Аннотация: Бывает, зацепит, аж за самое сердце... Написано для конкурса " Философия Чуда", в послеоперационной палате.
Год выдался ужасным!
Дожди, как начали лить, еще в апреле, так и не переставали до августа. Не было двух-трех дней, чтобы не цедилась с мохнатого серого пуза небес мелкая мерзкая морось. Город, и так не слишком чистый, обильно закидывал штанины мутной жижей, обувь чвакала и квакала. Казалось, само сердце захлебывается волглым вдохом и обтекает, подобно брызговикам авто.
Когда отец предложил сгонять на пару недель на юга - макнуться в море, мне более всего захотелось послать его... Но, раз уж - отпуск... Традиция, в общем...
За окном поезда, вторые сутки, серость, скука, хмарь и хлябь. Тащатся унылые картины потемневших изб, поникших нив, разгрязших грунтовок, понурых коров... Елы-палы, ну где же солнце!! Уже ж Предкавказье, и ни одного просвета!
Главный Кавказский хребет. Чреда тоннелей. За ними - Туапсе. На станцию, конечно же, сразу не примут: придется еще покваситься на технической остановке...
В горных долинах, между тоннелями, та же хмарь. Войлок многослойной облачности скребут вершины гор. Лес курится тяжелым туманом. Настроение - ниже плинтуса...
Последний, самый долгий тоннель. Окно выбегает из-под черного свода, и...
О, чудо!! Солнце!! Слепящее голубизной небо!
Чистое небо. Только где-то там, в шееломной вышине, реденькая отара празднично-белых барашков бродит по неистово-зеленым увалам.
Поезд стал. Орава пассажиров высыпала на балластную призму, щурясь, ежась под яростными лучами, еще не ощущая толком жара после промозглой полутьмы вагонов. Еще не веря в происшедшее...
Я никогда дотле не слышал такой блаженной тишины. Звон насекомых, невнятное гудение тяговой трансформаторной, пряный запах разморенных трав только подчеркивали тягучее, медовое безмолвие...
Никто не решался произнести ни слова. Все боялись спугнуть Чудо...
Тысячу раз гениален классик, подобравший эпитет: "именины сердца"! Уж сколько десятилетий минуло, а воспоминание это по сю пору греет душу. Чудо!
Чудо!!