Гринберг Кэрри, Heline : другие произведения.

Лунные капли во флаконе, главы 12-13 (конец)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:


   Глава 12
  
   Час был уже поздний, а Ричарду все никак не удавалось сосредоточиться на свежей статье Бэджета. Впрочем, это было неудивительно: его мысли постоянно возвращались то к старухе из деревни, то к МакМиллану; его живой ум, привыкший сравнивать и анализировать, искал какую-нибудь зацепку в услышанном за последние пару дней.
   Наконец, молодой человек сдался и отложил газету, купленную еще в Лондоне. Его поезд прибыл на вокзал Чатема в девятом часу, и к тому времени, как он добрался до дома Черрингтонов, уже стемнело. По указанию хозяина дома гостю принесли сыра и холодной говядины прямо в библиотеку, где мистер Черрингтон с интересом расспрашивал мистера Харви о поездке. Но вскоре и он отправился спать, сославшись на необходимость раннего отъезда. Потерев слипающиеся глаза, Ричард поднялся и, зевая, прошелся вдоль книжных полок. Наконец он взял первое, что попалось под руку - томик Мопассана, подхватил лампу, и, наконец, вышел из комнаты.
   Поднимаясь по лестнице, он услышал какой-то звук - то ли чье-то прерывистое дыхание, то ли шепот служанок. Любопытно, кому это не спится в такое время? Но, когда обернулся, едва не подпрыгнул на месте: слабый свет ночника выхватил из темноты узкого коридора фигуру Амелии, напоминающую привидение.
   - Мисс Черрингтон! - приглушенно воскликнул Ричард, с удивлением вглядываясь в ее расширенные от страха глаза, так пугающе выделяющиеся на бледном лице. - Что вы делаете здесь в столь поздний час?
   - Простите меня, мистер Харви, но я должна была поговорить с вами! Немедленно! - она поднесла руку ко рту и нервно огляделась. - Как только я услышала, что вы подъехали, я сразу встала и пришла сюда, но вас все не было. Я ждала вас здесь. Нас никто не должен видеть!
   Молодой человек с нарастающим удивлением слушал ее прерывистую речь. Теперь он заметил, что на девушке и вправду была только ночная рубашка, будто она и вправду еще минуту назад лежала в постели - это была просторная и длинная сорочка из плотной ткани, но все же... Даже тот поцелуй у ручья не шел ни в какое сравнение с такой фривольностью, как ночное ожидание у его двери в неглиже. Но Амелии, казалось, было невдомек, что что-то не так: она машинально теребила верхнюю пуговицу рубашки, и будто не обращала внимания на то, что ее растрепанные волосы свободно лежат по плечам, даже не заплетенные в косы.
   - Я так боялась, что вы в опасности, что она нагонит вас... Что вы не вернетесь, как Сэмьюэль Адамс! - последние слова она произнесла шепотом и вновь судорожно огляделась.
   - Мисс Амелия, хорошо ли вы себя чувствуете? - он заметил, что на ее скулах расцвел яркий румянец, контрастирующий с мертвенно-бледной кожей. - Вы здоровы?
   Она замотала головой, отмахнулась от его слов рукой и слегка поморщилась, как будто досадуя, что он сбил ее с важной мысли.
   - Со мной все в порядке, - поспешно ответила она, овладев собой и взглянув на Ричарда с беспокойством. - Но что же вы? - не дожидаясь ответа, она заговорила снова. - Если бы вы знали, как я желаю одновременно, чтобы вы быстрее уезжали прочь, и чтобы остались здесь!
   Девушка порывисто схватила его руку, стиснув пальцы вокруг запястья так, что он даже сквозь ткань сорочки почувствовал ее горячие пальцы. Но тут же снова отдернула руку.
   - Послушайте, Амелия, - прервал он ее, - вам не о чем беспокоиться. В Лондоне я говорил с прежним владельцем этого дома, и он заверил меня, что ни разу за сорок лет не столкнулся ни с чем, похожим на то, о чем вы говорите. Вам сейчас нужно отправиться в свою комнату и хорошенько поспать, а наутро все покажется вам просто сном, уверяю вас!
   Но эти слова ничуть не успокоили девушку. Напротив, на ее лице появилось выражение сильнейшего испуга, и она замотала головой, прижав руки к вискам.
   - Ах, Ричард, вас обманули, обошли... И я знаю, чьих это рук дело, - она затравленно оглянулась, словно за ее спиной и вправду могла стоять сама Элинор Вудворт во плоти. - Теперь и вы мне не верите, не верите, я вижу! Но у меня есть ее дневник, в котором она своими собственными руками... О нет! - вдруг проговорила она в полном отчаяние и закусила губу. - Она сожгла его! Уничтожила все следы. Я сама это видела. Все пропало...
   Она говорила шепотом, но молодому человеку он казался столь пронзительным, как если бы она кричала. Он не стал отрицать ее обвинений. Вместо этого он, зажав локтем книгу, положил ладонь на плечо девушки и слегка сжал его обнадеживающим жестом.
   - Амелия, дорогая моя, - он постарался говорить ровным и успокаивающим тоном. - Эта история со сгоревшей женщиной и вправду чудовищна, и я прекрасно понимаю, что вам нелегко забыть о чем-то настолько ужасном. - Девушка, как-то сжавшись, смотрела в пол и никак не реагировала на его речь. Он тихонько погладил ее по плечу. - Но поверьте мне, что никакого проклятия нет, и никакого призрака тоже. Вы же разумная девушка. К тому же, - продолжен он, вовсе не уверенный, что его слова достигают своей цели, - я был на местном кладбище, и могу вас заверить, что Элинор Вудворт с миром покоится там.
   Амелия тонко взвизгнула, резко отшатнувшись от Ричарда, и он едва не выронил лампу. Та опасно закачалась, и огонек в ней замигал, чуть не потухнув совсем, и на несколько мгновений погрузил темный коридор во мрак. Когда же пламя снова разгорелось ровно и ясно, молодой человек увидел, что Амелия стоит чуть поодаль, прислонившись к лестничной балюстраде и вцепившись в перила обеими руками. Она опустила голову, а из ее груди вырывалось хриплое дыхание.
   - Мисс Амелия, - он бросился к ней, поставил лампу на пол и приподнял подбородок девушки. Ее глаза не выражали ровным счетом ничего. - Давайте я отведу вас в вашу комнату. Может быть, позвать горничную? Вы вся дрожите.
   Она медленно покачала головой.
   - Мне ничего не нужно. - Ровным голосом сказала она, и, держась руками за перила, сделала шаг в сторону и отвернулась от него. - Теперь я знаю, что для меня все кончено... Скоро она придет и заберет меня насовсем, и будет сама наслаждаться всем, что прежде было моим. Забудьте об этом, мистер Харви! Спокойной ночи. - И она направилась прочь нетвердой походкой, оставив Ричарда в замешательстве смотреть ей вслед.
  
   ***
  
   Едва мистер Черрингтон вошел в малую гостиную, как заметил Ричарда Харви, стоящего у окна и барабанящего пальцами по подоконнику. До ужина оставалось еще больше получаса, и хозяин дома сделал знак дворецкому, чтобы тот принес аперитив.
   Поздоровавшись, молодой человек дождался, пока мистер Черрингтон опустится в кресло и зажжет сигару, он сел напротив него. По всей видимости, отец Амелии находился сегодня в благодушном расположении духа.
   - Полагаю, сегодняшний день оказался для вас удачным, - предположил Ричард, приняв из рук Гласфорса стакан и кивком поблагодарив.
   - Не стану отрицать, - пожал плечами мистер Черрингтон. - Кроме того, сегодня за ланчем я встречался с вашим отцом, - он не смог сдержать улыбки, которая, впрочем, тут же покинула его лицо. - Он просил передавать вам привет.
   - Благодарю, - Ричард повертел в руках стакан и сделал глоток. Тем временем хозяин дома бросил беглый взгляд на часы.
   - А что наши дамы? - безразлично поинтересовался он. - Пожалуй, теперь вы знаете об их жизни больше, чем я.
   - Не могу этого сказать, - отозвался Ричард. - Сегодня я едва перемолвился словом с миссис Черрингтон за обедом, а мисс Амелия... - Он помолчал. - По правде говоря, она несколько беспокоит меня.
   - Что же именно вас беспокоит?
   - Быть может, она просто не вполне хорошо чувствует себя в последнее время, - нерешительно произнес Ричард, подбирая слова.
   - Не стоит придавать этому значения, - махнул рукой Бертрам Черрингтон. - Знаете ли, с женщинами это происходит постоянно, и лично я привык не обращать на их нервы внимания. Они часто бывают слабы и болезненны, как ни прискорбно.
   - Да, конечно, вы правы, - кивнул молодой человек. - Однако я говорил с ней, и меня всерьез обеспокоило ее поведение. Я знаю, что Амелия крайне чувствительная и восприимчивая натура, но прежде я никогда не видел ее такой.
   - Что вы имеете в виду?
   - Видите ли, она услышала от кого-то историю о пожаре, случившемся в этом доме, и, по всей видимости, эта история произвела на нее слишком сильное впечатление. Мне показалось, что она просто сама не своя. Я опасаюсь, что такая впечатлительность может дурно повлиять на ее хрупкое здоровье.
   Мистер Черрингтон снисходительно улыбнулся.
   - Мне отрадно видеть, что вы так печетесь о здоровье моей дочери. Значит, я могу быть уверен, что передаю ее в надежные руки.
   - Благодарю за теплые слова. Но должен сказать, что я и в самом деле встревожен. Мисс Амелия показалась мне чрезмерно возбужденной, и я не уверен, что тут можно говорить об обычной для девушки ее возраста ажитации. Дело в том, что она всерьез полагает, будто призрак женщины, которая сгорела в этом доме, до сих пор находится здесь, в его стенах. - Он встал, продолжая вертеть в руках бокал, и несколько раз прошелся по комнате. - Понимаю, все это звучит нелепо, однако меня волнует, что мисс Амелия воспринимает это так серьезно. - Он посмотрел мистеру Черрингтону в глаза. - Вчера, когда я возвращался в свою комнату из библиотеки, она заговорила со мной об этой истории, и не в первый раз. Утверждала, что видела привидение. А ведь час был уже поздний.
   Ричард снова сел в кресло, не уверенный, что убедил мистера Черрингтона в том, что его дочь и в самом деле нуждается в более пристальном внимании.
   - В любом случае, мне было бы гораздо спокойнее, если бы я знал, что ее здоровью ничто не угрожает, - добавил он. - Ради ее безопасности я бы осмелился предложить вам пригласить специалиста, - мистер Черрингтон удивленно на него посмотрел и приподнял бровь. - Хотя, разумеется, решать вам.
   - Я подумаю о том, что вы сказали, - коротко ответил он. - Гласфорс, звоните к ужину, - без всякой паузы добавил он, когда появился дворецкий с подносом, чтобы забрать бокалы.
  
   ***
  
   Она чувствовала, что нечто изменилось в одночасье. Ее тихая, размеренная, уютная жизнь готова расколоться на множество мелких кусочков, и она не в состоянии их удержать. Мир снаружи стал вдруг казаться далеким и будто бы ненастоящим - Амелия боялась в какой-то момент забыть, где же проходит граница между ее снами и явью.
   Она спала. Она принимала горькие капли на ночь и засыпала тревожным сном, а затем вдруг оказывалась в странных местах, неведомых ей прежде. Существовали ли они в действительности? Она долго брела по лесу, сбивая ноги, пока не выходила к своему дому - и бежала быстрее в спальню, чтобы упасть в постель, спрятаться под одеяло и забыться, но вместо этого оказывалась в малой гостиной с вышиванием в руках. Всякий раз Амелия мечтала очнуться и осознать, что все происходящее вокруг нее - сон, и она, наконец, сбросила его оковы. Но она не помнила, когда засыпала, а когда просыпалась, и что в это время происходило с ее телом.
   Оно стало чужим. Амелия с трудом узнавала в своем отражении себя, но, по правде сказать, она старалась вовсе не смотреть в зеркала, невольно ожидая всякий раз встречи с той, кто безжалостно обманул ее, воспользовался слабостью и доверием. Любая тень в углу казалась ей бледным лицом той женщины...
   - Нет! - крикнула Амелия, сжимая кулаки. - Уйди!
   - Простите, мисс? - Конни с удивлением отступила назад.
   - Я... не тебе.
   Она закусила губу. Все правильно, горничная причесывает ее к ужину. Амелии не следовало кричать на бедняжку, та ни в чем не виновата. Однако девушке с трудом удалось вспомнить, как она очутилась перед туалетным столиком. Кажется, еще минуту назад она брела по аллее... Или разговаривала с Ричардом? Ах, нет, то было вчера...
   - Какой сегодня день?
   - Четвертое июля, - коротко ответила Конни. - Давайте я закончу с прической, и вы спуститесь к ужину?
   Что-то в ее интонации звучало неестественно, как будто натянуто, но Амелия предпочла этого не замечать.
   - Достань мое голубое платье, сегодня я хочу надеть его.
   Да, так правильно. Пусть все вокруг думают, что ее волнуют только платья и ленты в волосах, и новые замшевые туфельки, и перламутровые пуговички на перчатках.
   - Но мисс, вы же сказали, что желали бы надеть к ужину шелковое желтое! - горничная бросила озадаченный взгляд на приготовленный и разложенный на стуле наряд.
   - Я так сказала? Тогда... Тогда, конечно, желтое. Оно прелестно, - пробормотала Амелия.
   Внезапная тревога охватила ее, и она едва смогла дождаться, когда Конни закончит с платьем. А та будто бы нарочно слишком медленно усаживала корсаж, поправляла каждую складочку на турнюре, застегивала манжеты на рукавах...
   - Да хватит уже, тут что, сотня пуговиц? - не выдержав, воскликнула Амелия и вырвалась из цепких рук служанки. - Оставь меня одну, я хочу отдохнуть перед ужином!
   Ни сказав не слова, горничная удалилась, и будь ее хозяйка чуть более внимательной, она бы заметила, как зарделись ее щеки, и как раздраженно та стукнула дверью о косяк. Но Амелии было не до того. Она мерила быстрыми шагами комнату, которая внезапно показалась ей маленькой, словно птичья клетка. Точно так же она заперта и в своем собственном разуме, который Элинор пытается подчинить себе. Пытается захватить ее тело и сломить дух, но всякий раз проигрывает. И не отступает! Сколько же еще будет длиться этот кошмар?
   Она схватилась за голову и беззвучно заплакала. Нет, она не сильная. Она, Амелия Черрингтон, всего лишь маленькая девочка, которой хочется спрятаться от большого страшного мира, окружающего ее со всех сторон. Теперь она знала, что ей не от кого искать поддержки - даже Ричард, ее лучший друг, отвернулся от нее. Он ей больше не верит. Она осталась одна.
   Амелия глубоко вздохнула и направилась прочь из своей комнаты. С большим трудом она заставила себя не оглядываться - ей казалось, что внимательные темные глаза наблюдают за ней отовсюду и стоит ей лишь прислушаться, как она услышит насмешливый голос Элинор. Нет, нет, нет, этого не будет!
   Она практически вбежала в столовую, где уже собрались ее родители и мистер Харви и, судя по тому, что они доедали рыбу, ужин подходил к концу. Девушка молча села на свое место и устремила взгляд в пустую тарелку. Но вместо ожидаемого выговора отец предпочел даже не заметить ее опоздания. Как только девушка появилась, он отвернулся от нее и с нарочитым вниманием стал изучать сервировку стола. Быть может, он и не заметил, что она пришла позже? Как было бы хорошо, ведь у нее совершенно нет сил на какие-либо объяснения.
   - Как вы себя чувствуете, мисс Черрингтон? - поинтересовался Ричард. Как неестественно напряженно прозвучал его голос!
   - Хорошо, благодарю вас, мистер Харви, - коротко ответила она, не поднимая взгляда.
   Ее руки мелко дрожали, и она изо всех сил попыталась унять волнение. За столом о чем-то говорили - если сосредоточиться, можно было понять, что отец критикует правительство Гладстона, а Ричард говорит что-то о его успехах в Египте. Матушка как всегда безмолвно сидела на своем конце стола, лишь время от времени бросая на Амелию странные взгляды, полные одновременно испуга и сочувствия.
   Девушка потянулась к стакану с лимонадом, но отдернула руку с тихим вскриком. На мгновение ей показалось, что в его стеклянных гранях отразилось лицо Элинор. Оно смотрело на нее и с хрустального графина, и даже с серебряной рукоятки вилки - все поверхности преломляли, дробили и множили ненавистное лицо. Но стоило ей моргнуть, как видение рассеялось, и Амелия с облегчением вздохнула. Она подняла глаза и поняла, что все глядят на нее, безмолвно и строго.
   - Я порезалась. Тут очень острые ножи, - принялась оправдываться она, нервно оглядываясь по сторонам.
   Ричард молча опустил голову и вернулся к своей тарелке, делая вид, что ничего не произошло.
   - Ах, моя милая, - прошептала миссис Черрингтон, но тут же замолчала под строгим взглядом мужа.
   - Гласфорс, уберите приборы мисс Черрингтон, она уже закончила с ужином, - приказал мистер Черрингтон. - И передайте, чтобы несли десерт.
   Хрустальные подвески на люстре рассмеялись звонким смехом, и Амелия сжала кулаки, чтобы не закричать. Она вскочила из-за стола столь резко, что ее стул с грохотом повалился на пол, и бросилась прочь из столовой. Сегодня она так ничего и не съела. Она не ела и вчера - по крайней мере, насколько она помнила. И вообще уже не помнила вкус еды и питья, только растворенного в воде горького лауданума. Однако сейчас вовсе не голод занимал все ее мысли: Амелии хотелось исчезнуть и спрятаться от всего мира, но едва ли сейчас нашлось бы такое место, где она могла бы считать себя в безопасности.
   Она готова была бежать прочь как можно дальше, но вместо этого она толкнула дверь в пустую комнату на первом этаже восточного крыла дома и сделала несколько шагов внутрь, держась за стену. Здесь ничего больше не напоминало то пепелище, что она видела во сне. Стену уже зашпаклевали и нанесли побелку, и осталось только приклеить обои - новые, персиково-розовые, в тон которым матушка подбирала гардины. И ничего уже не будет указывать на то, как давным-давно здесь горела женщина, и танцевала, охваченная пламенем, и кричала...
   Заткнув уши руками, лишь бы не слышать ее криков, Амелия осела на пол.
  
   Вот уже вечность она не могла отвести взгляда от причудливой игры язычков пламени. Огонь полыхал все жарче, и девушка механически потянулась к воротнику платья, чтобы расстегнуть верхние пуговицы. Ее лицо распалилось от огня, а тот все разгорался и разгорался. Ему уже не хватало камина, он вырвался из-за решетки и взмылся к потолку. В треске его пламени слышался отчетливый крик. Или смех? Да, это был смех, это Элинор смеялась над ней и тянула свои обожженные руки. Как птица феникс она восстала из пепла и теперь была всюду - в завывании ветра за окном, скрипе половиц в коридоре, в бушующем пламени.
   Амелия так резко вскочила, что у нее потемнело в глазах, и она пошатнулась, но все равно кинулась прочь из комнаты, подальше от этих ужасных звуков.
   - Куда же ты убегаешь, ma chХre amie, - шептали стены, мимо которых она бежала, спотыкаясь о подол платья. Тот с треском оторвался, и девушка едва не потеряла равновесие.
   - Замолчи, замолчи, замолчи!
   Амелия выбежала в холл и огляделась. Было темно - и когда только успело стемнеть? Помещение освещали две слабые газовые лампы, чьего света едва хватало, чтобы рассеять мрак и разогнать тени. Девушка остановилась возле комода, чтобы отдышаться.
   - Почему ты не можешь оставить меня в покое?
   - Ты ведь сама хотела, чтобы я помогла тебе, - резонно ответил призрак.
   Амелия застыла и медленно огляделась. Элинор была везде. В каждой тени в углу различалась ее фигура. С подвесок на канделябрах и люстре на девушку смотрело ее лицо; внимательные темные глаза следили за ней в отблесках оконного стекла; в стеклянной вазе она узнавала не свое отражение, а усмешку Элинор Вудворт.
   - Нет... нет... нет... - бормотала Амелия побелевшими губами, отступая в центр комнаты.
   Куда бы она ни посмотрела, любое отражение являло ей только это ненавистное лицо. Окна, вазы, натертые медные ручки, серебряный поднос, украшения канделябров, навощенные столешницы тумб и комода, зеркало, наконец... - Амелия с ужасом смотрела, как множатся и причудливо искажаются эти образы: вместо красивых, породистых черт леди Вудворт она видела теперь странных чудовищ с бездонными черными глазами и тонкой красной полоской рта.
   Она попятилась назад, пока не натолкнулась на большое зеркало, висящее в роскошной позолоченной раме напротив входа. Прежде она частенько смотрелась в него, проходя мимо, поправляла прическу и платье, примеряла шляпку или просто бросала быстрый взгляд. Теперь же оно превратилось в страшного врага, ведь вместо себя девушка видела там Элинор в ее белом платье из легкого газа и с убранными в высокий пучок темными кудрями. Она внимательно смотрела на Амелию, не отводя взгляда.
   - Бедная девочка!
   - Довольно! - крикнула Амелия так громко, что стекла в раме затряслись, а она сама, испугавшись своего голоса, пошатнулась и сделала шаг назад.
   - Ты так хочешь избавиться от меня? - тонко очерченная бровь Элинор взлетела вверх.
   Ни слова не говоря, девушка схватила высокий подсвечник, стоящий рядом на тумбе, и со всех сил ударила по зеркалу. Она сама не ожидала от себя такого сильного удара: тонкие трещины разбежались по поверхности, напоминая лапки паука, а Амелия била и била вновь, не останавливаясь, пока зеркало не покрылось сеткой черных морщин и не рассыпалось на множество мелких кусочков. Водопад зеркальных брызг осыпал ее с ног до головы, острые края ранили кожу, но Амелия не обращала внимания на кровь, в исступлении круша все, что подвернется под руку. Одним движением она смахнула с комода вазу с цветами - с ее граней над ней продолжала смеяться Элинор, теперь же пусть она замолчит! Серебряный поднос для писем полетел в груду стекла; и хотя его Амелия разбить не смогла, но топтала ногами так долго, что он погнулся, и отражение исчезло. Забытый кем-то бокал треснул под каблуком Амелии, и она наступала на него вновь и вновь, как если бы это было тело ее поверженного врага.
   Девушка захохотала, кружась и топча осколки битого стекла. Она ей еще покажет! Она не позволит издеваться над собой! Голос Элинор затих, и больше не было слышно ничего, кроме хруста под ногами и ее собственного смеха, но Амелия все не унималась, пока, наконец, не опустилась без сил на пол, перебирая пальцами осколки.
   - Мисс Черрингтон! - в ужасе прошептала миссис Уильямс, выбежавшая на шум из кухни.
   За ее спиной толпились остальные слуги, но не решались выйти вперед и посмотреть, что произошло. На лестнице раздались громкие шаги, и через мгновение в холле появился мистер Черрингтон - уже одетый ко сну, но сжимающий в руке пистолет. Остальные, должно быть, подоспеют с минуты на минуту. Амелия попыталась сфокусировать на них взгляд, но все перед глазами плыло, а фигуры обернулись смутными силуэтами, превращающиеся в тени и рассеивающиеся в темноте. Сквозь туман она видела, как миссис Уильямс и мистер Гласфорс подбежали к ней, пытаясь поставить на ноги, будто тряпичную куклу, а экономка бормотала что-то про кровь... Наверное, это кровь Элинор, ведь Амелия ее победила. Она слабо улыбнулась и позволила мраку захватить себя.
  
   ***
  
   Сквозь полуприкрытые ресницы она рассеянно наблюдала, как постоянно меняются склоненные над ней лица: это была то Дженни, то Мэри, то Конни, один раз даже мама; неизменным оставалось только выражение беспокойства и тревоги. Почему они так волнуются? Сама Амелия ощущала лишь спокойствие и умиротворение, да и как же иначе - ведь после стольких дней, даже недель страхов и мучений наконец-то все хорошо, и она свободна. При мысли об этом она растянула губы в довольной улыбке. Больше никаких отражений в зеркалах, никаких голосов, ее больше не будет преследовать этот темный насмешливый взгляд! Как же хорошо снова быть самой собой.
   Она чувствовала, как ей промывают и перевязывают раны, как горничные тихо охают при виде кровавых отметин, которые оставили острые осколки на ее некогда безупречной коже. Но ее саму это не слишком тревожило - в конце концов, раны скоро заживут, и ничто не будет напоминать ей о пережитом кошмаре. Что значит пара царапин по сравнению с тем удивительным чувством легкости, которое она сейчас испытывает?
   Как только она окончательно поправится, то обязательно поговорит с Ричардом. Пусть он не поверил ей, пусть решил, что ее рассказ об Элинор Вудворт - лишь пустая фантазия, сейчас это не так важно, ведь эта женщина и в самом деле больше не играет никакой роли в ее жизни. Теперь тело Амелии принадлежит только ей одной. Да, нужно как можно скорее поговорить с ним - она скажет ему, что все чудесно, что она прекрасно себя чувствует, и он все поймет - если он все еще любит ее. Если же нет...
   - Мисс Амелия, к вам пришел доктор Хопкинсон. Его вызвал ваш отец.
   Девушка сосредоточилась на лице, которое возникло над ее кроватью. Его черты не были ей знакомы, и она широко раскрыла глаза, хотя блаженное небытие, на краю которого она балансировала, было куда приятнее.
   - Добрый день, мисс Черрингтон.
   Какой приветливый голос у этого доктора. Может быть, он лучше того врача, который приходил в прошлый раз - Амелии не удалось вспомнить его имени. Да, пожалуй, он лучше: лицо у него доброе.
  
   Конни последний раз поправила одеяло и исчезла, бросив еще один беспокойный взгляд на свою юную хозяйку. Кто знает, может быть, этот новый доктор, знакомый мистера Харви, и в самом деле поможет мисс Амелии, и она перестанет кричать по ночам. Случай с зеркалом так перепугал всех домочадцев, что и Конни, и даже обычно невозмутимая Мэри старались говорить шепотом и ступать как можно тише, чтобы лишний раз не тревожить покой девушки. Впрочем, ночь мисс Черрингтон провела спокойно благодаря спасительным каплям, прописанным еще доктором Бруннером.
   Когда дверь за горничной закрылась, мистер Хопкинсон придвинул стул поближе к кровати своей новой пациентки и сел, отмечая про себя яркие пятна румянца на ее бледном лице и лихорадочный блеск в глазах. Возле кровати и придвинутого к нему столика, сплошь уставленного пузырьками и склянками, витал слабый запах лауданума и стойкий - карболовой кислоты. Тазики с окровавленной ватой и марлей стояли здесь же подле кровати.
   Не приходилось сомневаться, что Ричард Харви, срочно обратившийся к нему рано утром, волновался за свою невесту не напрасно. Будучи приятелем старшего мистера Харви, которого знал еще со школьных лет, доктор Джеймс Хопкинсон охотно согласился выехать в Кент, чтобы осмотреть мисс Черрингтон, чье странное поведение так встревожило ее родителей и жениха. Если не считать своего недуга, девушка была весьма милой и совсем еще юной. Будет и в самом деле жаль, если ее дела окажутся так плохи, как опасался врач.
   - Меня зовут доктор Хопкинсон, - представился он. - Если не возражаете, я бы хотел осмотреть вас.
   Девушка смотрела на него затуманенным взглядом, часто моргая, словно только что очнулась после сна. На ее губах на мгновение заиграла неуверенная улыбка, но тут же исчезла. Она сидела в постели неестественно прямо, сцепив руки так крепко, что костяшки пальцев побелели, почти слившись с одеялом.
   - Доброе утро, доктор Хоупс,- взгляд мисс Черрингтон прояснился, она выпрямилась и вежливо улыбнулась, точно принимала доктора в гостиной, а не полулежала в собственной постели.
   - Хопкинсон, - поправил он. - Как вы себя чувствуете? - он участливо кивнул на бинты, покрывающие ее руки, чинно сложенные поверх одеяла. - Вы так сильно порезались, должно быть, вам больно?
   Девушка отрицательно покачала головой.
   - Вовсе нет, я хорошо себя чувствую. Прогулки на воздухе очень освежают меня, - ее интонации казались заученными, и эти слова она проговорила безучастно, как заводная кукла.
   - В самом деле? - он чуть подался вперед. - Что ж, рад это слышать. Вы часто гуляете?
   - Не помню, - нахмурилась она. - Должно быть, часто. Это полезно.
   - Весьма похвально. Но расскажите, как же вы умудрились пораниться? Наверное, потеряли сознание и упали?
   - Нет-нет, это было зеркало в холле. Оно разбилось. - Для убедительности она покивала головой.
   - Само собой? - доктор слегка приподнял брови.
   - Нет, это я. Я ударила ее, потому что хотела, чтобы она ушла. И зеркало разбилось. Мне очень жаль.
   - Кого вы ударили? Вас кто-то преследовал? - мистер Хопкинсон слегка склонил голову к плечу.
   - Элинор Вудворт, - ответила Амелия. - Но теперь она больше не вернется, я точно знаю это. Я прогнала ее. - Ее взгляд теперь блуждал где-то за спиной собеседника, ни на чем не задерживаясь.
   - Расскажите мне о ней, если вам не сложно. Она живет в этом доме?
   - Да, она живет здесь. То есть жила, - Амелия запнулась, - давно, очень давно. А потом она умерла. В той комнате на первом этаже был ужасный пожар, и она сгорела в камине.
   - Что вы говорите! В какой же комнате это случилось?
   - Она всегда стояла пустой, - объяснила девушка, - ее отремонтировали только недавно. Там будет музыкальная комната, поставят пианино и арфу. А раньше это был кабинет. Ее толкнул в камин муж, и она сгорела.
   - Вы говорите об Элинор Вудворт? - уточнил доктор.
   - Да, она сгорела.
   - Ужасная трагедия, - вкрадчиво заметил доктор. - Но вы говорите, эта женщина жила здесь давно?
   - Да, очень давно, - подтвердила Амелия. Она снова взглянула на доктора прояснившимся взглядом. - Она любила балы, и ездить верхом. И она была очень красивая.
   - Но, если я вас правильно понял, вы говорите, что видели ее в этом самом доме?
   - Нет, нет. Я слышала рассказ о том, как это случилось. Такая ужасная смерть! - воскликнула она странным высоким голосом. Лицо Амелии оставалось бесстрастным, но пальцы нервно комкали одеяло, как будто пытаясь разорвать его на клочки.
   - В самом деле, - любезно кивнул доктор. - Кто же рассказал вам об этом? Кто-нибудь из слуг?
   - Да, - она устремила взгляд на пол, припоминая что-то. - На ней было такое тонкое газовое платье, а камин так жарко горел, что она тут же вспыхнула и загорелась. - По лицу Амелии пробежала судорога. - Она так мучилась...
   - Откуда же вы так подробно знаете об этом?
   - Она сама говорила! И у нее такие ужасные ожоги! Все лицо обгоревшее, - девушка содрогнулась. - Она потеряла ребенка и не хотела умирать.
   - Разумеется, не хотела, - согласился доктор, - значит, она сама вам об этом сказала? Но как же, если она давно умерла?
   Амелия непонимающе посмотрела на него.
   - Она пришла и стала разговаривать со мной. Я увидела ее там, - она кивком указала в угол, где стоял туалетный столик.
   - В зеркале? - уточнил мистер Хопкинсон. - Понимаю. Она говорила с вами, находясь по ту сторону.
   - Нет, она была здесь! - запротестовала Амелия. - Она входила сюда, смеялась надо мной, она могла ходить по всему дому, и по саду тоже. Она ненавидит меня!
   - Вы видели ее в саду?
   Девушка закусила губу и кивнула.
   - В ту ночь, когда она убила Сэмьюэла... Мистера Адамса, - ее голос задрожал. - Она не хотела, чтобы он узнал о ней.
   - Простите, но кто такой этот мистер Адамс?
   - Он был нашим соседом и хорошим другом. Была гроза, его лошадь понесла, он упал и разбился!
   - И какое отношение к этому имеет Элинор Вудворт?
   - Это она убила его! - тонко выкрикнула Амелия, встрепенувшись и хлопнув ладошкой по одеялу. - Я видела ее там, в саду! Ее белое платье за деревьями!
   - То есть вы видели, как она его убила?
   - Нет, нет, нет! Я убежала, - девушка закрыла лицо ладонями и отчаянно замотала головой. - Все было не так, все неправильно, - она отняла руки от лица, наконец, овладев собой, и снова взглянула на доктора. - Она сказала, что хочет мне помочь, а сама ушла.
   - Элинор Вудворт ушла?
   Амелия ничего не ответила, только кивнула.
   - Что ж, - доктор потер руки и встал. - Искренне надеюсь, что она больше не будет тревожить вас. Но боюсь, что я вас слишком утомил, мисс Черрингтон.
   - Нет, что вы! Мне было приятно с вами поговорить, - на лицо девушки снова вернулось заученное любезное выражение.
   - Взаимно, - улыбнулся доктор. - Я вижу, что вы принимаете капли, - он взял почти пустой пузырек в руки и взглянул на этикетку. - Я выпишу вам еще, ведь вам нужно успокоить нервы, а для этого нужно как можно больше отдыхать и спать.
   Амелия кивнула в ответ, напряженно наблюдая, как доктор вернул склянку на место.
   - Свежий воздух тоже был бы крайне полезен для вас, однако пока вы слабы и не можете выходить, вам необходимо оставаться в постели по крайней мере еще на день. Я скажу вашему отцу, что вас не следует слишком беспокоить, и что вам необходим отдых. - Он помолчал, раздумывая. - Я бы порекомендовал вам больше свежего воздуха и смену климата. В вашем состоянии обычно рекомендуют ехать на воды, и такие поездки обычно действуют крайне живительно на юных леди. Что ж, - доктор встал и поклонился, - от всей души желаю вам скорейшего выздоровления, мисс Черрингтон.
   - Была весьма рада знакомству, мистер Хоупс.
   Не став ее поправлять, мистер Хопкинсон еще раз поклонился и направился к выходу. Он кивнул горничной, которая ожидала за дверью, и та поспешила к постели своей хозяйки.
  
   ***
  
   Дверь за доктором тихо закрылась, а Амелия откинулась на подушки и прикрыла глаза. Она так устала! Благоговейная тишина окутывала ее, качая на своих волнах, и девушке хотелось уплыть далеко в море или улететь на небо и невесомо парить там с облаками. Вот бы никогда не просыпаться и продлить это ощущение эфирности навечно! Амелии грезилось, как она расстается со своей телесной оболочкой и устремляется к свету, летит легко-легко, легче перышка, и танцует в солнечных лучах.
   Но когда она открывала глаза, то видела всю ту же комнату - ее неровные, плывущие очертания, сбившееся одеяло, ряд стаканов и пузырьков с лекарствами на прикроватной тумбочке и слабые лучи солнца, пробивающиеся сквозь плотно задвинутые занавески. Как сквозь плотный слой ваты она слышала голоса, доносящиеся из коридора, но не придавала им значения: эти звуки не принадлежали ее миру, в который она погружалась в своих снах, а значит, едва ли ее интересовали.
   Амелия медленно повернула голову к большому трюмо, в котором отражалась комната, но не увидела своего лица. Вместо этого, будто зачарованная, она смотрела, как от него отделяется туманная фигура и медленно направляется к ней. Она не шла, но парила в воздухе, сотканная из марева и света, а девушка не могла отвести от нее взгляда.
   - Дженни? - прошептала она. - Это ты? Иди ко мне, я так скучала...
   - Нет, глупенькая, - улыбнулась Элинор.
   Элинор. Как странно. Разве она не победила ее? Амелия с некоторым усилием попыталась вспомнить, что же произошло вчера, но в памяти всплывали лишь смутные отрывки. В одном она была уверена точно - Элинор больше не должна была появляться, с ней было покончено. Неважно, что говорили остальные, как рыдала мать, когда Амелию укладывали в постель, как экономка насильно вливала ей в рот противную настойку, как смотрели на нее все, начиная от отца, заканчивая кухонной девкой. Теперь это все было неважно.
   - Почему ты не ушла? - безразличным голосом спросила Амелия.
   - Я пришла попрощаться.
   Фигура перед ней уже не казалась бестелесной. Хоть у Амелии все еще кружилась голова и двоилось в глазах, она видела Элинор во плоти - именно такой, какой она привыкла ее видеть, в вечернем платье эпохи регентства, с убранными в прическу волосами, которые локонами падали ей на шею, и с легкой полуулыбкой, никогда не покидавшей ее губ. Сейчас она не показалась Амелии насмешливой, скорее спокойной и немного грустной.
   - Значит, ты уйдешь сейчас?
   Элинор присела на край постели и взяла ее за руку. Ее пальцы, легко касавшиеся ладоней девушки, были вполне осязаемыми, бархатистыми и пахли жасмином. Амелии захотелось поднести их к лицу и вдохнуть этот божественный аромат.
   - Мне так жаль - покачала головой Элинор, и ее кудряшки качнулись в такт.
   - Я не понимаю.
   - Это все моя вина. Но я не хотела причинять тебе боли. Теперь же уже слишком поздно, как для меня, так и для тебя.
   - Теперь я свободна? - с надеждой спросила Амелия, вглядываясь в глаза призрачной женщины.
   - Быть может, - пожала та плечами. - Это твое дело. Я оставляю тебя, но станешь ли ты свободной, решать тебе. Сможешь ли ты?..
   - Теперь я стала сильной, я смогла освободиться, - пробормотала Амелия, сама не веря своим словам.
   - Посмотри на себя! Я всегда говорила тебе: посмотри на себя! Мне жаль видеть тебя такой, но разве я виновна в том, во что ты превратилась? О нет, я просто хотела жить. Но ты не дала мне такой возможности. Что самое страшное, моя дорогая Амелия, ты украла эту возможность и у себя.
   Девушка испуганно смотрела на Элинор, пытаясь понять смысл этих странных слов, но он ускользал от нее.
   - Но я жива... Ведь я еще не умерла?
   - Ты жива, - успокоила женщина и убрала с ее лба мокрую прядку волос. - Если ты это считаешь жизнью.
   - Что будет теперь?
   - Я уйду. Ты больше меня не увидишь, я обещаю. Я причинила тебе слишком много зла.
   - А я?
   Элинор улыбнулась.
   - А ты борись, если сможешь. Но не со мной - разве я так страшна? Твой самый страшный враг сидит внутри тебя.
   - Моим врагом была ты, но я победила тебя, - слабо прошептала Амелия.
   - Моя маленькая глупенькая девочка, я бы желала, чтобы это было так. Но все твои беды в тебе самой. Разве не ты сама довела себя до такого состояния? Вместо того, чтобы наслаждаться обществом такого прекрасного джентльмена, как мистер Харви, ты витаешь в своих фантазиях и не видишь реальности. Вместо балов ты выбираешь свою кровать, а вместо шампанского пьешь опий. Ты сводишь себя с ума, и я больше не могу оставаться с тобой. Это тяжело даже для меня! Тебе придется справиться самой.
   Это неправда, хотела сказать Амелия, но не смогла произнести ни слова. Она чувствовала, как по ее щекам катятся слезы, а Элинор вытирает их своими тонкими пальчиками.
   - Ну, ну, хватит. Не обижайся на правду, даже если тебе ее говорит умершая по своей же собственной глупости дама. Лучше засни, а когда проснешься, попрощайся за меня с Ричардом. Он хороший человек и так сильно любит тебя, как меня никогда никто не любил. Даже мой муж.
   - Ричард... - прошептала девушка, а слезы все никак не переставали течь.
   Он так странно смотрел на нее в последние дни. Он не верил ей, как и все остальные. Он... больше не любит ее, чтобы ни говорила Элинор! Быть может, и не любил никогда прежде, но если раньше они были добрыми друзьями, то теперь она чувствовала пропасть между ними.
   - Вы могли бы быть так счастливы, - с сожалением проговорила Элинор. - Поцелуй его и скажи... Нет, не говори ничего. Он все равно не поймет.
   Она наклонилась к лежащей на подушке Амелии и легко, почти не касаясь, поцеловала ее в губы. Когда девушка вновь открыла глаза, видение испарилось. Элинор исчезла из комнаты, как будто и не было ее никогда прежде.
   Еще несколько мгновений Амелия безмолвно лежала в постели, пытаясь собраться с мыслями и осознать произошедшее, а затем решительно откинула одеяло и села. Голова все еще сильно кружилась, и ей пришлось двумя руками вцепиться за перину, чтобы не упасть. Элинор была права - ее капли туманят разум и делают ее беспомощной и, чтобы там ни говорил доктор, она перестанет их пить!
   Цепляясь за стул, она встала и подошла к письменному столу. Он был пуст, не считая писчего набора и пресс-папье в углу - уже вечность он не садилась за него и ничего не писала. Трясущимися пальцами Амелия выдвинула верхний ящик стола и нащупала толстую тетрадь в обложке с тюльпанами.
   Прилежный текст с первых страниц сменился размашистым, прыгающим по строчкам почерком, страницы пестрели кляксами и восклицательными знаками, а некоторые и вовсе были вырваны с корнем, но девушка этого просто не заметила. Перевернув лист, она решительно обмакнула перо в чернила и начала писать.
  
   "5 июля.
   Кажется, я не ошиблась в дате, и сейчас уже действительно июль. Впрочем, это совершенно неважно. Сегодня ко мне явилась Элинор, и она была как никогда живой и настоящей: я ощущала аромат ее кожи, похожий на смесь жасмина и муската, чувствовала ее пальцы на своей коже. Разве может быть призрак столь реальным? Этот вопрос занимал меня все время, что она пробыла со мной, но я стеснялась спросить, а теперь уже, быть может, у меня никогда не появится такой возможности. Элинор обещала уйти навсегда, и я отчего-то ей верю - хотя не она ли обманывала меня постоянно, обещав спасти, а вместо этого воспользовалась моей беспомощностью?
   Как я ее ненавижу! И в то же время не могу написать о ней ничего дурного, словно вся моя ненависть разом испарилась с ее исчезновением, а осталась лишь пустота. Я должна быть счастлива, но не испытываю ровным счетом ничего, душа опустела. Последние недели моя жизнь была наполнена только лишь мыслями о Элинор, и я страстно желала, чтобы она никогда не появлялась в моей жизни, а теперь я больше не знаю, что делать и о чем думать. Я пытаюсь думать о вышивании, о саде и даже о Ричарде, но мысли уплывают от меня, и я не могу поймать их.
   Мне страшно. Но теперь я боюсь не призрачного отражения в зеркале, а мира, который простирается за дверью моей комнаты. Я встану, оденусь и спущусь вниз, но буду чужой среди них. Разве хоть кто-нибудь сможет меня понять? Я рассказала Ричарду всю правду без утайки, а он отвернулся от меня. Я пыталась донести до доктора причину своей болезни, но и он, кажется, не поверил. Отец ненавидит меня, и даже слуги смотрят с презрением.
   Что мне теперь делать? Элинор сказала, что я должна быть сильной, но насколько хватит моей силы? Я свободна от ее уз, весь мир лежит перед моими ногами, и все, что мне требуется - лишь взять его.
   Я победила.
   Я стала сильнее Элинор.
   Теперь мне надо стать сильнее самой себя, и тогда они увидят, какая я на самом деле!"
  
   Глава 13
  
   - Я знаю мисс Амелию с самого рождения. Она всегда была тихим и послушным ребенком, никогда не капризничала, росла благонравной девочкой, ведь ее воспитывали как настоящую леди. Но в последнее время она изменилась, стала более...
   - Какой же, миссис Уильямс?
   - Беспокойной. Тревожной, - экономка старательно подбирала слова. - Ей часто снились кошмары, от которых она с криком просыпалась по ночам. Это еще в Лондоне началось. Она всегда была очень чувствительной, ее любая мелочь могла расстроить так, что она после этого по нескольку дней в себя приходила. Помню, когда ей было лет двенадцать, прямо перед домом кот поймал малиновку, а мисс Амелия как раз возвращалась с прогулки и увидела на газоне растерзанную птицу. Ее еще убрать не успели. Так с девочкой настоящая истерика случилась, и после этого целые сутки ее не могли заставить хоть чего-нибудь поесть, она только и могла, что лежать на кровати и плакать, бедняжка. И то, заснула только после того, как ей дали снотворное, - Миссис Уильямс вздохнула. - А уж то, что вчера случилось... Я бы ни за что не поверила, что наша мисс такое сделает.
   - Расскажите, пожалуйста, об этом вчерашнем происшествии.
   Она пожала плечами.
   - Я была на кухне - мы с миссис Гиффорд после ужина проверяли продукты. И вдруг слышим этот страшный грохот! Я поспешила в холл, и увидела мисс Амелию всю в крови, сидящую в груде осколков. Я бросилась к ней, думала, что бедняжка до смерти испугана, но когда увидела ее улыбку, то мне стало не по себе. Меня нелегко напугать или вывести из равновесия, это вам любой подтвердит, но у нее был такой вид... А потом ноги подкосились, так что мы с мистером Гласфорсом, нашим дворецким, едва успели ее подхватить. И она все повторяла, что победила кого-то, как будто кто-то ушел, и все такое прочее. Сказать по правде, мне стало страшно. Она даже не замечала, что порезалась, и что у нее кровь течет.
   - Хм, - доктор Хопкинсон сделал несколько пометок в блокноте, который держал наготове. - А раньше, до этого, вы замечали что-нибудь особенное в поведении мисс Черрингтон? Может быть, она говорила что-то необычное?
   - Нет, пожалуй. - Уильямс покачала головой. - Но несколько раз я кое-что видела, и каждый раз это было ночью. Однажды, поздно вечером, когда я закончила гасить лампы на втором этаже и уже возвращалась в свою комнату, то в коридоре увидела нашу молодую мисс.
   - Она что-нибудь сказала вам?
   - Мне показалось, она меня вовсе не заметила, хотя прошла совсем близко. Я подумала было, что она ходит во сне, даже окликнула ее, но она не отозвалась. Я заметила, что ее глаза были широко открыты, и она бормотала что-то - я не разобрала, что. Как будто говорила с кем-то.
   Доктор снова что-то записал.
   - А вы уверены, что там больше никого не было? Может быть, кто-то из горничных?
   - Нет-нет, было уже за полночь, а в это время горничные уже всегда в своей комнате, ведь им нужно подняться в пять. В такой час я последняя обхожу все комнаты, проверяю замки, окна и лампы. Я этим и в Лондоне занималась - уже много лет это моя обязанность, а уж после переезда сюда на это стало уходить куда больше времени. Знаете, ведь хорошая экономка должна все видеть и знать обо всем, что происходит в доме.
   - Значит, вы заметили, куда направлялась мисс Черрингтон?
   - Я видела, как она вошла в ванную комнату в конце коридора. Знаете, она шла с таким видом, как будто ее кто-то звал.
   - Любопытно, что ей могло там понадобиться.
   - Не могу сказать, но пробыла там недолго. Я дождалась, пока она не вернулась в свою комнату, и только потом пошла к себе. - Она помолчала. - Надеюсь, доктор, что вы сможете ей помочь!
   - Сделаю все, что в моих силах.
  
   ***
  
   - Сэр, я тут не так давно работаю, но мисс Черрингтон я каждый день прислуживала. Меня ведь потому в этот дом и взяли, что предыдущая горничная скончалась. По правде, я была рада поступить сюда на службу, потому как раньше я в таких больших домах не работала. А уж прислуживать молодой мисс - это такая честь, потому что это почти все равно что работать настоящей камеристкой, и я всегда очень старалась, чтобы понравиться мисс Амелии. Только вот теперь я боюсь, что не справлюсь, ведь мисс стала такой странной! Иной раз и прикрикнуть может, и ругает ни за что. Ведь разве я виновата, что у нее такие длинные волосы, что пока их все подколешь, кучу шпилек изведешь. А она уже несколько раз кричала на меня, что я слишком долго вожусь, - Конни слегка надула губы. - А иногда как будто специально не замечала, точно меня и вовсе в комнате нет. Но ведь это все из-за ее болезни, да? - она вопросительно посмотрела на мистера Хопкинсона.
   - Вероятно, да. Но не могли бы вы пояснить, что вы имели в виду, говоря, что мисс Амелия стала странной?
   - Ох, ну как вам сказать, сэр! Вроде бы она сама по себе хорошая и добрая, ведь не всегда так было, что она ругалась. Бывало, что она шутила и смеялась, и даже как-то спросила меня, что я думаю о молодом господине Харви! Ой, не нужно мне было этого вам говорить, не мое это дело...
   - Уверяю вас, мисс Рид, что весь наш разговор останется между нами, - успокаивающе улыбнулся доктор. - Мне лишь нужно узнать о мисс Черрингтон все, что может помочь мне ее вылечить.
   Конни с готовностью кивнула.
   - Тогда я могу рассказать вам много всего, - заверила она. - Мисс Амелия настоящая благородная девушка, очень болезненная. Но, верите ли, я вот никогда не знаю, чего ждать, когда в ее комнату поднимаюсь. Когда она уже выздоровела после той грозы, ну когда еще мистер Адамс погиб, то несколько дней была такая веселая! Я уж было подумала, что теперь-то все наладится. Она стала частенько на прогулки ходить, что ее по нескольку часов не сыщешь - ее матушка даже волновалась, что она слишком переутомится. Но она только шутила в ответ и шла ужинать, и аппетит у нее был отличный, и даже спала она лучше. А уж прически всякие придумывала, я о таких раньше и не слыхивала, и платья выбирала так, как будто на бал собиралась, а не с родителями обедать.
   - А что же, до этого она не интересовалась своими платьями? Или не любила гулять?
   - Не то чтобы не интересовалась, а просто надевала то, что я ей приготовлю. А когда я ее причесывала, то только морщилась, и все время думала о чем-то своем. Иной раз спросишь ее, все ли в порядке, а она точно не слышит, или отвечает невпопад. Только это еще полбеды, - вспомнила горничная, - она ведь меня то и дело неправильно зовет, как будто не может моего имени запомнить. Я не жалуюсь, конечно, да и не мое это дело, к тому же поправлять невежливо, но все-таки мне каждый раз жутко, когда она называет меня Дженни. А ведь это имя той самой служанки, которая умерла. Мне от этого не по себе, я же Конни, а вовсе никакая не Дженни!
   - Понимаю вас. Значит, мисс Черрингтон думала, что вы - та служанка?
   - Ой, не знаю я! Но только когда она меня так называла, то всегда смотрела так странно, как будто не видела, и вообще была какой-то задумчивой и рассеянной. Все что-то писала в своей тетрадке, и всякий раз прятала ее в стол. Как будто бы я не вижу!
   Доктор кивнул и сделал пометку в блокноте.
   - А еще иной раз говорила с кем-то - вроде сама с собой, а то как будто и с кем-то чужим, спорила даже. Один раз такое было, что я в комнату зашла, а мисс сидит перед зеркалом, смотрит на себя, а слезы по лицу так и текут, сама что-то бормочет, и вид у нее такой, точно ее кто обидел. Я спросила, не случилось ли чего, а она только плечиком дернула и даже на меня не взглянула. Разве же это не странно?
   - Не могу не согласиться. Что-нибудь еще необычное вы замечали?
   - Уж не знаю, необычно ли это или нет, но только я еще как-то раз видела, как мисс Амелия кружилась в своей комнате, как будто танцевала. Я едва приоткрыла дверь, да только когда ее увидела, заходить сразу передумала. Она какая-то другая была, раскинула руки и смеялась, ее как подменили.
   - Она опять с кем-нибудь говорила?
   - Да с кем же ей было говорить? Нет, она только кружилась и смеялась, как одержимая. А ведь мисс всегда даже по лестнице спускалась осторожно, не то чтобы танцевать, да и голова у нее часто болела, как только погуляет на солнце. Потому-то я и диву далась, когда она принялась вместе с мистером Харви на лошадях ездить, да еще по самому солнцепеку. Если кто ее не знает, то может быть, тут как будто и нет ничего странного, а я вам так скажу, что дело неладно. Знаете, ведь называть одну служанку именем другой, да еще той, что умерла - по-моему, чудно...
   - Да, мисс Рид, спасибо за ваш рассказ, - поняв, что горничная начинает повторяться, доктор поторопился завершить беседу. - Не буду вас больше задерживать.
   - Да это что, я могу еще рассказать, ведь я каждый день прислуживаю мисс Амелии!
   - Благодарю вас, вы уже очень мне помогли.
  
   ***
  
   - Миссис Черрингтон, прошу вас, не волнуйтесь. Расскажите, что вас тревожит.
   - Доктор Хопкинсон, вы так добры. Право, я ужасно взволнована! А я ведь уже пила сегодня успокоительное, но оно совсем мне не помогает. Я почти не спала всю ночь, переживая вчерашнее. Если бы вы только знали, каким кошмаром для меня были все эти часы! Подумать только, моя родная дочь! Такое поведение...
   Доктор подался вперед и успокаивающе похлопал миссис Черрингтон по руке.
   - Я прекрасно вас понимаю. Но все же постарайтесь не волноваться. Поведайте мне, что вас тревожит, и вам сразу же станет легче, а я предприму все усилия, чтобы помочь вашей дочери.
   - Ах, доктор, если бы только вы могли выписать мне какие-нибудь капли для успокоения нервов! Мои, кажется, помогают уже не так, как прежде.
   - Непременно, - кивнул доктор Хопкинсон. - Обещаю вам, что не уйду, пока не выпишу вам самое лучшее лекарство. Но сейчас поговорим о мисс Черрингтон, ведь мы хотим ей помочь.
   - Да, да, верно. Знаете, моя дочь всегда доставляла хлопоты, особенно в последние годы. Ребенком она была послушной, и я просто не знаю, что с ней стряслось потом. Она стала какой-то нервной, огрызалась. Понимаете ли, я ведь хочу самого лучшего для своих дочерей, как и любая мать. Но разве она сможет хорошо выйти замуж, если будет спорить и перечить своим родителям, которые желают ей только хорошего? Я опасаюсь, что мистер Харви не захочет больше посещать нас теперь, когда моя дочь так... так... больна!
   - Прошу вас, не расстраивайтесь, миссис Черрингтон. Не стоит переживать, ведь ничего страшного не случилось, к тому же современная медицина позволяет лечить даже самые сложные заболевания.
   - Надеюсь, вы правы, мистер Хопкинсон! Но все же я волнуюсь, поскольку я не помню Амелию такой. А ведь она еще прежде, в Лондоне, пугала меня до полусмерти своими криками по ночам, когда ей снились кошмары. Я постоянно чувствовала себя совершенно разбитой, она же не давала мне спать - однажды проснувшись от ее крика, я уже не могла заснуть. Это так ужасно, доктор, вы не представляете! Разве мне мало хлопот с младшей дочерью?..
   - Могу вас понять, миссис Черрингтон. Но что же еще изменилось в характере и поведении мисс Амелии?
   - Право, мне стыдно рассказывать об этом, но временами ее поведение абсолютно неподобающе. Только представьте, буквально через неделю или две после переезда сюда она устроила мне совершенно непозволительную сцену: рыдала, падала передо мной на колени, умоляя поверить в какую-то сказку о какой-то женщине, каком-то пожаре...
   - О какой женщине? Она не называла ее имени?
   - Ах, я не помню! - женщина прижала руку ко лбу. - Но меня это так расстроило, что я даже отчитала ее. Точно я ехала сюда за тем, чтобы слушать этот бессвязный бред! Все так хвалят здешний климат, который слывет живительным и успокаивающим, но, увы, на мою дочь он не произвел должного эффекта. Правда, неделю назад она вроде бы изменилась в лучшую сторону: стала весела и любезна со всеми, и даже взяла на себя обустройство той комнаты, в которой надлежит сделать ремонт и обставить ее мебелью. Раньше я не замечала в ней такого интереса к домашним делам, но на сей раз Амели проявила вкус, сама выбрала шторы и подобрала цвет обивки. Я приписала эту перемену благотворному влиянию молодого мистера Харви. Казалось, все так хорошо устраивается! - последние слова женщина произнесла с отчаянием и в изнеможении прикрыла глаза.
   - Уверяю вас, миссис Черрингтон, мы с моими коллегами готовы сделать все для мисс Черрингтон. Но прошу вас ответить еще только на один вопрос.
   - Я так утомлена, доктор Хопкинсон. Как бы мне хотелось, чтобы все это как можно скорее осталось позади.
   - Я не задержу вас более, чем на минуту. Скажите, ваша дочь имела склонность делать записи? Возможно, вела дневник?
   - Дневник? Может быть, я не знаю. Молодые девушки часто ведут дневники.
   - Что ж, не смею вас больше задерживать. Искренне благодарен вам за все, что вы рассказали.
   - Да, я должна немедленно прилечь, - слабо проговорила она.
  
   ***
  
   - Так как давно вы знаете мисс Черрингтон?
   - Фактически я знаком с ней уже около десяти лет, - припомнил Ричард. - Вам известно, что наши семьи тесно дружат, и мы познакомились на одном вечере у ее родителей. Разумеется, когда они еще устраивали званые вечера.
   - Расскажите, вы заметили изменения в поведении мисс Черрингтон в последнее время?
   - Это сложно отрицать, - грустно усмехнулся молодой человек. - Но я хочу, чтобы вы поняли: я никогда не знал Амелию достаточно хорошо, чтобы судить об этом. Разумеется, мы общались, но ведь до недавнего времени мисс Черрингтон была еще совсем ребенком, и все наши беседы носили исключительно поверхностный характер. Не так давно она полюбила писать мне письма, и строчила их едва ли не каждый день - это было весьма мило, однако я так и не могу с уверенностью заявлять, что хорошо знал Амелию. Нет. Более того, она постоянно удивляла меня!
   - Что вы имеете в виду?
   - Когда я ее видел в Лондоне или читал ее письма, она виделась мне очень скромной, я бы даже сказал, боязливой особой. Бесспорно, чистота и покорность являются лучшими добродетелями приличной девушки, но она была совершенно оторвана от реального мира. Некоторые полагают, что будущей жене и матери этот мир и вовсе не к чему знать, но я придерживаюсь мнения, что такая мечтательность никому не на пользу.
   Доктор Хопкинсон сделал пару пометок в блокноте.
   - Вы считаете, что она постоянно пребывала в своих фантазиях?
   - Не могу судить, - сухо ответил Ричард. - Но когда я встретил ее здесь, то сразу же заметил, что она существенно переменилась. В прошлый раз мы виделись в Лондоне пару месяцев назад, здесь же передо мной стоял совершенно новый человек. Я ожидал, что она еще неокончательно оправилась от болезни, но вместо этого увидел цветущую молодую девушку в прекрасном расположении духа и отменном здравии. Она будто бы разом повзрослела и превратилась, наконец, из неуверенной девочки в прелестную молодую девушку. Но потом....
   - Прошу вас, продолжайте, мистер Харви.
   - Я стал замечать за ней странности. Сначала ее перепады настроения: то она весело смеется вместе со мной, пока мы разучиваем некоторые достаточно... фривольные песни на фортепьяно, а на следующий день и взглянуть боится, будто я ей зла желаю. Иногда она не могла вспомнить, о чем мы говорили с ней всего несколько часов назад. Одно событие меня окончательно смутило, - Ричард нахмурился, вспоминая. - Буквально несколько дней назад, когда самочувствие Амелии уже дало нам повод для беспокойства, она вдруг предложила мне прокатиться на лошадях вдоль Медуэй. Разумеется, это немного удивило меня, но все же я решил не отказывать ей. Мы совершили восхитительную прогулку, которая почти заставила меня забыть обо всем, что говорила мне Амелия до этого. Никаких странных рассказов, точно из грошовых романов ужасов. Под конец мы пустили лошадей галопом, и она даже обскакала меня.
   - Отчего же вы находите это странным, мистер Харви?
   - А оттого, что на следующее утро она даже не вспомнила о поездке и, стоило мне упомянуть о ней, в ужасе пробормотала, что до смерти боится лошадей. И вновь - уже, должно быть, в пятый раз, начала мне рассказывать о том, что живущий в этом доме призрак убил ее соседа - мистера Адамса, если не ошибаюсь - и что теперь опасность угрожает всем нам.
   - Хм, - заметил доктор. - Значит, вы говорите, что мисс Амелия была подвержена странным перепадам настроения и провалам в памяти?
   - Как это ни прискорбно. Как вы понимаете, я желаю Амелии только добра, но ее нервы настолько расшатаны, что я действительно боюсь за нее. Она опасна в первую очередь для самой себя, вы ведь видели...
   - Да, - кивнул доктор Хопкинсон.
   - Как вы считаете, ей можно помочь?
   - Вы, верно, заметили, мистер Харви, что это сложный случай, и что мисс Черрингтон сейчас при всем желании нельзя назвать здоровой. Но мы будем пытаться излечить ее от этого недуга и избавить от странных представлений, поселившихся в ее голове.
   Ричард коротко кивнул.
  
   ***
  
   - Надеюсь, эти разговоры помогли вам составить полную картину.
   - Разумеется, мистер Черрингтон, хотя я все еще до конца не уверен, с каким именно видом психического недуга мы имеем дело.
   - Однако само его наличие не стоит под вопросом?
   - Увы.
   Брови Бертрама Черрингтона плотно сжались в полоску.
   - Быть может, вы и сами расскажете, не замечали ли вы ничего странного и необычного...
   - Амелия всегда была нервной, - пожал он плечами, - боязливой и чересчур осторожной. Впрочем, я не считаю эти качества такими уж неподходящими для молодой девушки. Все дамы в нашей семье весьма болезненны, и я уже свыкся с тем, что от них нечего ждать, кроме постоянных жалоб и стонов.
   - Этим страдают многие женщины нашего времени, - согласился доктор Хопкинсон. - Значит, ваша дочь всегда была такой?
   - Сколько я ее помню. Хотя в последнее время, сразу после болезни и до этих ее... приступов, она стала несколько более жизнерадостной и разговорчивой, чем обычно. Приезд мистера Харви повлиял на нее крайне положительно.
   - Боюсь вас расстроить, но такие перепады настроения и поведения свойственны крайней степени психической нестабильности. Более того, ваша дочь страдала галлюцинациями и провалами в памяти, что только подтверждает мою теорию.
   - Вот как?
   - Я позволил себе смелость взять ее дневник, - ваша горничная упоминала, что мисс Черрингтон постоянно туда что-то пишет - и он лишь уверил меня в моих мыслях. Вот, например, - доктор Хопкинсон открыл помятую тетрадь в толстой обложке с тюльпанами: - "Я не помню, какой сегодня день - Дженни говорит, что уже июль, но когда она успел наступить, если еще вчера... Господи, но что же было вчера? Я вижу лишь лицо Элинор перед собой, она говорит мне что-то - ее слова заставляют меня плакать, но я не понимаю их смысла... Она то исчезает, то появляется передо мной снова, точно сотканный лунными лучами мираж. Как страшно и одновременно волнительно...". Вам известно, кто такие Элинор и Дженни?
   - Понятия не имею, - раздраженно проговорил мистер Черрингтон. - Это все писала моя дочь? Что это вообще значит?
   - Мисс Черрингтон подробно описывает здесь свои сны, которые принимает за реальность. Ей кажется, что к ней является призрак некой Элинор Вудворт - как я понимаю, эта дама некогда жила здесь. Также она пишет, что сама становилась ею. Или что эта Элинор влияет на нее и подчиняет себе - здесь не очень понятно. Так или иначе, они общаются, и ваша дочь пересказывает их беседы, которые, на мой взгляд, лишены какого-либо смысла. Вот, например, запись от конца июня: "Она хочет погубить меня, нас всех! Ее смерть была так ужасна, что теперь она мечтает отомстить, но отчего же объектом ее мести стала я? Я не хочу сгореть заживо! Я видела то, что видела Элинор, я чувствовала огонь, обжигающий мою кожу, и нет ничего страшнее, чем подобная участь. Но что я могу?..".
   Мистер Черрингтон слушал, как доктор читает все более и более странные выдержки из дневника Амелии и, наконец, произнес:
   - Хватит. Я понял, о чем вы говорите. Я и понятия не имел, что дело зашло так далеко. Доктор, скажите начистоту, вы полагаете, что моя дочь сошла с ума?
   - Я бы не хотел говорить так скоропалительно, потребуется наблюдение за ней. Однако столь явные признаки психического расстройства и истерических фантазий не могут быть проигнорированы. Многие молодые дамы страдают от истерии, и ее симптомы вы сами могли наблюдать в резких сменах настроения, дурном нраве и эксцентричных поступках мисс Черрингтон, но в нашем случае речь идет о глубинных сдвигах, произошедших в ее мозгу.
   - Значит, я прав.
   - Вероятнее всего да, мистер Черрингтон. Видите ли, она говорит с несуществующими людьми и видит то, чего не видим мы, а это может быть опасно как для самой мисс Черрингтон, так и для всей семьи. В прошлый раз под действием своих внутренних убеждений она расколотила зеркала в холле, но кто знает, что придет ей в голову завтра? Я бы посоветовал вам не выпускать ее из комнаты, она может быть опасна.
   - Я уже приказал запереть ее дверь. Еще не хватало, чтобы она напугала своим поведением младшую сестру или кого-нибудь из слуг! Но что вы предлагаете делать дальше, доктор Хопкинсон?
   - Я лишь хочу предупредить вас, что ее состояние будет лишь ухудшаться - вы же сами видели, как стремительно она изменила свое поведение, ведь всего месяц назад никто и подумать не мог, что мисс Черрингтон страдает нервной болезнью. Я бы посоветовал вам передать заботу о состоянии вашей дочери специалистам - разумеется, лишь на время.
   - То есть, отправить ее в психиатрическую клинику?
   - Я бы скорее назвал это место пансионатом...
   - Доктор Хопкинсон, я бы хотел, чтобы вы говорили со мной начистоту. Раз моя дочь сошла с ума, ее следует лечить. И я согласен с вами, что Амелию стоит поместить в клинику, где за ней будут наблюдать врачи, поскольку держать душевнобольную в своем доме я не намерен.
   - Разумеется, это будет весьма респектабельное заведение, где содержатся женщины ее круга, страдающие некоторыми нервными болезнями, - поспешил заверить его доктор Хопкинсон. - Я бы мог посоветовать вам один пансионат в Шропшире...
   - Шропшире?
   - Должно быть, это слишком далеко от вас? Ведь тогда вы не сможете часто навещать вашу дочь? Если вас не устраивает...
   - Отчего же, я согласен на Шропшир. Надеюсь, у вас не займет слишком много времени, чтобы это устроить.
   - Требуются некоторые приготовления. К тому же необходимо обсудить с вами условия ее содержания.
   - Она моя дочь, - напомнил мистер Черрингтон, - и я бы не хотел, чтобы ее пребывание в пансионате напоминало заключение.
   - Что вы, там прелестный дом в саду, вдали от всего остального мира. Пациентки часто гуляют на свежем воздухе, а методы лечения используются самые современные. Должно быть, вы представляете себе гравюры из Бедлама начала столетия, но смею вас заверить...
   - Хорошо, доктор Хопкинсон, - остановил его Бертрам. - В этом вопросе я вам полностью доверяю. Когда же мне ждать вашего следующего приезда?
   - Я надеюсь, что уже через пару дней - я договорюсь с главным врачом Клиники Святой Вивианы в Шропшире, и за мисс Черрингтон пришлют экипаж. Однако я прошу вас не упоминать при мисс Черрингтон об этом месте - будет лучше, если она не будет знать, куда направляется, иначе она может стать неуправляемой, и это только навредит ей.
   - Буду вас ждать, - коротко кивнул мистер Черрингтон.
  
   ***
  
   Дверь в комнату скрипнула, и миссис Уильямс застыла на пороге, удивленно глядя на девушку, опустившуюся на колени перед камином. На ней была лишь ночная рубашка, а волосы беспорядочно рассыпались по плечам, почти полностью закрыв лицо.
   - Мисс Черрингтон, что вы здесь делаете? Вы же должны быть в своей спальне. - Экономка осторожно подошла к ней. Амелия медленно повернула к ней голову и безмятежно взглянула на миссис Уильямс из-под спутанных волос. Она будто не узнавала женщину.
   - Как тепло... Огонь так ровно горит!
   Экономка покосилась на элегантный шелковый экран с восточным узором, закрывающий камин. Девушка снова уставилась на него - точнее, сквозь него. На ее губах заиграла слабая улыбка, и она протянула руку вперед.
   - Он греет, но не обжигает, - поведала она.
   - Мисс, идемте со мной, - Уильямс присела рядом и положила руку на ее плечо. Она помогла Амелии подняться, и та послушно, хотя и несколько вяло, позволила экономке вывести себя из комнаты.
   Лестница далась им куда сложнее: девушка так и норовила присесть на одну из ступенек, так что миссис Уильямс пришлось приложить немало сил, пока они поднимались наверх. В спальне обнаружилась перепуганная Конни, которая при виде своей мисс испустила вздох облегчения.
   - Миссис Уильямс, я только на минуту вышла, чтобы налить свежей воды в кувшин, вернулась - а мисс Амелии и след простыл. Я так испугалась!
   Экономка молча вместе с горничной уложила мисс в постель, накрыла одеялом, и сделала Конни знак выйти в коридор. Там она извлекла из кармана передника связку ключей, и, найдя нужный, заперла дверь спальни на два оборота.
   - Мистер Черрингтон предупреждал, что мы должны предпринять все меры предосторожности, - пояснила она. - Заходи в комнату только по необходимости и старайся разговаривать с мисс Черрингтон как можно меньше. Ступай.
   Послушно кивнув, Конни поторопилась вниз. Миссис Уильямс осторожно подергала дверь напоследок.
  
   ***
  
   - Ах, Мэри, что же нам теперь делать? - миссис Черрингтон полулежала на канапе кофейного цвета, расположенном в дальнем углу малой гостиной и отгороженным ширмой от солнечных лучей. Рядом стояла камеристка, только что поставившая поднос с чайным прибором на маленький круглый столик. На ее полном розовом лице было написано выражение тревоги.
   - Моя бедная девочка, за что же мне такое наказание. Мистер Черрингтон велел мне сообщить дочери, что мы отправляем ее на воды, но я, право, не знаю. Мэри, ступай к ней, скажи, что вы с Конни соберете ее вещи. Нет! Пожалуй, лучше я сама скажу ей, - наконец решилась она. Вздохнув, Кейтлин отбросила плед, закрывавший ее ноги, и протянула руку Мэри. - Помоги же мне!
   В сопровождении камеристки мать поднялась к Амелии. Та лежала в постели в том же положении, как оставили ее Конни и миссис Уильямс. Подняв одну руку вверх, она медленно водила в воздухе пальцем, выписывая невидимые узоры или письмена.
   - Я пишу письмо Ричарду, - нежным голосом сообщила она, когда женщины переступили порог. - Можно мне отправить его, maman?
   - Да, милая, - сдавленно прошептала миссис Черрингтон, едва переступив порог комнаты, но не двигаясь дальше. - Амели, доктор порекомендовал тебе поехать на воды, это успокоит твои нервы. Твой отец сказал, что ты отравишься в Бат завтра с утра. Мэри вместе с Конни подготовят твой саквояж и соберут вещи.
   - В Бат? В самом деле? - оживившись, Амелия повернула голову, и ее взгляд принял осмысленное выражение. - Как я рада! Папа так добр! Будет так славно снова поехать в экипаже, увидеть новые места! Или я поеду на поезде?
   Миссис Черрингтон, не говоря больше ни слова, развернулась и поспешила уйти, оставив камеристку в спальне.
   - Мэри, а ты поедешь со мной? Нет, конечно, какие глупости я говорю! - Амелия беззаботно рассмеялась.
   Оперевшись на локоть, она внимательно наблюдала за служанкой, которая тем временем распахнула дверцы шкафа и принялась отбирать один предмет туалета девушки за другим.
   - К чему столько ночных рубашек? - поморщилась Амелия. - Я хочу взять как можно больше красивых платьев, - воскликнула она, и возбужденно села в постели. - Хочу быть самой прекрасной и элегантной.
   - Обязательно, мисс. Вы будете самой прекрасной. Прекраснее всех, - ровно ответила Мэри, продолжая свое занятие.
   - Непременно положи мое бальное платье, - вспомнила вдруг девушка. - Ведь у меня ни разу не было случая надеть его, а оно так чудесно! Я буду выглядеть в нем, как настоящая светская леди.
   - Увидим, мисс. Я отнесу Конни те вещи, которые нужно освежить.
   - Мэри, ты такая хорошая! - в неожиданном порыве воскликнула Амелия. - А эта Конни мне все равно не нравится. Дженни гораздо лучше. Позови ее, чтобы она помогла мне одеться. Я хочу погулять по саду!
   - Что вы такое придумали, мисс. Доктор сказал, что вам нужен покой.
   - Но за окном такая славная погода. Ах, как мне хочется подышать свежим воздухом, пройтись по траве!
   - Вам нужно отдыхать, мисс. Лучше ложитесь и постарайтесь уснуть, - сказала она успокаивающим голосом, точно говорила с маленьким ребенком.
   Поспешно собрав белье, Мэри удалилась, заперев дверь на ключ.
  
   ***
  
   Прижимая к себе одной рукой стопку свежего белья, Конни поставила пустой дорожный саквояж на пол и отперла замок. Едва притворив за собой дверь спальни, она замерла, остолбенев при виде Амелии, которая стояла перед зеркалом посреди комнаты.
   Девушка была облачена в голубое атласное платье, отделанное кружевами, и с огромным турнюром; но оно сидело на девушке как-то перекошенно, один из рукавов сполз с плеча, а подол с одной стороны был на пару дюймов длиннее, чем с другой. Присмотревшись, горничная поняла, в чем дело: ткань была разорвана вдоль шва, как будто девушка наступила на нее, и кусок атласа волочился по полу. Ленты корсажа, которые Амелия не смогла самостоятельно затянуть, свисали почти до пола. В руке девушка сжимала расческу. Подняв глаза, Конни увидела результат ее попыток причесаться: несколько прядей были высоко заколоты шпильками, которые едва держались в волосах, а остальные свисали, как попало.
   - Мисс Черрингтон, что вы делаете? - Конни, наконец, обрела дар речи.
   - Дженни! Как славно, что ты, наконец, пришла. - Амелия повернулась к горничной, сияя от радости. - Полюбуйся на мое платье. Скажи, что я в нем хороша, не правда ли?
   - Это же ваше новое бальное платье! - ужаснулась горничная и зажала ладонью рот.
   - Ну разумеется, бальное! - рассмеялась Амелия, подходя к ней. - Разве я могла пойти на бал в чем-то другом, глупышка? Ах, Дженни, ты себе не представляешь, кому меня сегодня представили, - девушка вдруг заговорщически захихикала и схватила горничную за руку. - Самому графу и графине Лоунсбери! А потом начался бал, ты видишь? - она с восторгом огляделась. - Смотри, как ярко горят свечи, какие высокие колонны и огромные зеркала. Ты когда-нибудь видела такие?
   Оторопев, Конни смогла лишь отрицательно покачать головой. Она попыталась освободиться, но Амелия сжимала ее запястье мертвой хваткой - такой силы в своей хозяйке она и не подозревала.
   - А какая музыка! - чуть прикрыв глаза, прошептала та. - Слушай, слушай! Как они играют! Дженни, потанцуй же со мной, прошу!
   С этими словами девушка схватила несчастную Конни за обе руки и неистово закружила ее в безумном танце, отдаленно напоминающем вальс. Она закинула голову назад, заливисто рассмеявшись, как будто зазвенело сразу несколько серебристых колокольчиков. В оцепенении горничная могла только кружиться вместе с Амелией, подчиняясь мелодии, которую та слышала. Но вдруг мисс споткнулась о подол собственного платья, и, продолжая смеяться, опустилась на пол, увлекая за собой Конни. Она вдруг обессилела, и на этот раз горничная без труда освободилась от ее хватки.
   - Какой чудесный бал, Дженни, какие галантные кавалеры... - бормотала Амелия, все еще в плену своей фантазии.
   - Мисс, давайте я помогу вам снять платье, нужно повесить его обратно в шкаф.
   - Ты ведь никогда не слышала такой музыки, да? Платье очень красивое, самое лучшее платье! - девушка и не думала сопротивляться, пока горничная распутывала тесьму и освобождала ее от вороха атласа и кружев. Она послушно подняла руки, когда Конни осторожно сняла с нее турнюр, и так же безвольно легла в постель, безропотно позволив надеть на себя ночную рубашку и накрыть одеялом.
   Еще не опомнившись от шока, горничная повесила платье на место в шкаф, спрятав его как можно глубже, потом дрожащими руками налила в стакан воды, вытряхнула из пузырька ровно тридцать капель и дала мисс Черрингтон. На ее лице тут же появилось умиротворенное выражение, а дыхание стало ровным. Конни вернулась к пустому саквояжу и, стараясь не шуметь, принялась аккуратно укладывать туда вещи.
  
   ***
  
   Вот уже час Ричард бродил по дому и саду Черрингтонов, не в силах избавиться от терзающих его мыслей. В какой-то мере это он был виноват в том, что происходит с Амелией. Нет, не в ее помутившемся рассудке, разумеется - к этому он едва ли был причастен. Но именно Ричард указал мистеру Черрингтону на некие странности ее поведения и порекомендовал проконсультироваться с врачом. И сразу же после этого, будто в подтверждение его слов... Нет, об этом он думать не хотел.
   Разве это могла быть его милая Амелия, та, что улыбалась ему, едва завидев? Та, чья рука точно невзначай касалась его рукава в темном коридоре или за столом? Та, чей взгляд был так многообещающ и ласков?.. Теперь он опасался даже смотреть на эту новую Амелию, запертую в своей спальне на втором этаже - боялся не узнать ее.
   Внутренний голос шептал, что Ричарду еще повезло, что он не успел официально объявить об их помолвке - сколько ненужных толков и сплетен родила бы эта новость. Он знал, как быстро разлетаются они по Лондону. Что, говорят, мисс Черрингтон порезала себя стеклом? Она потеряла рассудок? Неужто переутомилась, бедняжка! Ах, нет же, вы разве не знали, вся их семья по материнской линии страдала нервными болезнями... А правда, что она бродила нагишом по улице? Что вовсе перестала есть? Подсела на опий? Расскажите же, расскажите еще!..
   Ричард раздраженно стукнул кулаком о дверной косяк.
   - Право же, вы слишком переживаете, мистер Харви. На вас просто лица нет, - заметил мистер Черрингтон.
   По его собственному непроницаемому выражению сложно было сказать, о чем он думает и беспокоит ли его состояние дочери. Но Ричард давно знал друга своего отца и по глубоко запавшей морщине между бровями и чересчур напряженной фигуре мог определить, что тот расстроен не менее всех остальных в этом доме.
   - Вы же знаете, что я питаю симпатию к вашей дочери, и последние события... Да, признаюсь, они просто ошеломили меня.
   - Я обеспокоен той неприятной ситуацией, в которую мы поставили всю вашу семью, Ричард. Ваш отец, как и я, надеялся на этот брак, но теперь, как вы понимаете...
   - Разумеется, мистер Черрингтон. Я уже послал телеграмму в Лондон и написал, что буду дома сегодня вечером. Я боюсь, что моим присутствием никак делу не поможешь.
   - К сожалению, теперь уже поздно что-либо делать, нам остается лишь ждать. Решение принято. Но я благодарен вам за то, что вы с такой теплой и добротой относились к Амелии - даже когда она была уже не совсем здорова. Должно быть, вам тяжело пришлось.
   Ричард лишь коротко вздохнул.
   - Что вы будете делать, мистер Черрингтон?
   - В такой ситуации самым верным решением было бы позаботиться о здоровье моей дочери, и лучше всего это сделают в специализированном заведении. Вы согласны?
   Он, конечно, был согласен. Это была самая рациональная и логичная мысль, которую сложно было оспорить. Просто он так ярко представил себе, как коротко стриженная Амелия в белой казенной рубашке до пят монотонно расхаживает из угла в угол маленькой комнаты с зарешеченными окнами, что от этого видения захотелось избавиться как можно скорее.
   - И вы уже определили, куда?
   - Да. Доктор Хопкинсон посоветовал одну клинику в Шропшире, и я полагаю, что она ничем не хуже остальных.
   - Что ж... - Ричард остановился на полуслове.
   - Вы покидаете нас уже сегодня? - уточнил Бертрам Черрингтон светским тоном.
   - Не вижу смысла откладывать мой отъезд, - признался молодой человек. - Я уже попросил кучера приготовить лошадь, чтобы я успел домой к ужину. Горничная собрала мои вещи.
   После недолгих расшаркиваний, которые включали в себя благодарность за прекрасно оказанный прием (даже несмотря на то, что ваша дочь сошла с ума) и приглашениями нанести визит как-нибудь еще (когда мисс Черрингтон уже отбудет в Шропшир), мужчины, наконец, разошлись. Гласфорс вынес на крыльцо немногочисленные вещи мистера Харви как раз тогда, когда его ландо уже подъезжало к дверям. Ричард спустился к экипажу, не оглядываясь, и приказал побыстрее гнать в Лондон.
  
   ***
  
   Мистер Черрингтон проводил глазами Гласфорса, который взял саквояж из рук горничной и кивнул ей, чтобы шла в дом. Та юркнула внутрь.
   - А вон, кажется, и карета, - произнес доктор Хопкинсон. Он стоял в тени высокой липы вместе с хозяином дома, опершись на трость и обмахиваясь шляпой. Вдали и в самом деле показалось облачко пыли, которое в считанные секунды превратилось в немного потертый черный экипаж, влекомый парой лошадей. - Молодой Альфред Хикс сотрудничает со мной вот уже несколько лет, и он обещал приехать лично. Несмотря на молодость, он считается одним из лучших специалистов в нашей области, которых я знаю.
   Кивнув, мистер Черрингтон следил, как карета подъехала к самому крыльцу. Забранная решеткой дверца отворилась, и на землю спрыгнул молодой человек, тут же сердечно поприветствовавший своего коллегу.
   - Позвольте представить вам мистера Хикса, - тот поклонился, и мужчины пожали друг другу руки.
   - Доктор рассказывал мне о вас, - любезно произнес молодой человек.
   - Как и мне - о вас. Надеюсь, моя дочь будет в надежных руках.
   - В этом вы можете быть абсолютно уверены, - кивнул доктор Хикс. - В нашей клинике множество пациенток уже спустя всего лишь несколько дней чувствуют себя гораздо лучше, чем на момент прибытия.
   - Могу подтвердить это, - добавил Хопкинсон.
   - Уверен, что я вполне могу положиться на ваш опыт. - Мистер Черрингтон кивнул дворецкому, и тот скрылся в доме. Всего через пару минут дверь снова отворилась, и на пороге появились Мэри и Конни, сопровождающие Амелию.
   На девушке было темно-зеленое дорожное платье в тонкую полоску и соломенная шляпка. Ее глаза возбужденно блестели, хотя и казались несколько осоловелыми - сказывалось действие успокаивающих капель. Взгляд девушки перебегал с одного лица на другое, пока, наконец, не остановился на карете.
   - Я думала, что поеду на нашем экипаже, - встревоженно произнесла она, подходя ближе.
   - Мисс Черрингтон, в этом нет необходимости. Я буду рад сопроводить вас. - Хопкинсон дружелюбно улыбнулся. - Мой хороший друг, мистер Хикс, тоже едет с нами.
   - Для меня этот будет честью, - галантно поклонился тот.
   Амелия лишь бросила на него рассеянный взгляд, который в следующий миг опять вернулся к карете. Пока она спускалась по лестнице, Гласфорс уже погрузил ее саквояж, закрепив его ремнями. Конни и Мэри остались у дверей.
   - Идемте, мисс, путь неблизкий, - доктор открыл перед ней дверцу. Но девушка заколебалась и оглянулась на отца.
   - Но я ведь ненадолго уезжаю, правда? - в ее голосе зазвучала тревога.
   - Ступай, милая, - бесстрастно ответил мистер Черрингтон, кивая в подтверждение своих слов.
   - А зачем эти решетки? Такое маленькое окошко? - теперь ее тон стал почти истеричным. - Куда вы меня везете? - ее глаза испуганно округлились, и в них на миг промелькнуло понимание.
   - Осторожнее, мисс, здесь высокая ступенька. - Хопкинсон бережно взял ее под локоть.
   - Нет! - порывисто воскликнула девушка, инстинктивно вырвав руку.
   Несколько мгновений Амелия сопротивлялась, однако доктор взглянул на нее с такой мягкой улыбкой, что она быстро затихла. Она еще минуту поколебалась, с недоверием вглядываясь внутрь экипажа, моргая, чтобы рассмотреть что-то в полумраке, и под деликатным напором мистера Хопкинсона сделала шаг.
   Быстро поклонившись, оба доктора быстро вошли в экипаж вслед за ней, и дверца за ними с грохотом захлопнулась. Слегка приподняв над головой шляпу, мистер Черрингтон развернулся и, пройдя мимо дворецкого и горничных, вошел в дом.
  
   Эпилог
  
   Солнечный зайчик бегал по стенам дальней комнаты на втором этаже, и как бы ни старалась маленькая Луиза схватить его, он всякий раз ускользал от нее. Эта игра приносила ей столько удовольствия, что она даже отложила в сторону миссис Пилтон - свою любимую куклу со светлыми волосами под чепцом и наряженную в разноцветное платье, сшитое из лоскутов шелковой ткани. Та обиженно валялась в углу - ее в эту игру не пригласили, хотя всего пару минут назад она была главной участницей чаепития, устроенного специально для нее: с крошечными фарфоровыми чашечками и малюсенькими блюдцами. Миссис Коулс даже позволила ей капнуть немного настоящего чая, который пила сама Луиза. Но сейчас миссис Коулс ушла на кухню - потому что чай тут же оказался пролит - и девочка отвлеклась от полдника. Няня была строгой и не разрешила бы ей ползать по полу в надежде поймать солнечный зайчик в кулачок, но сейчас ее не было, а значит, дозволено все!
   Луиза что-то слышала о том, что ее сестра сегодня уезжает, правда, ей не сказали, куда. Наверное, в Лондон. Там она выйдет замуж за мистера Харви - об этом сплетничала ее няня и другая служанка, и девочка это запомнила. У нее будет роскошное белое платье, как у Лиззи - другой куклы, чье белое платье навсегда испачкала капля повидла, и оттого она давно уже жила на верхней полке и к чаепитию не допускалась. И фата. Луиза всегда мечтала о фате и, когда миссис Коулс не видела, воображала, будто бы кружевная занавеска - это ее фата, а белая скатерть - свадебное платье.
   Солнечный зайчик убежал. Луиза печально, почти по-взрослому, вздохнула и вернулась к заброшенной миссис Пилтон, приглаживая ее светлые кудри. Заслышав шум позади себя, она обернулась и внутренне сжалась, прижимая к себе куклу и ожидая увидеть подоспевшую няню. Но так и застыла с открытым ртом, глядя в зеркало у двери.
   - Какое у вас красивое платье, - прошептала она восторженно. - Кто вы, леди?
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"