Каваев Игорь : другие произведения.

Исход

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    В результате землетрясения молодой парень оказывается в ловушке. Через некоторое время оказывается, что он там не один, но главный ужас еще впереди. Настроения писать роман про сестру нет, поэтому немного предновогоднего настроения вам в подарок. Подписывайтесь, ставьте лайки если вас зацепило, пишите свои мнения и комментарии.
  Вначале была тьма.
  Затем пришли багровые тени отпечатанной на поверхности сетчатки кровеносной сетки капилляров. Пустота вокруг меня стремилась наполнить себя, заполняя мое сознание фантомными силуэтами световых пятен, словно изъеденных проказой. Они плясали передо мною, но после первого забытья, стали плавать мимо лица или кружиться каждая на своем месте.
  Но ничего из того, что я сейчас видел, в реальности не существовало.
  Были только тьма и мое сознание.
  Многометровая конструкция надо мною издала очередной скрип и стремительным шорохом стай мышей мимо меня стали осыпаться ручьи известковой пыли. На секунду я затаил дыхание, но не от страха, как вы могли бы подумать, нет, я просто не хотел, чтобы пыль попала в легкие. В моем положении, без рук, без возможности пошевелиться или хотя бы отвернуться, попадание пыли в дыхательные пути могло стать причиной скорейшей смерти. Что, учитывая происходящее, явно было не самым худшим вариантом, но и не самым желанным.
  Тело снова онемело.
  Разгоняя кровь, я немного пошевелил головой из стороны в сторону, дернул левой рукой, плотно засыпанной тяжелыми обломками, несколько раз сжал и разжал кулак правой руки, оказавшийся в пустотном кармане. Остальное тело было перекрыто чем-то тяжелым и от этого груза задействовать мышцы ниже не представлялось возможным. Я мог пошевелить пальцами ног внутри жесткой обуви, но на ток крови в теле мои движения уже не влияли. Чудо как я мог дышать под всей этой мешаниной битого кирпича и перекореженной стали.
  Хуже всего чувствовал себя язык - от жажды он прилип к небу и внутри носоглотки словно все вычистили наждаком. На самом деле все было не так плохо - это были жажда, стресс, остатки пыли попавшей в горло при падении здания.
  Если подумать, то впервые в моей жизни было так много возможностей.
  Я могу быть раздавленным обломками, когда здание снова издаст один из этих протяжных скрипов в ответ на проседающий камень или уставшее перекрытие. Тогда я не успею ничего почувствовать, даже первой мимолетной боли.
  Я могу задохнуться от скопившегося вокруг лица углекислого газа, который сам же и произвожу. Перед тем как я потеряю сознание, я буду бредить и мучиться головной болью от гибели мозга, отмирающего участок за участком.
  Я могу умереть от жажды, если спасатели не поторопятся, а они не торопятся, если судить по тем немногим звукам, доносящимся снаружи. Хотя, учитывая, что такая ситуация творится по всему городу, то на их помощь и не стоит рассчитывать. Сколько я здесь? Сутки? Значит, еще два-три дня и опять галлюцинации и смерть.
  Я могу замерзнуть. Я не могу двигаться, холод постепенно опускается все глубже внутрь обломков, все это вопрос времени, пока мое тело не перестанет выделять собственное тепло и тогда наступит короткое забытье перед смертью.
  Я могу истечь кровью. Тело отключило множество рецепторов под тяжестью камня, поэтому и боль от раны на нем я не могу почувствовать. А это означает, что возможно сейчас то, что по верованиям древних было вместилищем моей души, будет капля за каплей уходить из меня, пока я не перестану осознавать себя.
  Только сейчас я осознал, что может быть нечто хуже смерти.
  Безумие.
  Практически на каждом из вариантов меня перед смертью ждет беспамятство.
  Тело человека так устроено - сильная боль или травма и ты уже не мучаешься, а умираешь молча.
  Интересно, сон ведь тоже беспамятство. Может быть нам надо спать, потому что реальность настолько страшна, что заставляет нас каждый день терять самих себя, чтобы не испытывать того ужаса и страха, которые она таит за собой. Ведь недаром сон часто называют "маленькой смертью".
  Я снова почувствовал это.
  Безумие.
  Я ничего не могу сделать, ни на что повлиять, никто не спасет и не придет на помощь. Не будь я сейчас скован, то я наверное бы схватился бы руками за волосы и начал бить головой в стену, только чтобы унять то отчаянье и безнадегу, что охватили меня. Но даже этого я не могу.
  Я закричал в темноту.
  Вернее, я подумал, что кричу - от сдавленной грудной клетки, пересохшего рта я не смог выдать ничего кроме тонкого сипа. Не было даже хрипения, потому что не было влаги в легких, чтобы выдать из себя эти звуки.
  Фантомы вернулись.
  Багровые облака по очереди подплывали ко мне, заглядывали в мои раскрытые от ужаса глаза и уступали место другому образу. Даже закрыв глаза, я не смог избавиться от них - они танцевали на месте и продолжали кружиться вокруг, как стая падальщиков.
  Может быть это не моя кровь, которую я стал видеть глазами, а души людей, которые погибли здесь, вместе со мной?
  Может быть забытье не так уж и плохо по сравнению с тем, что меня ожидает?
  Оставить глаза закрытыми, расслабиться, унять биение сердца и упасть в черную яму сна. А потом... а потом неслышно, как кошка подкрадется смерть и заберет меня, но я никогда уже не узнаю этого.
  Мое дыхание на мгновение перекрыло - организм хотел кашлянуть, избавляясь от накопившейся пыли, но сухость давно перешла дальше по горлу, дойдя до грудины, и у меня естественно ничего не получилось.
  Чем больше я думал над происходящим, тем больше во мне накапливался страх.
  И его я сейчас боялся больше всего.
  Одно дело принять смерть быстро. Ты можешь мучиться или нет, но какая-то часть тебя остается в сознании и ты все еще помнишь кто ты есть.
  Или умереть в бессознательном состоянии, когда ты уже не помнишь кто ты такой.
  Но совсем другое каждую секунду ждать чего-то непонятного и от этого превратить остаток своей жизни в сплошной кошмар наяву, когда как при сильной боли перестаешь себя контролировать.
  Хотя кого я обманываю?
  Я ничего не контролирую и ничем не управляю.
  По сути, я всю жизнь прожил без самого себя.
  Что изменится от того, что и умру я также?
  Чем отличается тот страх, который мы испытываем в течение дня от страха неминуемой смерти?
  Тем, что мы его не знаем и не замечаем?
  Тогда почему меня должен пугать страх явной смерти?
  Боль?
  Так это только потому, что я молодой и не могу представить свою смерть иначе, чем от ран или травм.
  Сейчас ничего такого нет. Большая часть ожидающих меня смертей будет как во сне. Именно об этом мечтает большинство людей - тихую смерть во сне. Такую смерть я себе заказывал?
  Я никогда не думал об этом. Словно собирался жить вечно.
  Нет, я не хочу умирать так!
  Лучше сгореть во вспышке, чем жить и всю жизнь тлеть вполсилы.
  Мы не выбираем жизненный путь.
  Единственное, что мы можем выбрать как нам стоит умереть.
  На что я мог потратить свою жизнь?
  На что я ее тратил до этого?
  Социальные сети, девочки, танцы, компьютерные игры, гулял с друзьями, курил тайком от матери, пропускал учебу.
  Правильно одно - я тратил ее на себя.
  Я тратил свою жизнь впустую.
  Что я мог сделать?
  Научиться чему-то.
  Не для родителей. Не для учителей. Не для карьеры. Для себя.
  Знание приносит понимание, а вместе с ним приходит и цель.
  Да, я бы прожил свою жизнь совсем иначе, появись у меня такая возможность.
  Я не знаю для чего я здесь, в этом мире. Я не знаю как и чем могу быть полезен.
  Положа руку на сердце, я бесполезен как в своей свободе, так и в беспомощности.
  Я не сделал свой выбор в жизни и получил настоящий выбор в смерти. Посвяти я свою жизнь одной цели, то и такого выбора не стояло бы передо мною сейчас. Хотя такое решение пугает намного больше, чем страх и ожидание смерти. Ты словно загоняешь себя в рамки, значит, теряешь себя.
  Но ведь меня никогда не было на самом деле.
  Тихоня-сын, готовый уступить требованиям родных, только чтобы они оставили тебя в покое.
  Крутой парень в компании сверстников, чтобы не ударить в грязь лицом перед остальными.
  Прилежный ученик, потому что те, кто приносит меньше проблем, становится на фоне остальных лучше в глазах учителей.
  Дерганный мачо с наигранным безразличием перед очередной подружкой.
  Был ли я самим собой, когда оставался один?
  Наверное, нет.
  Я был рабом привычек, удовольствия. Я жил ради них, но они ничего мне не давали, кроме такого же забытья от самого, какое я получал среди других людей.
  Где среди них на самом деле был я, настоящий?
  Я был таким, потому что хотел угодить им всем, но там не было меня самого.
  Будь там кто-то один из составляющих меня частей, то он неизбежно столкнется с недовольством остальных. Трудно угодить всем, оставаясь самим собой. Но меня не было среди них.
  Итак, меня не было в жизни и не будет в смерти.
  Ничего изменить я не могу.
  Все что мне остается - принять свою смерть.
  О достоинстве речи не идет. Для него необходимы опыт, знания, убеждения.
  Ничего из перечисленного у меня нет и в помине.
  Все что в моих силах это примирить свое сознание с неизбежностью.
  Как там говорили на занятиях психологией? Пять этапов борьбы с очевидным - борьба, побег, торг, депрессия и смирение. Тот, кто составлял этот список, точно не лежал вот так под грудой камней пострадавшего от землетрясения здания.
  Какие этапы?
  Какой выбор?
  Самообман и ничего более.
  Меня ждет очевидный исход и обманывать самого себя именно сейчас как никогда глупо. Я всю жизнь прожил в самообмане, так стоит перед своим концом снова лгать себе как прежде? Я умру.
  Только от меня зависит как я умру - как трус или человек.
  И выбора здесь нет. Я не хочу умирать трусом, а значит, не буду.
  Был ли выбор у меня раньше?
  Нет, не так.
  Сложись моя жизнь иначе, я оказался бы здесь или нет?
  Мне нужны были деньги на клуб, поэтому я зашел к матери на работу. Когда я уже покидал здание, раздался первый толчок. Дальше я действовал бессознательно - я кинулся назад, чтобы вытащить ее и почти добежал, когда здание рухнуло под собственной тяжестью. Будь в моей жизни цель и смысл, то я не стал бы просить мать о помощи и тем более не стал бы ругаться с ней перед смертью.
  - Почему ты на меня кричишь? - были ее последние слова, которые я услышал перед тем как уйти, заданные кротко и удивленно.
  Кинулся бы я ей на помощь, зная, что окажусь в такой западне наедине со своей смертью? Буду лежать в кромешной тьме, не способный пошевелиться, гадя и мочась под себя, и в конце-концов приняв смерть в луже собственных нечистот и разложения?
  Не знаю.
  Сейчас, наедине со своим страхом, я понимаю, что он остановил бы меня, не дал бы даже малейшей попытки помочь родному человеку.
  Но тогда, тогда я действовал не думая, и видимо именно тогда я был собой, настоящим. А значит, выбора на самом деле нет. Без страха, без опаски на свою жизнь, я все равно постарался бы спасти ее. Будь я самим собой. Будь я настоящим.
  Только рабы могут полагать, что у них есть выбор.
  Совсем от страха мне не избавиться - он часть меня, часть моего воспитания и составляющая инстинкта самосохранения. Но можно его обмануть, вытеснить.
  Часом ранее я бы ушел в забытье, внушая себе, что меня обязательно спасут, вытащат, но теперь я не мог лгать себе.
  Да, я хочу жить, хочу, чтобы меня спасли.
  Тот факт, что я принял свою смерть, не означает, что я отказался от жизни.
  Ведь чем дольше я продержусь, тем больше шансов на спасение.
  И да, я понимаю, что этого не будет, а обуревающее меня чувство страха выжимает из моего тела последние силы, истощает и тем самым приближает смертный час.
  Мне следует заменить страх чем-то иным. Какой-то сильной эмоцией, которая даст силы жить, придаст смысл моей пропащей жизни.
  На что я мог обменять его и удержать себя на краю?
  Вера? Любовь? Надежда?
  Здесь, перед неизбежным, эти слова превратились в набор ничего не значащих звуков. Они ничего не значили для меня. Или я не успел за свою короткую жизнь наполнить их соответствующим смыслом.
  Я чуть больше суток лежу под завалом, уже успел несколько раз потерять сознание, смириться со своей смертью и проститься с тем, что было до этого моей жизнью. Дальше, похоже, я буду только терять. Что в итоге останется от меня? Традиционно в этом случае говорят, что останутся твои дела, но это ложь - уйду я, уйдет и сделанное мною.
  В ком я продолжу свое существование как личность?
  Детей, лежа под разрушенным домом, я не успею завести.
  Создать что-то с придавленными к полу руками и ногами невозможно.
  Придуманное исчезнет вместе с моим сознанием.
  Но, судя по тому, как я теряю свои иллюзии и взгляды на прежнюю жизнь, от меня в итоге не останется совсем ничего.
  Тогда кто я?
  Что делает меня мною?
  Сознание? Конечно, нет. Меня прежнего уже нет, он погиб при обвале с остальными людьми. Память? Но ее можно потерять как и все остальное. Амнезия, стресс, я уже начал забывать лицо своей матери, хотя разговаривал с ней еще вчера. Образ мышления? Но разве он не меняется с новыми фактами и информацией из внешнего мира? А если он стабилен, то не способен принимать что-то новое.
  Не означает ли все это, что моя личность никогда не была чем-то цельным и неподвижным? Что я постоянен только в своем изменении?
  Тогда остается еще душа.
  Наверное только она может сделать меня настоящим. Но как я был не в ладах со своей личностью, точно также я не ладил со своей душой, заглушая ее голос, подсовывая ей вместо себя свои автоматические копии, которые существовали, но не жили, потому что не жил я сам.
  Если принять за истину, что у меня есть душа, то придется принять все связанное с нею - например, реинкарнацию, или возможность ее потерять при тех или иных обстоятельствах.
  Значит, это она заставила меня кинуться на спасение матери, несмотря на всю бесплодность этой попытки?
  Как понять какая она?
  Впрочем, ответ очевиден - она проявила себя на грани, помимо моего сознания. Значит, снова оказавшись перед очередным испытанием, она проявит себя снова. Нынешняя ситуация не годится - я слишком долго в таком положении, а проявляет она себя только при внезапных событиях.
  С другой стороны, если она была всегда и не спала во мне, то все мои поступки были продиктованы ее влиянием. Она направляла меня и заставляла делать то, что определяла мой жизненный путь.
  Не означает ли это, что она была также испугана все это время, как и я сам, раз я не мог заставить себя быть самим собою, заставить себя жить по-настоящему, ценя себя, свою жизнь, желания близких?
  Так и есть.
  Но это также может означать, что я могу перевоспитать ее. Я могу изменить себя, изменив не только свою душу, но и свою судьбу. Между мной и этой жизнью стоит лишь одна преграда - моя слабость. Слабость от осознания того, что я ничего не могу сделать. Даже умереть. Только ждать смерти.
  Наверное я заснул.
  Наверное я потерял счет времени в этой неподвижности и темноте.
  Когда здание застонало, я от неожиданности широко распахнул глаза, но это не привнесло ничего нового - вокруг все также была непролазная темень и медленно бродящие сквозь нее призрачные тени убитых.
  В этот раз на меня ничего не сыпалось и дышать стало полегче, потому что боль от пересохшего горла стала тупой, ушла на задний план. Видимо мое тело во сне немного восстановилось, оттягивая финал.
  Я незаметно для себя едва не перешел черту самобичевания.
  Отдайся я чувству вины и отчаянье с новой силой захватит меня. Тогда я проиграю.
  Надо разобраться есть ли моя доля вины в том, что я ничего не могу сейчас сделать, или причина во внешних обстоятельствах?
  Нам внушают, что в первую очередь надо смотреть на себя, искать причины своих неудач в себе. Интересно было бы послушать их сейчас, лежи они рядом под завалом. Не столкнись эти люди с реальностью, они будут упорно продолжать винить других в их бедах и срывах, не осознавая того, что сами перекладывают ответственность с самих себя.
  Мы часть этого мира. Ничтожная часть и несамостоятельная, зависящая от целого.
  Рассуждать как они значит быть гордецом, никогда не сталкивающимся с чем-то большим чем они сами, всю жизнь прожившими в теплице собственных заблуждений.
  Все что отличает истину от чувства вины - это критичность оценки. Хотя что такое критичность? Осознание истины без страха и желания приукрасить? Сейчас, перед смертью я как никогда близок к пониманию истинной правды.
  Каждый из нас хочет видеть себя сильным, независимым. Контролируемая опасность позволяет нам тешить свое самомнение, поэтому люди прыгают с парашютом, ныряют с аквалангом на глубину, карабкаются по канатам на скалы. Еще более простой путь - утвердиться за счет других людей. Унизить, проявить жестокость, отнять что-то - это способ почувствовать себя сильнее, почувствовать себя неуязвимым, способным держать в своих руках нить чужой судьбы. И в то же самое время это означает, что они неспособны контролировать даже свое собственное существование, они среди этой кутерьмы не осознают причин своих поступков, ведомые самыми примитивными чувствами - страх, похоть, жадность, слабость.
  Чем больше я отрину из своего сознания таких эмоций, тем яснее за их нагромождением будет видна моя собственная душа.
  Я не должен бояться утраты своей личности. Наоборот, этот процесс может приблизить меня к пониманию моей истинной сущности. Если же выйдет так, что там, под этим мусором, ничего не окажется, то и жалеть не о чем - оно того не стоит, если не может сохранить себя, считаясь бессмертной.
  Все чаще подступающая слабость заставляет меня смотреть на себя словно со стороны, с некоторой долей безразличности к своей судьбе. Не знаю, наверное я могу и не успеть добраться до самого себя. Что же, тогда придется придумать другой способ не жалеть об потерянном. Только придумать надо именно сейчас, пока я еще помню кто я и что со мной происходит. Иначе потом я буду просто наблюдать как моя личность будет беспомощно биться в остатках того, что мы зовем сознанием.
  Мне уже приходилось такое видеть.
  Когда нашему соседу поставили диагноз рак и назвали отведенный ему срок, тот просто просидел все оставшееся время на скамейке перед подъездом, не в силах бороться, не в силах жить, не в силах умереть раньше срока.
  Кажется, я опять начинаю уходить от реальности в вариации "а что если"?
  Не важно как придет моя смерть, но я выберу ее сам. Хотя бы здесь мне следует проявить последовательность.
  Гора обломков надо мной застонала еще более протяжно и ее натужный стон перешел в скрежет, разваливающихся на куски остатков стен и перекрытий. Впервые за эти два дня кромешной тьмы мне в лицо ударил тонкий луч света, ослепив и едва не заставив кричать от боли в глазах. В мое лицо хлынул поток свежего воздуха и он был таким сладким, каким не казался ни разу на берегу моря или бескрайних лесов нашей страны. Не переставая морщиться и жмуриться от все с большей силой бьющего мне в лицо солнечного света, я с радостью слушал доносящиеся до меня мужские голоса спасателей.
  Последний обломок был откинут с моей груди и я, свободный и живой, был поднят из своей могилы крепкими и горячими руками:
  - Осторожнее, не спеши.
  Я попытался встать и едва не упал. Мои ноги от долгой неподвижности подкосились, но мне не дали упасть - подхватив с обеих сторон, меня вытащили из зоны обломков. От редкой толпы неподалеку отделился какой-то человек и стремительно кинулся мне на встречу, обняв так, что мое дыхание оказалось перекрытым как совсем недавно под завалом.
  - Сынок, сыночек, - повторяла моя мать, обнимая меня и совсем как в далеком детстве прижимая мое лицо к своей шее, запуская тонкие нервные пальцы в мои волосы. - Родной, как же я переживала за тебя, - не переставая повторяла она мне, попутно очищая мое перемазанное пылью и известкой лицо.
  - Мама, - прошептал я и запнулся, чувствуя как голос вот-вот готов сорваться и мои губы предательски задрожали. - Мамочка, ты жива, - от избытка чувств я вцепился в ее кофту, даже ненароком сделав ей больно и всем телом наваливаясь на нее от охватившей меня спабости.
  - Конечно, глупый. Конечно, жива, - она осторожно усадила меня на приступку скорой и распорядилась: - Жди здесь, я сейчас воды принесу. Сама знаю как тяжело под завалом было.
  Я попытался удержать мать за руку, но она успокаивающе отстранилась и быстрым шагом отошла к завалу, на границе которого стояли большие пластмассовые бутыли с водой и несколько больших клетчатых и по-дорожному мятых сумок.
  - Мама, - прошептал я, глядя как она возится возле воды. - Мама, прости меня, повторил я, закрывая глаза и тогда раздался подземный толчок, скинувший меня на землю.
  Ударившись лицом об острые камни, я каким-то чудом нашел в себе силы приподняться на руках, не желая ни на секунду выпускать мать из виду, сзади на рессорах ходуном ходила карета скорой помощи, но было поздно - на том месте где была мать, зияла отвратительная трещина, а остатки зданий вокруг нас рушились от новых подземных ударов.
  - Мама! - закричал я и, рванувшись, упал в яму, от удара спиной во всю ширь раскрывая глаза и на долю мгновения отключаясь.
  Я ослеп?
  Вокруг была темнота.
  Я же плакал только что. Почему глаза так режет, словно их песком натерли?
  Машинально я потянулся рукой к лицу и натолкнулся на камень. Дернул второй рукой, но и она была зажата камнями.
  Снова!?
  Я рванулся что было сил всем телом, но так и не смог пошевелиться, заваленный битым кирпичом и какими-то обломками.
  Что это?
  Почему!?
  Чудом спастись из ловушки и снова в ней очутиться. За что!?
  Я рванулся еще раз и еще, но капкан из камней держал цепко и я стал осознавать себя. Ничего не было. Спасение, живая мама, новые толчки, все это было сном. Но сном таким реальным, что я ни на мгновение не смог допустить, что моя мать не жива. Нет, это был словно кусок реальности, каким-то чудом затесавшийся в мою могилу.
  Это была первая галлюцинация.
  Значит, я вот так вот должен буду умереть? Думать, что я спасен, а потом снова оказываться тут? Верить в спасение, а потом видеть правду? Надеяться, а потом лишаться даже этого?
  Это ад?
  Вряд ли.
  На воротах ада писали "оставь надежду всяк сюда входящий", как на входе в какой-нибудь фашистский лагерь делали лозунги для вновь прибывших - здесь вы познаете истину, труд сделает вас свободными.
  Надежда часть зла, а ад место наказания зла, поэтому здесь она излишня. Да, так и есть. Надежда лишает человека жажды борьбы, заставляет верить и ждать светлого будущего, верить чужому обману и обещаниям, а затем обман и предательство. Ты чего-то ждешь, а жизнь проходит. Ты думаешь, что сможешь добиться успеха, найти любимого человека, станешь полезен, но вместо этого ишачишь ради чужого достатка, остаешься один или выбираешь первого попавшего в спутники своей единственной жизни, и стоит тебе раз оступиться, как тебя затопчут и поставят крест на еще живом человеке.
  Значит, и я сам зло, а это мой персональный ад.
  Данте описывал девять кругов наказаний за поступки и решения людей.
  Первый круг, Лимбо, для некрещеных, они там бродят как тени. И эти тени перед моими глазами вполне могут быть одними из них, но мое место не здесь.
  Последний круг, Коцит, для предателей - Люцифер и Иуда навечно закованы льдом, но и там мне нет места.
  Седьмой или восьмой круги?
  Да, точно, восьмой, Злые щели - для пророков и героев. Так вот кто я?
  Но я же ничего не сделал еще? Меня казнят за мои будущие проступки?
  Означает ли это, что я останусь в живых?
  Нет, я не должен поддаваться надежде. Если она зло, то как зло должно быть подвластно мне и не иметь надо мной власти.
  Значит, ничего не поменялось. Смерть, вот мой выбор.
  Я закрыл глаза, погружаясь в новое забытье, искренне желая уже не проснуться и не видеть сны. И тьма, окружающая меня сплошным кольцом, послушно пришла ко мне.
  Я снова лежал на дне расселины. Наверху светила слабая звезда и я понимал, что эта звезда - моя жизнь. Но здесь, на глубине темной расщелины, в луже собственной остывшей крови я был спокоен и так же без чувств отвернулся от зовущего меня к себе далекого света.
  Повторное пробуждение было неприятным. Сперва мне показалось, что здание снова осыпается, но звук не прекращался. Сосед-перфоратор? Но здесь уже нет никого живого. Не считать же эти тени погибших за живых? Я ухмыльнулся своей шутке и наконец понял откуда этот звук - крыса!
  - Тварь, - проворчал я вслух в сторону мгновенно застывшего шума, - дай мне спокойно умереть.
  Наступила тишина и мне удалось на некоторое время снова забыться.
  Новое пробуждение было ужасным - от неподвижности и застоявшейся крови болели голова и шея, руки стали словно деревянными обрубками, а пальцы в обуви превратились в набор сосулек. Моя новая соседка уже не пугалась моего голоса, а может я настолько ослаб, что только думал будто что-то говорю, а на самом деле всего лишь шептал обрывки слов - на большее меня не хватало.
  Мысль о том, что она будет грызть мой труп только заставляла улыбаться от естественного хода вещей. Хотя был вариант, что она начнет меня жрать еще живым, когда я буду в сознании.
  Что же, умру немного быстрее.
  Скоро я привык к этому шуму постоянных крысиных раскопок и впадал в сон, не обращая на него внимания.
  В моем воображении один за другим плыли образы и воспоминания, пока одна из багровых теней не оказывалась настолько близко, что забирала себе эту часть меня.
  Только одно они не могли никак вырвать из моей души - девушку, встреченную незадолго до толчков. Она как раз стояла в фойе, когда я первый раз вошел в здание.
  Простое ничем не запоминающееся лицо, короткий нос с небольшой горбинкой и курносостью, волосы, как светлой рамкой обрамляющие ее лицо. Фигура тоже ничем не выделялась - самая обычная, худенькая, стройная. Простая одежда - джемпер грубой вязки с глухим воротником, вытертые джинсы и кроссовки.
  Чем же она меня зацепила?
  Когда раскрылись входные двери, она обернулась и поток воздуха с улицы, подхватил ее волосы, разметав словно два крыла ведьмы. И тот взгляд - прямой, спокойный, уверенный, и в тоже самое время без вызова. Она словно старше своих лет, но при этом по внешнему виду и фигуре на несколько лет моложе меня самого.
  Тогда я этого не ощутил, но сейчас, анализируя свои чувства и воспоминания, я понимаю, что эта встреча была для меня гораздо значимее чем этот обвал, поставивший точку на моей жизни. Она сама была этим обвалом, сломавшим меня и мою жизнь, навсегда в тот короткий момент встречи став частью меня, как частью нас становятся раны от аварий и катастроф.
  Кажется, наступил конец третьих или начало четвертых суток моего пребывания здесь. Похоже это была ночь, потому что мое тело наконец промерзло и я проснулся от дикой дрожи, сотрясавшей все мое тело. Усилием воли я пытался унять эти судороги волна за волною проходящими по телу, но мне не удавалось и я сдался. Мое тело лучше знало как ему поступить. Если оно думает, что эта дрожь дает мне шанс выжить и согреться, пусть будет так.
  С другой стороны это также означает, что я промучаюсь на несколько часов больше.
  Это будет не так просто, как я ожидал.
  Никогда не бывает просто.
  И чтобы остановить это самоспасение я снова и снова стопорил застывшие мышцы, лишь бы унять дрожь тела, пока вдруг моя левая рука не дернулась чуточку сильнее, освободившись из плена.
  Не веря, я замер и дрожь утихла вместе со мной. Моя рука свободна.
  Словно полено, одним плечом я притянул ее к телу, где-то на грани сознания ощущая через омертвевшую кожу как царапаются камни под ней. Я попытался сжать пальцы, чтобы скорее оживить ее, но у меня ничего не получилось - слишком долго я лежал неподвижно. Помогая себе рывками тела, я заставлял руку двигаться, пока не смог все такими же одеревеневшими и ничего не чувствующими пальцами в первый раз обшарить пространство вокруг себя и в первую очередь себя самого. Кажется, я за это время два раза обмочился, то ли от усилий, то ли от радости, но рука все быстрее приходила в норму.
  Я действительно лежал в какой-то щели, но не вертикальной, как в земле, а горизонтальной, между полом и обрушившимся бетонным перекрытием. Над моим лицом похоже остановилась балка или это была просто часть несущей плиты, расколовшей в районе моей груди, потому что мое тело под низом было прижато чем-то плоским. Пространство вокруг меня было сухим, кровотечения не было. Мне даже удалось разобрать несколько крупных обломков и оттолкнуть их, добравшись до бока и части бедра. Дальше или куски были слишком тяжелыми или они застряли слишком крепко.
  Попытка сдвинуться в сторону оказалась безрезультатной, что-то мешало снизу и ноги все еще были придавлены плитой.
  Я начал вспоминать, где был мой телефон, когда началось землетрясение.
  В руках?
  Тогда я его выронил и шансы, что он окажется рядом, мизерны.
  Или он был в кармане?
  Куда же я мог его засунуть?
  Район груди бесполезно трогать, равно как и правую часть туловища - там все еще все завалено. Может карманы слева? Нет, пусто.
  Я продолжил вслепую очищать место вокруг себя, откидывая куски от себя.
  Судя по тому, как они практически сразу стукались о преграду, недалеко они улетали, но да ладно. Хоть какое-то развлечение.
  Когда вокруг меня стало попросторнее, я начал убирать мусор на полу. И тут я наткнулся на мягкие обводы своего телефона. Видимо, при падении он выпал на землю, оказавшись под моим телом. Через минут пятнадцать я уже держал его в руках.
  Я не спешил, тщательно ощупывая его поверхность.
  Стекло все в трещинах, на боках зазубрины, задняя крышка погнута от удара.
  Ну, соберись!
  Закрыв глаза, я нажал на кнопку включения.
  Сквозь темноту проник тонкий призрачный луч, который я ощутил даже сквозь плотно зажмуренные веки. Прижав светящийся экран к полу, так чтобы унять его свечение, я с осторожностью раскрыл глаза.
  Плита над моим лицом оказалась даже ближе, чем казалось до этого в темноте.
  Пространство слева от меня, рядом с освободившейся рукой клином уходило в темноту, сужаясь и не оставляя шанса на спасение. Зато тени погибших вокруг меня на время скрылись на этом свету, как звезды под солнечным небом.
  Когда глаза немного пообвыкли, после нескольких оживлений экрана телефона, я наконец решился взглянуть на него. Трещин было еще больше, чем ощущалось пальцами, но телефон работал и был бесполезен - полоска сигнала была пустой. Я повернул телефон в сторону и увидел невдалеке от себя голову своей матери. На третьи сутки ее кожа посинела, сквозь глаза выступали белые бельма, изо рта наружу лез распухший как шар обложенный язык, а на щеке черным зияла рана. Заворожено я не мог отвести глаза от того, что совсем недавно было моим любимым человеком и рядом с которым я провел все это время. Мой ад продолжался.
  Хотя за все это время в моем рту не было даже капли и мои глаза и рот пересохли, я почувствовал как холодный липкий пот выступил на моем теле. Отводя глаза, я вслепую погасил телефон и замер в напряженной темноте.
  Кажется мне повезло, что мой нос заложен от пыли, но трупный яд все равно убьет меня, если это не сделает что-нибудь иное.
  Через силу я включил телефон и с опаской посмотрел на маму.
  К ужасным подробностям добавилась новая деталь, которую я пропустил в тенях завала - сукровица, вытекавшая из ее рта и глаз практически вся впитывалась слоем пыли под ее лицом. С отвратительным всхлипом ее голова повернулась ко мне, отчего ее полностью обесцвеченные зрачки уставились прямо на меня, и через рану на щеке выползла мокрая от крови крыса, деловито поводя юрким носом.
  В забытье я выкинул вперед свою единственную свободную руку, чтобы схватить эту тварь, но она юрко скрылась в норе, прогрызенной через лицо моей матери.
  В темноте на меня смотрела два маленьких глаза.
  Там не было ненависти или жажды убийства. Крыса просто ждала. Она знала, что никуда от нее не денусь, а она сама никуда не уйдет от нас.
  Я коротко рассмеялся, заставив крысу удивленно мигнуть.
  Не прекращая тихо смеяться, я одним движением пробил зубами кожу на руке и протянул ей навстречу.
  Свечение глаз стало ярче и крыса осторожно показалась снаружи. Шаг за шагом, словно прячась и играя, она почти на пузе ползла к новому лакомству, пока не коснулась моих пальцев. Когда я пришел в себя, то под моей рукой расползалась лужа крови, а на ее поверхности налипли остатки внутренностей и серой шкуры.
  Почти теряя сознание, находясь на грани, я выбрал наиболее сохранившуюся тонкую кость из лапы крысы. Моя надгробная плита будет для меня сегодня холстом.
  Ее и своей кровью, трупным ядом матери я чертил над собой круг и звезду в нем. Когда все закончится, я найду ту девушку. Я не знал знаков, не изучал оккультизм или магию, все это было не важным. Она часть этих событий и как-то связана с этими смертями, иначе, что ей еще делать на этом режимном объекте? Я знал, что мне нужно делать и делал это. Наши судьбы связаны, кто еще кроме нее это может знать? Пространство между лучей заполнили пугающие символы и обычные буквы кириллицы.
  Как забытые воспоминания приходили и складывались воедино однажды услышанные и узнанные факты. Диссоциативное расстройство - боевой режим, когда от тебя уходит страх и ты можешь управлять собой как персонажем компьютерной игры, невзирая на раны и угрозы. Маниакально-депрессивный психоз - защитная реакция организма, дающая в ключевые моменты форсаж всех сил и способностей, а затем защищающее тело от перегрузки в стадии покоя. Шизофрения - адаптивный механизм для смены поведенческой линии в случае необходимости, вместо навязанного нам воспитанием смены действий на свою противоположность. Одержимость бесом ничем не отличается от одержимости ангелом, все зависит только от тела носителя и готовности принять потустороннюю сущность. Тайна евхрастии часть некромантских ритуалов, а по сути составляющая магии, и только за разглашение этой тайны был проклят церковью Толстой, что и привело его к безумию и смерти как собаки посреди дождя и грязи.
  Почему все, что помогало нам выжить и бороться на протяжении всей истории человечества стали называть болезнями или отклонением?
  Неважно.
  Уже окончательно проваливаясь в забытье, я успел подумать: если все магические круги чертят на земле, то кого я призову с неба?
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"