полу пустой вагон 
питона метро, с грязными руками 
на поручнях, оставляющими 
за собой липкие следы 
одиноких, пустых квартир - 
темных тоннелей, 
походящих на мусорные бачки 
с объедками пищи. 

каждый на пыльном стекле 
выводит имена, уходящие 
криком в стратосферу. 
человеку
от сна на линолеуме 
до мягких перин 
верст семь ползти 
по головам и спинам 
немытых редников
и заклинателей рифм. 

каждый пятый прохожий 
мечтал бы увидеть риф 
и лазурный берег 
на пустынном солнечном пляже, 
но застрял в паре картин Караваджо. 

вас заклинаю
выучить до марта все адажио,
поэмы Лотреамона,
написать три романа 
и две детские сказки, 
отказаться от сна, 
ведь зачем терять рассвет 
и пропускать закат, 
лежа в забытой всеми 
консервной банки 
от фасоли в кисло сладком соусе. 
трудись, пока не все пальцы в копоти, 
в ожидании прилива новых сил 
на плоскости черствости. 
двадцать два года отметь 
и запихни в один прерванный шаг  
из юности в зрелось, 
на велосипеде окайми три колеса,  
как на спине слона, 
разлегшись, в попытках  
дотянуться поломанною рукою - крючком 
до умывальника с надписью "белый".  

вот в тридцать заведу собаку, 
назову "белый бим, черное ухо" 
и застрелю всех королей 
конвейеров и заводов. 
нам нужно строить, 
а не быть винтиком производства,
битником квази царства, 
бинтом богатого рабства, 
налетом на кварце, неброским. 
прокладывать мосты чрез  
бурные реки, бегущие вепрем. 
писать картины,  
ставить пьесы,  
раскрашивать в яркие цвета  
дома на своей голодающей улице детства.
читать стихи громким голосом 
на площадях маленьких 
неуклюжих городов с волками
и изморозью. 

машина, человек? 
человек, механизм? 
любуясь на собственный онанизм 
он кричал, видя сквозь зеркало 
лишь пену прошлых дней 
и заклинал всех вас 
стать художником собственной жизни, 
не утонуть 
в пелене беспризорной отчизны.