслеведение" -
это
пусть будет главным предметом.
Читаю Беркли
чтеньем не беглым,
читаю,
как чёрное звали белым.
Давно это было?
Да, было давно.
Смешно всё это?
Нет, не смешно.
Ну, ошибся один, -
философ был глупый,
но ошибались школы и группы.
Верили школы,
что вечны классы,
есть высшая раса,
есть низшая раса.
Да, что там школы -
народы целые
верили в то,
что чёрное -
белое.
О, если б дело кончалось теорией!
Мальтус, Ницше, Гитлер.
Вера дорого стоит -
в печах крематория
люди всех наций гибли.
И всё потому совершалось,
что дети,
зубря падежи,
даты битв
и мысы, -
учились, как бойко и книжно ответить,
и не учились
мыслить.
КОЛЛЕКЦИЯ
Одни -
старинные деньги копят,
другие -
открытки,
пряники,
книги.
Мой знакомый чудак
пенсионер Бещев
имеет в коллекции
странные вещи:
амбарный замок,
лотерейный билет,
толстый учебник криминалистики,
номер от вешалки,
чей-то кастет,
каких-то инструкций ветхие листики,
какие-то справки,
ордер на обыск,
в запретную зону временный пропуск,
некоторые газетные некрологи,
дырокол ревизора железной дороги,
письмо растратчика к адвокату...
Я смотрю с удивлением
на экспонаты.
Смеётся чудак:
-Вот "сыграю в ящик",
и останутся вам,
живущим,
все эти вещи,
ничего не стОящие
в настоящем,
но, конечно, уникальные
в грядущем.
КАК ПОЛЬЗОВАТЬСЯ ПЛАНЕТОЙ
( и н с т р у к ц и я )
Х р а н и т ь планету
в чистом небе надо.
Плодить на ней лжецов з а п р е щ е н о.
Р а з р е ш е н о
Шуметь не громче праздничных салютов.
А можно ль по планете громко топать?
Да, по планете можно крепко топать
хмельной ногой,
когда играют румбу...
Расколется Земля, коль топнет бомба.
Двадцатый век.
Важнее пункта нет,
чтоб кнопки кто-нибудь
не перепутал.
Ведь всё,
что зрело миллионы лет,
исчезнуть может за одну минуту.
Всё из Земли, -
б е р е ч ь её изделия:
каменный уголь,
одуванчик,
дерево,
нефть и железо,
кость дриопитека,
но главное -
живого человека, -
он автор
и ракеты
и гвоздя...
Р е к о м е н д у е т с я,
с планеты уходя,
оставить людям
что-нибудь на память:
своих учеников,
проект моста,
вечный огонь,
лекарство против рака.
ДВА КОСМОСА
И мне бы лететь
и увидеть:
Земля превращается в глобус,
и вот она стала
снежком голубым,
как в детстве,
когда рукавички линяли...
Мне
не бывать космонавтом -
в сердце нет часового хода.
А когда полетят
такие, как я, -
меня,
влюблённого в грибные леса
и синие звёзды, -
не будет.
Не без потерь
покоряют люди
два космоса:
один - в них самих,
другой - где Вега.
Без сомненья, достигнут
И Марса и Лиры.
Я в космос лечу,
что зовут Человеком.
Как сделать,
чтоб он не соврал ни разу
между колыбельной
и траурным маршем?
ОБЫСКИВАЮТ ХИКМЕТА
Прощайте, "волосы цвета соломы",
Алеппо тихие тополя
и жаркое Александретто...
Хикмет дымит сигаретой,
Хикмету опять не спится,
поезд подходит к границе,
Начинается обыск:
повеяло камерой,
поверкой,
кормушкой
и стенкой каменной.
Привычно,
но деловито и пасмурно
щупают пальцы
печати паспорта,
щупают пальцы
дно чемодана,
рыщут и шарят
в чёрных карманах.
Два сдобных балбеса
листают пьесы,
как в китайскую грамоту
глядят в "Галилея",
тычут иголкой
в борта пальто...
А Хикмет
улыбается,
Хикмет
спокоен:
ещё никто обыскать не умеет
голову.
Так он провёз через границу Ненависть
к тюрьмам,
лакейству
и лжи.
Так он провёз через границу Любовь
к свободе,
московским дождям
и Ленину.
САМОЕ СЛОЖНОЕ
Геннадию Сахарову
1.
Быть может,
где-то на другой планете
есть существо
сложнее Человека.
Но на Земле,
на круглом нашем доме -
нет ничего сложнее
Человека.
Молекула,
теория Эйнштейна,
реактор атомный -
всё пустяки
в сравненье с Человеком,
будь он хоть Пикассо
иль мой сосед,
что с виду прост,
как репа...
Я это всё к тому,
что есть смешной фотограф.
Он на меня направил аппарат
и с видом превосходства и всезнайства
сфотографировал мой нос,
причёску,уши,
морщины лба,
морщины пиджака
и думал,что меня изобразил
на глянцевой бумаге...
2.
Каким ты будешь,
когда утро Земли
поднимет тебя
на свиданье с машиной,
кистью,
рукописью,
рейсшиной,
когда труд - не рубли,
а что-то вроде рождения сына.
Каким ты будешь,
когда в мундире
останется лишь картофель
и на зданиях улиц
не реклама котлет,
а фреска "Гадкий утёнок".
Знаю одно -
в будущей школе,
словно и не шумел за веком век,
первоклассник впервые
в тетрадке старательно выведет
самое сложное слово -
ЧЕЛОВЕК!
САМОЕ СТРАШНОЕ
Было
что-то большое и тревожное,
как перелёт птиц.
Думал: до тебя дотронуться -
побывать в мастерской
воскресшего Врубеля.
И вот
сижу рядом,
читаю, зеваю.
Но и это не страшно:
теперь-то я знаю -
интересней всего
добираться до счастья.
Люблю ругаться с теми,
кто грозы называет плохой погодой,
кто доволен карманным богатством,
Гулливером рисует меня на плакатах.
А я - коренастый и невысокий,
я только мечтаю стать Гулливером.
Пишу,
перечёркиваю строки,
если они глупы и парадны.
А что если завтра некому перечёркивать?
Но и это не страшно -
жил сложно и честно.
А вдруг
мне врачи запретят волноваться?
Вот оно -
самое страшное.
Готов
на ходьбу с тростью,
помоги мне, трава,
слово,
скальпель.
Только нарисуйте
череп и кости
на пузырьке валерьяновых капель.
МЕЛКИЙ ФАКТ
О, мелкий факт,
ты -
крупного примета,
характеристика,
пуд соли
и анкета.
Определяешь,
физиономист:
вот этот -
трус,
а этот -
эгоист.
Я слышу возраженья:
-Судишь круто,
всё проверяет
трудная минута,
девятый вал,
смертельная атака...
Не верю.
Утверждаю
в сотый раз:
что, если предал человек
собаку, -
при случае
он Родину предаст.
* * *
Илье Сельвинскому
Падает снег...
На землю,
на чёрный хлеб
с земляникой,
на немятые травы...
В них
дроздёнок
упал из гнезда.
И я - грубый,
ещё не любимый никем,
кроме мамы,
привыкший
к запахам кедра,
бензина,
махорки,
к ароматам больших бараков,
где цветут по ночам
портянки...
Иду по тайге
и не знаю -
чьё сердце
так часто за пазухой бьётся,
дроздёнка
или
моё.
ЛЮБОВЬ
Это
когда друг без друга
жить невозможно.
Когда лебедь
кидается белым камнем
за телом подруги
подстреленной
и разбивается насмерть.
Когда вечером
выкуришь лишнее
и ночью
отличная видимость
чёрно-белого сна,
не бывать которому
явью,
как мне уже больше не вкрутишь,
что принёс меня маме аист...
Это
когда друг без друга
жить невозможно?
Неправда, -
ведь живу.
НОЧЬ
1.
Там,
где Большой Медведицы берлога,
зрачки сияют чёрных медвежат.
В музее спит автопортрет Ван-Гога,
храпит сосед,
дома и страсти
спят.
К тебе
сквозь все людские пересуды
я мчусь,
пришпорив красного коня,
ведь ты,
моё единственное чудо,
тоскуешь и не спишь из-за меня.
Я забываю старые печали,
касаясь твоего плеча виском,
а рядом ветер,
шторами качая,
по комнате проходит босиком...
Но я один.
Размеренно и мудро
стучат часы,
линяет чёрный мрак.
Простая и жестокая,
как утро,
приходит мысль,
что всё совсем
не так:
и красный конь,
и выдох твой горячий,
и названная образно звезда,
и для тебя
я ничего не значу,
да, впрочем,
и не значил
никогда.
2.
Нет, словом мне не обозначить,
как без тебя
тоскую я...
В лесу ночная птица плачет,
пасутся кони у ручья.
И травы коням по колено.
Спит у костра дремучий дед.
Луна с улыбкой манекена
бессонно смотрит на рассвет.
А звёзды
щурятся спросонок,
плывя по синему ручью,
где тонконогий жеребёнок
целует в губы тень свою.
ОСЕНЬ
(три эскиза )
1.
Мне было девять лет.
Кланялся грибам, цветам, бруснике.
Мою рубаху бабка полоскала
в осенних, невесёлых облаках.
Журавлика жалел,
что на афише промок
и никогда не улетит на юг.
Свет зажигали рано по утрам.
Я рисовал.
Язык высовывал над акварельной бурей,
безусым классикам приделывал усы.
Осинник багровел,
дни делались короче.
Печальный грач, напоминавший грека,
обдумывал подробности отлёта.
Всего грустней был в сентябре
скворечник.
2.
Идут дожди, разучивают ветры
певучую февральскую пургу.
Окостенели тоненькие вербы,
и покидают журавли тайгу.
Берёзка машет голыми ветвями,
всё растеряв -
и золото и медь,
как будто хочет вместе с журавлями
куда-то в край далёкий улететь.
Но улететь, озябшая, не может.
Клин журавлей ушёл за облака.
А дождик всё идёт,
гусиной кожей
покрылась почерневшая река.
3.
Начинаю любить
крыловскую басню
о пустой и наполненной бочке...
Иду по листьям,
по рыжим,
по красным,
ступаю по бывшим почкам.
Нежней, чем губами мягкими лошадь
хлеб снимает с ладони, -
волна касается валуна
в приутихшем затоне.
Чистое небо -
как образ Керн,
небо устало от грома.
Тихие утки летят над рекой
к дому
или из дома.
ПОСТЕПЕННО
"Только некто пил свой кофе молча...".
/Д.Кедрин/
Всё на свете
происходит постепенно:
страсть стихает,
созревает плод,
дерево лавровое растёт.
В сентябре
я еду в листопад,
комнату снимаю в Петергофе.
Где-то чьи-то имена шумят.
Пусть шумят,
я молча пью свой кофе.
Не спеша пишу.
Всё впереди.
От ночных раздумий и курений
бьётся неразмеренно в груди
цензор всех моих стихотворений.
Вдалеке от споров и возни.
Верю я, что рано или поздно
отгорят бенгальские огни,
отсверкают временные звёзды.
Годы всё поставят на места
и рассудят, где волна, где пена...
Мне видна
такая высота,
на неё восходят
постепенно.
1966г.