Tu qui es ego fui et qui ego sum tu eris.

(надпись на надгробии)

Лишь по ночам, склонясь к долинам,
Ведя векам грядущим счет,
Тень Данта с профилем орлиным
О Новой Жизни мне поет.

(Александр Блок)

1.

Почему в именах Венеция и Равенна,
в ускользающем эхе, мечтательном и пугливом,
чудится привкус моря, вливаемого внутривенно?

Горько-соленая Адрия, обнажающая отливом
беззащитное дно и прерванный сон ракушек,
розоватость неба, отвагу первопроходцев,
начинающих утро с медлительной и роскошной
процедуры рождения - возвращения - вслед за солнцем
и за чаячьим криком.

...В упругой заводи Лидо
торжествует затишье. И только отлив рисует -
по старинной дружбе - меня, горожанку с виду,
лет в одиннадцать, удивленную и босую...

2.

Ни цветенье Флоренции, ни золотая измена
ветру твоей гондолы, Венеция, ни затишье
памяти не сотрут тайной судьбы Равенны,
чей обшарпанный облик кажется нам излишним,
выдуманным, чужим, наверно, просто вторичным,
избранным наугад адриатической волей.

Город, прячущий Лик за маской своих обличий,
город, прячущий дно под грузом морской соли,

я выбираю тебя - наугад ли иль по наитью,
задыхаясь от света мозаик в сумраке храма,
удаляясь вглубь тишины, одной неведомой нитью
и ведомая, и хранимая - от боли, мрака и срама.

3.

Помнишь, нам показывали тогда какие-то слайды?
Наша Москва светилась шпилем в окне, мы знали,
что настоящее - солнечный зайчик, и ладно,
сноп проточной воды.

Базилика Сан-Витале.

Помнишь, закат в декабре был мозаично-розовым -
смесь городских огней с потоком живых лучей.
Ода вечернему небу с цитатой из Ломоносова,
вызубренный стишок, классицистично-ничей?

В ту же реку нам не вступить. Никогда. Но помнишь ли?..
В тот же закат - тем менее. Писать тебе? Но о чем?
Что я стою перед слайдом? Живым, еще более солнечным,
чем стена нашей классной комнаты, разбуженная лучом
проектора?

И ликуя, в охре солнечной накипи,
В окруженье святых и ангелов, в зелени и синеве,
Господь восседает на шаре, взглядом нас обволакивая
и здесь, на этой земле, возвещая Новый Завет.

Я знаю, что никогда мы уже не пройдем от метро 
к зданию нашей школы - позволь мне быть откровенной, -
но то, что когда-то в нас разбудил тот давний урок -
прости мне пафос - бессмертно. Сегодня стало Равенной

то, что тогда сжималось, мучило и болело - мы
никогда не узнаем цену тому круженью.
Но наступил этот день, одежды Христа стали белыми,
так, что больно смотреть. И это - Преображенье.

4.

Если закроешь глаза, то может, услышишь,
как в затопленном храме золочеными бьют хвостами
стаи поющих рыбок - все явственней и все ближе -
грегорианский хорал. Не торопись, останься.

Много не нужно - ждать на краю судьбы, дороги,
в гуще воды разглядывать следы напольных мозаик...
Может быть, ты почувствуешь, что тишина дороже
бесконечных поисков, бесконечного ускользанья.

И синева отдаст тебе хвостом вильнувшее тело,
показавшееся сперва кусочком охристой смальты.
И тишина откроет все то, о чем она пела
и о чем - как казалось тебе - не знал ты.

5.

Вместо рассеянных камешков на прибрежном
песке, сплетенных в узор, неверный и хрупкий,
хочется выпросить всю, без единой трещинки, нежность.

Лучше всего одежды, глаза и руки
в цвете - густом, сияющем - и в движенье,
в торжествующем мареве, когда ты смотришь на своды
и на апсиды снизу. Кажется, в приближенье
эти фигуры теряют что-то от той свободы,
которой их наделил чуткий, незримый мастер,
глазомером опробовав вес, пространство и формы,
подержав на ладони - на ощупь - цвета и масти
и влюбляясь сильней и сильней в полноту гармонии.

И пространство держится на едва очерченных спайках,
даже если кажется, что его легко расколоть,
и синеет море в парусах, гребешках и чайках,
и крепчающий дух наполняет, как парус, плоть.

6.

Город-гробница прячет тебя от сумерек
в задохнувшийся солнцем и пахнущий туей дворик.
Ты проходишь владеньем тех, кто жили и умерли.
Галла Плацидия - или же Теодорих.

Мавзолеи и баптистерии. Этот город
погружен столетьями в сон, томительный и осенний,
но входя в воды смерти - как, наверно, ты знаешь - скоро
ты восстанешь с Христом в упоительном воскресенье.

И разбужен весной, ты пойдешь за нитью-тропою,
узнавая и синь, и охру, сквозь явь - куда-то,
где олень стремится к желанному водопою
и где Новую Жизнь воспевает тень изгнанника Данта.

7.

ночью
мне приснилось оно
пятипалое с щупальцами как медуза
темнотой подсвеченное
с накипью белой пены

я поняла что дно
будет скоро отнято грузом
черной воды
это прилив
надвигается постепенно

я поняла что словами
morte или amore
не откупиться от смысла
ставшего тонким тесным
точно стенки сосудов
это подходит море
к изголовью
рушит хрупкие стены

я боялась проснуться
но шум его волн баюкал
пряча мозаики снов
втягивая молчаливо
в бездну

я остаюсь
пока вместе с сердцем бьются
волны
вслед им
нового ждать отлива

27-30. 08. 02