День ускользает из пальцев дождем за оконной
тьмою. В столовой завесили плотные ставни,
свечи зажгли. Оловянных гусаров - по коням,
в ночь им скакать, сражаться во вражеском стане.
Стопка ликера для гостя, а детям - орехи,
Plaetzchen*, конфеты и полный графин лимонада.
Снега бы, - просим. Но дождь обнажает прорехи
голой земли бессердечно и нежно. Не надо
этих красивых игрушек, расплакаться впору.
Милый Щелкунчик, зачем ты меня утешаешь?
Елка наряжена, как королевна, нет спору,
звонко, волшебно мерцает в ветвях ее шарик,
а под ветвями подобье рождественских ясель,
где пастухам и их овцам является ангел -
мастерской, доброй рукой обработанный ясень.
рядом, под елкой, смотри - настоящие санки.
Снега бы только. И мчаться на санках под пенье
сердце саднящих и тешащих слух колокольцев.
Знаю сама, я измучила вас нетерпеньем,
что мне поделать, раз нежность под сердцем так колется,
праздничной ели под стать? Лучше смейся и щелкай
крепкие шарики бед, лучше детям в ладони
сыпь сердцевинки побед, под разряженной елкой
смейся и плачь, мой Щелкунчик, мой милый Адонис.
Нежной глазурью печаль застывает на сердце.
Как монотонно мышиное бдение будней...
Впрочем, не слушай меня, уведи меня сказочной дверцей
в детские сны - до рассвета, а там - будь, что будет.

*Plaetzchen - немецкое рождественское печенье.

29-30. 12. 02