Аннотация: моя попытка поиграть в "реалисты" на конкурсе "Время и судьбы":)
А сугробы по обочинам дороги большие-большие! Возвышаются надо мной, словно айсберги в Антарктиде. И по их срезанному краю свисают пластины подтаявших "кружев". Развалившись в санках, я пытаюсь на ходу дотянуться, сорвать кусочек ледяного стекла, но оно крошится в обросшей комьями снега пушистой варежке. Папа останавливается, оборачивается ко мне. Улыбка раздвигает морщины на его лице. Папа очень старый. Ему целых пятьдесят лет. Наверное, ему тяжело везти санки с пассажиром.
- Мороз и солнце, день чудесный!.. Не замерзла, дочурочка? Вставай, пробегись!..
Вставать лень! Я уже вдоволь "нанырялась, наплавалась" в глубоком снежном "море", что таилось под нетронутой припорошенной коркой наста. Набегалась, обгоняя медленно, размерено шагающего папу. И хотя ногам тепло и уютно в новых валенках, и ни капельки не холодно в тяжелой подпоясанной шубе, я хочу домой! Там мама с утра поставила тесто по случаю воскресного дня, и пока мы с папой гуляли, должно быть, уже испекла пироги. Я предвкушаю вкусный ванильный запах свежеиспеченных ватрушек, которым встретит нас дом еще с порога. Представляю, как прижмусь к горячему боку печки, пока мама развешивает на веревку мои мокрые от враз растаявшего налипшего снега рейтузы и варежки. До чего ж хорошо!
А, может быть, уже приехала из города моя старшая сестра?
Ляля - студентка, учится в пединституте и живет "на квартире", "снимает комнату у придурковатой старой девы". Это я знаю из маминых разговоров с соседками.
У Ляли много интересных вещей. Иногда я исподтишка заглядываю в ящик ее письменного стола. Там под бумагами, за плоской черной коробочкой чертежных принадлежностей хранятся лохматая замусоленная книжка с загадочным названием "Моль Флен-де-рс" и ученическая тетрадка, с переписанными аккуратным кругленьким подчерком сестры стихами С.Есенина. Когда-нибудь я обязательно все прочитаю! Наверняка, в спрятанном есть что-то тайное, запретное... Иначе, зачем прятать?! Что касается чертежного набора, там мне нравится циркуль с иголочкой. Им можно рисовать замечательные ровные круги. А рейсфедером - вот какое слово я выучила! Горжусь! - Лена подщипывает брови.
Сестра - жуткая модница! Если б видели ее ухажеры, когда она начесывает перед зеркалом волосы, - настоящая кикимора!
Только не страшная, а смешная! А потом Ляля руками приглаживает сверху рыхлую копну спутанных волос в ровную высокую прическу как у героини фильма "Бабетта пошла на войну", и... становится красавицей. Или "хорошенькой"... это как угодно назовите!..
Мне непонятно, почему наша мама постоянно воюет с "модой"? Ругает Лялю за капроновые чулки - "отморозишь коленки"! За туфли на тонюсенькой "шпильке", купленные на всю стипендию - "ты прежде, чем покупать, подумала бы, чем будешь питаться, как за квартиру платить?!" Мама злится, иногда даже плачет. Мне маму жаль, но туфли действительно красивые. И сестру мне тоже жаль!
Передохнув, папа, все так же медленно, везет меня к дому. Запрокинув голову на спинку санок, я смотрю в небо. "Мороз и солнце, день чудесный!" Так и есть! Яркое солнце слепит глаза, мороз пощипывает щеки...
И все-таки чуть-чуть уже пахнет весной. А весна начинается с длинных сосулек, свисающих с почерневших крыш сараев, с капельками воды на самых кончиках, точно такими же, как под носом у Любки Солодовой в нашей детсадовской группе. С чириканья воробьев по утрам... Весна - это грязные взъерошенные куры, перепрыгивающие по снегу на своих кожистых крючковатых лапках к лужам, чтобы напиться талой воды. Бедные узницы сидят всю зиму в сумраке тюрьмы-курятника, и вдруг - свет, свобода! Вот радость! И птицам, и зверям, и людям... всем-всем-всем! Весна - бесконечная радость...
- Здравствуйте, Дмитрий Ефимович! - кланяется встречный незнакомец и протягивает руку.
Папу все знают в поселке. И уважают. Он - директор ремесленного училища. Прежде, чем пожать обветренную грубую пятерню незнакомого мне дяденьки в телогрейке, папа стягивает шерстяную перчатку с негнущихся пальцев. Это на войне близко от окопа разорвался снаряд, и папу засыпало землей вперемежку с осколками. Ему повезло! Контузило, ранило, но остался жив. В госпитале врачи спасли раздробленную кисть, пришили на место перебитые указательный и средний пальцы. Так мама рассказывала соседке тете Вале, только подробнее. Честно говоря, многих слов из подслушанного рассказа я не поняла. Что значит "был политруком", "комиссовали", "отправили в тыл"? Сам папа про войну не любит вспоминать и молчит. Наверное, ему было обидно и грустно, что после ранения он не мог сжать правую руку в кулак, чтоб драться с фашистами. Вот и молчит, стыдится, что война еще два года продолжалась без него. Он же хорошо воевал. Ему целую шкатулку медалей вручили. И круглых, как монеты, и красных эмалевых звезд, прикрепленных к ленточкам. Я же умею читать, на наградах написано - "за бое-вы-е зас-лу-ги"...
Между тем, разговор затягивается. Дяденька о чем-то просит папу, уговаривает - "уж уважьте, Дмитрий Ефимович, в долгу не останусь!" Кажется, папа уже начинает сердиться - "Николай Иванович! Вы это бросьте!.. Пусть подает документы на общих основаниях... Там посмотрим! До августа еще дожить надо!"
И опять мелькают слова "радист", "моторист", "Добрыня Никитич", "Алеша Попович"... Но не думайте, что речь идет о былинных богатырях! Даже я знаю - это названия теплоходов. Летом они ходят по Волге, а зимой отдыхают у нас в затоне. Через щелочку в дощатом заборе, которым огораживают осенью берег, я видела их. Огромные, белые, с золотыми буквами...
Этот Николай Иванович хочет, чтоб его сынок выучился на радиста, освоил "чистую" работу. На судне вкусно кормят, дают одежду, там кругом ковры и очень парадно, потому что эти теплоходы возят иностранцев. Но беда в том, что очень многие родители и их сыночки мечтают попасть в радисты, а мой папа строгий, берет на учебу только тех, кто хорошо учился в школе, и никаких исключений из правил не делает. И напрасно Николай Иванович загодя упрашивает папу. Пусть лучше занимается воспитанием хулиганистого сына! Будут в табеле четверки и пятерки - папа с удовольствием примет парня в училище.
Мама открывает нам дверь со словами - "Наконец-то! Где вы так долго бродили?! Ляля приехала... Сдала! Слава Богу!.."
У Ляли - зимняя сессия, и вчера она сдавала экзамен по "истории КПСС". Не знаю, что такое "история КПСС", но думаю, сданный экзамен - событие значимое, судя по довольному виду и мамы, и папы, и Ляли, уже успевшей переодеться в домашний халатик.
Папа целует взрослую дочь в висок - Молодец! Поздравляю!.. - и попутно замечает - Зря малюешься! Без косметики ты гораздо милее... Что за дикие стрелы у глаз нарисовала?!"
- Паап!.. Ты ничего не понимаешь!.. Это нормально, сейчас все так красятся. Эдиту Пьеху по телевизору видел? Говорят, я на нее похожа... - Ляля отвечает папе снисходительно, как маленькому.
- Что за Эдита Пьеха, Лялечка? Не знаю такой...
- Эдиту Пьеху не знаешь?! Деревня!..
Ляля долго фыркает, возмущенная "дремучестью" нашего папы, прежде чем просветительским тоном объяснить, почему стыдно не знать современную советскую эстраду - нельзя отставать от жизни! А потом мама зовет всех за стол. Сегодня мы обедаем в комнате.
Белая скатерть с вышитыми цветами по кайме выглядит празднично. Мама сама вышивала узор разноцветными нитками мулине.
"Золотые руки!" - всякий раз завистливо ахают ее подруги - и шьет, и вяжет, и вышивает! Ольга, и когда ты все успеваешь?!
А мама смеется и отмахивается от похвал: "Да ничего особенного! По выкройке же!.. Могу поделиться..."
И если папу уважают, маму просто любят. Она умеет дружить, ладить со всеми. Даже с теми приятельницами, кто между собой в ссоре. Бывает, что женщины мирятся, случайно встретившись в нашем доме.
На первое у нас суп. Это плохо. Много лука. Брр!.. Когда я вырасту, никогда не буду варить супы! Во всяком случае, не буду класть в них лук! Странный у взрослых вкус. Они часто едят противные вещи. К примеру, что хорошего в сыре? Горький! А черная икра?! Меня заставляют ее есть. Говорят, полезно... Я ем липнущую к зубам смолянистую массу, размазанную по бутерброду, как лекарство. Рыбий жир приятнее пить! Сглотнула с ложки и готово!.. Своих детей я не буду мучить! И не буду покупать им черную икру вовсе! Пусть едят, что хотят!
Я отсчитала и проглотила три обязательные ложки супа, и ковыряла котлету в ожидании ватрушки с киселем, когда Ляля вскочила из-за стола, вспомнив нечто важное. "Совсем забыла!.. У меня для всех подарок!"
Порывшись в своем портфеле, она извлекает и победно крутит в воздухе плоским квадратным конвертом. "Включайте ящик!"
Пока включенный телевизор неторопливо разогревается до рабочего состояния, Ляля вытягивает из конверта полупрозрачную радужную пленку. На пленке размыто чередуются три цвета. Синий - сверху, красный - посередине и зеленый - внизу.
Наконец, на экране замельтешила рябь, зазвучала музыка, появился смутный силуэт сидящего человека.
Открыв рот, я слежу за сестрой, а она, подцепив за краешки пленку, прилаживает ее к стеклу экрана.
Вот чудеса! Изображение делается цветным! Под куполом синего занавеса краснолицый музыкант в темном фраке и красной манишке водит смычком по зеленой виолончели, и ноги музыканта, как в траве, тонут в густой зелени.
После почтительной паузы родители почему-то начинают смеяться. Ляля сконфуженно бормочет: "Вот если б показывали природу!.."
Я прижимаюсь к сестре. Она же хотела, как лучше! Красиво же!
После обеда папа укладывается вздремнуть. "Отчего солдатик гладок? Поел, да на бок!" - подмигивает он мне. Я спать не хочу, но соглашаюсь лечь, если папа расскажет мне одну из своих историй. Мама, гремя посудой в тазике с горячей водой, кричит из кухни уходящей гулять Ляле: "Не форси! Поддень панталоны с начесом, застудишь все женские органы!" Ляля в ответ мычит что-то неопределенное... Хлопает дверь.
Папа закидывает руки за голову, заунывно поет: "Расскажи, расскажи, бродяга, чей ты родом, откуда ты?" Пока поет для зачина,
прикидывает, какую историю рассказать? Мы лежим на кроватях, поставленных буквой "Г". Папа - на высокой, с железной спинкой, украшенной никелированными шарами, я - на своей детской поверх покрывала, выторговав себе право не раздеваться.
Иногда папа сочиняет, иногда рассказывает правдивые истории из прошлого. Про свое детство, про то, как был студентом.
Меня очень веселит рассказ о том, как квартирная хозяйка, у которой папа снимал угол за печкой и столовался, оставила под тряпицей ужин. А папа допоздна засиделся в библиотеке, потом еще к товарищу заходил, и вернулся ночью. Хозяйка спала, и папа постеснялся зажечь свет. В темноте нащупал на столе пирожок и жадно откусил большой кусище. Жует и удивляется, вроде как с картошкой, а что-то хрустит на зубах. Жареный лук, что ли?! И вдруг что-то живое побежало у папы по губам. Пришлось-таки свет зажечь. А пирожок оказался густо начинен живыми тараканчиками. Они погреться туда забрались. В этом месте рассказа я всегда хохочу, представляя голодного растерянного мальчика-папу с недоеденным пирожком в руке: " А что дальше? Что дальше-то было?!"
"А ничего!.. Вытряхнул таракашек в раковину и доел пирог..."
Но в этот раз папа схитрил. Наверное, ему лень придумывать, и он на память читает стихи. "Однажды в студеную зимнюю пору я из дому вышел, был сильный мороз! Гляжу, поднимается медленно в гору лошадка, везущая хворосту воз. И шествуя важно, в спокойствии чинном..."
От неторопливого монотонного папиного голоса у меня разморено смыкаются веки, и я засыпаю.
Просыпаюсь в испуге. Где я?! Где все?! Темно. Одиноко. Страшно.
И тут же успокоено вздыхаю - да нет же! Все в порядке! Я дома. Лежу, уже укрытая пуховым маминым платком... Значит, мама подходила ко мне спящей.
В темноте рассматриваю призрачное мягкое сияние за окном. Фонарь у дома подсвечивает ледяные узоры на оконном стекле, превращая их в хрустальную картину. Густо переплетены ветви тропических пальм, толстая наледь у рамы - их гигантские стволы... Над джунглями звездочки салюта... Разглядеть бы за пальмами, обезьянок, качающихся на лианах!.. Они точно там есть! Я знаю... А вдруг и тигры есть? Гмм... Впрочем, тиграм не до меня, они испугались грохота салюта и убежали в глубь леса. А обезьяны стрельбы не боятся, любуются на гроздья огоньков в небе и радуются, что у них, как в Москве, как на Красной площади...
От фантазий отвлекают звуки, доносящиеся с кухни. Там готовятся чаевничать. Слышу пыхтенье закипевшего чайника, равномерное щелканье... Должно быть, папа раскалывает щипцами крупный кусковой сахар. Пахнет топленым молоком. Толстую коричневую пенку с горячего молока из печки пробовали? Ужасно вкусно!
Слышу громкий насмешливый лялин голос. Нет! Полежу еще немножко. Послушаю, о чем они беседуют без меня?
Оказывается, Ляля в лицах рассказывает очередную историю про свою квартирную хозяйку: "... влюбилась в Георга Отса, и держит открытку с его фотографией у себя под подушкой. Спит со снимком. А когда транслируют "Принцессу цирка" - "да, я шут, я циркач, но, что же?! Что же душу мою тревожит?" - здесь Ляля поет, подражая интонации артиста - включает радиоприемник на полную мощь так, что соседи стучат в стенку! А Эльвира Ивановна обмирает в экстазе!.. Представьте ее букольки, кружевной воротничок с брошью, кукольный ротик и слезы по щекам: "Жоржик! Жоржик"! - Ляля потешно передразнивает визгливые театральные всхлипы "старой девы" - Вот уж действительно цирк!"
Смеются.
Отсмеявшись, прокашлявшись, папа сочувственно произносит в наступившей тишине: "Бедная женщина!"
Меняет тему: "А вот послушайте, что мне вчера на работе мужики рассказали...- и, посмеиваясь, понижает голос - "Ах, ты, Юрий наш Гагарин"...
Ого! Про Гагарина?! Это уже интереснее, чем про сумасшедшую тетку! Гагарин, Титов, собачки Белка и Стрелка летали в космосе, это каждый знает!..
Я напрягаю слух.
"Ты простой советский парень, полети ты на орбиту, захвати с собой Никиту, и по просьбе всего люда ты Никиту сбрось оттуда!"
При чем тут какой-то Никита? Нет такого космонавта... Что-то папа путает... И над чем смеются? Мне не смешно!
И опять оживленно заговорили все одновременно...
Мама спросила о чем-то будничном. Ляля грозно шуганула рассевшуюся на стуле кошку: "Милинтина! Брысь!.."
И никто не вспоминает обо мне...
Вот я сейчас встану... Зевая, пойду к ним на кухню. Недовольная, что не разбудили. Протиснусь в свой уголок на любимое место. Мама поставит передо мной фаянсовую кружечку с рисунком. На рисунке домик вдалеке, и играющие с мячиком котятки.
Может быть, я заболела? Затемпературила? Хочу и не могу встать! Что же?! Мне так и лежать весь долгий вечер, уставившись на
замерзшее оконное стекло, и слушать родные веселые голоса?!
И завтра. И послезавтра... И послепослезавтра. Всю жизнь?!.. Я плачу от безысходности и... зову маму.
Призывно, надсадно ору! Она же здесь, рядом!..
... Я так увлеклась, что не услышала, как в комнату вошел сын: "Маам! Ты все рассказки пишешь, сочинитель бедный?! А что у нас на ужин? Можно я плов доем?"
- Черной икры я не купила - это факт!
- А напрасно... - шутовски вздыхает мой взрослый ребеночек - а что ты вдруг про черную икру заговорила?
Я ткнула пальцем в строки на мониторе.
- Ага, детство золотое вспоминаешь!.. Ну, и глупая ты была!.. Мне бы твои тогдашние проблемы!
- Дурачок!.. А мне что? Тебе завидовать? У тебя мать с отцом есть. Живые. Пожалуй, это дороже икры... Я так думаю! :)