Люди в деревне Малые Черкинсы были сварливые, со странным чувством юмора и маниакально-депрессивным мироощущением. Я их, честно говоря, слегка побаивалась, а потому довольно близко (если так можно сказать) сошлась только с милой старушкой-одуванчиком, которая слыла знатоком фольклорной традиции. Я всегда питала некоторого рода слабость к легендам и балладам, а потому подаренный щедрой старушкой сборник степных сказок вверг меня в экзальтированный восторг. Но я не привыкла жадничать и получать удовольствие в одиночку, а потому стала читать сказки вслух, сидючи у кровати Илги. Тот поначалу еще пытался протестовать, рвать на голове волосы и читать документы, но потом смирился. Стал просто притворяться мертвым, откидываясь на спину, как свиномордая змея.
Как на мой вкус, так поладили мы с магом просто шикарно. Я использовала свой нерастраченный потенциал по чтению заумных отвлеченных лекций (ибо дома от них все уже давным давно устали), а Илги использовал меня в качестве личного секретаря. Я и писала за него (записки эти бабушка Рисса отпраляла с голубями в столицу), и каллиграфически рисовала значки на бумажках - позже Илги собирался их зачаровать. Мага очень смущало то, что он не может раскрывать мне какие-то свои мажьи секреты, а потому жутко шифровался, взяв с меня клятвенное обещание не искать ключ. Увы, у ковена имелся вполне себе надежный код, обеспеченный магическим сопротивлением к расшифровке. Так что обещание я волей-неволей сдерживала.
На восьмой день безделья я сначала перетолкла для бабули в ступе какие-то сухие корешки и притащила пяток ведер от колодца, а потом уже привычно направилась к магу. Последнее время мы довольно часто вслух спорили насчет сущности Коридора, что произошло и в этот раз. Илги, потрясая своей феерической мажьей регенерацией, уже мог самостоятельно передвигаться, тихонечко ковыляя от одной стенки к другой.
Поскрипывал флюгер на крыше, я пролистывала и уточняла свежие записи в дневнике, надеясь, что меня внезапно осенит, а Илги дремал. Ну, это я думала, что маг спит. Тот же, видимо, все это время мучительно раздумывал, стоит ли поднимать тему, если я молчу и даже не заикаюсь об этом.
В конце концов он пришел к согласию с собственной совестью и вымолвил:
- Чего ты хочешь?
Невесомые пылинки кружили в воздухе, выписывая свой собственный плавный незамысловатый танец. Я все еще не различала запахи, но чихать от этого меньше не хотелось. Так что я почесала нос и поинтересовалась невозмутимо:
- Вообще-то многое, от засахаренной вишни или оленьей печенки я не откажусь, но при чем тут это? Почему вы спрашиваете?
Представитель мажьей братии печально и несколько обреченно вздохнул. Не желаю этого признавать, но рассерьезный-пресерьезный Илги делал все возможное, чтобы смириться с моей ватоголовостью. Я же считала свою голову сообразительной, а потому решила мозгами не раскидывать - пригодятся еще, чего транжирить - и дождаться объяснений.
- Спрошу по-другому. Что ты от меня потребуешь?
О...
Так он об этом?
Илги вздохнул еще раз.
- Что я могу сделать для вас, лиия, чтобы отплатить вам по справедливости?
Наверное, промолчи я еще с мгновение, и маг принялся бы растолковывать на пальцах этакой тупице, что ему от меня - то есть все-таки мне от него - надо.
Я сжала дневник в пальцах и сосредоточенно прикрыла глаза. Знаю я за собой эту привычку: часто моргаю, и глаза бегают, когда приходится быстро взвешивать аргументы и принимать решение. Но пока я его не приняла, пусть этот рыцарь побудет в стороне от моих размышлений.
- А что может сравняться... - Я прочистила горло. - Со спасением жизни?
Маг искривил губы в бравой усмешке, выдавленной с таким трудом, что мне стало жаль таких мимических усилий. Не стоило так напрягаться, право слово. Будто не ясно, что Илги от сложившейся ситуации крупно не в восторге. Он торопился и предпочел бы рассчитаться как можно скорее.
Дать ответ на заведомо риторический вопрос мужчина предоставил мне. По лицу его было видно, что он согласится с любым, самым невероятным, моим условием расплаты.
Так, так, так... Значит всемогущий, непоколебимый Илгрим Грейдор забыл о том, что долг спасенной жизни уже им выплачен... Ну, да, он ведь relaco seprentergo - колебался между жизнью и смертью. Ах, как не хорошо обманывать столь совестливого джентельмена. Пользоваться его благородством.
Бастионы совести рухнули еще до начала сражения. Будто бы эта самая пресловутая совесть внезапно обзавелась алчными мотивами и оформила обратный мат в три хода.
- Только другое спасение жизни, - качнула головой я и поправила очки. - Но в ближайшее время падать с обрыва или ссориться с каким-нибудь вельможей я не собираюсь. Так что... - Я в очередной раз прокашлялась и открыла глаза. Зрительный контракт необходим для церимониальных ритуалов. - Проводите меня в столицу. Нет! Я хочу посмотреть на все земли, которые попадутся нам на пути, поэтому никаких метатопных заклинаний. Я никогда здесь раньше не бывала. Ларан Грейдор, в качестве оплаты я приму ваше общество и протекцию во время моего путешествия.
Мне чудилось, что милашка Илги едва не осквернил помещение парой крепких выражений, не предназначенных для женских ушей.
- Этого... Не достаточно, лиия Анойха. - Злость отражалась только в глазах мага, сам же он на вид был невозмутим. Разве что побледнел от сдерживаемой ярости. - Вы это прекрасно знаете.
- О, ничего! Я потом еще что-нибудь придумаю.
Мой наивный вид и счастливая улыбка его обманули.
Хорошо быть женщиной. Приходится доказывать, что ты умная, но вот в то, что ты дура поверят без всяческих улик.
Ритуал возвращения долга был завершен этим же вечером. Маг выкарабкался наружу и при свете звезд поклялся на эссикийском. Ноги его дрожали, когда он опустиля на землю, но протянутые сквозь пламя выского костра руки обладали той же твердой решимостью, что и его исподлобный взгляд.
Огонь, разожженый на пропитанном кровью песке - совсем не в обычаях современных магов, но зато в правилах более древней магии родства - совсем не обжигал. Меня исподволь тревожили древнейшие фольклорные памятники - книги священных писаний. Боги, буде они в реальности были устроены изначально на небесном склоне с многодрахмовыми фляжками усладильного нектара в обнимку и наблюдали по сей час за всеми нами, могли если и не покарать прагматичную меня молнией в темечко, то хотя бы намекнуть Илги каким-нибудь лойховым золотым дождем или руспустившимися цветами вишни поверх полыни. Но славься, вера всех времен и народов, заключенная в полном безверии. Даже если самовлюбленные громовержцы и бесились когда-то с жиру, теперь засилье атеизма перебороло их в пыль. Никакая всевышняя кара на меня не свалилась. Обведение вокруг пальца наученного мажьей науке мудреца прошло успешно. Аминь.
Только бабушка знахарка смотрела на меня неодобрительно. Она поджимала губы, когда перетирала в ступе семена ядовитого смеалонского плюща, чтобы смешать получившийся порошок с жиром. Что она собиралась лечить этой ядреной мазью у Илги я и представить боялась. Если только припадки исключительного энтузиазма и неистребимой инициативности. После "струпного огня" - а именно так называют в народе последствия отравления мякотью ползучей дряни Смеалона - у любого, самого горячного активиста зуда в неудобоговоримом месте поубавится. Безусловно, радовало то, что мажьей непоседливости и привычки лезть в бутылку по ничтожным пустякам у моего дорожного телохранителя поубавиться. Однако же маг мне нужен был живой и по возможности невредимый. Для собственных экспериментов. Хорошее расположение старушки Риссы не являлось обязательной частью программы. Оно могло пригодиться в будущем, ведь никогда не знаешь за ниточки каких связей придется потянуть в следующий раз. Я же неделю как назад выбралась из лесной глуши в человеческие земли. Поры бы начать обзаводиться знакомствами. И для начала всегда нужно на ком-нибудь потренироваться.
Оставшееся до начала совместного путешествия в столицу время я то и дело принималась навязываться бабушке Риссе в помощницы. С тех пор, как Илги поднялся на свои две ноги, бабуля никогда не требовала мне подсоблять в приготовлении лекарств. Вместо обычного ворчания или пения диферамб ларану Грейдору она наловчилась стращать впечатлительную меня рассказами о своей бывшей ученице. То, как она однажды вместо того, чтобы сделать полынный настой, эту самую полынь горькую прокипятила, а потом напоила этим превосходным рвотным средством больного, знахарка повторила раз, наверное, пятьдесят. Не меньше. Все мои даже не философские, не риторические, а только сугубо логические аргументы в компетентности или по крайней мере в грамотности не достигали цели. Бабуля податлива, как кирпичная стена.
Хвостатая Дева, я бы не могла в самом глубоком маразме сварить полынь вместо того, чтобы настоять ее. Это ведь отчетливо различающиеся семемы, что очевидно для любого носителя языка без исторических изысканий и головоломания.
Я скучала. Знахарка Рисса показывала характер. А страдал как всегда мужик.
- Илги, а какой у тебя тотем? - пришло мне в голову спросить однажды.
Мажье терпение воистину безгранично. Он разговаривал со мной почти без выражения печали, страдания или раздражения. Разве что потребовал прекратить метаться при обращении к нему от множественного числа к единственному.
- Спрашивать такое у малознакомых людей неприлично, - вырисовывая массивной кистью на бумажных прямоугольниках древнеислахские иероглифы.